27

Нахмурив брови, Катрин чуть подалась вперед:

— Мне бы хотелось поговорить о том, как ты отучил Алана от курения.

Ив Дюбре откинулся на спинку глубокого кресла тикового дерева и с легкой улыбкой принялся покачивать стакан с бурбоном, где плавали кусочки льда. Он обожал возвращаться к своим опытам и комментировать их.

— Ты заставлял его курить все больше и больше, после того как он почувствовал отвращение к сигаретам?

— Вовсе нет, — отозвался он с удовлетворением человека, чьи приемы настолько гениальны, что их не в силах разгадать даже профессионалы.

— Ты менял вкус табака?

Он выдержал паузу, вместе с глотком бурбона наслаждаясь вниманием, с которым Катрин дожидалась ответа.

День выдался на редкость жаркий, и вечер сулил мягкую свежесть, которой они теперь беззаботно наслаждались, уютно расположившись в саду. Перед ними стояло блюдо с птифурами, один аппетитнее другого.

— Помнишь, Алан говорил нам, что для него большое значение имеет свобода. В глубине души он давно хотел бросить курить, но его удерживало то, что с сигаретой он связывал личную свободу. Все его так уговаривали бросить, что он не ощущал за собой свободы выбора. Ему казалось, что если он расстанется с дурной привычкой, то подчинится чужой воле.

— Ну да, его можно понять.

Катрин сосредоточенно его слушала, не отвлекаясь на сласти, стоявшие перед ней.

— Тогда я поменял ход событий: я сделал так, что для него курение сделалось фактором, навязанным извне. И свобода оказалась совсем в другом… Теперь жажду свободы он мог удовлетворить, только бросив курить.

Катрин ничего не сказала, но взгляд ее из внимательного стал восхищенным.