Чашка тридцатая
«Дар Шаванахолы»
О безупречности, критике и потоке
Я: У нас есть вопросы, и все вокруг понятия «безупречность». Хотя, с моей точки зрения, рассматривать безупречность нужно не столько как понятие, сколько как событие. Тем не менее.
Вопрос читателя: Для меня безупречность – это действие, совершаемое целиком всем существом, без темных мест, неосознаваемых мотивов и противоречий.
Стало быть, невозможно действовать безупречно без тотального принятия себя, хотя бы на то время, пока совершается это самое действие. А от тотального принятия один шаг до следования своей природе. Мне даже кажется, что это одно и то же.
Но искреннее принятие, как оказалось, пугающая штука, потому как взламывает привычные и удобные границы себя и мира. А оттуда глядишь и недалеко до осознания себя чем-то большим, чем-то, что по привычке называют человеком. Страшно. Но как иначе?
Собственно вопрос – насколько это так?
М.Ф.: Ну да, примерно так – когда это не просто разговоры. Но если реально страшно, то, может, и не только разговоры. Это очень понятный, естественный страх.
Вопрос читателя: И еще один – если безупречное действие – это действие, порожденное истинной природой существа, то может ли результат этого действия являться ошибкой?
М.Ф.: А это вот то, что я ненавижу в разговорах на подобные темы, все эти как бы хитрые мансы: может ли всемогущий господь сотворить камень, который он не сможет поднять?
Правильный ответ на такие вопросы: а вы расширяйте сознание до того уровня, когда «да» и «нет» одновременны и друг другу не противоречат. И хорош трындеть.
На самом деле, понятие «ошибка» всегда контекстуально. Любое действие может быть ошибочным с точки зрения личного благополучия и правильным для получения опыта. И наоборот, полезным в хозяйстве, но ошибочным, то есть надолго заводящим в тупик опытом. Так часто бывает, на самом деле, и каждый наверняка может припомнить в своей биографии такой эпизод.
И еще один вопрос, и он видится мне весьма хорошим.
Вопрос читателя: Есть ли формализуемый способ определить границу, когда уже достаточно? Один мой друг говорил – или цитировал, не знаю – что законченность дела определяется по его звуку, как целостность бокала проверяют по звону его чаши. Метод в целом годный, но какой-то уж очень интуитивный. А более формализуемые есть? Особенно на те случаи, когда есть основания не слишком доверять своим чувствам – например, знаешь, что прямо сейчас очень устал и восприятие сильно искажено?
М.Ф.: Нету никаких формализуемых методов.
И не может быть.
И не должно.
Это какая-то очень наивная потребительская позиция – будто под любое дело можно подобрать кнопку. И жить не тужить.
Я: Вот. Я почему говорю, что это хороший вопрос. Потому что в нем ясно и четко проступает одна штука, которая часто в головах связана с безупречностью накрепко: страх, что это не она. И вот эта связка, на мой взгляд, – одна из самых тяжелых и мешающих.
М.Ф.: Ну, пока есть страх, это точно не она.
Важный момент, как мне кажется, тут вот в чем – и это напрямую относится к книжке, – разница между безупречностью и совершенством. Это то, обо что спотыкаются все.
У огромного количества людей в головах сидит как гвоздь: это одно и то же. А оно – нет. И в этом соль, по-моему.
Да, конечно, оно – нет.
Для начала – редактурой достигается только второе.
(Примерно так же, конечно, как Ахиллес достигает черепахи, ага, но это реплика в сторону.)
Очень точное замечание про редактуру.
Вообще, грубо говоря, «совершенство» – это о результате, подлежащем оценке.
«Безупречность» – образ действия. Состояние во время действия. Вектор, в конце концов.
То есть вещи несопоставимые. Вообще.
Тут очень долго можно про красоту в глазах смотрящего и прочие вещи. Но суть, на самом деле, в самом слове. Без упрека. Без оценки. Откуда бы то ни было, ни снаружи, ни изнутри.
Да. Сто, двести, триста раз да.
То есть для того, чтобы дотянуться до состояния безупречности нужно для начала выйти из состояния оценки.
Потому что Миры Мертвого Морока – это очень четкое и внятное «двойка тебе, автор».
Именно так (ну или одновременно, как это бывает с некоторыми счастливчиками в состоянии просветления, но одно без другого точно никак).
Как тут не вспомнить Хармса:
«Писатель: Я писатель! Читатель: А по-моему, ты говно!»
Вот и поговорили.
Мне сегодня, кстати, по другому поводу (и уже не в первый раз) пришлось сформулировать: у читателя на самом деле очень сложные отношения с писателем.
Потому что, по большому счету, писатель замахивается (не всегда удачно; почти никогда не удачно, но замах именно таков) на роль демиурга. И даже, не побоюсь этого слова, Творца с большой буквы.
Не то чтобы таково писательское намерение. Обычно нет, мы не настолько психи.
Но со стороны выглядит именно так. Эта сука (писатель) придумывает какую-то свою альтернативную реальность, где все происходит по его воле. А мы (читатели), как дураки это читаем, уделяем ему внимание (и не всегда можем оторваться). ДА ХТО ОН ТАКОЙ?!
Я смеюсь, конечно. Но я совсем не смеюсь.
Потому что на каком-то бессознательном уровне именно так и воспринимается писательский труд.
Отношения читателя (в том числе критика) и писателя – отношение твари и творца.
Никто (почти никто) этого не понимает, не осознает, скажи ему, будет возмущаться: да вы чо?
Но меня не обманешь, оно именно так.
Я, кстати, по этой причине бесконечно люблю хороших, то есть благодарных читателей, и думаю, что они соль земли. Не потому что лично меня любят, а потому что демонстрируют (делом, делом!) бесценное для твари умение строить отношения с творцом. Благодарность и увлеченность процессом бытия уравнивает тварь с творцом, вот в чем фишка. Они в этот момент становятся соавторами. И идут дальше плечом к плечу.
Открываю секрет: на отношении к писателям (не всем подряд! некоторым! любимым! всеядность никому не на пользу) этот навык очень легко тренируется. Вот просто на раз.
Чтение художественной литературы по многим причинам духоподъемное занятие, и это – одна из основных.
Но, будешь смеяться (хотя ты-то как раз не будешь), так мало кто умеет – просто любить и благодарить.
Ну, непростые отношения с творцом – это очень известная вещь. Многовековая, я бы сказал.
В большинстве же случаев на писателя ОБРУШИВАЕТСЯ (капслок для понимания масштабов катастрофы). Что именно обрушивается, это уже не особенно важно. На самом деле обрушивается все. От снисходительной интонации похвалы (это самый простой вариант, его выбирают, в общем, славные, добродушные люди – одобрить, одновременно приопуская, чтобы знал свое место) до копошения в его жизни, чтобы собрав коллекцию писательских житейских несчастий и ошибок, успокоиться: не, все-таки просто человек, еще и похуже меня.
В этом смысле, критики, критикующие текст, самые приличные люди. Им правда, по-честному что-то в тексте не нравится. И они даже вполне способны объяснить, почему. А некоторые – подсказать, как можно сделать иначе. Правы они или нет, значения сейчас не имеет, я просто хочу сказать, что критики (включая молодого-глупого Шаванахолу) – это еще вполне ничего.
Вот, кстати, хорошая подсказка для первого шага выхода из оценки. Начать с того, чтобы подвергать критике не того, кто сделал, а хотя бы то, что сделано.
Да. Это минимальное требование. Чтобы просто получить право (по большому, вселенскому счету) начать говорить.
И тут же сразу ставлю: одновременно это подход к праву на ошибку. Без которого безупречность вообще невозможна. Я понимаю, что это звучит, как парадокс, но это так. Безупречность, из которой выключено право на ошибку, становится пыточным инструментом для всех. Особенно в творчестве.
Что касается права на ошибку, оно же у нас (у всех, кто живет в человеческом теле) врожденное! Можно сказать, привилегия. Человек именно в этом смысле царь зверей: он может (почти) сколько угодно ошибаться и оставаться в живых. В дикой природе этот номер не прокатит.
А что касается безупречности, она подразумевает, что у нас есть право на вообще все.
«Есть право» в том смысле, что мы взрослые ответственные люди без нездоровых фантазий и знаем, что за нами не придет палач.
То есть это такой минимальный минимум, с которого вообще начинается, – даже не сама безупречность, а возможность рассуждать о ней.
Вот. Тут начинается основная развилка между «есть право» и «я прав».
Нужно, наверное, немного вернуться назад и отметить точку страха.
Каким образом она исчезает к моменту «есть право». Видимо, имеет смысл развернуть, что у нас лежит под этим «есть право». Потому что это – что? Ощущение, что кроме тебя, некому? То есть по сути-то – «есть обязанность».
Я, положа руку на сердце, вообще не понимаю этой постановки вопроса.
Что значит – «есть право»? Оно всегда есть, если законодательство территории, на которой мы проживаем, не утверждает обратного.
Но поскольку речь у нас все же о творчестве, о законодательстве вряд ли идет речь.
Право – на что вообще? Делать что вздумается и будь что будет? Оно у всех есть; другое дело, что мало кто решается взять.
Ну да. Что означает «есть право» в творчестве. Могу, хочу, хватит навыков или нет – там посмотрим?
Так я же говорю: врожденное оно!
Отдельный вопрос, почему такую простую штуку приходится как-то отдельно объяснять.
И мало кто решается взять. Потому что где-то маячит возможность оценки.
И вот почему. В каждом человеке, хочет он того или нет, просто по факту рождения есть, условно говоря, ангел и скот. Ну или ангел и обезьяна. Над-человеческая и, скажем так, до-человеческая составляющие. В разных пропорциях, но они есть.
Не то чтобы до-человеческая часть вовсе не нужна.
Она полезная штука.
Она заведует, в частности, самосохранением. Следит, чтобы мы не ели цианистый калий после 18:00, иногда спали и не совали пальцы в розетку.
Но если не держать эту часть себя под контролем, она выходит из берегов и начинает творить страшные вещи.
Например, подсказывать нам, что окружающие (включая наших близких или даже начиная с них) опасны. Им надо угождать и нравиться. Или, если хватает силенок, ими манипулировать и заставлять их действовать в наших интересах. Обычно и то, и другое, в разнообразных пропорциях.
И вот тут начинается настоящий лютый ужас.
Потому что жизнь современного сытого человека, огражденного от подавляющего числа опасностей, существующих в дикой природе, превращается в кошмар, какой никакому мелкому травоядному не снился. Потому что КРУГОМ ВРАГИ.
И обычно это не осмысленное решение, которое можно, обдумав, оспорить и пересмотреть. А смутное, потаенное ощущение, которое диктует наше поведение – во всем.
Пока оно подсказывает нам, что не следует плевать в лица прохожих и совать им под нос свой пламенеющий голый зад, – ладно, пусть будет. Наблюдения показывают, что многие люди находятся на таком уровне развития, что только страх перед обществом понуждает их сдерживать агрессию. Боятся наказания и особо не вредят друг другу. Хорошо, предположим, это и правда так.
Однако существует сфера, в которой до-человеческой части делать вообще, совершенно точно нечего. Ее туда на сто километров нельзя подпускать. И эта сфера – творчество. Вовсе не обязательно творчество высокого уровня. Любое. Любительское, в том числе.
Когда ребенок делает человечка из сырой картошки и спичек, желая услышать похвалу от родителей, он встал на неправедный путь.
Так уж сразу и неправедный?
Для меня это просто смешная фраза. Смешная именно потому, что такая пафосная, а на самом деле, мы на этот неправедный путь иногда трижды в день встаем! Сами того не заметив.
Потому что делать человечка из картошки и спичек имеет смысл для того, во-первых, чтобы своими руками создать то, чего раньше не было. Создавать то, чего раньше не было, – лучшее, что может случиться с человеком на этой земле, даже когда ему четыре года, и он из лукошка картошку упер.
А во-вторых, делать человечка из картошки и спичек имеет смысл ради придумывания для него истории – кто он такой? Откуда пришел, что с ним случилось? О чем с ним можно поговорить?
И вот это уже высшая октава творчества – когда кроме объекта мы своими руками творим новую реальность. Высшая октава того самого лучшего, которое может случиться с человеком на этой земле.
Но можно, конечно, все испортить – побежав с этим, будем честны, угребищем к взрослым за похвалой. И, возможно, ее получить, а возможно, услышать: это что за ужас? Ты зачем картошку упер?
Но ведь у ребенка в четыре года совершенно точно нет той мотивации, которая дает радость творчества как таковую.
Есть.
Ты чего.
Еще как есть.
В этом возрасте (и раньше, и у некоторых позже) это одна из главных движущих сил вообще – весь мир вокруг себя перепридумать и населить чудовищами, и с каждым чудовищем лично поговорить.
Нам бы всем сейчас столько этой мотивации, сколько было тогда.
Так. Давай тогда сразу рассматривать двух детей. Того, который мотивирован родительской похвалой, и того, кого мотивирует творчество как таковое. При каких обстоятельствах возникает та и другая ситуация – вот это точно обсуждать мы не будем. Но вот есть два ребенка. И один уже пошел в дебри оценки, а второй – творит, пока не устанет. Вообще, если совсем честно, я думаю, что в каждом из нас живут оба этих ребенка.
Ну так конечно да.
В данном случае речь вообще не о детях, а о способах поведения.
И один как раз нацелен на выживание, а второй – на творчество.
Да, именно так. Каждый из нас в своей жизни опробовал оба способа, и не по разу!
Слушай, вот тогда получается действительно красиво.
Безупречность лишена страха, потому что ей нет дела до выживания, а страх и выживание спаяны сильнее, чем… не знаю, чем что, спаяны сильнее всего на свете.
Именно об этом весь мой спич и был!
Мне как раз хотелось подвести к тому, что звериную часть, занятую выживанием, в творчество допускать нельзя.
Возвращаясь к ребенку с картофельным человечком, которого мы выдумали для поучительного примера, не могу не заметить, что обычно «хорошим» родительским поведением считается деточку похвалить, а «плохим» – обругать за испорченную картошку и недостаточную близость созданного деточкой произведения к эстетике прерафаэлитов. Так вот, на самом деле оба варианта поведения одинаково плохи. Хороший вариант – спросить деточку, как этого картофельного человека зовут, откуда он пришел и будет ли с нами ужинать. То есть поощрить творчество творческим же процессом. Вне зависимости, идет ли речь о настоящем ребенке с картошкой или о нашем внутреннем художнике, пришедшем к нашему же внутреннему критику. Не хвалить, не ругать, а раздувать огонь.
И если мы говорим о безупречности художника – она в первую очередь в том, чтобы поддерживать этот огонь. Всеми доступными средствами. И редактирование должно быть частью этого процесса по поддержанию творческого огня.
Вот так редактировать можно. Скажу больше, нужно редактировать так.
Вот почему – возвращаясь к обсуждаемой книжке – мне бесконечно симпатичны ребята, редактировавшие Книгу Несовершенных Преступлений. Они наводили пущую красоту ради самой красоты. Им не надо было нести книжку в издательство. Строго говоря, они вообще никому ее не могли показать. Но все равно хотелось сделать ее идеальной, вычеркнув банальные сюжеты. Ради самой книжки, ну и конечно ради процесса, который их весьма развлекал.
Забавно, кстати, что эти ребята действительно отнеслись к инструменту, весьма рабочему, как к литературе. Голод, судя по всему, не тетка.
Ну вот не повезло родиться с душами беллетристов в месте, где худлита нет!
А казалось бы, магический мир, живи да радуйся.
И все равно прорвалось!
Ну да, настоящий художник всегда найдет способ. В случае чего, будет просто строить замки из песка и населять их дохлыми крабами. И все равно расскажет свою историю, хоть ты что.
Интересно, можно ли эту историю, насколько я понимаю, случившуюся сразу после эпидемии анавуайны, считать началом ухода страха из Мира. Потому что ребята действовали совершенно бесстрашно.
Я думаю, все понемножку шло.
В первые же годы Кодекса страх начал уходить, просто постепенно и незаметно.
Ребята же как-то выросли сначала – в каких-то определенных условиях, в каких-то семьях.
Нужны были особые условия, чтобы сформировать кучу такого народу.
Там же есть еще, условно, похожие люди – не в этой конкретной книжке, а во всем цикле. Те же Нумминорих и его жена примерно такие же.
Кстати. Вот сейчас я подумал, что творчества – всякого, и такого, и эдакого, – в хрониках становится заметно больше, а в сновидениях – так и вовсе потоком.
Пока боишься – не очень-то до творчества.
Ну, с отменой большинства запретов на магию с творчеством точно стало получше – просто по техническим причинам. Тот же Малдо ничего бы не сделал при старых порядках. Тот же Маленький Оркестр наверняка поехал бы выступать по провинциям, чтобы не вышло чего.
Но так по упоминаниям мельком видно, что у них там с поэзией все более чем хорошо. И с оперой – мало ли, что Максу не нравится, у него просто оперной культуры нет.
Поэты – самые бесстрашные существа на свете.
Это да.
Мне вообще кажется (романтическая версия), что поэты – настоящие проводники между состояниями сознания, включая посмертные. То есть я правда не удивлюсь, если кому-нибудь (и даже многим) очень помогли с хорошим перерождением крутящиеся в голове стихи.
Так вот, возвращаясь после того, как мы все это сказали, к вопросу, где остановиться. Ответ – не останавливаться.
Да. Не останавливаться никогда.
От себя же о безупречности хочу добавить вот что.
Предлагаю вам сыграть в одну игру.
Что если попробовать применять этот термин не к результату? Несмотря на то, что именно это распространено повсеместно.
«Безупречный» – это что-то конечное, что-то, что состоялось, некая вещь, некое событие. Но ведь безупречных вещей не бывает, а необходимость сделать безупречной именно вещь убивает как раз то самое право на ошибку, о котором говорилось выше.
Собственно, что такое право на ошибку – это право на обучение. Если условием создания чего бы то ни было является отсутствие ошибок, бесполезно пробовать, раздумывать над вариациями, бесполезно делать черновики и эскизы. По сути, это прямой путь к бесконечному стрессу либо полной остановке. Того, кому запрещено ошибаться, будет преследовать страх, и вреднее этого мало что можно придумать. Не говоря уже о такой вещи, как субъективность. Всякая вещь существует в контексте, и достаточно перестать его учитывать (прежде всего для себя), чтобы обесценить все, что угодно.
Я здесь не буду расписывать прелести обесценивания снаружи и внутри, но эти волки могут загрызть кого угодно до полной неподвижности.
Так вот, если применять его не к результату, а к процессу, то безупречность будет фактически равна действию в потоке.
Действие в потоке – довольно расплывчатое определение, но я попробую его немного оформить.
Во-первых, оно характеризуется вдохновением. То есть состоянием, когда задействованы все навыки, все таланты, весь опыт – соединенные в фокусе с желанием сделать что-то новое. Что-то, что еще не делал, но в том поле, в котором чувствуешь себя достаточно уверенно, то есть, повторяю, навыки и опыт есть.
Будет ли это новое новым лично для вас или новым для всего мира – на самом деле неважно. Главное, что это новое для вас. Хотя задачу можно ставить разными способами, в том числе и задачу создания чего-то, чего еще никогда не было.
Во-вторых – отсутствием страха. В самом деле, если у нас есть право на ошибку и вдохновение, то чего нам бояться? Что задуманное не получится? Да, может не получится, но это заложено в задачу. Вместо страха ошибиться – у нас право ошибиться, право пробовать так и эдак, менять условия по ходу дела, словом, действовать вдохновенно.
В-третьих, взаимодействием с нашей личной ценностью. Потому что именно взаимодействуя с ценностью мы легко вызываем состояние вдохновения. И процесс взаимодействия неизменно вызывает состояние счастья. Нам это нужно, у нас это получается, мы реализуемся.
(Это на самом деле вообще очень важный момент, определение своих ценностей не только ради смысла жизни, потому что именно во взаимодействии с ценностями мы его получаем, но и ради получения опыта действия в потоке. Хотя бы ради одного этого имеет смысл постараться эти ценности определить.)
Так вот, самое интересное в действии в потоке именно в том, что оно – безупречно. Любое. Более того, абсолютно понятно, что постоянно в потоке находиться нельзя, это попросту невозможно.
Но тут есть секрет. И он заключается вот в чем.
Войдя в состояние потока заново, вы будете продолжать тот же самый жест, который отпустили, когда в прошлый раз из потока вышли. Потому что поток и есть этот жест, это вы в него входите и выходите, а он – всегда есть и остается.
А пока вы в потоке – вы безупречны. Просто потому, что упреков в нем не существует, и если вы попытаетесь их туда пронести, вы просто не пройдете. Состояния потока не возникнет.
Вспомните себя хоть раз вдохновенно делающим что-то, прикусив от напряжения кончик языка, увлекшись, забыв о ходе времени.
Есть вам в этот момент хоть какое-то дело до упреков, замечаний и критики, что изнутри, что снаружи?
Вот это она и есть. Безупречность.
