Иисус никогда не претендовал на то, что он Бог
Весьма многозначителен тот факт, что в так называемых священных писаниях нет ни одного слова, которое указывало бы на то, что ученики Иисуса действительно рассматривали его как Бога. Ни перед, ни после его смерти они не воздавали ему божественных почестей. Их отношение к нему было просто отношением учеников к «учителю», как они его называли, подобно тому, как до них последователи Пифагора и Платона называли своих учителей. Какие бы слова ни вкладывались в уста Иисуса, Петра, Иоанна, Павла и других, с их стороны ни разу не было отмечено ни одного деяния, носящего характер обожествления, и также сам Иисус никогда не заявлял о своей тождественности со своим Отцом. Он обвинял фарисеев в забрасывании камнями своих пророков, но не богов. Он называл себя сыном Бога, но неоднократно повторял, что все они являются детьми Бога, который является Небесным Отцом всех. Проповедуя это, он только повторял доктрину, века до него преподанную Гермесом, Платоном и другими философами.
Странное противоречие! Иисус, которому нас побуждают поклоняться как единому живому Богу, немедленно после своего Воскресения говорит Марии Магдалине:
«Я еще не восшел к Отцу Моему, а иди к братьям Моим и скажи им: я восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу моему и Богу вашему» [Иоанн, XX, 17].
Разве это похоже на отождествление себя со своим Отцом? «Мой Отец и ваш Отец, мой Бог и ваш Бог», – подразумевают, с его стороны, желание, чтобы его считали совершенно наравне с его братьями – и ничего больше. Теодорет пишет:
«Еретики согласны с нами в отношении начала всех вещей… Но они говорят, что нет единого Христа (Бога), но один вверху и другой внизу. И этот последний прежде обитал во многих; но Иисус, говорят они один раз, – от Бога, а другой раз они называют его ДУХОМ».
Этот дух есть Христос, вестник жизни, которого иногда называют ангелом Гавриилом (по-еврейски – мощный от Бога) и который занял у гностиков место Логоса, тогда как Святой Дух считался Жизнью. Однако у секты назареев Spiritus, или Святой Дух, был в меньшем почете. В то время как почти все секты гностиков считали его Женскою Силою, называлась ли она Бина, София, божественный разум, – у секты назареев это был Женский Spiritus, астральный свет., породитель всего материального, хаос в своем аспекте зла, завихренный Демиургом. При сотворении человека
«это был свет со стороны ОТЦА, и это был свет (материальный свет) со стороны МАТЕРИ. И это есть “двойственный человек”, – говорит “Зогар”. – В тот день (последний) погибнет семеро ко злу расположенных Ведущих, а также сыны человеческие, которые поклонялись Spirilus, Мессиям (ложным), Deus, и МАТЕРИ SPIRITUS, погибнут».
Иисус усиливал и иллюстрировал свои доктрины знамениями и чудесами; и если мы отбросим в сторону претензии тех, кто его обожествляет, – он делал лишь то, что делали другие каббалисты, и только они, в ту эпоху когда в течение двух веков источники пророчеств полностью высохли, и от этого застоя публично совершаемых «чудес» возник скептицизм неверующей секты саддукеев. Описывая «ереси» тех дней, Теодорет, который не имел представления о сокровенном значении слова Христос, – помазанник-посланец, – жалуется, что они (гностики) утверждают, что этот Посланец, или Delegatus, меняет свое тело время от времени,
«…и входит в другие тела, и каждый раз проявляется по-иному. И эти (осененные пророки) пользуются заклинаниями и вызываниями различных демонов и крещениями при изложении своих принципов… Они применяют астрологию и магию и математические заблуждения» (?), – говорит он.
Эти «математические заблуждения», о которых набожный писатель жалуется, привели впоследствии снова к открытию гелиоцентрической системы, ошибочной, по-видимому, и по сей день, и забытой со времени другого «мага», который ее преподавал, – Пифагора. Таким образом, чудеса исцеления и другие тавматургические деяния Иисуса, которые он передавал своим последователям, показывают, что они учились у него теории и практике новой этики день за днем в семейном общении близкой дружбы. Их вера все более росла, как у всех неофитов, одновременно с ростом познаний. Мы не должны забывать, что Иосиф, который, несомненно, должен был быть хорошо осведомленным по этому предмету, называет «наукой» умение изгонять демонов. Это нарастание веры ясно показано в случае с Петром, который из не имевшего достаточной веры, чтобы поддержать себя на поверхности воды, когда он пошел из лодки к своему Учителю, под конец стал таким знатоком в тавматургии., что, как рассказывают, Симон Волхв предлагал ему деньги, чтобы тот научил его тайне исцеления и другим чудесам. Также Филипп представлен как овладевший искусством поднятия на воздух не хуже Абариса, о котором помнят пифагорейцы, но он был менее искусен, чем Симон Волхв.
Ни в «Homilies», ни в каком-либо другом раннем труде апостолов нет ничего, что указывало бы, что его друзья и последователи считали Иисуса чем-то более пророка. Эта идея ясно выражена в «Clementines». За исключением того, что там слишком много места отведено Петру, старающемуся доказать тождественность Моисеева Бога с Отцом Иисуса, – весь этот труд посвящен монотеизму. Его автор кажется с одинаковой резкостью выступающим как против политеизма, так и против обожествления Христа. Кажется, что он ничего не знает о Логосе, и его размышления ограничиваются Софией, гностической мудростью. В них нет и следа ипостатической троицы, но то же самое осенение гностической «мудростью (Христос и София) приписывается Иисусу, как оно приписывалось Адаму, Еноху, Ною, Аврааму, Исааку, Иакову и Моисею. Эти персонажи все помещены на одном уровне и называются «истинными пророками» и семью столпами мира». Более того, Петр яростно отрицает грехопадение Адама, и у него доктрина искупления в таком виде, как ее преподает христианское богословие, совершенно отпадает, ибо он борется против нее как против кощунства.
Теория Петра о грехе – это теория еврейских каббалистов и даже, в некотором смысле, платоническая теория. Адам не только никогда не согрешил, но, «как истинный пророк, преисполненный Духом Божиим – тем духом, который впоследствии был в Иисусе, – не мог согрешить». Короче говоря, весь этот труд выявляет веру автора в каббалистическую доктрину пермутации. Каббала учит доктрине трансмиграции духа.
«Моса есть revolutio Сета и Авеля».
«Скажи мне, кто является тем, кто осуществляет новое рождение (revolutio)?» – спрашивают мудрого Гермеса. – «Сын Божий, единственный человек, волею Бога», – таков ответ «язычника».
«Сын Божий» – это бессмертный дух, данный каждому человеческому существу. Именно это божественное существо является «единственным человеком», так как оболочка, в которой содержится наша душа, и душа сама – это только полусущества, и без осенения духом тело и астральная душа представляют собою только животную дуаду. Требуется тройственность, чтобы образовать завершенного «человека» и дать ему возможность оставаться бессмертным при каждом «новом рождении», или revolutio, во всех следующих одна за другою и восходящих сферах, из которых каждая приближает его к сияющему царству вечного и абсолютного света.
«Божий ПЕРВОРОДНЫЙ, который есть “священная Завеса”, “Свет Света” – вот кто посылает revolutio Посланца, ибо он есть Первая Сила», – говорит каббалист.
«Пневма (дух) и dunamis (сила), которая от Бога, – вот что будет правильно считать Логосом, который также (?) является Первородным для Бога», – спорит христианин.
«Ангелы и силы находятся в небесах!» – говорит Юстин, выдвигая таким образом чисто каббалистическую доктрину. Христиане взяли это из «Зогара» и от еретических сект, и если Иисус упоминает их, то не потому, что узнал эту теорию в официальных синагогах; он узнал ее непосредственно из каббалистических учений. В Книгах Моисея ангелы очень мало упоминаются, и Моисей, который поддерживает непосредственное общение с «Господом Богом», мало о них беспокоится. Эта доктрина была тайной доктриной, и ортодоксальные синагоги считали ее еретической. Иосиф называет ессеев еретиками, говоря:
«Те, кого ессеи допускают в свою секту, должны поклясться, что они никому не передадут этих доктрин в другом виде, как только в том, в каком они сами получили, и равно сохранить книги, принадлежащие их секте, и имена ангелов».
Саддукеи не верили в ангелов; также не верили непосвященные неевреи, которые ограничивали население своих Олимпов богами и полубогами, или «духами». Только каббалисты и теурги верили в эту доктрину с незапамятных времен и, следовательно, также Платон, за ним Филон Иудей, за которым последовали сначала гностики, а затем христиане.
Итак, если Иосиф никогда не писал знаменитой вставки, подделанной Евсевием, в отношении Иисуса, то, с другой стороны, он описал все главные характерные черты ессеев, которые так заметны в этом назарее. Для молитвы они искали уединения.
«Когда молишься, войди в комнату свою… помолись Отцу твоему, Который в тайне» [Матфей, VI, 6].
«Все, сказанное ими (ессеями), крепче клятвы. Они избегают клятв» (Иосиф, II, VIII, 6). «А Я говорю вам: не клянитесь вовсе… да будет слово ваше: да, да; нет, нет» [Матфей, V, 34–37].
Назареи, так же как ессеи и терапевты, больше верили в собственные толкования «сокровенного смысла» более древних священных писаний, чем в более поздние Моисеевы Законы. Иисус, как мы уже раньше показали, питал мало уважения к заповедям своего предшественника, с которым Ириней так усердно стремится его связать.
Ессеи «входят в дома тех», кого они до этого никогда не видели, как если бы они были их очень близкие друзья» (Иосиф, II, VIII, 4). Таков же, бесспорно, был обычай Иисуса и его учеников.
Епифаний, который помещает эбионитскую «ересь» на одном уровне с «ересью» назареев, также указывает, что назареи очень близки керинтянам, на которых с такой бранью обрушился Ириней.
Мунк в своем труде «Палестина» подтверждает, что в пустыне жило 4000 ессеев; что у них были свои мистические книги и что они предсказывали будущее. Набатеяне, с очень небольшим, в действительности, расхождением, придерживались тех же самых верований, что и назареи и сабеяне, и все они больше почитали Иоанна Крестителя, чем его преемника Иисуса. Персидские йезиды* говорят, что первоначально они пришли в Сирию из Басры. Они применяют крещение и верят в семь архангелов, хотя и в то же время оказывают почести Сатане. Их пророк Йезед, живший задолго до Магомета, учил, что Бог пошлет посланца и что последний откроет ему книгу, которая уже написана в небесах с начала веков. Набатеяне обитали в Ливане, где их потомки живут и доныне, и их религия по своему происхождению чисто каббалистическая. Маймонид говорит о них, как бы отождествляя их с сабеянами.
«Я приведу тебе писания… относящиеся к верованию и учреждениям сабеян, – говорит он. – Самой знаменитой является книга “Земледелие Набатеян”, которую перевел Ибн Вахшиджа. Эта книга полна языческих нелепостей… В ней говорится об изготовлении талисманов, о привлечении сил духов, о магии, демонах и вампирах, обитающих в пустыне».
Имеются предания у племен, живущих рассеянно за Иорданом, так же как имеется много таковых среди потомков самаритян в Дамаске, Газе и в Наплозе (древней Шехем). Многие из этих племен, несмотря на преследования в течение восемнадцати веков, сохранили веру своих отцов в первоначальной простоте. Именно туда мы должны пойти в поисках преданий, основанных на исторических истинах, как бы они ни были искажены преувеличениями и неточностью, и сопоставлять их с религиозными легендами отцов, которые они называют откровением. Евсевий сообщает, что до осады Иерусалима небольшая христианская община – состоящая из членов, из которых многие, если и не все, знали Иисуса и его апостолов лично, – нашла убежище в небольшом городке Пелла на противоположном берегу Иордана. Наверняка эти простые люди, веками жившие отдельно от остального мира, должны были сохранить свои предания в более свежем виде, чем какие-либо другие народы! Именно в Палестине нам следует искать чистейшие воды христианства, не трогая его источника. Первые христиане после смерти Иисуса все объединились на некоторое время, независимо от того, были ли они эбионитами, назареями, гностиками или еще кем-либо. В те дни у них не было христианских догматов и их христианство состояло из веры в то, что Иисус был пророком, с тем только различием, что некоторые видели в нем просто «праведного человека», а другие – святого вдохновенного пророка – сосуд, использованный Христосом и Софией, чтобы через него проявиться. Они объединялись в оппозицию против синагоги и тиранических обрядов фарисеев – до тех пор, пока первоначальная группа не разъединилась на две отдельные ветви, которые мы можем правильно назвать христианскими каббалистами еврейской танаимской школы и христианскими каббалистами платонического гнозиса. Первые были представлены партией последователей Петра и Иоанна, автора «Апокалипсиса»; вторые же входили в ряды христианства Павла, которое в конце II века слилось с платонической философией, а позднее поглотило еще и гностические секты, чьи символы и неправильно понятый мистицизм наводнили Римскую церковь.
Среди этой массы противоречий какой христианин может быть уверенным, что он действительно христианин? В старом сирийском «Евангелии от Луки» [III, 22] сказано, что Святой Дух спустился в виде голубя. «Йешуа, полный священного Духа, вернулся с Иордана, и Дух повел его в пустыню» (древнесирийский Лука, IV, 1, – Tremellius).
«Затруднение заключалось в том, – отмечает Данлэп, – что Евангелия объявили, что Иоанн Креститель видел, что Дух (Сила Божия) спустился на Иисуса после того, как он достиг совершеннолетия, и если Дух этот тогда впервые спустился на него, то, действительно, у эбионитов и назареев имелись некоторые основания отрицать его предшествующее существование и не признавать в нем атрибутов ЛОГОСА. Гностики, с другой стороны, возражали против плоти, но признавали Логоса».
«Апокалипсис» Иоанна и объяснения искренних христианских епископов, таких как Синезий, который до конца придерживался доктрины Платона, заставляют нас думать, что самый разумный и безопасный путь заключается в том, чтобы придерживаться той чистосердечной первоначальной веры, которая, кажется, стимулировала вышеупомянутого епископа. Этот лучший, чистосердечнейший и наиболее несчастный из христиан, обращаясь к «Непознаваемому», восклицает: «О, Отец Миров… Отец эонов… Создатель Богов – да будет священно имя Твое!»
Но наставницей Синезия была Ипатия, и вот почему мы находим его признающимся со всею искренностью в своих убеждениях и в своей вере:
«Толпы ничего другого не желают, как быть обманутыми… Что же касается меня, то я всегда с самим собою буду философом, но для людей я должен быть священнослужителем».
