Часть третья
Большая холодная война

Приемы для зарубежных гостей, которые устраивались советским правительством и Наркоматом иностранных дел в голодные военные годы, производили впечатление своей щедростью и роскошью. 7 ноября 1943 года НКИД устроил в особняке на Спиридоновке пышный прием — члены правительства, советские дипломаты в только что введенных мундирах, генералы, увешанные орденами, писатели, актеры, журналисты. Американский журналист восторженно сказал Илье Григорьевичу Эренбургу:

— Впервые за восемь лет я чувствую себя в Москве хорошо. Вот что значит союз!

Казалось, вражда осталась в прошлом.

Однако же реальное отношение к англичанам и американцам в Кремле осталось прежним. В 1944 году в Москву приехал один из руководителей Югославской компартии Милован Джилас. Его принимали Сталин и Молотов.

Сталин по-свойски сказал Джиласу:

— Может быть, вы думаете, что мы забыли, кто такие англичане и кто есть Черчилль? У англичан нет большей радости, чем нагадить союзникам. А Черчилль, он такой, что, если не побережешься, он у тебя копейку из кармана утянет. Ей-богу, копейку из кармана! Рузвельт не такой — он засовывает руку только за кусками покрупнее. А Черчилль — и за копейкой.

Железный занавес, отделивший Советскую Россию от остального мира, никуда не делся. Ненадолго умерили открытую враждебность по отношению к иностранцам, представителям стран антигитлеровской коалиции.

Встреча с иностранцами даже по служебным надобностям считалась опасной и ненужной. Свободный доступ к иностранной печати не допускался. Ее выписывали в небольшом количестве экземпляров и разрешали читать доверенным идеологическим работникам. Только «для служебного пользования» переводили современную политическую и научную литературу. Постоянно проводились чистки библиотек, изымались «крамольные» книги.

Советские люди находились в полной информационной блокаде. Партийная печать сообщала лишь то, что считалось правильным. И ведь советские журналисты сами знали, что можно писать, а что нельзя. Тем не менее цензорская сеть расширялась с каждым годом. Причем в цензоры набирали людей малограмотных, но бдительных. Они сами ничего знать не хотели и другим не позволяли.

Капиталистическое окружение, то есть мир за границами СССР, воспринимался как враждебный, как источник прямой угрозы.

Успехи советской власти (реальные или мнимые), неустанно воспеваемые пропагандой, создавали преувеличенное представление о собственной значимости. Запад постепенно терял свое значение даже как источник полезной (и необходимой) современной техники и технологии. Сошло на нет даже ленинское прагматичное западничество — брать на Западе то, чего у нас нет.

Система целенаправленного воздействия на умы и души людей оказалась весьма эффективной. Семена ненависти к внешнему миру и одновременно страха перед ним, брошенные в щедро удобренную почву, дадут обильные всходы после Второй мировой. И начнется уже большая холодная война.

Сейчас трудно себе представить, какой популярной во время Второй мировой была Красная армия. Американцы и англичане искренне восхищались советскими солдатами. Опросы общественного мнения показывали: 80 % американцев приветствуют послевоенное партнерство с Россией. После разгрома Японии Соединенные Штаты стремительно сокращали свою армию, их сухопутные силы стали в десять раз меньшими, чем советские. Внешнеполитическое положение Советского Союза летом 1945 года было идеальным.