Глава 18
Девяносто шестая улица и Ферли-авеню находятся в Шринк-сити. Этот микрорайон, состоящий из трех кварталов, буквально напичкан кабинетами психиатров. С запада к нему примыкает парк, с востока – Ферли-авеню, на севере располагается пуэрториканское гетто. В южной стороне – Ферли-авеню и еще пара широких проспектов устремляются в самое сердце деловой части города. На Девяносто Шестой улице было только одно здание с зеленым тентом. Я вошел в вестибюль и направился к почтовым ящикам. Ко мне быстро подошел ночной дежурный.
– Эй, вы! – крикнул он. – Что вам здесь надо?
– Я офицер полиции, – сказал я и показал ему значок. – Я ищу женщину по имени Сузанна Мартин.
– По фамилии Мартин здесь никто не проживает, – заявил он.
– А есть какие-нибудь Сузанны?
– Есть две Сьюзан, а Сузанн нет, – ответил он. – В квартире 12С проживает Сьюзан Хауэл, в 8А – Сьюзан Кан.
– Давайте попробуем обеих, – сказал я.
– Что значит «попробуем»? Вы хотите звонить в квартиры?
– Да.
Он посмотрел на часы:
– Сейчас полтретьего ночи.
– Я знаю.
– А нельзя ли подождать хотя бы до восхода солнца?
– Речь идет об убийстве.
– Соболезную, – проговорил он. – Но если я стану будить жильцов посреди ночи, я лишусь рождественских чаевых. Может, департамент полиции возместит мне чаевые?
– На ваше усмотрение, – предложил я, – или вы звоните и говорите, что пришли из полиции, или я сам постучусь к ним.
– Идите сами, – сказал он. – И вообще, я не видел, как вы вошли, – прибавил он, повернулся ко мне спиной и пошел в свою каморку в глубине вестибюля.
Я поднялся на лифте на одиннадцатый этаж, нашел квартиру 8А и позвонил. За дверью дважды звякнул колокольчик. Я подождал, потом снова позвонил.
– Кто там? – спросил мужской голос.
– Полиция, – ответил я.
– Что вам угодно? – спросил он.
– Я разыскиваю женщину по имени Сузанна Мартин.
– Здесь нет Сузанны Мартин, – сказал он.
– А есть здесь Сьюзан Кан?
– Да, это моя жена.
– Сэр, вы не откроете дверь? – спросил я.
– Мистер, в этот час ночи я не открою двери даже нашему мэру.
– А если просто отодвинуть задвижку «глазка» и взглянуть на мой значок?
Я услышал, как он отодвигает задвижку, и поднял значок.
– Очень хорошо, – сказал он. – Если вы работаете легально, то вооружитесь ордером.
– Мистер Кан, незнакома ли ваша жена с некоей Натали Флетчер?
– Нет. – Я услышал, как щелкнула задвижка. – Спокойной ночи, – сказал он.
Я вернулся к лифту и поднялся на двенадцатый этаж. У дверей квартиры 12С я поглядел на именную табличку «Сьюзан Хауэл» и позвонил. На этот раз кто-то тотчас посмотрел в «глазок». Я отступил пару шагов, чтобы меня могли получше разглядеть.
– Что такое? – спросил женский голос.
– Я разыскиваю Натали Флетчер.
– Ее здесь нет.
– Вы знакомы с ней?
– Знакома. Ее здесь нет.
– Можно войти?
– Вы знаете, который час?
– Да.
– Приходите в другой раз, – предложила она.
– Я офицер полиции, – сказал я и поднял значок.
Последовала пауза.
– Минуточку, я только накину что-нибудь.
Приблизительно пять минут спустя она подошла к двери и приоткрыла ее на щелку, не снимая цепочки.
– Дайте-ка мне еще раз взглянуть на ваш значок, – попросила она. Я поднес значок к щели.
– Тут написано «в отставке», – заметила она.
– Натали в беде.
– В какой беде?
– Мисс Хауэл, мы перебудим весь дом.
– Меня не интересует весь дом. В какую беду попала Натали Флетчер?
– Вы знаете, где она?
– Вначале ответьте вы.
– Ее хотят допросить.
– По поводу чего?
– По поводу убийства. Мисс Хауэл, пожалуйста, откройте дверь.
Она сняла цепочку и распахнула дверь.
Ей было около сорока. На ней был стеганый халат поверх розовой ночной рубашки. Морковного цвета волосы, завитые, торчащие вокруг узкого личика, похожие на укладку, созданную для невесты чудовища Франкенштейна. Нос узкий и длинный, со вздернутым кончиком. Глаза – бледно-янтарные, кошачьи, она долго смотрела на меня, пока не сказала:
– Проходите. – Ее рост был, вероятно, пять футов семь дюймов: перед ней я вдруг почувствовал себя низеньким. Она заперла дверь. – Туда, пожалуйста, – сказала она.
Я прошел в гостиную, освещенную единственной лампой на приставном столике. Стены были выкрашены в черный цвет. Впервые в жизни я находился в гостиной с черными стенами.
– Садитесь, – предложила она.
Я сел в кресло черной кожи. Прочая мебель в гостиной была также черная. Казалось, я сижу в темноте, хотя лампа давала достаточно света для такой маленькой комнаты. Напротив меня в обитом черной парчой кресле с подголовником расположилась Сьюзан Хауэл.
– Что там с Натали? – спросила она.
– Я сказал вам. Ее хотят допросить.
– Полиция хочет допросить?
– Да.
– Но вы не полицейский.
– Я отставной полицейский.
– И вы хотите, чтобы я поверила, будто полиция поручает отставнику расследовать убийство?
– Практически это бывает. У меня за спиной большой опыт. Департамент часто вызывает меня для консультаций и совета. – Тут я солгал. За четыре года с тех пор, как я вышел в отставку, департамент полиции ни разу не послал мне даже рождественской открытки.
– Я не верю вам, – заявила она.
– Человека, который возглавляет расследование, зовут Дэйв Горовиц, – сказал я. – Он является вторым детективом в двенадцатом участке. Позвоните ему. Он объяснит, что я явился по поручению полиции.
Она обдумывала эту информацию полминуты. Мы оба молчали. Громко тикали настольные часы. Наконец она вздохнула и произнесла:
– Я отвечу на ваши вопросы. Но вначале скажите, кого убили.
– Убит человек по имени Питер Грир. Он работал в похоронной конторе. Он приступал к бальзамированию трупа, когда в него вонзили острое орудие. Скажите, мисс Хауэл, вы случайно не знаете, где находится Натали Флетчер?
– Не имею понятия.
– Когда вы видели ее в последний раз?
– Месяц назад.
– Вы ждете ее сегодня?
– Нет.
– Вы говорили с ней по телефону, с тех пор как видели в последний раз?
– Нет.
– Тогда откуда вам известно, что ее нет дома?
– Что?
– Вы сказали, вам неизвестно, где она находится. Откуда вы узнали, что ее нет на Оберлин-Кресент, 420?
– Я... Я решила, что вы уже там были.
– Почему вы так решили?
– Ну, так поступил бы любой полицейский.
– Мисс Хауэл, – сказал я, – вы можете...
– Я предпочитаю, чтобы в обращении вы употребляли мое настоящее имя, – вдруг сказала она.
– Какое?
– Сузанна Мартин, – сказала она и тотчас добавила: – Ведьма Эймсбери.
– Хорошо, мисс Мартин. Правда ли, что Натали Флетчер посещала черные мессы, на которых совершались кровавые жертвоприношения?
Она вдруг рассмеялась.
– Над чем вы смеетесь? – спросил я.
– Да позволено будет смеяться над глупостью человеческой, – заявила она. Голос ее изменился. А вместе с голосом и выбор слов и выражений.
– Вы знаете, что Натали посещала черные мессы?
– Судить ее, судить о ней я не желаю, – сказала она. – Но если с черными искусствами она имеет дело, то знать о том вы можете и я.
– Ее мать...
– Да прокляты пусть матери все будут! – воскликнула она. – Да разве Сара Аткинсон из Ньюбери не матерью была? И разве судьям донесла не Сара, когда меня все обвинили в колдовстве, что как-то раз в дождливую погоду я к ней пришла пешком из Эймсбери и в дом вошла, а ноги между тем сухими оставались? Когда же мне она сказала: «Мои бы ноги были мокры по колено, отправься я в столь дальнюю дорогу да в дождь». И разве не права была я, ей ответив: «Я с мокрым задом не хожу»? Да прокляты пусть матери все будут, проклятие на голову жены, что видела, как превращалась я в небытие и возрождалась, воплотившись в птицу! И пусть проклятие падет на головы отцов, и на тебя, и на отца твого! Пусть проклят будет Джон Кембал, кому послала я щенков, которые в ничто умели обращаться, и были черными, как сердце Иисуса, они бросались на Кембала, и нипочем им был его топор! «Во имя Иисуса, отстаньте от меня, исчадья ада!» – воскликнул он, и лишь тогда щенки отстали. Однако до сих пор его я проклинаю.
– Мисс Мартин, – спросил я, – зачем завтра приедет Натали?
– Рассказ мой выслушать про черную рабыню по имени Титуба и родом из карибов, о колдовском умении ее, о чарах, о магии вуду, что привезла она с собою из Барбадоса в Салем-Виллидж.
– Боюсь, что ее здесь не будет, – сказал я. – Она съехала с квартиры на Оберлин-Кресент. Квартира пуста.
– Пуста глава твоя, – отвечала она.
– Мать разговаривала с ней вчера ночью. Натали сказала, что переходит в новую жизнь. Вы не представляете себе, о чем речь?
– Постыдно тебе слушать тех, кто ум свой потерял.
– Вы знаете, куда отправилась Натали?
– Сказала бы, коль знала. Но не знаю. Погляди! – воскликнула она и указала на потолок. – На балке Кори-вдовушка сидит, а у нее меж пальцев – птенчик желтый.
Я поднял глаза. На потолке ничего не было.
– Не слышно ль тебе дроби барабана? – спросила она. – Так отчего же не идешь ты? Отчего не идешь?
– Куда? Где я найду Натали?
– Там, где стоит Альден, – сказала она. – С плешивой головой, прикрытой шляпой, стоит он перед судьями, а суд суров к нему. Он продал пороха и пуль индейцам и французам, и с девками индейскими он спит, да и ребенок у него – индеец.
– Этого Альдена Натали знает?
– Спроси Джона Индейца, – сказала она.
Я не знал, Джон Индеец – это реальный человек или воображаемый, но было ясно, что больше задавать вопросы моей хозяйке – Сьюзан Хауэл или Сузанне Мартин – не имело смысла. Когда я спросил, как она узнала, что Натали уже нет на Оберлин-Кресент, Сьюзан сразу обратилась в колдунью. Был ли это бессознательный ход или сознательная тактика, вырвать ее из этого уже не представлялось возможным.
– Хорошо, – сказал я. – Большое спасибо. Больше я вас задерживать не буду.
– Когда я нанесла тебе обиду? – ухмыляясь, спросила она.
Я пошел к двери.
– И больше никаких вопросов?
– Никаких, – ответил я.
– И не прибавишь весу? – снова ухмыляясь, спросила она.
Я вышел из квартиры. Она закрыла и заперла за мной дверь. Я прижал ухо. Если она торопливо звонила по телефону, то я не слышал, как набирали номер. Я вызвал лифт. К сожалению, я мало знал об истории колдовства в Салеме. Но я знал, что Джайлз Кори, обвиненный в колдовстве, был казнен – задавлен насмерть следующим образом: в чистом поле неподалеку от тюрьмы ему на грудь накладывали камни, требуя от него признания. Однако он хранил молчание почти до самого конца. И лишь перед смертью произнес два слова: «Прибавить весу».
