Сатана и Князь Ада в Евангелии от Никодима
Этим богом был Геракл, «Единородный» и Спаситель. Именно его изобретательные отцы избрали в качестве модели. Геркулес, называемый Алексикакос, так как он переубеждал безнравственных и обращал их на путь добродетели; его также именовали Сотер, или Спаситель, Neulos Eumelos – пастырь добрый, Астрохитон – облаченный в звезды, и Господь Огня.
«Он не стремился подчинять народы силою, но божественной мудростью и убеждением, – говорит Лукиан. – Геракл распространял земледелие и кроткую религию: и разрушил доктрину вечного мучения путем изгнания Цербера (языческого дьявола) из преисподней».
И, как мы видим, это был опять Геракл, кто освободил Прометея (Адама язычников), положив конец страданиям, навлеченным на него его нарушениями закона, спустившись в Гадес и обойдя Тартар. Подобно Христу, он явился как заместитель в муках человечества, принося себя в жертву на погребальном костре.
«Его добровольное самопожертвование, – говорит Барт, – означало эфирное новое рождение людей… Через освобождение Прометея и воздвижение алтарей мы видим в нем посредника между старым и новым вероисповеданиями… Он упразднял человеческие жертвоприношения, где бы только он их ни находил. Он сошел в мрачное царство Плутона, как тень… он поднялся как дух к своему отцу Зевсу на Олимп».
Древние настолько находились под впечатлением легенды о Геракле, что даже монотеистические (?) евреи того времени, чтобы не отставать от своих современников, использовали ее при создании своих первоначальных сказаний. Геракла в его мифобиографии обвиняют в попытке похищения Дельфийского оракула. В «Сефер Толдос Иешу» раввины обвиняют Иисуса в похищении из их Храма Несказуемого Имени!
Поэтому вполне естественно найти его многочисленные похождения, светские и религиозные, так верно отображенными в «Сошествии в Ад». По своей непревзойденной лживости и не краснеющему от стыда плагиатизму «Евангелие от Никодима», только теперь объявленное апокрифическим, превосходит все, что мы читали. Пусть читатель судит сам.
В начале главы XVI Сатана и «Князь Ада» описываются как мирно собеседующие. Вдруг оба испуганы «голосом как бы грома» и завыванием ветров, требующим от них, чтобы они открыли свои врата, так как «Царь Славы войдет». После этого Князь Ада, услышав такое, «начинает ссориться с Сатаной, что тот исполняет свои обязанности настолько плохо, что не принял необходимых предосторожностей против такого посещения». Ссора кончается тем, что Князь выбрасывает Сатану «из своего ада», в то же самое время приказывая своим нечестивым офицерам «запереть медные врата жестокости, укрепить их железными брусьями и храбро сражаться, чтобы нас не взяли в плен».
Но «когда все сборище святых… (в Аду?) услышало это, они громким и сердитым голосом закричали Князю Тьмы: “Открой свои ворота, чтоб Царь Славы мог войти”», тем доказывая, что Князь нуждался в делегатах.
«И божественный (?) пророк Давид воскликнул, говоря: “Разве я не правильно пророчествовал, когда был на земле?” После этого другой пророк, а именно святой Исаия, заговорил подобным же образом: «Разве я неправильно пророчествовал?» и так далее. Затем компания святых и пророков, после того как они на протяжении целой главы хвастались и сравнивали знаки своих пророчеств, – начинает буйствовать, что заставляет Князя Тьмы обронить замечание, что «никогда еще мертвые не осмеливались так нагло вести себя по отношению к нам» (чертям, XVIII, 6), в то же время притворяясь, что он не знает, кто намеревается войти. Затем он с невинным видом опять спрашивает: «А кто это такой, Царь Славы?» Тогда Давид говорит ему, что он хорошо знает этот голос и вполне понимает его слова, «потому, он добавляет, что я произносил их его Духом». Наконец, догадываясь, что Князь Тьмы так и не откроет свои «медные врата беззакония», несмотря на ручательство за посетителя, даваемое царем-псалмопевцем, Давид приходит к решению обращаться с врагом «как с филистимлянином, и начинает кричать: “Ах ты, грязный и вонючий князь ада, открой свои ворота… Я тебе говорю, что Царь Славы идет… впусти его!”»
Пока он еще перебранивается, «всемогущий Господь появляется в виде человека» (?), после чего «Нечестивая Смерть и ее жестокие офицеры охвачены страхом». Затем они, трепеща, начинают обращаться к Христу с различной лестью и комплиментами в виде вопросов, причем каждый из них представляет собою догмат веры. Например: «И кто ты такой, настолько могучий и великий, что освобождаешь пленников, которые были в цепях первородного греха?» – спрашивает один дьявол. «Вероятно, ты тот Иисус, – покорно говорит другой, – про которого только что говорил Сатана, что своей смертью на Кресте ты получишь власть над смертью?» и так далее. Вместо ответа Царь Славы «растаптывает Смерть, схватывает Князя Ада и лишает его власти».
Затем в аду начинается суматоха, которая была изобразительно описана Гомером, Гесиодом и их переводчиком Преллером в его изложении Астрономического Геркулеса Invictus, и его празднеств в Тире, Тарсусе и Сардисе. После посвящения в аттических Элевзиниях языческий бог спускается в Гадес и – «войдя в преисподнюю, он посеял такой ужас среди мертвых, что все они разбежались!». Те же самые слова повторены в «Никодиме». Следует сцена суматохи, ужаса и сожалений. Чувствуя, что битва проиграна, Князь Ада бежит и благоразумно присоединяется к сильнейшей стороне. Тот, против кого, согласно Иуде и Петру, даже архангел Михаил «не осмелился выставлять бранных обвинений перед Господом», подвергается теперь позорному обращению со стороны своего бывшего союзника и друга Князя Ада. Бедного Сатану оскорбляют и поносят за все его преступления и черти, и святые, тогда как Князь открыто получает награду за свое предательство. Обращаясь к нему, Царь Славы говорит так:
«Вельзевул, Князь Ада! теперь Сатана, князь, отдается в твое подчинение навсегда вместо Адама и его праведных сынов, которые мои… Придите ко мне вы, все мои святые, которые были созданы по моему образу, которые были осуждены древом запретного плода, и дьяволом, и смертью. Живите теперь древом моего креста; дьявол, князь мира сего, повержен (?), и Смерть побеждена».
Затем Господь берет Адама за правую руку, Давида за левую и «поднимается из Ада в сопровождении всех святых», Еноха и Илии, и «святого разбойника».
Благочестивый автор, вероятно, по недосмотру забыл дополнить эту кавалькаду, завершив ее хвост раскаявшимся драконом Симона Пустынника и новообращенным волком святого Франциска, виляющими своими хвостами и проливающими слезы радости!
В «Кодексе назареев» Тобо является «освободителем души Адама»; он выносит ее из Оркуса (Гадеса) к месту ЖИЗНИ. Тобо – это Тоб-Адониях, один из двенадцати учеников (левитов), посланных Иехосафатом проповедовать в городах Иудеи «Книгу Закона» [2 Летопись, XVII]. В каббалистических книгах они названы «мудрецами», магами. Они привлекли с неба лучи Солнца, чтобы осветить шеол (Гадес) Оркус и таким образом показать выход из Тенебры, тьмы невежества, душе Адама, представляющей коллективно «все души человечества». Адам (Атхамас) есть Тамуз или Адонис, и Адонис есть Солнце Гелиос. В «Книге Мертвых» [VI, 231] Озирис представлен говорящим: «Я сияю как Солнце в звездном доме в праздник Солнца».
Христа называют «Солнцем Праведности», «Гелиосом Справедливости», просто поправляя древние языческие аллегории; и все же заставить их служить для такой роли не менее кощунственно со стороны людей, которые претендуют на описания подлинного эпизода земного странствия своего Бога!
«Геракл, который ушел из палат земли,
Оставив нижний дом Плутона!».
«Пред ТОБОЮ Стигийские озера трепетали; тебя пес Орка
Боялся… Ты не боялся даже Тифона…
Привет тебе, истинный СЫН ЮПИТЕРА, СЛАВА богов умножилась!».
Более чем за четверть века до рождения Иисуса Аристофан уже написал свою бессмертную пародию на «Сошествие в Ад» Геракла. Хор «благословенных посвященных, елисейские поля, прибытие Вакха (который есть Иакхос – Иахо – и Саваоф) с Гераклом, прием их с зажженными факелами, эмблемами новой жизни и ВОСКРЕСЕНИЯ из тьмы, от смерти в вечную ЖИЗНЬ – ничто из того, что мы находим в «Евангелии от Никодима», не отсутствует в этой поэме:
«Смотри, горящие факелы… ибо ты приходишь,
Потрясая ими в твоей руке, Иакхе,
Светящаяся звезда ночного обряда!»
Но христиане принимают эти посмертные приключения своего бога, состряпанные по приключениям его языческих предшественников и высмеянные Аристофаном за четыре века до нашей эры, – буквально! Нелепости Никодима читались в церквях, так же как и нелепости «Пастыря Гермия». Ириней цитирует последнее, именуя его «Священным Писанием» и боговдохновенным «откровением»; Иероним и Евсевий оба настаивают, чтобы это читалось публично в церквях, а Афанасий говорит, что отцы «постановили читать его для утверждения веры и набожности». Но затем появляется обратная сторона блестящей медали, чтобы еще раз доказать, сколь устойчивы и достоверны суждения прочнейших столпов непогрешимой церкви. Иероним, одобряющий эту книгу в своем каталоге церковных писателей, в своих более поздних комментариях называет ее «апокрифической и глупой»! Тертуллиан, не находя достаточной похвалы для «Пастыря Гермия», пока он был католиком, – «стал поносить его, когда стал монтанистом».
Глава XIII начинается с повествования, рассказываемого двумя воскресшими из мертвых духами Харином и Лентием, сыновьями того Симеона, который в «Евангелии от Луки» [II, 25–32] берет младенца Иисуса на руки и славит Бога, говоря:
«Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром, ибо видели очи мои спасение Твое».
Эти два духа поднялись со своих холодных могил с целью оповестить «тайны», увиденные ими после смерти в аду. Они получили возможность совершить это только в силу настойчивой молитвы Ханана и Каиафы, Никодима (автора), Иосифа (Аримафейского) и Гамалиила, которые умоляли их раскрыть им эти великие тайны. Однако Ханан и Каиафа, которые приводят этих духов в синагогу в Иерусалиме, прибегают к предосторожности и заставляют этих двух воскрешенных мужей, которые были мертвы и похоронены в течение ряда лет, поклясться на «Книге Закона» «Богом Адонаем и Богом Израиля», что они будут говорить только правду. Поэтому, совершив крестное знамение над своими языками, они требуют бумаги, чтобы записать свои показания [XII, 21–25]. Они свидетельствуют, как «находясь в глубине ада, в черноте тьмы», они вдруг увидели «сильный пурпуровый свет, освещающий это место». После этого Адам вместе с патриархами и пророками начали радоваться, а Исаия немедленно хвастанул, что он все это предсказал. Пока все это происходило, пришел Симеон, их отец, и объявил, что «ребенок, которого он держал на руках в храме, теперь идет сюда, чтобы освободить их».
После того как Симеон передал свое сообщение этой избранной компании в аду, «появился некто наподобие маленького отшельника (?), оказавшийся Иоанном Крестителем». Идея поучительная и показывает, что даже «Предтеча» и «Пророк Всевышнего» не избежал высушивания в аду до очень маленьких размеров, что, конечно, не могло не отразиться на его мозгах и памяти. Забывая, что [Матфей, XI] он проявил самые явные сомнения по поводу мессианства Иисуса, Иоанн Креститель тоже претендует на право быть признанным в качестве пророка.
«И я, Иоанн, – говорит он, – когда увидел идущего ко мне Иисуса, движимый Святым Духом, я сказал: “Узри Агнца Божьего, который уносит грехи мира”… И я крестил его… и видел, как Святой Дух спустился на него и сказал: “Се Сын мой возлюбленный”, и т. д.»
И подумать только, что его потомки и последователи, подобно мандеянам Басры, совершенно отвергают эти слова!
Затем Адам, действуя так, как будто бы его правдивость в этой «нечестивой компании» может быть подвергнута сомнению, зовет своего сына Сифа и хочет, чтобы тот объявил его сыновьям, патриархам и пророкам то, что архангел Михаил сказал ему у ворот Рая, когда он, Адам, послал Сифа «упросить Бога, чтобы он помазал» его голову, когда Адам был болен [XIV, 2]. И Сиф рассказывает им, что когда он молился у ворот Рая, Михаил не советовал ему просить у Бога «масла древа милосердия, чем мазать отца Адама от его головной боли, так как ты никак не можешь его достать до ПОСЛЕДНЕГО ДНЯ и времен, а именно, до тех пор, пока не пройдет 5500 лет».
Этот небольшой отрывок частной болтовни между Михаилом и Сетом, очевидно, был вставлен в интересах патриотической хронологии; и с целью еще теснее увязать мессианство с Иисусом, опираясь на авторитет признанного и боговдохновенного Евангелия. Отцы первых веков совершили непоправимую ошибку, уничтожая хрупкие изображения и смертных язычников в предпочтение памятникам египетской древности. Они тем более стали дороги для археологии и современной науки, поскольку обнаружилось, что они доказывают, что царь Менес и его зодчие процветали между четырьмя и пятью тысячами лет до того, как «Отец Адам» и Вселенная, согласно библейской хронологии, были созданы «из ничего».
«В то время как все святые возрадовались, Сатана, князь и руководитель смерти, говорит Князю Ада: “Приготовься к приему самого Иисуса из Назарета, который хвастался, что он Сын Бога, и все же был человеком, испугавшимся смерти и сказавшим: “Душа моя полна печали, даже до смерти”» [XV, 1, 2].
Среди писателей греческого духовенства существует предание, что «еретики» (возможно, Цельс) едко насмехались над христианами по поводу этого щекотливого пункта. Они утверждали, что если Иисус не был бы простым смертным, которого часто покидал Дух Христоса, то он не жаловался бы в таких выражениях, какие ему приписываются; также он не воскликнул бы громким голосом: «Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?» На это возражение в «Евангелии от Никодима» дан очень искусный ответ, и именно «Князь Ада» улаживает это затруднение.
Он начинает спорить с Сатаной как истинный метафизик.
«Кто тот могущественный князь, – насмешливо осведомляется он, – кто такой могущественный и все же человек, боящийся смерти?.. Я подтверждаю тебе, что, когда он сказал, что он боится смерти, он замыслил обмануть тебя, и это было бы твоим несчастьем на веки вечные».
Ободрительно увидеть, как тесно автор этого Евангелия примыкает к тексту своего Нового Завета, и в особенности к четвертому евангелисту. Как ловко он подготавливает путь для «невинных» на вид вопросов и отвечает, подкрепляя наиболее сомнительные места четырех Евангелий – места, подвергавшиеся сомнению и перекрестным допросам в те дни тонкой софистики ученых-гностиков больше, чем теперь; это веская причина, почему церковным отцам следовало бы гораздо больше позаботиться о сожжении документов своих противников, чем об уничтожении самой их ереси. Последующее дает хороший пример. Диалог между Сатаной и полуобращенным Князем-метафизиком подземного мира продолжается.
«Кто же тогда этот Иисус из Назарета, – наивно спрашивает князь, – если своим словом, без молитвы Богу, отнял у меня умершего?» (XV, 16).
«Возможно, – отвечает Сатана с невинностью иезуита, – что это тот же самый, который отнял у меня ЛАЗАРЯ, после того как он уже четыре дня был мертв, и вонял и гнил?.. Это та же самая личность – Иисус из Назарета… Я заклинаю тебя силами, которые принадлежат тебе и мне, не приводи его ко мне! – восклицает князь. – Ибо когда я услышал о силе его слова, я задрожал от страха и вся моя нечестивая компания встревожилась. И мы не были в состоянии удержать Лазаря, а он встряхнулся и со всеми признаками злобы ушел от нас; и сама земля, где мертвое тело Лазаря было заключено, сразу же вернула ему жизнь». «Да, – задумчиво добавляет Князь Ада, – я знаю теперь, что он есть Всемогущий Бог, который могущественен в своем царстве и могущественен в своей человеческой природе и который есть Спаситель человечества. Не приводи эту личность сюда, так как он освободит всех тех, кого я держу в плену неверия, и… поведет их к вечной жизни» [XV, 20].
На этом заканчивается посмертное показание этих двух духов. Харин (дух № 1) отдает то, что написал, Ханану, Каиафе и Гамалиилу, а Лентий (дух № 2) свое – Иосифу и Никодиму; покончив с этим делом, оба превращаются в «фигуры чрезвычайной белизны и больше их не было видно».
Чтобы показать в дальнейшем, что эти «духи» все время находились в строжайших «условиях проверки», как сказали бы современные спиритуалисты, – автор этого Евангелия добавляет: «Но что они написали, было найдено совершенно совпадающим; у одного не было ни буквы больше или меньше, чем у другого».
Эта новость распространилась по всем синагогам – Евангелие продолжает свое повествование, – и по совету Никодима Пилат пошел в храм и собрал евреев вместе. На этой исторической встрече Каиафа и Ханан представлены объявляющими, что их Священные Писания свидетельствуют, «что Он (Иисус) есть Сын Бога и Господь и Царь Израиля» (!), и заканчивающими это признание следующими памятными словами:
«И таким образом явствует, что Иисус, которого мы распяли, есть Иисус Христос, Сын Бога, и истинный и Всемогущий Бог. Аминь». (!)
Несмотря на такое сокрушительное для них самих признание и признание Иисуса самим Всемогущим Богом, «Господом Богом Израиля», ни верховный первосвященник, ни его тесть, ни кто-либо из старейшин, ни Пилат, который записывал эти заявления, ни один сколько-нибудь выдающийся еврей Иерусалима не стали христианами.
Комментарии излишни. Это Евангелие заканчивается словами:
«Во имя Святой Троицы [о которой Никодим в то время еще ничего не мог знать] так заканчиваются Деяния нашего Спасителя Иисуса Христа, которые император Феодосий Великий нашел в Иерусалиме в приемной Понтия Пилата среди материалов государственного архива»; каковую историю якобы написал по-еврейски Никодим, «и события эти произошли в девятнадцатом году царствования Тиберия Цезаря, римского императора, и в семнадцатом году правления Ирода, сына Ирода, царя Галилейского, восьмого числа до календ апреля…» и т. д. и т. д.
Это является наиболее неприкрытым мошенничеством, какое было совершено после эры набожных подделок, начатой первым епископом Рима, кто бы он ни был. Кажется, что этот неуклюжий подделыватель не знал и не слышал, что догмат о Троице был провозглашен не раньше чем 325 лет спустя после этой предполагаемой даты. Ни Ветхий, ни Новый Завет не содержат в себе слова «троица», так же как и ни малейшего намека на эту доктрину (см. ранее в этом томе, «Сошествие Христа в ад»). Никакое объяснение не может оправдать пускания в ход подложного Евангелия в качестве божественного откровения, ибо с самого начала оно было известно как преднамеренное мошенничество. Если теперь само это Евангелие и объявлено апокрифическим, то тем не менее каждая содержащаяся в нем догма как навязывалась, так по-прежнему и навязывается христианскому миру. И даже тот факт, что оно теперь отвергнуто, не заслуга [духовенства], ибо церковь была пристыжена и вынуждена к этому.
Итак, мы вполне вправе повторить исправленный «Символ веры» Роберта Тэйлора, который, по существу, является христианским «Символом веры».
Я верю в Зевса, в Отца Всемогущего,
И в его сына Иасиоса Христа, нашего Господа,
Который был зачат Святым Духом,
Рожден от Девы Электры,
Убит молнией,
Умер и был похоронен,
Он сошел в Ад,
Снова поднялся и вознесся высоко,
И вернется судить живых и мертвых,
Я верю в Святой Ноус,
В святой круг великих богов,
В общину божеств,
В искупление грехов,
В бессмертие Души
И в Жизнь Вечную.
Доказано, что израильтяне поклонялись Ваалу, сирийскому Вакху, воскуривали фимиам сабазианскому, или эскулапскому, Змию и совершали Дионисийские мистерии. И как это могло быть иначе, если Тифона называли Тифоном Сетом, а Сиф, сын Адама, тождественен с Сатаной или Сат-аном; и Сифу поклонялись хетты? Менее чем за два века до Р. X. мы находим, что евреи или почитали, или просто поклонялись «золотой голове осла» в своем храме; согласно Апиону, Антиохий Епифан увез ее с собой. И Захария был ошеломлен появлением в храме божества в виде осла!
Эл, Солнечный Бог сирийцев, египтян и семитов, по заявлению Плейта, был не кто иной, как Сет или Сиф, а Эл – это первоначальный Сатурн-Израиль. Шива – эфиопский бог, то же самое, что и халдейский Ваал – Бэл, таким образом он также Сатурн. Сатурн, Эл, Сиф и Киюн, или библейский Чиун Амоса, – все представляют одно и то же божество, и все они в своем худшем аспекте могут быть рассматриваемы как Тифон, Разрушитель. Когда религиозный пантеон принял более четкий облик, Тифон был отделен от своего андрогина – доброго божества и деградировал в грубую неразумную силу.
Такие реакции в религиозных чувствах народа были нередки. Евреи поклонялись Ваалу или Молоху, Солнечному Богу Геркулесу в дни своего раннего существования – если они, вообще, существовали ранее персов или маккавеев, – а затем заставили своих пророков осудить их. С другой стороны, характерные черты Моисеева Иеговы являют больше от нравственного облика Шивы, чем от облика благосклонного «долготерпеливого» Бога. Кроме того, отождествление с Шивой является немалым комплиментом, так как последний – Бог мудрости. Уилкинсон рисует его как наиболее разумного из индусских богов. Он трехглазый, и подобно Иегове ужасен в своих беспрестанных мести и гневе. И хотя он Разрушитель – «все же он воссоздатель всего в совершенной мудрости». Он прообраз Бога Святого Августина, который «готовит ад для тех, кто стремится проникнуть в его тайны» и настаивает на испытании человеческого разума, так же как и здравого рассудка, принуждая человечество с одинаковой почтительностью взирать на его добрые и злые деяния.
Несмотря на многочисленные доказательства того, что израильтяне поклонялись различным богам и даже приносили человеческие жертвы в более поздний период, чем их языческие соседи, они ухитрились ослепить потомство в отношении истины. Еще в 169 году до Р. X. они приносили человеческие жертвы, и Библия содержит ряд таких записей. В то время, когда язычники давно уже отказались от этого отвратительного обычая и заменили человеческие жертвы животными, Иефтах представлен приносящим в жертву «Господу» на сжигание собственную дочь.
Обличения со стороны их собственных пророков – лучшие доказательства против них. Их поклонение в высоких местах то же самое, что и поклонение «идололатров». Их пророчицы – копии пифий и вакханок. Павсаний говорит о женских училищах, которые заведовали поклонением Вакху, и о шестнадцати матронах Элисы. В Библии говорится, что «в то время была судьею Израиля Девора пророчица» [Судей, IV, 4]; и повествуется о Хулде, другой пророчице, которая обитала в Иерусалиме, в училище [2 Царей, XXII, 14]; во «Второй Книге Царств» [2 Самуила, XIV, 2; XX, 16, 17] несколько раз упоминаются «умные женщины», несмотря на приказ Моисея не пользоваться ни гаданием, ни предсказанием. Что касается окончательного и решительного отождествления «Господа Бога» Израиля с Молохом, то по этому делу мы находим очень подозрительное доказательство в последней главе «Левита», где говорится о вещах, принесенных в заклятие, не подлежащих выкупу…
«Отдает человек Господу из своей собственности, – человека ли, скотину ли… все заклятое… не выкупается: оно должно быть предано смерти… это святыня Господня» [XXVII, 28, 29].
Двойственность, если не множественность, богов Израиля может быть выведена из самого факта таких горьких обличений. Их пророки никогда не одобряли поклонения с жертвоприношениями. Самуил отрицал, что Господу доставляют радость какие-либо сжигания и жертвы [1 Самуила, XV, 22]. Иеремия утверждает недвусмысленно, что Господь, Иавва Саваоф Элохе Израиль, никогда не приказывал делать что-либо подобное и был против этого [1 Самуила, VII, 21–24].
Но те пророки, которые восставали против человеческих жертвоприношений, всегда были назарами, и посвященными. Эти пророки возглавляли партию в народе против священнослужителей, как впоследствии гностики боролись против христианских отцов. Вследствие этого, когда монархия была разделена, священнослужители очутились в Иерусалиме, а пророки в стране Израиля. Даже Ахав и его сыновья, которые ввели в Израиле тирийское поклонение Ваалу-Геркулесу и сирийской богине, – получали помощь и поддержку от Илии и Элиша. До Исайи мало пророков появлялись в Иудее, после того как северная монархия была свержена. Элиша помазал Иеху с той целью, чтобы тот уничтожил царские семьи обеих стран и объединил народ в единое гражданское государство. К Храму Соломона, оскверненному священнослужителями, ни один еврейский пророк или посвященный не проявлял ни малейшего интереса. Илия никогда туда не ходил, также и Элиша, Иона, Наум, Амос или какой-нибудь другой израильтянин. В то время как посвященные придерживались «тайной доктрины» Моисея, народ, водимый своими священнослужителями, погряз в идолопоклонстве точно так же, как язычники. И именно эти народные воззрения и толкования Иеговы восприняли христиане.
Можно поставить такой вопрос: «При наличии стольких доказательств, показывающих, что христианская теология есть только pot-pourri языческих мифологий, – как может она быть увязана с религией Моисея»?
Первые христиане, Павел и его ученики, гностики и их последователи в целом, рассматривали христианство и иудаизм как существенно различные вещи. На их взгляд, последний представлял собою антагонистическую систему и более низкого происхождения. «Вы получили закон, – говорил Стефан, – через посредство ангелов или эонов», а не от Самого Всевышнего. Гностики, как мы видели, учили, что Иегова, божество евреев, был Ильда-Баоф, сын древнего Боху, или Хаоса, противника божественной мудрости.
На поставленный вопрос можно ответить более чем легко. Моисеев закон и так называемый монотеизм евреев едва ли можно считать старше христианства на два или три века. Мы в состоянии доказать, что само «Пятикнижие» было написано и переработано после этой «новой исходной точки» в период, последовавший за колонизацией Иудеи под властью царей Персии. Христианские отцы в своем рвении всячески увязать свою новую систему с иудаизмом и таким образом избегнуть язычества, сами того не сознавая, уклонились от Сциллы только для того, чтобы быть затянутыми в водоворот Харибды. Под монотеистической наружной штукатуркой иудаизма была раскопана та же самая знакомая мифология язычества. Но мы не должны смотреть на израильтян с меньшей благосклонностью за то, что у них был Молох и что они вели себя как туземцы. Также нам не следует заставлять евреев каяться за деяния их отцов. Они имели своих пророков и свой закон и были довольны ими. С какой верностью и благородством они отстаивали веру своих предков при самых дьявольских преследованиях, об этом свидетельствуют нынешние остатки когда-то овеянного славой народа. Христианский мир был в конвульсиях от первого до нынешнего века; он раскололся на тысячу сект; но евреи остаются основательно объединенными. Даже их расхождения во мнениях не нарушают их единения.
Христианские добродетели, к которым призывал Иисус в Нагорной проповеди, нигде не проявились в христианском мире. Буддийские аскеты и индийские факиры, кажется, являются почти единственными, кто внедряет и применяет их. Между тем пороки, которые грубые клеветники приписывали язычеству, везде распространены среди христианских отцов и христианских церквей.
Расхваленное широкое расхождение между христианством и иудаизмом, о котором заявляют, основываясь на авторитете Павла, существует только в воображении набожных. Мы – не кто иные, как наследники нетерпимых израильтян древности; не евреев времен Ирода и римского владычества, которые, со всеми своими недостатками, крепко держались за ортодоксальность и монотеизм; но тех евреев, которые под именем Иеговы-Ниссы поклонялись Вакху-Озирису, Дио-Нисосу, многообразному Юпитеру из Ниссы, Синаю Моисея. Каббалистические демоны – аллегории глубочайшего значения – были приняты как объективные сущности, и ортодоксальные демонологи тщательно разработали Сатаническую иерархию.
Мотто розенкрейцеров «Igne natura renovatur Integra», которое алхимики истолковывают как: природа обновляется огнем, или материя духом, – до сегодняшнего дня заставляют принимать за Iesus Nazarenus rex Iudaeorum. Издевательская сатира Пилата принимается буквально, и евреи заставлены невольно признать этим царственность Христа; тогда как, если это не есть подделка константиновского периода, это все же деяние Пилата, против которого евреи первыми бурно протестовали. I. H. S. истолковывается как Iesus Hominum Salvator и In hoc signo, тогда как IHS является одним из наиболее древних имен Вакха. И более чем когда-либо мы начинаем понимать, при помощи ясного света сравнительной теологии, что великой целью Иисуса, посвященного «внутреннего святилища», было открыть глаза фанатическим массам на различие между высшим божеством – таинственным и никогда не упоминаемым ИАО древних халдейских и позднее неоплатонических посвященных – и еврейским Иахух, или Иахо (Иеговой). Современные розенкрейцеры, столь яростно поносимые католиками, теперь обнаруживают, что против них выдвигают, в качестве наиболее важного обвинения, факт, что они обвиняют Христа в уничтожении поклонения Иегове. О, если бы Небо предоставило ему время для совершения этого, – ибо тогда мир не обнаружил бы себя по-прежнему в смятении, после девятнадцати веков взаимной резни, среди 300 ссорящихся между собой сект, и с персонализированным дьяволом, царствующим над запуганным христианским миром.
Как бы во исполнение восклицания Давида, перефразированного в версии короля Иакова как «все боги народов – идолы», то есть дьяволы, – Вакх, или «перворожденный» орфической теогонии, моногенный, или «единородный» отца Зевса и Кор, был преображен, вместе с остальными древними мифами, в дьявола. Посредством такой деградации отцы, чье религиозное рвение могло быть превзойдено только их невежеством, невольно доставили нам свидетельство против самих себя. Они своими собственными руками вымостили путь ко многим решениям в будущем и очень помогли современным исследователям науки о религиях.
Именно в мифе о Вакхе в течение долгих и мрачных веков пролежали сокрытыми как будущая реабилитация поруганных «богов народов», так и последний ключ к загадке Иеговы. Странная дуальность божественных и смертных свойств, столь бросающаяся в глаза в синайском Боге, начинает раскрывать свою тайну перед неутомимыми исследователями этого века. Один из последних вкладов в эти исследования мы находим в короткой, но очень важной статье, напечатанной в «Эволюции», периодическом нью-йоркском издании; заключительная часть этой статьи проливает поток света на Вакха, Юпитера из Ниссы, которому израильтяне поклонялись как Иегове Синая.
«Таков был Юпитер из Ниссы для своих поклонников, – заключает автор. – Он для них одинаково представлял мир природы и мир мысли. Он был “Солнцем праведности с исцелением на своих крыльях”, и он не только приносил смертным радость, но и открывал для них надежду на бессмертную жизнь за гробом. Рожденный от человеческой матери, он возвысил ее из мира смерти в божественную сферу, чтобы ее почитали и поклонялись ей. Одновременно будучи господом всех миров, он был во всех них одинаково Спасителем.
Таков был Вакх, бог пророков. Перемена культа по декрету императорского убийцы, императора Феодосия, по требованию его духовника отца Амвросия из Милана, изменила его [Вакха] титул на Отца Лжи. Поклонение ему, бывшее до того общим, было названо языческим и местным, а его обряды заклеймены как колдовство. Его оргии получили название “шабаша ведьм”; его излюбленная символическая форма с бычьими ногами превратилась в современное изображение дьявола с рассеченным копытом. Так как хозяина дома звали Вельзевулом, то всех его домочадцев обвинили в общении с темными силами. Предпринимались крестовые походы; вырезались целые народы. Знание и высшая ученость были объявлены магией и колдовством. Невежество стало матерью набожности – такой, какую тогда культивировали. Галилей долгие годы томился в тюрьме за учение, что Солнце находится в центре солнечной Вселенной. Бруно живым сожгли в Риме в 1600 году за то, что он оживил древнюю философию; все же, как ни странно, либералии стали празднеством церкви; Вакх – это святой, имя которого четыре раза повторяется в календаре и кого во многих местах поклонения можно увидеть покоящимся на руках своей обожествленной матери. Имена переменились; идеи остались прежними».
А теперь, доказав, что нам действительно следует «навсегда распрощаться со всеми восставшими ангелами», мы, естественно, перейдем к рассмотрению Бога Иисуса, произведенного от человека Иисуса, чтобы спасти нас от этих же самых мифических дьяволов, как нас уверяет отец Вентура. Этот труд, разумеется, создает необходимость еще раз прибегнуть к сравнительным исследованиям истории Гаутамы Будды, его доктрин и его «чудес», а также чудес Иисуса и предшественника их обоих – Кришны.
