Чашка двадцать шестая
«Ветры, ангелы и люди»
О мечтаниях и действиях, и каждый хотел бы так
Я: В этой серии у нас «Ветры, ангелы и люди», и я хочу поговорить о безнадежном вложении.
М.Ф.: Давай поговорим.
От читателей вопросов нет, но есть мой. Как раз по «Самому красивому в мире консулу». У меня сложилось впечатление, что в этом рассказе творец мира настолько ревнив к своему творению (и жаждет оставить его сферическим конем в вакууме навсегда), что не дает ему осуществиться, пока жив. Что не может допустить овеществления своего «настоящего» на уровне материи. Это что – ревность? Жадность?
Нет. В его случае все-таки просто победил телесный страх.
Марк просто очень испугался.
Человеческое тело у него. Трусливое.
Как человек, однажды оказавшийся в пространстве с двумя закатами, я его понимаю очень хорошо.
И его страх был так велик, что держал этот мир от прорастания, пока у него было тело?
Понимаешь, по тексту выходит, что мир его рванул наружу с его смертью.
Я думаю, тут, скорее, так.
То, что он испугался и отменил Лейн, сделало Лейн дважды сверхценностью, а желание отменить эту ошибку, все исправить, вернуться и не испугаться – сверхзадачей.
Когда умирает очень сильный человек большого масштаба (а настоящий творец всегда большого масштаба) с такой вот сверхзадачей, он может (если специально учился или если невероятно удачлив) правильно использовать момент выхода сознания из тела.
Да. Вот об этом я сейчас думаю. О прорастании внутрь и прорастании наружу. Что можно сидеть на своем мире, как дракон на золоте – и безмерно испугаться, когда вдруг увидишь, ну, не знаю, лишний выход в своей пещере, которого не было до сих пор. И броситься его запирать.
Я немного говорил с другими людьми об этом. О том, что заставляет прятать и пугаться. Все в один голос говорят «меня сочтут сумасшедшим». Но я все больше думаю, что дело здесь в другом. Может быть, в этом самом телесном страхе. Хотя – если рассуждать логически – а что телу-то с того, что мост появится не в воображении, а вживую? Почему тело так пугается таких вещей?
Это совершенно, принципиально разные вещи.
У ребят была ситуация, когда они сами, целиком оказались в Лейне. Всем телом – вот там.
И тут у Марка сработал обычный для всякого, у кого есть человеческое тело, телесный же страх. Это нормально для человека – наделать в штаны, оказавшись в другой реальности. Оно только в книжках легко, а на самом деле мало кто вдох сделать сможет. Там все чужое, и тело точно знает, что оно сейчас умрет (хотя на практике может и не умирать, если попало в дружественную реальность, где воздух не ядовит и т. п.).
Двое других испугались меньше просто потому что они незаурядные чуваки. Очень круты. Инстинкт самосохранения снижен, вот и все. Ну и плюс, будешь смеяться, когда люди очень близки и физически рядом, у них один страх на всех (и не только страх, многое). Так что Марк весь общественный страх выжрал, получается так.
То есть ему в буквальном смысле слова досталось.
Ну да.
А ты, как я понимаю, говорил с другими людьми не о физическом воплощении иной реальности (нас в иной реальности, или ее через нас, один черт). А – о чем? О разговорах о других реальностях с людьми? Так это, знаешь, последнее дело – с кем попало о таких вещах болтать.
Это, мне кажется, распространенная ошибка – типа обо всем надо (зачем?!) рассказывать другим людям. На самом деле обычно не надо!
И дело даже не в нашей безопасности, сейчас насильно не отправляют в дурдом.
Дело в первую очередь в том, что, когда имеешь дело с людьми, десакрализация почти неизбежна.
Не совсем. Скорее о столкновении с чем-то… действительно заветным. И впадании в панику по этому поводу. Причем паника эта такого свойства, что да, о ней рассказать невозможно.
И тогда человек сам осуществляет акт десакрализации. «Это была неправда. Это не то. Я обманулся.»
То есть ты все-таки о физическом столкновении?
Ты имеешь в виду, когда человек переживает не вмещающийся в него опыт? И потом уговаривает себя, что ничего не было, показалось?
Даже еще похлеще – уговаривает себя, что не так уж и был велик этот опыт.
Я о случае, когда «мечтать» кажется более безопасным, что ли, занятием, чем проращивать сквозь себя.
Это все-таки не самый распространенный случай ты описываешь. Обычно просто говорят «показалось» и стараются забыть.
И это понятная реакция человеческого ума – он не хочет считать реальностью что-то, не укладывающееся в него.
Мечтать, конечно, приятней и безопасней, чем что-то делать. Хотя бы потому, что в мечтах как придумаешь, так и будет. А когда оно УЖЕ ЕСТЬ, оно не под твоим контролем. Реальность (что привычная, что непривычная) всегда больше, чем человек. И диктует свои условия.
Грубо говоря, в мечтах нас всегда полюбит принцесса/принц. При перемещении в другую реальность – не факт, даже если там принцы стадами бегают.
Больше того: можно что-то делать (действительно делать) всю жизнь, а оно НЕ ПОЛУЧИТСЯ. Такая вероятность есть. Не все выбирают дела по плечу. И дела, которые выбирают нас сами, тоже не всегда оказываются по плечу.
Вот. Стой.
Реальность. Ключевое слово.
Я пытаюсь сейчас нащупать разницу между прорастающей сквозь тебя реальностью и «мечтаниями». Потому что когда сквозь тебя начинает хлестать пространство, как-то очевидно уже, что оно – больше тебя.
Нащупать разницу между прорастающей сквозь тебя реальностью и «мечтаниями» – эта разница во вложениях. В мечты не вкладываются, ими себя, условно говоря, развлекают (отвлекают от неприятного, занимают на досуге и т. п.)
И вот что, пока я не забыл. В сборнике очень много о перемене участи. Триггером служит разное – но каждый раз это приводит к тому, что приходится действовать.
Усилие по перемене участи – по сути, это же тоже вложение. В другого себя. И оно всегда связано с действием, а не с мечтой о действии, я верно тебя понял?
Я к тому, что в «Консуле» ребята действуют, почти постоянно, – и это таки да, приводит к перемене участи.
Самый простой пример. Вот мы считаем (нам приснилось, рассказал незнакомец, вычитали в книжке), что на каком-то перекрестке на окраине далекого (или даже, черт с ним, нашего) города в какой-то определенный день года в четыре часа утра можно увидеть башни волшебного города-призрака (я нарочно для наглядности упрощаю). Так вот, пока мы лежим с этим на диване, рассказываем знакомым или пишем об этом стихи, это просто мечтания. А когда мы начинаем копить деньги для поездки в незнакомый город или просто в нужную ночь вызываем такси и едем – это вложение. Причем неважно, увидим мы башни или нет. Главное – мы сделали шаг, реальный физический шаг ради чего-то как минимум не гарантированного. Нам было стремно ехать на эту окраину. Мы вообще хотели спать, нам на работу завтра. Но мы встали и пошли. Этот факт гораздо важнее башен, вот о чем надо помнить, когда их нам не покажут. Наше движение навстречу несуществующим башням важнее, чем сам факт их существования, сомнительный, честно говоря.
Действие, действие и еще раз действие. Это правда так.
Вот это «движение навстречу несуществующим башням» – это, конечно же, Грин в чистом виде.
Да. Главное чудо для человека на этой земле – способность двигаться к несуществующим башням, а не сами они. Потому что башни приложатся. Рано или поздно. Вопрос только в том, будет ли кому к ним идти.
Потому что вот это – действие ради несуществующих башен, и одновременно страх, и «засмеют», и получаемый в процессе опыт – вот это точно очень важно и об этом никто совсем не говорит.
У меня есть одна мысль.
Что разница между самоублажением и действием (относительно мечты, особенно несбыточной) состоит в том, что на самоублажение нельзя получить фидбэк. И разделить его тоже ни с кем нельзя. Разве что нарвешься на такого же, и он расскажет, чем и как самоублажает себя.
А на действие – можно. И фидбэк, и вложение, и помощь.
В действие можно включиться.
Возможно, что природа очень общего человеческого «о, нет, вот об этом я никому не могу рассказать, меня засмеют и упрячут в психушку» как раз и базируется на этой разнице. О действии рассказать можно.
Им можно поделиться, как опытом. Можно найти тех, у кого бывал схожий опыт – и любым образом объединить усилия, действием вместе, обучением, чем угодно.
Можно вовлечь в свои действия других людей – если в этом есть необходимость.
И еще: самоублажение (самоутешение) не дает опыта. Следовательно, ни обучения, ни перемен. Заметь, я о «не могу рассказать никому», а не «тщательно фильтрую, к кому с таким ходить».
Это важно.
Тут придется все-таки уточнить, что именно ты называешь «фидбэком». Потому что по большому счету все фидбэк. Качество воздуха, который мы вдыхаем, фидбэк на весь комплекс действий, которые привели нас в место, где мы его вдохнули. Другое дело, распознаем ли мы каждый конкретный фидбэк и сумеем ли его расшифровать. Ну, это вообще совершенно отдельный навык – находиться в постоянном диалоге с реальностью и учить ее язык.
Если ты говоришь о фидбэке от людей и вообще о возможности диалога с ними, тут следует понимать, что я не слишком высоко ценю эту разновидность фидбэка. У всех нас (ну, у всех, кто находится в пределах т. н. психиатрической нормы) есть потребность в фидбэке от себе подобных (других людей), это правда, и я это очень хорошо понимаю. И отношусь к этой потребности с величайшим сочувствием, тем более, что мне она тоже не чужда. Но расцениваю ее как слабость. Общую для всех, включая меня, очень понятную, нуждающуюся в удовлетворении, но – слабость. С моей точки зрения, возможность получения фидбэка от окружающих – великое облегчение, радость, залог обретения хоть какого-то намека на душевное равновесие. Но уж никак не критерий качества того, что с нами происходит и наших персональных действий. Я, например, совершенно точно знаю, что в ответ на самые важные из своих действий никакого фидбэка от окружающих не получу никогда. Это, как обычно говорят в таких случаях, печально, однако ценности и важности происходящего со мной не умаляет. И, кстати, дополнительно мотивирует меня изучать язык реальности и повышать восприимчивость к ее сигналам, просто потому, что фидбэк от нее для меня – единственный вариант.
И да, есть вещи, которые я – не то что вот прям «не могу», просто не считаю целесообразным рассказывать кому бы то ни было, включая самых близких. Но вовсе не потому, что эти вещи какие-то там самоублажающие мечты. А отчасти из-за отсутствия необходимого словаря, отчасти потому, что чужая болтовня может сбить с толку (в результате моей разговорчивости у собеседника появится неактуальная лично для него картина мира), отчасти просто потому, что никого не касается, это мои дела.
Ты говоришь: «И еще: самоублажение (самоутешение) не дает опыта. Следовательно, ни обучения, ни перемен».
На самом деле, конечно, дает. Опыт самоутешения – тоже опыт. Обучение самоутешению – тоже обучение, в этой области надолго не застрянешь на месте, потому что дозу придется постоянно увеличивать. Еще и еще. Ну и перемены будут, вопрос только, с каким знаком. Мы все примерно знаем ответ.
Не всегда, но очень часто качество происходящих с мечтателем перемен – самый главный критерий. Я имею в виду, что если мечтатель (как чаще всего и бывает) постепенно деградирует (в самых разных областях своей жизни, иногда равномерно, иногда нет), зря он затеял на диване мечтать. Но бывают, будешь смеяться, случаи, когда пустые мечты на условном диване дают человеку силы. И какое-то время спустя наш диванный мечтатель пробуждается к жизни, встает на ноги и даже куда-то идет – может быть, действовать в направлении своей мечты, а может быть, устраиваться на работу официантом, потому что дела совсем пришли в упадок, и надо хоть с чего-то начинать, а там как пойдет. Это означает, что пустые мечты залатали какую-то очень серьезную рану, в которую уходили все силы. И она (рана) требовала именно такого лекарства. Так довольно редко бывает, но все-таки бывает. Зная об этом, я не могу совсем уж однозначно говорить: «Хватит впустую мечтать». Для кого-то пустые, самоутешительные мечты – необходимый этап.
Мы уже тут поминали Грина – в связи с «движением навстречу несуществующим башням». Из его автобиографии (другим биографам я все же не могу верить, зная, что рассказывают о нас даже самые близкие другим самым близким – не со зла, а просто переформатируя информацию под себя) – да, так вот, из его автобиографии очень видно, как много места в его собственной жизни занимали именно что «пустые мечты». Ясно, что не только они, были и действия. Кстати, очень часто совершенно провальные действия, заканчивавшиеся полным крахом, ему досталась очень суровая судьба. Такая адская каша из пустых мечтаний и «дел не по плечу», о которых мы говорили выше. А в результате этого адова опыта получился человек, через которого со страшной силой хреначит чистый небесный дух. Человек, способный простыми словами (и в очень непростом, можно сказать, гипнотизирующем ритме) рассказать, как бывает, когда встаешь и идешь навстречу несбыточному. И своими руками сбываешь его. Думаю, не будь у него опыта предельной слабости, жалкого самоутешения, бездействия и бессилия, бесконечных поражений (включая самые разрушительные, внутренние), он бы не был так убедителен. Феникс, символизирующий триумф бессмертия, восстает из собственного пепла. Не будет пепла – не будет Феникса, такая беда.
Но на этом месте, конечно, должно появиться предупреждение, написанное самыми крупными буквами: НЕ ПЫТАЙТЕСЬ ПОВТОРИТЬ В ДОМАШНИХ УСЛОВИЯХ. В смысле, не следует принимать все вышесказанное за разрешение сидеть на жопе и мечтать дальше. Во-первых, я вообще не выдаю никаких разрешений. Во-вторых, те, кто не способен ни на что, кроме мечтаний на диване, будут сидеть и мечтать дальше, без каких-то дополнительных разрешений, просто потому, что не могут встать. А в-третьих, тот факт, что некоторым на совсем тяжелом этапе жизни лучше уж бездарно мечтать, чем сразу в петлю, или под мост с топором, не отменяет другого факта: когда есть силы на то, чтобы хотя бы ползти, необходимо ползти.
Ползти необходимо, во-первых, потому, что чем больше мы действуем, тем больше у нас становится сил. Это факт, здесь все так устроено. Всякое осознанное и добровольное действие – заявка на следующее. И, можно сказать, заранее составленная смета на представительские расходы. Если действие было осознанным и добровольным (а не по инерции и от страха, как это обычно бывает), на следующее – дадут. Вернее, сами возьмем в такой специальной небесной кладовке, куда нам открыт постоянный доступ, пока мы продолжаем осмысленную и бесстрашную активность. (Если доступа нет, то есть мы действуем, а сил не прибавляется, это сигнал докопаться до подлинных причин наших действий; обычно оказывается, что они производятся под принуждением, это далеко не очевидно почти всегда.)
А во-вторых, ползти (хотя бы ползти) необходимо для утверждения нашей заоблачной несбыточной мечты в текущей суровой реальности. Человек – прагматичная обезьяна, и грех не использовать это наше общее качество себе на пользу. «Я предпринимаю практические действия ради Х, следовательно Х реален», – такой вывод делает наш ум. И как минимум перестает нам активно мешать. Это бесценно, поскольку что у нас «несбыточно», а что вполне себе «сбыточно» решает именно ум. Не один он, но в первую очередь – он. Именно действием, направленным на утверждение так называемого «невозможного», наша созидательная воля побеждает практический обезьяний ум. Не то чтобы от этого вот прям сразу на горизонте появляются невидимые башни зачарованного города. Так быстро и просто все-таки вряд ли. Но таким образом постепенно, шаг за шагом, практическое действие за практическим действием, рождается тот, кто к этим башням однажды придет.
Под фидбэком я имею в виду прежде всего фидбэк от реальности, конечно. Мы как раз об этом говорим как о «безнадежном вложении»: что случается с тем, кто все-таки решается идти смотреть на невидимый город. Вряд ли это будет фидбэк от людей. Ну, если в программу входит подключать людей – то да. Факт тот, что такая возможность есть при действии. Как выбор.
Но его можно не делать, конечно.
Оно, скорее, даже по обстоятельствам: иногда технически необходимо, иногда нет.
Так вот, действие. Ты говоришь «Потому что башни приложатся. Вопрос только в том, будет ли кому к ним идти».
Развей, пожалуйста, эту мысль, она важная.
У Грина есть рассказ «Сердце пустыни», который представляет собой идеальную иллюстрацию к этим словам.
Там, как мы все помним (кто читал, вряд ли забудет), шутники разыграли человека, рассказав ему о чудесном городе в оазисе в центре пустыни.
Таким образом, исходные условия задачи соблюдены. Дано: несуществующий чудесный город + человек, способный все бросить и пойти его искать. На всякий случай, проговорю вполне очевидное: этот человек не с бухты-барахты таков, а в результате всей своей жизни (совокупности поступков и соответствующих фидбэков реальности), предшествовавших этому дню.
Дальше, как мы помним, человек отправился в пустыню, города на указанном месте предсказуемо не нашел (вот, кстати, казалось бы – такой суровый фидбэк от реальности: нету никакого города, НЕТ ЕГО). Но вместо того, чтобы сесть и заплакать, а потом погибнуть во цвете лет, человек принялся его строить. То есть сперва искать единомышленников, а потом уже вместе строить. И сколько-то лет спустя город, похожий на придуманный (описание выдуманного города очаровало, а значит почему бы не положить его в основу градостроительного плана) в сердце пустыни уже был.
Вот почему я говорю, что человек, способный встать и пойти к несуществующему городу, важнее, чем город. Была бы созидательная воля, города приложатся. И не только города.
Ну вот это, кстати, я и имею в виду, когда говорю, что к действию можно подключить.
Да, теперь понятно.
Позвать строить, а не предложить обсудить, какие нам нравятся зачарованные города, а потом поспорить, кто круче придумал.
Да.
Возвращаясь к «Консулу»: с моей точки зрения, самое ценное там как раз то, что ребята действуют. Как могут, но действуют.
Рисуют флаги, пишут сообщения, до строительства этому далеко, но в то же время – максимально близко в данных условиях.
Конечно.
Они (мне это кажется очень важным) не бросили игру, когда стали подростками. Наступление половой зрелости не стало концом игры. Для людей это огромная редкость. Конечно, их было трое, втроем точно легче не бросить «детские глупости». Но все равно удивительные молодцы.
И возвращаясь к тому, о чем ты говорил выше. Получив опыт, с одной стороны, уникальный и явственно невозможный, с другой, очень жуткий для человеческого ума, с третьей, ставший для них опытом поражения, они не стали его обесценивать, а сохранили его как величайшую драгоценность. Отчасти даже сломались (надломились) под этим грузом, но оставили его себе.
Я у кого-то читал отличную мысль – когда группа собирается заниматься чем-то вот таким – там речь шла о творчестве – над ними раскрывается дырка в небе. Кому-то больше из нее достается, кому-то меньше, но она есть на всех.
Да, это правда так. Наличие такой «дырки в небе», в общем, показатель дееспособности творческой группы. Если ее нет, группу лучше расформировать.
И я не стану говорить, что над мечтателем без действия ее однозначно нет. Но ее появление гораздо менее вероятно, это должен быть мечтатель немыслимой силы.
Это та самая формула, о которой я часто говорю: 1 + 1 = 98 (или любое другое большое число).
Для такого эффекта одинокий мечтатель должен создать творческую группу с какими-нибудь, условно говоря, духами. Я, как ты понимаешь, не шучу.
Ну вот да. Вот тогда рассказ – как и действие – качественно меняет ситуацию.
Потому что дырка в небе – результат коммуникационной алхимии. Обязательно коммуникация должна быть.
Вот. А с чем идет коммуникация во время самоутешения? Она вообще есть?
Ну, можно сказать, что редкий одинокий мечтатель, сумевший создать творческий союз с самой реальностью, получит тот же эффект.
Мне кажется, самоутешение – это коммуникация с самим собой. Часто даже с вымышленным образом себя, и вот это – засада. Потому что от коммуникации с настоящим собой можно получить очень много. Но кто же до себя настоящего будет докапываться, когда можно придумать свой красивый образ и коммуницировать с ним.
Такая алхимия нам не нужна, товарищи. Не доведет она до добра.
И, кстати, наверное, потому, что на поддержание вымышленного красивого образа себя требуются силы. А поскольку образ вымышленный, дырки в небе от взаимодействия с ним нет. То есть силы уходят, а новые ниоткуда не берутся. Ну и все.
О. Вот я и думаю, что успешное «раскрытие дыры» – это как раз и есть такой случай. Коммуникации с настоящим собой.
Да, я тоже думаю, что кто достучался до настоящего себя (то есть до каких-то глубоких пластов своего сознания), в итоге имеет неплохие шансы сделать хотя бы минимальный ремонт, необходимый для движения дальше.
Мне очень нравится получившийся у нас здесь образ: «Тот, кто способен идти к несуществующим башням».
Собственно, это и есть разница между мечтателем и самоутешителем, мне думается. Самоутешитель никуда идти не способен, ему даже себя не удержать, вернее, он держит вымышленного себя, а тут уже не до несуществующих башен и тем более не до пути к ним.
Между развитой созидательной волей и ее отсутствием – если точнее. Потому что бывают такие стадии мечтателя, когда еще просто сил нет, но вектор развития задан. А когда задан вектор, все, что нам нужно это время, чтобы встать и пойти.
«All we have to decide is what to do with the time that is given us».
(Все, что мы вольны решать, – это что делать со временем, отпущенным нам).
Дж. Толкин, «Властелин колец»
Я хочу добавить еще несколько слов. Почему «безнадежное вложение», а не, скажем, «безнадежное предприятие». (Почему «безнадежное» я, пожалуй, пояснять не буду. Это как-нибудь потом. Мы уже говорили о полезности близости к собственной смерти, так вот это одного поля ягоды.)
Потому что на той самой стадии, когда вектор уже задан, а сил еще нет, вложение – единственное средство получить силы.
Что такое силы, применительно к человеку? Это ресурс. То, чем он располагает. То, что он может пустить в оборот и получить на это еще ресурса, а для того, чтобы от мечтаний перейти к действиям, ресурса нужно очень много.
Ресурс у человека – это избыток сил, который он может пустить на безнадежное предприятие. И не сгинуть, если потерпит крах, а еще вернее – все то время, что будет терпеть крах, потому что в начале этой затеи, перемены мечтаний на реальные действия, он будет терпеть крах, и этот крах нужно будет перетерпеть, собственно, на это и нужен избыток сил, как нужен жировой запас на то, чтобы выносить ребенка.
А у ресурсной базы есть одно интересное правило: если вкладываешься, то прирастает не только там, где вкладываешься, но везде.
При условии, оговорюсь на всякий случай, что именно вкладываешься, а не перекладываешь с места на место.
Пожалуй, это следует немного развернуть.
Под перекладыванием с места на место я имею в виду действия в одной сфере за счет бездействия в других. Вкалывать, а не вкладываться. Это разница. Когда вкладываешься, ты инвестируешь. Ты не всегда получаешь мгновенный результат, но всегда получаешь драйв. Драйв, кстати, вообще хороший маркер: если его нет, ты точно вкалываешь. Вкалывание характеризуется такими моментами как «ни на что больше сил нет», «дошел до кровати и упал», «ничего больше не успеваю». Это хорошо на коротких дистанциях и вкупе с «вкладываться», но вот что я скажу. Не следует считать, что если вкалываешь в одной области (месяцы и годы подряд), то вкладываешься в другой. Нет. Не вкладываешься. Вкалывание – это всегда заделка какой-то дыры, какого-то пробела, это короткая дистанция, рывок. Даже если это дистанция длительная – первые годы ребенка, например, – у нее есть конкретный срок. Но если имеющаяся дыра требует заделывания месяцы подряд и конца этому не может назвать никто – вас кто-то обманул, вы имеете дело с бочкой Данаид. И к вложению, которое со временем начинает работать с перехлестом, это не имеет отношения.
…Может быть, дело в том, что когда вложение начинает работать само на себя, высвобождаются дополнительные силы и время, которые можно пустить на что-то еще. Может быть, меняется виденье мира. Начинаешь, к примеру, вкладываться в собственное здоровье – начинаешь иначе чувствовать себя и иначе видеть окружающий мир. Иначе видеть других людей. Начинаешь иначе видеть других людей – начинаешь видеть новые источники ресурса.
Особенно ярко это проявляется с учебой, конечно, если учеба целенаправленна и осознанна, результат этого вложения сказывается очень быстро.
Так вот, когда необходим избыток сил, появление ресурса, имеет смысл начать вкладываться, прежде всего в самого себя. С мечтами – как с ребенком в самолете: маску сначала на себя, потом на ребенка. Если не выживете вы, ваш ребенок не выживет тем более. Относительно мечтаний это правило действует еще свирепее.
И это еще один маркер, по которому можно легко сказать, мечтатель перед вами или самоублажитель. Посмотрите на его ресурсы. (Иногда приходится смотреть в зеркало.) Есть ли у него где-то избыток? Есть ли у него чего-то столько, что можно пустить часть в оборот? Это могут быть время, силы, деньги, таланты, навыки, драйв. Все, что угодно, но, кстати, драйв – прежде всего. Первая заповедь мечтателя: не мечта дает тебе драйв, а ты – мечте. (У самоублажителя – наоборот, ему кажется, что драйв приходит от мечты. На самом деле это – не драйв, потому что то чувство, которое приходит, сливается в никуда, как сперма Онана. А драйв – штука индуктивная, он всегда побуждает делать что-то еще поверх уже сделанного.)
Если научиться давать драйв себе, появятся силы.
Если появятся силы, то можно будет наконец встать и пойти к несуществующим башням.
Если встанешь и пойдешь, что-то обязательно будет. Может быть, башни. Может быть, что-то еще – ты можешь сильно измениться за время пути, и тогда башни изменятся тоже.
Но это будет уже не так важно, потому что вложение в себя дает еще один интересный эффект: раскрытие пространства.
Вкладываясь, становишься больше в смысле емкости. В смысле зоны покрытия. В смысле вероятности любых событий.
И вот тогда действительно может быть все. Вообще все, сколько его ни есть.
