С нашей стороны, мы хотели бы напомнить мудрые слова Дж. К. Колкухуна, который писал, что

Стремясь к превосходству во всем над древними религиями, христиане претендуют на открытие дьявола, официально признанного церковью. Иисус был первым, кто употребил слово «легион», говоря о бесах, и это есть то основание, на котором де Мюссе защищает свою позицию в одном из своих демонологических трудов.

Три умышленные, осязаемые и легко опровергаемые ошибки – чтобы не сказать более крепкого слова – появляются в этих нескольких вышеприведенных строчках. Во-первых, синагога далека от того, чтобы угаснуть – она и ныне процветает почти в каждом городе Европы, Америки и Азии; и из всех церквей в христианских городах она лучше всех обеспечена и лучше посещается. Далее – в то время как никто не станет отрицать, что много христианских отцов родилось на свет (кроме, разумеется, тех двенадцати выдуманных римских епископов, которые вообще никогда не рождались), каждый человек, кто потрудится прочесть труды платоников старой Академии, которые были теургами до Ямвлиха, – узнает в них источник христианской демонологии, так же как и ангелологии, аллегорическое значение которой было полностью искажено этими отцами. Затем вряд ли можно согласиться, что вышеупомянутые отцы когда-либо сияли, за исключением, может быть, блеска их чрезвычайного невежества. Досточтимый д-р Шакфорд, потративший лучшую часть своей жизни на попытки примирить их противоречия и нелепости, в конечном счете был вынужден в отчаянии отказаться от всей этой затеи. Невежество последователей Платона должно, действительно, показаться редким и поразительным по сравнению с неизмеримой глубиной Августина, «гиганта мысли и эрудиции», отвергавшего шарообразность Земли – ибо, если это так, то это не позволило бы жителям противоположного полушария увидеть Господа Христа, когда тот спускался бы с небес во время второго пришествия; или с глубиною Лактанция, который с благочестивым ужасом отвергает такую же теорию Плиния на том замечательном основании, что тогда деревьям по ту сторону Земли пришлось бы расти верхушками вниз и людям пришлось бы ходить головами вниз; или с глубиною Козьмы Индикоплюста, чья ортодоксальная система географии забальзамирована в его «Христианской топографии»; или, наконец, с глубиною Бeды, уверявшего мир, что небеса «охлаждаются ледяной водой, чтобы не загореться», – это, должно быть, особая милость Провидения, чтобы предотвратить воспламенение небес от сияния их учености!

Как бы то ни было, эти сияющие отцы несомненно заимствовали свои понятия о «духах тьмы» от еврейских каббалистов и языческих теургов с той, однако, разницей, что они исказили и превзошли по нелепости все, что когда-либо создала самая дикая фантазия индусской, греческой и римской черни. Нет ни одной концепции дэва. в персидском пандемониуме. даже наполовину столь несообразной, как инкуб де Мюссе, переделанный с представлений Августина. Тифон, символически изображаемый как осел, покажется философом по сравнению с дьяволом, которого нормандский крестьянин поймал в замочной скважине; и это определенно не Ахриман и не индусский Вритра, которые стали бы убегать в ярости и панике, когда к ним обратился бы местный Лютер со словами «Святой Сатана»!

Дьявол есть гений-покровитель богословского христианства. Настолько «святым и почитаемым является его имя» по современным понятиям, что считается неблаговоспитанностью его произнесение – кроме упоминания иногда с церковной кафедры. Точно так же в древние времена было незаконно произносить священные имена или пользоваться языком мистерий., за исключением священных монастырей. Мы едва ли знаем имена самофракийских богов и не можем назвать точное число кабиров. Египтяне считали кощунством произнесение титулов богов своих тайных обрядов. Даже теперь брахман произносит слог Ом только в негласной мысли, и также раввин – Непроизносимое Имя, יהוה. Вот почему мы, не проявляющие подобного почитания, были введены в заблуждение, ошибочно называя имена ХИСИРИС и ИАВА, вследствие неправильного произношения, Озирисом и Иеговой. И можно будет ощутить, что подобный ореол обаяния как бы начинает образовываться вокруг имени того темного персонажа, о котором мы здесь говорим, и наше фамильярное обращение с этим именем, весьма возможно, шокирует своеобразную чувствительность многих, которые почтут свободное упоминание имени дьявола кощунством – грехом из грехов, который «никогда не простится».

Несколько лет тому назад один знакомый автора поместил в газете статью, доказывая, что diabolos, или Сатана Нового Завета, означает олицетворение абстрактной идеи, а не личность. Ему ответил священник, который закончил свой ответ осуждающим выражением: «Боюсь, что он отрицает своего Спасителя». В своем возражении тот защищался: «О, нет! Я только отрицал дьявола». Но священник не видел в этом разницы. Согласно его взгляду на эту проблему, отрицание личного объективного существования дьявола само по себе уже было «прегрешением против Святого Духа».

Это необходимое Зло, удостоенное эпитета «Отца лжи», по уверениям духовенства, было основателем всех мировых религий древних времен и всех ересей или, вернее, неортодоксальностей более поздних периодов, так же как и Deus ex Machina современного спиритуализма. В возражениях, которые мы выдвигаем против такого мнения, мы отрицаем наличие нападения на истинную религию или искреннее благочестие. Мы только ведем полемику с человеческими догмами. Возможно, что, занимаясь этим, мы напоминаем собою Дон Кихота, так как они – только ветряные мельницы. Тем не менее не забудем, что они послужили предлогом к убийству более пятидесяти миллионов человеческих существ с тех пор, как были провозглашены слова: «ЛЮБИТЕ ВРАГОВ ВАШИХ» [Матфей, V, 44].

Теперь уже нам поздно ожидать, что христианское духовенство сведет на нет и исправит сделанное им. Ставка его слишком высока. Если бы христианская церковь отказалась от догмы антропоморфического дьявола или даже только внесла в нее изменения, это было бы подобно вырыванию основной карты из-под карточного домика. Вся постройка рухнула бы. Священники, которым мы намекали на это, отдавали себе отчет, что, после того как они откажутся от Сатаны, как личностного [антропоморфического] дьявола, догма об Иисусе Христе, как о втором божестве их троицы, потерпит ту же самую катастрофу. Каким бы невероятным или даже ужасающим это ни показалось, Римская церковь основывает свою доктрину о божественности Христа целиком на сатанизме падшего архангела. У нас есть свидетельство отца Вентуры, который провозглашает жизненную важность этой догмы для католиков.

Досточтимый отец Вентура, блестящий экс-генерал театинцев*, удостоверяет, что шевалье де Мюссе своим трактатом «Moeurs et Pratiques des Démons» заслужил признание человечества, а еще больше Святейшей католической и равноапостольной церкви. С таким поручителем благородный шевалье, это будет ощутимо, «говорит как человек, обладающий авторитетом». Он ясно утверждает, что за своего Спасителя мы всецело в долгу перед дьяволом и его ангелами; и что если бы не они – у нас не было бы ни Искупителя, ни христианства.

Много устремленных и серьезных душ возмущались по поводу чудовищной догмы Жана Кальвина, родича папы из Женевы, что грех является необходимой причиной величайшего блага. Тем не менее ее поддерживали посредством такой же логики, как у де Мюссе, и иллюстрировали теми же самыми догмами. Предание Иисуса, богочеловека, смерти на кресте было наиболее чудовищным преступлением на свете, но все же оно было необходимо, чтобы человечество – те, кому была предопределена вечная жизнь, – было спасено. Д’Обинье приводит цитату Мартина Лютера из канона и описывает его восклицающим в экстатическом восторге: «O beata culpa, qui talem meruisti redemptorem!» – «О, благословен грех, который заслужил такого Искупителя!» Теперь нам становится ясно, что та догма, которая показалась нам такой чудовищной, в конце концов одинаково является доктриной папы римского, Кальвина и Лютера – что эти три суть одно.