Часть первая

Снизу все строение кажется стеклянным: потолок, стены, пол. Гигантский пузырь, подвешенный в нескольких сотнях футов над двором с помощью замысловато расположенных стоек из нержавеющей стали и высокопрочных проводов. Капля, попавшая в паутину.

Молодой человек и женщина, очутившиеся здесь, вытянули шеи и удивленно разинули рты.

Еще не было и десяти, а их утро уже омрачилось тяжелой работой – они пытались прорваться сюда, используя перегруженные магистрали Лондона. Переход на «Юбилейную» линию метро, в сочетании с забастовкой Убера, – идеальные условия для шторма. Но даже когда они добрались до пункта назначения, выяснилось, что главные трудности еще впереди. Охранники настаивали на дотошных проверках, сканированиях и обысках и не собирались потакать визитерам. Сумки, туфли, обувь, ноутбуки – все обыскивалось вручную, после чего пропускалось через рентгеновские аппараты и металлодетекторы.

Это был настоящий кошмар, который, к счастью, вскоре остался в прошлом: им все-таки разрешили пройти во внутренний двор.

Но хотя они и слышали о новой британской штаб-квартире компании, они не были готовы к реальному масштабу, воплощенному в смелой архитектуре: блестящий прозрачный шар буквально парил над их головами.

Женщина находит это красивым. Юношу гложут сомнения. Он мучается от похмелья, и по какой-то причине здание вызывает у него легкую тошноту. Щурясь в полумраке, он разглядывает офисную оргтехнику, придвинутую к стеклянной стене. Взгляд выхватывает очертания привычных предметов. И столы, и стулья, и принтеры, и кулеры с водой – утилитарные потребности любого бизнеса, независимо от того, насколько он высокотехнологичен. Возле них расположены небольшие светильники, иногда перемещающиеся с одной стороны пузыря на другую, дрожащие, как пойманные бабочки под абажуром. Инстинктивно парень вынимает телефон, мастерски помещает его на расстояние вытянутой руки так, что в кадр попадают и его лицо, и сам пузырь.

Парень корчит забавную физиономию, делает снимок и подписывает его. Его улыбка исчезает в тот момент, когда он жмет на «Отправить».

– Ты хоть представляешь, сколько времени это займет? Я еще хотел заскочить в спортзал.

Женщина вздыхает и считает в обратном порядке от пяти до одного.

– Но мы почти у цели, Дэвид! Потребовались месяцы, чтобы собрать все данные. Последняя вещь, какую мне хочется сделать, – это вырваться отсюда. Ты должен расслабиться, Дэвид. Попробуй получить удовольствие. Нам сказочно повезло! Многие готовы убить – лишь бы оказаться здесь.

– Да, я знаю, но… Ну, официальное интервью – не совсем мое. Если он запускает новый продукт, то я не понимаю, почему бы ему не провести пресс-конференцию, как все остальные. Почему мы должны тащиться через полгорода, чтобы снять дурацкое видео?

– Потому что он – не кто-то. Он – Ксан Бринкли. Если он хочет сделать интервью на Луне, поверь, народ будет сражаться друг с другом за место в ракете. Вот как это работает. Он – большой босс. Он приказывает.

Женщина делает еще один глубокий вдох и смягчается:

– Послушай, ты слишком много думаешь. Нам нужно сосредоточиться на положительных моментах. Да, он мог бы созвать пресс-конференцию. Но он решил поговорить исключительно с нами. Понимаешь?

Дэвид пожимает плечами.

– Во-первых, это свидетельствует о том, что он, очевидно, является страстным поклонником твоего интернет-канала.

– Да, верно.

– Ты шутишь? Конечно, он фанат. Почему бы и нет? Ты – звезда, Дэвид. Ты – цифровой динамит.

Ухмылка, приподнятая бровь.

– У тебя миллион подписчиков! А полгода назад было шестьсот тысяч фолловеров! Ты звезда и сам это знаешь. Ладно, в последнее время процесс немного замедлился, но такова природа зверя. Ради чего ты вкалывал, Дэвид? Ты – ветеран. Пионер. Кто не хотел бы поучаствовать в шоу?..

Дэвид с трудом подавляет непроизвольную улыбку, затаившуюся в уголках губ и вдруг выныривающую посреди автозагара и модной щетины.

– Хорошо. Возможно, ты права.

– Да, права. И я буду с тобой откровенна: подумай о безумных деньгах, которые стоят на кону! Поэтому хватит зацикливаться на формате и давай-ка туда и…

Не успевает она закончить фразу, как двор озаряет мерцающий свет. Слышатся чьи-то шаги. Каблуки звонко стучат по черным гранитным плитам.

К ним приближается высокая темноволосая девушка, прижимающая планшет к силиконовой груди. Она улыбается, протягивает руку. Она профессионально холодна. Запястье обвивает тонкая полоса трекера, экран пульсирует зелеными огоньками.

– Я – Катя. Мы вчера разговаривали, не так ли?

Сара тоже улыбается и отвечает на рукопожатие.

– Так приятно встретиться с вами лично! А это Дэвид.

– Дэвид, я не могу передать тебе, как восхищен Ксан! Твой час настал! А Ксан – твой страстный фанат, как и все мы.

«Легкий налет иностранного акцента, хотя и слишком слабый, чтобы привязать его к конкретному языку. Она из Скандинавии, – думает Дэвид, – или из Восточной Европы. Возможно».

– Спасибо, – автоматически благодарит он.

– Как мило с твоей стороны!

Возникает неловкая пауза. Катя оценивающе смотрит на Дэвида сверху вниз, словно он является мебелью и одеждой.

– А в реальной жизни ты выше, – произносит она.

– Ну… да, наверное, – запинается Дэвид. – Что ж, еще раз спасибо…

Катя кивает.

– И красивее. А сейчас пройдемте сюда, пожалуйста.

Сара и Дэвид обмениваются быстрыми взглядами, прежде чем проследовать за Катей, которая стремительно пересекает двор. В конце концов они догоняют ее.

– Как вам наша охрана? – спрашивает Катя, оборачиваясь.

Сара морщится, дергает за пластиковый бейдж с идентификацией, болтающийся на шнурке на ее шее.

– Хорошо, что я надела чистое нижнее белье.

Катя моргает, пропустив шутку.

– Я уверена, теперь вы понимаете, что Ксан ценит конфиденциальность во всех ее проявлениях.

– Если честно, меня удивило, что он смог приехать лично. Особенно учитывая все происходящее за границей.

– Глупости! Ксан прилетел накануне. Он не хотел упустить возможность встретиться лично с вами обоими. И да – мы невероятно рады, что вы смогли навестить нас сегодня.

Все трое замолкают, подойдя к черной мраморной колонне. Катя наклоняется к секретной панели и замирает. Держа голову совершенно неподвижно, она высовывает кончик языка – розовое очко, появляющееся между малиновыми подушечками ее губ.

На панели дважды мигает маленький красный индикатор. Когда он становится зеленым, дверь плавно отъезжает в сторону, открывая зеркальный лифт.

– Сканер языка, – объясняет девушка в ответ на ошеломленные взгляды Дэвида и Сары. – Столь же уникален, как сетчатка или отпечатки пальцев, и его гораздо труднее подделать. Он станет отраслевым стандартом в ближайшие двенадцать месяцев. – Катя широко улыбается. – Хотя иногда чувствуешь себя глупо.

Пока лифт бесшумно скользит вверх, Дэвид пользуется возможностью рассмотреть девушку. Она немного старше, чем он, догадывается Дэвид, хотя трудно сказать насколько. Сильно за двадцать. Скоро тридцать. Катя – красивая, хоть и нервная, высокая и угловатая, с копной черных волос и настолько неестественно чистым цветом лица, что ее кожа кажется отполированной.

И глаза – вот что самое поразительное в ее лице: огромные, немигающие, бледно-серые.

И ничего не выражающие.

Лифт останавливается, и двери разъезжаются. У Дэвида и Сары перехватывает дыхание. Пол – цельный, стеклянный и бесшовный, позволяющий увидеть внутренний двор целиком. Как будто они ходят по воздуху. Дэвида снова мутит – похмелье дает о себе знать.

– Здешняя команда называет это чашей золотых рыбок, – сообщает Катя, замечая их тревожную реакцию. – Не волнуйтесь, вы быстро привыкнете. Мой совет новичкам – не смотреть вниз.

Дэвид озирается. Похоже, что никто из, примерно, двадцати сотрудников, работающих в огромном офисе открытой планировки, не страдает боязнью высоты. Можно сказать, что все вокруг кипит от маниакальной энергии. Люди сидят за столами из плексигласа, неистово стучат по клавиатурам ноутбуков или оживленно тараторят в веб-камеры или гарнитуры. Китайский, английский и русский языки – голоса сливаются в низкий, не поддающийся расшифровке гул.

Как и у Кати, у каждого сотрудника есть браслет на запястье.

Экран мерцает равномерным зеленым цветом.

– Наша команда маркетинга и связи, – говорит Катя.

Никто не поднимает головы. Люди поглощены работой и даже не смотрят на посетителей.

– И они, конечно, заняты с утра до вечера, – вставляет реплику Сара.

– О да! На самом деле мы должны были набрать новых сотрудников, чтобы не отставать от запросов прессы. Половина ребят находится здесь меньше двух недель. Сейчас у нас – жаркая пора! Сумасшедшее время, – подтверждает Катя. – Не то чтобы я жалуюсь, – тут же добавляет она.

Сара кивает.

– Как утверждал Оскар Уайльд: «Если неприятно, когда о тебе говорят, то еще хуже, когда о тебе совсем не говорят».

Катя недоуменно – слепо – смотрит на нее.

– Простите?

– Я имею в виду, что отрицательные отзывы не причинили вам никакого вреда, – поясняет Сара. – Хотя, возможно, тем протестующим за пределами вашего нью-йоркского офиса на прошлой неделе было весело. Я читала, что некоторые из них вломились в здание и заняли одну из ваших лабораторий.

Катя пожимает плечами.

– Люди всегда будут критиковать тех, кто бросает вызов их статус-кво. Кроме того, Ксан хочет подчеркнуть, что этот проект совершенно не похож на технологии, которые разрабатывала компания. Он уникален.

– Кстати, о чем вообще идет речь? Вы говорили, что собираетесь отправить подробное письмо, но я, вероятно, его пропустила…

Девушка адресует Саре натянутую улыбку.

– Я бы с удовольствием вас просветила, но, думаю, лучше ответить Ксану.

Пока женщины разговаривают, Дэвид подходит к изогнутой стене. Наклонив голову, он может разглядеть свое отражение в стекле. Готовясь к сегодняшнему интервью, молодой человек надел очки, полагая, что в них выглядит солиднее. Ему уже двадцать пять лет, так что пусть его воспринимают серьезно. Дэвид снимает очки, протирает линзы футболкой и надевает снова. Он сглатывает, пытаясь избавиться от привкуса вчерашнего алкоголя и желчи. Жаль, что он чувствует себя так неуверенно. Он устал и голоден, а его похмелье обострилось. Проклятая встреча! Есть тысяча других дел, которыми Дэвид предпочел бы сейчас заняться. Но встреча – крайне перспективна. По крайней мере, так считает Сара, а она редко ошибается в подобных вещах.

Дэвид делает глубокий вдох. Держаться. Выдыхать. Он проводит рукой по волосам, сбивая их в свободный кок, сосредотачивается – смотрит перед собой – и опять скашивает глаза вниз.

Он может разглядеть входную дверь, где их с Сарой обыскивали, и охранников в черном. Они по-прежнему высокомерно прохаживаются взад-вперед. Прижав нос к стеклу, Дэвид догадывается – конструкция спроектирована таким образом, что стойки и провода, поддерживающие пузырь, невидимы изнутри. Создается впечатление, что этот шар завис в воздухе, как громадная летающая тарелка. Дэвид нашаривает в кармане телефон, вытягивает руку и вновь старается захватить себя и пузырь в кадр. К своему изумлению, парень обнаруживает, что изображение на экране регистрирует лишь размытое пятно цветных пикселей.

Выругавшись, Дэвид подносит телефон к глазам, чтобы проверить, нет ли на стекле трещин.

– Извини, Дэвид, – произносит Катя, прерывая диалог с Сарой. – Твой смартфон не будет работать, пока ты находишься в здании. Ксан настаивает на установке глушителей во всех местах, где мы находимся. Жучки и всякое такое прочее, понимаешь?

Сара тоже достает телефон и внимательно изучает экран.

– Вырубился!

– Приношу извинения за временные неудобства. Как только вы покинете здание, ваши гаджеты заработают.

– Смешно! – восклицает Дэвид. – Ну и как мы запишем интервью?

– Вы будете обеспечены всем, чем нужно. Мне подготовить пару «чистых» телефонов, которые вы сможете использовать в течение визита?

Дэвид таращится на бесполезный черный прямоугольник в руке. Он чувствует себя потерянным, плывущим по течению.

– Все нормально, – говорит он, проглатывая всплеск тревоги. – Правда.

Сара согласно кивает.

– Отлично, – добавляет Сара. – В таком случае пойдем, посмотрим на Ксана?

Сару и Дэвида уводят из отдела маркетинга через двойные плексигласовые двери, далее они шагают по веренице взаимосвязанных коридоров, которые кажутся бесконечными.

Из-за того, что почти все полностью построено из прозрачных материалов, искривленная архитектура не позволяет видеть дальше чем на пару метров в любом направлении, – через несколько минут Сара и Дэвид оказываются совершенно без сил. Они покорно следуют за Катей через лабиринт конференц-залов с открытой планировкой, заселенных группками стильных «голубых воротничков», большинство из которых выглядят почти подростками. И здесь посетителей полностью игнорируют. Молодые люди, несомненно, вовлечены в какие-то таинственные задачи и не могут кинуть даже беглый взгляд на Дэвида и Сару.

Наконец Катя останавливается перед очередными двойными дверями. В отличие от пройденных, они матовые, поэтому невозможно увидеть, что за ними.

– Есть еще несколько условий, которые нам необходимо обговорить, – произносит Катя, держа планшет вместе со стилусом. – Я бы хотела сделать это сейчас…

Сара выгибает бровь дугой.

– Я думала, мы все уже подписали на стойке регистрации.

– Имеется дополнительный перечень условий – наряду с нашим стандартным соглашением о неразглашении. Ксан настаивает на нем всякий раз, когда мы делимся прототипом с кем-то не из нашей компании. Разумеется, вы можете спокойно и тщательно изучать его столько времени, сколько хотите. Может быть, принести вам кофе?

– Нет необходимости, – бросает Дэвид, взяв планшет и отмечая квадрат со словом «Согласен». – Я уверен, мы опять сэкономим на адвокате.

Сара с вымученной улыбкой берет планшет, вводит данные с предельной точностью и передает гаджет Кате.

– Прекрасно, – сияет Катя – А теперь я вынуждена вас оставить.

– Ты не пойдешь с нами? – спрашивает Дэвид.

– Извините, я бы с удовольствием, но у меня еще одна встреча в одиннадцать, – отвечает Катя. – Не волнуйтесь. Мне кажется, что в ближайшем будущем мы пообщаемся подольше.

Катя отступает к дверной панели, высовывает язык и ждет, когда красный свет начнет мигать зеленым.

Первое – это музыка. Еще до того как дверь за ними закрылась, Дэвид и Сара были поражены резким звуком электрогитары, серией диких, приблюзованных риффов, пронзающих воздух, странно анахроничных во времена космической эры. Сам офис смахивает на те, через которые они уже прошли: просторный и скудно меблированный, с естественным освещением. Единственное отличие – стены из того же легкого матового стекла, что и дверь, сводящие вид снаружи к неясным грязным пятнам теней и силуэтов.

Похоже, никто, кроме хозяина, не может ни войти, ни выйти отсюда.

В дальнем конце офиса, сгорбившись над маленьким, закрытым сверху радиоусилителем, стоит человек. Антикварная гитара закинута за спину. Как только Дэвид и Сара разворачиваются, он бросает на них взгляд, но не узнает и продолжает играть. Пальцы гитариста работают с лихорадочной ловкостью, извлекая из инструмента бешеную мелодию.

Когда Дэвид и Сара оказываются в пятнадцати футах от него, они останавливаются, не принимая музыку, которая продолжает оглушительно взрываться в воздухе. Неловко топчутся на месте, обмениваясь многозначительными взглядами.

Что-то не так.

Хотя гитарист вроде и выглядит как Ксан, однако он чем-то отличается от него. Возможно, потолще в талии. Круги вокруг глаз немного темнее. Пропал обычный дизайнерский костюм: вместо него – негабаритная футболка цвета хаки – подмышки и грудь пропитаны темным потом. Черные волосы музыканта скрыты за шапочкой, лишь несколько сальных локонов вьются вокруг ушей. Искусная дизайнерская щетина переросла в кустистую бороду. Человек напоминает Дэвиду полицейский скетч, зарисованный по памяти свидетеля: узнаваем, но с большой натяжкой. Дэвид на мгновение задается вопросом – нет ли здесь какой-то ошибки, и музыкант, рвущий струны гитары, на самом деле – самозванец, сотрудник, который просто выглядит как Ксан.

Но гитарист отклоняется в сторону, и Дэвид видит вертикальный шрам, пересекающий левую часть его лица, от виска до челюсти. Только тогда Дэвид понимает, что никакой ошибки нет.

Каким бы невозможным это ни казалось, но перед Дэвидом действительно Ксан Бринкли.

Знаменитый шрам: уродливая метка, длинный розовый червь, неприятно раздражающий в иногда безупречном облике Ксана. Даже сейчас, спрятанный за его небрежно взлохмаченными патлами и элегантно-неухоженной бородой, он поражает. Невозможно не заметить такой шрам. Дэвид, конечно же, знает историю его появления. Особый знак Ксана выделяется в каждом биографическом фильме о Бринкли. Надежная зацепка для ленивых писателей, излагающих допотопные популярные психологические теории о его знаменитом перфекционизме и дикой езде.

Хотя точные детали аварии и отличаются от статьи к статье, отдельные ее моменты хорошо известны.

Все произошло в одиннадцатый день рождения Ксана. Вся семья посетила зоопарк и теперь возвращалась домой. Примерно на полпути его отец отвлекся на что-то: то ли на рекламу по радио, то ли на шум на заднем сиденье, а может, на переливчатое оперение птицы, рвущейся в полет. Так или иначе, но он пересек белую разделительную полосу и столкнулся со встречной машиной. В результате аварии погиб отец Ксана, его мать и его маленькая сестренка. Сам же Ксан чудесным образом остался целым и невредимым – за исключением глубокой раны на лице. Именно это трагическое событие и стало аксиомой для его многочисленных биографов и привело Ксана к некоему роду зависимости. Он стал одержим компьютерами и шифрованием. Он, казалось, предпочел механический порядок и точность человеческому общению. Выросший при постоянно меняющемся списке родственников и финансово удобный благодаря приличному наследству, юный Ксан первоначально продемонстрировал серьезный потенциал, выиграв в семнадцать лет стипендию. Ксан решил изучать компьютерные науки в Гарварде, и именно здесь он пристрастился к марихуане и экстази. Из-за последнего Ксан впоследствии получил прозрение, которое заставило его бросить колледж уже после первого семестра в погоне за более «духовной» жизнью.

После нескольких бесцельных лет, проведенных бездельником на пляжах и в хостелах Юго-Восточной Азии, Ксан вернулся в Штаты и переехал в Сан-Франциско, где упрочил свою репутацию благодаря технической гениальности и неортодоксальным воззрениям. Несмотря на прибыльные предложения от крупнейших игроков Силиконовой долины, Ксан в конечном итоге решил «выстрелить» самостоятельно, создав компанию по разработке программного обеспечения. Изначально сосредоточенная на онлайн-фитнесе и приложениях по пожеланиям, линия ранних хитов в первые же полтора года сделала его миллионером.

Как и большинство его предыдущих компаний, «Оптимайзер» обеспечивал изящное решение сложной проблемы, в данном случае – трудного вопроса оценки производительности конкретного сотрудника. Основываясь на технологии, напрямую связанной с программным обеспечением фитнес-контроля, Ксан создал гаджет, отслеживающий и регистрирующий огромный диапазон данных, включая результаты измерения частоты пульса, а также температуру тела, уровень дыхания, кровяное давление и другие физиологические индикаторы для определения степени эффективности работы служащего.

Результаты отображались по «системе светофора». Зеленый указывал на счастливого и продуктивного сотрудника, желтый предлагал варианты для улучшения, в то время как красный сигнализировал о бездельнике.

Эта система – сама простота.

Конечно, браслеты сразу же стали сенсацией, имеющей восторженных сторонников в лице владельцев фабрик и складов еще до того, как их приняли офисы по всему миру. Не то чтобы сотрудники возражали. В действительности, кроме маленького, но красноречивого объединения защитников прав человека, ярыми поклонниками технологии оказались сами рабочие.

Гладкий, минималистский дизайн браслета уже рассматривается и как дань моде, и как символ положения в обществе – многие люди принимают решение издать свою статистику производительности онлайн для стимуляции собственного трудоустройства. Между тем успех привел тридцативосьмилетнего Ксана к канонизации в статусе одного из самых креативных предпринимателей десятилетия, – дальновидный талант, склонный к изменению облика технологии в любой момент.

По крайней мере, так говорят биографы, однако Дэвид не был в этом столь уверен. Хотя Ксан точно не выглядел нищим, он не походил ни на одного из самых успешных бизнесменов в мире. У Дэвида даже создалось впечатление, что, встретив Ксана на улице, он мог бы запросто его не узнать.

Гитара продолжает вопить, достигая кульминации. Глаза Ксана закатываются в экстазе, поскольку он подчиняется воплю и гулу соло, пока музыка не спадает, разрушаясь в длинном шуме обратной связи.

Затем – ничто.

Проходит несколько секунд, прежде чем гитарист открывает глаза. Он осматривает комнату, часто мигает, словно выходя из комы, и сосредотачивается на этой непонятно почему смущенной парочке, стоящей напротив него. Ксан усмехается, его борода раздваивается.

– Дэвид! Брат! Я в восторге, что ты здесь! – восклицает Ксан. Его голос – хриплый, с ленивым и тягучим калифорнийским произношением. – Это, должно быть, твой агент?

– Менеджер, – поправляет его Сара, протягивая руку. – Сара… Сара Стоун.

– Сара! Катя говорила мне о тебе. Извини, я хотел расслабиться и напрочь забыл о времени.

– Ничего страшного.

– И вообще, все здорово, – добавляет Дэвид. – Гитара великолепно звучала.

– Спасибо, братан. Для меня это так много значит! Вы знаете, я играю только несколько недель, но уже оказался «на крючке». Я не могу положить проклятую штуковину на место.

Дэвид недоверчиво качает головой. «Несколько недель?»

– А гитара мне очень помогает. Раньше она принадлежала Эрику Клэптону. Или Джимми Хендриксу? Так или иначе, гитара прекрасна.

Ксан держит инструмент так, что свет бликует на изношенной хромированной поверхности гитары.

– «Стратокастер» более чем шестидесятилетней давности, но никто до сих пор его не превзошел. Чистое безумие. Они до сих пор тысячами производят модель, созданную по образцу, который придумал старина Лео Фендер.

Все просто, не так ли? Сталь, древесина и провода. Но в то же время этот инструмент представляет собой последнее звено в цепи, восходящей к древним грекам. Без преувеличения – тысячи лет каждый новый разработчик карабкался на плечи последнего, пока они, наконец, не достигли высшей точки. Вершина эволюции. Не верите? Тогда попробуйте сами.

Ксан протягивает гитару Дэвиду.

– Но я не умею играть.

– Что ты говоришь? Я посмотрел видео, которое ты опубликовал в прошлом году. Композиция группы «Рамонс». Ты сразил наповал, братан!

Дэвид напряженно улыбается:

– Я и правда не мог. Я знаю максимум три аккорда. Та запись видео заняла у меня час, чтобы прославиться. Вы должны заметить, сколько там неудачных дублей.

– Давай! Я настаиваю. Долой ложную скромность, дружище! – вдруг подбадривает его Сара.

Но Дэвид ощущает, что и она напряжена.

Последнее, чего он хочет, – казаться неблагодарным. Наклоняясь, парень берет гитару и закидывает ее ремень через плечо.

«Будь наглым. Почему бы и нет?»

– Мы должны это снимать? – спрашивает Сара. – Это могло бы стать неплохой частью интервью.

Ксан игнорирует ее вопрос, приседая для регулировки усилителя.

Раздается хруст фальшивых нот, поскольку пальцы Дэвида скользят по струнам, и звучат искореженные первые аккорды «Бибопа Блицкрига».

– Я уже предупреждал, что я ужасен.

– Ерунда! – вопит Ксан, пытаясь перекричать гитарный шум. – Ты тоже должен немного расслабиться!

Дэвид продолжает играть без энтузиазма с огорченной физиономией. Зато Ксан сияет, его глаза блаженно и восторженно мерцают.

– Вот видишь, ты все понимаешь!

Он едва закончил кричать, как музыка вдруг резко меняется: атональное хныканье, раздававшееся несколькими секундами ранее, уступает место сладкой и глянцевой мелодии. Дэвид изумленно таращится на свои пальцы, которые буквально летают по струнам. Парень прекращает играть панковский трэш, спонтанно переключаясь на серию джазовых аккордов, правой рукой выбирая быстрый, фанковый ритм.

– Я и не представляла, что ты настолько хорош! – кричит Сара. – Серьезно, мы должны полностью снимать…

Дэвид не отвечает. Он не в силах. Теперь он может лишь пристально следить за собственными пальцами. Они двигаются как крупные пауки, глаза Дэвида расширяются в замешательстве, а музыка становится все сложнее – дезориентирующее пятно риффов и пробегов с щипками из разреженного воздуха, выполненное с головокружительной скоростью.

– Да, мужик! – вопит Ксан. – Ты прямо истребляешь! Разве я не говорил вам, что у меня – превосходная гитара?

Дэвид едва ли слышит Ксана. Он потеет, очки влажнеют. Соленые капли пота скатываются со лба и жгут глаза. Парень нервно мигает, но не вытирает их. Он захвачен музыкой. Ноты накладываются друг на друга, создавая противоречивые, причудливо красивые мелодии. Пораженная Сара смотрит на Дэвида – тот горбится, его каштановые волосы разбросаны по лицу, а тело дергается и кривится с каждым гитарным взвизгом. Он будто изгоняет демона. Наконец, когда уже кажется, что Дэвид никогда не закончит, Ксан наклоняется к электрогитаре. Музыкальное бульканье тотчас обрывается, Дэвид ошеломленно и устало вздыхает.

– Боже мой, Дэвид! – восклицает Сара. – Ты должен все повторить, и тогда мы снимем тебя с правильного ракурса. Ты понимаешь, что это означает? Ты мог бы начать вести отдельный канал. Блог, книга, уроки игры на гитаре – возможности неисчерпаемы…

Ксан осторожно подается вперед и снимает гитару с плеча Дэвида.

– Вы довольны, ребята? – спрашивает он.

Улыбка прячется в бороде Ксана. Дэвид не отвечает и в растерянности смотрит на свои руки.

– Гитара, – бормочет он. – Было похоже на то, что она… играла мной.

Ксан хохочет.

– Чертовски проницательно, братан. Потому я тебя и спросил! Ты более-менее точно выразился о том, что она делает. Ты прав.

Дэвид и Сара удивленно смотрят на него.

– Ладно, братан! Я тебя обманул, я должен был изначально все сказать, но это могло испортить сюрприз. Я хотел, чтобы ты испытал кое-что на себе.

– Испытал – что? – спрашивает Дэвид.

– Слушай, когда я тебе сказал, что «Стратокастер» старого Лео был непревзойденным, то кое о чем умолчал. Все можно совершенствовать. Эволюция не останавливается. Всегда найдется кто-то вдохновленный и готовый сделать следующий шаг – чтобы струны действовали как интерфейс, передавая сигналы между компьютером, который в данном случае скрыт в усилителе, и вашим мозгом. Посылая крошечные электромагнитные сигналы, мы в состоянии управлять нервной системой человека, поощряя его играть самые крутые вещи.

Дэвид снимает очки и гладит дужки.

– То есть я был только что запрограммирован так играть?

– Гм, отчасти. Модное словечко здесь к месту. Ты можешь контролировать импульсы, но если окончательно расслабишься и позволишь музыке вести себя, то в итоге станешь отвязным хулиганом!

– Но я не чувствовал композицию.

– Правда? Даже когда ты знаешь о происходящем, сигналов ты не учуешь! Они фактически незаметны. И это совершенно безопасно. Буквально: любой может подключиться и играть – и малышня, и дедушка Джо из дома престарелых. Теперь нет никакой надобности в нудных – и вовсе не бесплатных – уроках или тысячах часов скучной практики. И прием весьма демократичен. Мы все способны быть клевыми, как Слэш, Принс или Джимми, без тяжелой работы или Богом данного таланта. Но мы не останавливаемся. Мы надеемся однажды объединить гитару с фортепиано, барабанами, саксофоном. Наша технология могла бы изменить мир. Если она когда-нибудь появится на рынке…

– Если? – перебивает его Дэвид. – Звучит как фантастика. Это будет самой значительной технологической разработкой века. Да люди же свихнутся!

– Однозначно, – кивает Сара. – Огромный потенциал для вирусного распространения данной технологии. Если у нас будет хорошая видеозапись Дэвида, играющего снова…

Ксан вздыхает.

– А я рад, что вы, ребята, взволнованы не меньше моего. Впрочем, в реальности для жизнеспособности продукта нет рынка. Я имею в виду, когда вы в последний раз видели ребенка, берущего гитару? Или другой инструмент? Возможно, придумай мы эту технологию в середине девяностых… Нет, в нынешнем виде она может существовать лишь в этих стенах. Просто чуть-чуть веселья.

Дэвид качает головой.

– Но если вы не собираетесь захватывать мир с помощью электрогитары, то почему вы тогда пригласили нас в офис?

Ксан ухмыляется. Он осторожно ставит инструмент около усилителя и обнимает Дэвида за плечи.

– О, Дэвид, у меня есть что-то поинтереснее! Гораздо более захватывающее. Поверь, эта штука действительно пошатнет ваш мир.

– Расскажи мне, чем занимаешься, Дэвид. Кем работаешь?

Дэвид и Сара плюхаются на огромные кресла-мешки в крошечном офисе, находящемся за «гитарной» комнатой. Как и другие зоны, помещение – светлое, аскетично меблированное. Все поверхности здесь – потолок, стены, пол – зеркальные, а не прозрачные или матовые. Это производит завораживающий эффект. Пока Ксан говорит, Дэвид постоянно отвлекается на собственные отображения, обеспокоенным и взволнованным взглядом смотрит на себя с многочисленных новых ракурсов. Всякий раз, когда Дэвид скрещивает ноги, поправляет очки или пробегает рукой по волосам, бесчисленная армия клонов ему подражает. Куда бы Дэвид ни посмотрел, везде видит себя. От себя не убежать.

– Хм… Я делаю видео?..

Сара пытается сохранять профессиональный вид, несмотря на свое почти горизонтальное положение.

– Полагаю, Дэвид хочет сказать следующее: он является одним из тридцати лучших контент-разработчиков. В качестве режиссера, видеоблогера и перспективного симпатичного автора с хорошим вкусом, талантом и обаянием Дэвид приобрел огромную аудиторию, особенно среди подростков четырнадцати-семнадцати лет – традиционно труднодостижимой аудитории. Только за последние три года он собрал сотни тысяч постоянных подписчиков, не говоря уже о…

Кругом миллионы Ксанов гармонично держатся за руки.

– Спасибо, Сара. Цифры мне известны. Позволь перефразировать. Я пытаюсь не столько понять, что ты делаешь, сколько понять, какова цель. В чем смысл, Дэвид?

Сара приоткрывает рот для ответа, но озадаченно его закрывает. Она поворачивается к Дэвиду, почесывающему щетину.

– Я считаю… Ну, люди смотрят мои видео, поскольку их волнуют вещи, о которых я думаю… и…

– Ладно тебе! Давай покороче! Ты – комментатор. Критик. Ты живешь и рассказываешь об этом. Все просто. Но люди – они прямо сходят с ума. Они тебя знают. Ты им нравишься. Они ценят твое мнение. Черт, большинство подписчиков считают тебя другом, а не актером.

Сара вздыхает с облегчением.

– Совершенно верно. Недавний опрос показал…

– Да, они занимаются этим, братан, – продолжает Ксан, оборвав женщину. – Как интимно, не правда ли? Никаких посредников, никакой хитрости. Только ты и камера. Открытая дверь в твою жизнь. Типичное реалити-шоу. В смысле – забудь про телевизор. Видеоблог – преемник пресса Гуттенберга. Не нужны профессиональные связи или годы театральной школы. Любой, буквально каждый может стать звездой. Жаль, что через несколько лет все закончится.

Дэвид хмурится. «Закончится?»

– Да. Полностью. Скоро видеоблогинг будет мертв так же, как видеодиски или любовные романы. Конечно, какие-то энтузиасты могут на некоторое время зацепиться: ретроснобы, хипстеры, ребята, настаивающие на покупке винила, а не потоковой музыки. Однако в любом случае видеоблоги исчезнут. У них нет будущего.

Сара и Дэвид обмениваются испуганными взглядами.

– Извини, но я не совсем тебя понимаю, – произносит Сара, обращаясь к «большому боссу» на «ты» и пытаясь переместиться на кресле-мешке. – Сейчас Дэвид – один из самых популярных блогеров в интернете. Естественный расчет показателей за последние шесть месяцев подтверждает, что Дэвид до сих пор привлекает на свой канал сотни тысяч постоянных зрителей еженедельно. У Дэвида есть поклонники на всех континентах. И дело не только в нем. У меня еще – семь клиентов, и каждый из них создает огромную аудиторию. Онлайн-видео никогда не было столь популярно, как сейчас! По нашим прогнозам, мы составим семьдесят процентов совокупной доли медиарынка к концу десятилетия. Я не понимаю, как ты можешь объявлять, что пузырь вот-вот лопнет?

Ксан с улыбкой возвышается над ними. Десятки отражений тянутся в бесконечность. Армия. Линчующая толпа.

– Потому, – говорит он, ухмыляясь. – Мы собираемся его уничтожить. Вместе.

Ксан молча достает телефон и бьет пальцем по экрану. Поверхность каждого зеркала тотчас становится пустой, погружая офис практически в полную темноту. Комната освещена жутким, пиксельным свечением. В тревоге Дэвид и Сара вскакивают с кресел. Через секунду свет потрескивает, и позади Ксана появляется изображение. Дэвиду требуется мгновение, чтобы осознать происходящее. Это не стекло. Стены, пол и потолок – огромные плазменные экраны. Шестигранный кинотеатр, а они находятся в самом его центре.

Изображение четкое, в высоком разрешении. Дэвид видит вроде бы больничную палату. Белые стены и пастельно-зеленые занавески обрамляют хромированную койку с какой-то машиной в изголовье: длинная белая труба с полым кругом в центре, достаточно крупным, чтобы протиснуться сквозь человека. МРТ-томограф.

Ксан снова касается экрана телефона, и изображение меняется, масштабируется до тех пор, пока не становится видно, что в койке кто-то есть. Дэвид присматривается и понимает, что это Катя. Ее безупречный профиль безошибочен, темные волосы спрятаны под белый пластиковый шлем и наушники.

– А она в порядке? – вырывается у него.

– Да, конечно, – отвечает Ксан и подносит телефон к уху. – Как ты, Катя? – спрашивает он.

Хотя с экрана не идет никакого звука, Кате удается выпростать руку из-под простыни и поднять вверх большой палец.

– Мы еще не подключили нужную аппаратуру, – объясняет Ксан. – Она немного мешает томографу. Они – нас слышат, но мы их – нет.

Дэвид видит, что в палате появляются две медсестры. В полной тишине одна из них начинает прятать руку Кати под простыню, другая же подходит к сканеру и начинает нажимать какие-то кнопки на панели.

Усмехаясь, Ксан поворачивается к Дэвиду и Саре. Те смотрят на него, как на сумасшедшего.

– Помнишь, Дэвид, когда я спросил тебя, чем ты занимаешься, ты ответил, что делаешь видео? Значит, ты своими взглядами делишься с другими, так?

Дэвид кивает, продолжая следить за изображением на экране. Койка позади Ксана начинает перемещаться и медленно отправляет Катю головой вперед в открытый зев томографа.

– А если я скажу тебе, что есть другой способ поделиться своими мыслями с миром? Без камеры. Без дурацкой болтовни.

– Дэвид уже работает над автобиографией. Ты к этому клонишь? – спрашивает Сара. – Книгу издадут в конце года.

Сестры, стоящие за Ксаном, отходят от сканера. Тело Кати скрывается в томографе целиком, виднеются только голые ступни.

– Нет, я имею в виду не книжки, – отмахивается Ксан. – И не сайты, каналы, приложения, социальные медиа и тому подобные вещи. Я говорю о совершенно новом, никогда прежде не виданном.

На экране справа от него вдруг возникает картинка: поперечное сечение мозга. Его луковичная асимметрия напоминает Дэвиду какой-то странный разрезанный овощ.

– Вы видели такое и раньше, – говорит Ксан. – Но ваше МРТ-обследование можно назвать ФМР. «Ф» означает «функциональный».

– В прошлом году я делала обследование колена, – говорит Сара, кивая.

– Вот! Обычная штука, ничего особенного. Распространено в мире так же, как удаление зубов. А вы понимаете основной принцип обследования? Мы используем магнитные поля и радиоволны для, скажем так, трансляции человеческого тела, в данном случае – мозга Кати.

Дэвид переводит взгляд на экран. Овощ вспыхивает желтым цветом. Дэвиду кажется, что мозг Кати трещит, как гроза над поверхностью чужой далекой планеты.

– Что это? – спрашивает он.

– Зона повышенного кровотока. Такой тип сканирования предназначен для отслеживания активности головного мозга. Желтые пятна сообщают, какие части мозга Кати работают сейчас интенсивно.

Дэвид безучастно смотрит на Ксана.

– Вы слыхали о теории левого и правого полушарий? Левое связано с творчеством, а правое отвечает за логические задачи. Это, конечно, дикое упрощение, пришедшее к нам из девятнадцатого века. Вообще-то правильней говорить, что каждая из семи тысяч мозговых зон ответственна за разные конкретные функции. Поэтому, изучая, какие части мозга активны, мы можем получить некоторое представление и о чувствах. К примеру, если вы посмотрите на зону активности вокруг Катиной лобной доли, то сделаете вывод о том, что Катя спокойна.

Дэвид глазеет на изображение. Теперь перед ним – серые и черно-желтые пятна. Он пожимает плечами. Слова Ксана ничего для него не значат.

– Теперь это уже древняя технология, – продолжает Ксан. – Но если мы можем определить конкретные мысли и отличить их от расплывчатых чувств, то кое-что становится крайне интересным. Оказывается, неврологически мозги большинства людей удивительно схожи между собой. Когда и вы, и я думаем о собаке, мозг создает похожую картину. Распознав и расшифровав данную закономерность, мы можем с высокой степенью уверенности предугадать, кто о чем думает, просто наблюдая за мозговой активностью. Вот, сейчас я вам все продемонстрирую!.. Кэт, милая, вспомни, что ты съела на завтрак сегодня утром?

Почти сразу же белая стена слева от Ксана дрожит, и на экране появляется глянцевое красное яблоко. Хотя изображение узнаваемое, оно не вполне фотографическое. В нем есть что-то нереальное: очертания размыты и постоянно смещаются. Картинка окутана вихревым серым туманом.

Дымчатый мираж.

При виде яблока Ксан смеется.

– Класс! Столько усилий – ради самой важной трапезы дня!

– Но как же ты?.. – спрашивает Дэвид, переходя на «ты».

Бородатое лицо Ксана мерцает от экранного света.

– О чем? О камере в ее мозгу? – хохочет Ксан. – Оказывается, хотя и довольно просто распознать, кто о чем думает, но очень трудно понять, кто как думает. Я приведу пример. Если бы я подключил тебя и Катю к этому устройству и попросил поразмышлять о какой-нибудь собаке, вы оба, скорее всего, подумали бы о совершенно разных животных. Даже если бы я сказал вам конкретнее – вообразить пуделя, – ваши мысленные картинки имели бы принципиально разные отличия. Как всегда, проблема в контексте. Есть ошибка, которую совершают большинство людей: они считают, что мозг – нечто вроде компьютера, и наши мысли и воспоминания похожи на файлы, которые только и ждут быть нажатыми и открытыми. На самом деле все обстоит как раз наоборот. Мысли не появляются в изоляции. Они накапливаются вместе с нашим жизненным багажом: личным опытом, который мы приобретаем день ото дня. Поэтому когда вы оба размышляете о пуделе, ты можешь вспоминать о домашнем питомце своей тетушки – псине по кличке Фидо. А Катя может представить кого-то другого.

Дэвид чешет затылок и поправляет очки. Он запутался.

– Если система не показывает, о чем думает Катя, то что она нам демонстрирует?

– Она показывает нам суть ее мыслей. И у нас, братан, имеется обходной путь. Благодаря социальным медиа личные истории уже не являются для нас тайной. Катя любезно предоставила нам свой личный архив – массу фотографий и видео, которые она уже успела сделать! Мы произвели своеобразный отсев, и теперь мы в курсе событий! Мы можем сказать, в каких местах она когда-либо бывала. Нам известны все люди, которых она когда-либо видела. Даже пища, которую она ела на протяжении последних пяти лет, по крайней мере, девяносто процентов тех или иных блюд! Эти данные служат для нас ориентирами. Поэтому теперь, когда мы просим Катю подумать о пуделе, мы можем делать отсылки на каждого пуделя, когда-либо увиденного ею, а потом в течение наносекунд и с абсолютной точностью создать симуляцию именно того пуделя, о котором она думает. Круто, да? Почему бы нам не испробовать что-нибудь посложнее? Ох, я и не знаю… Как насчет ранних воспоминаний? Катя, что первое ты можешь вспомнить?

Мгновенно изображение яблока распадается, и на туманном экране начинает плясать мерцающий вихрь пепельно-серых пикселей. Изображение напомнило Дэвиду помехи между каналами в старом телевизоре. Впрочем, в данном случае непохоже на хаос, как будто вихрь имеет свою собственную жизнь.

Все трое продолжают наблюдать, как в центре экрана постепенно проявляется размытый силуэт.

Мужчина?

Нет…

Женщина?

Внезапно туман рассеивается, и изображение становится четким. Дэвид видит молодую женщину. Она стоит в углу детской спальни, солнечный свет льется в комнату через хлопковые шторы. Женщина напоминает Катю: те же возраст и телосложение, но волосы – светлые, а не темные. Она сортирует в мешок детскую одежду, тщательно складывая и собирая ее в отдельные стопки.

Дэвид бросает взгляд на противоположный экран. Буря желтых вспышек сквозь серый овощеобразный мозг, загорается – отдел за отделом. Между тем на стене позади Ксана сияет застывшая таблица томографа.

Все замирают, только ноги Кати непроизвольно подергиваются под простыней.

Дэвид возвращается к фильму. Женщина складывает детское платьице, но вдруг резко поворачивается. Что-то привлекает ее внимание, она смотрит с экрана на Дэвида, Сару и Ксана. Ее лицо – привлекательное, милое – озаряется широкой улыбкой. Теперь Дэвид видит, что у незнакомки Катин рот – и ее же глаза, в которых сияет неподдельная любовь. Если раньше и были сомнения, то теперь он уверен – это ее мать, первое воспоминание Кати.

Женщина стоит лицом к Дэвиду, Саре и Ксану, широко распахнув руки, будто стремится прижать их к своей груди. Она наклоняется, приоткрывает рот и произносит что-то на датском. Голос разносится из спикеров, скрытых в стенах застекленного офиса.

– Hej, min elskede, – говорит она.

У Сары и Дэвида перехватывает дыхание. В этот момент картинка распадается, мама Кати и детская вновь растворяются в аэрозольном тумане.

Экраны тускнеют.

Зажигается свет. Дэвид и Сара молча смотрят на свои отражения, пытаясь осмыслить только что увиденное.

Наконец Сара нарушает тишину:

– Невероятно. Просто невероятно.

Ксан усмехается:

– Еще бы! А ведь мы только в начале пути. Наша программа по интерпретации данных становится все более точной. Можно сказать, она учит нас, как продвигаться вперед. Через пару недель мы будем использовать ее на полную катушку – крошечное искажение, увиденное вами, исчезнет, и блогеры вроде тебя, Дэвид, снимающие и документирующие свою жизнь в течение многих лет, могут не волноваться о качестве своих записей! Точность воспроизведения их собственных мыслей будет нереальной! В конце концов, мы покажем миру бесконечный, непрерывный поток. Каждые мысль, память, чувство, даже сны пойдут потоком в высоком разрешении, по два часа в день. Я имею в виду, что скоро начнется трансляция…

– Самое большое шоу на планете, – договаривает за него Сара.

Они оба поворачиваются к Дэвиду. Тот, охваченный собственными отражениями, глазеет на зеркальные стены. Чувствуя на себе взгляд Ксана и Сары, парень неохотно смотрит на них.

– Простите, но вы меня потеряли. Как я могу… в общем, войти во все это?

– Войти во все это? – повторяет Ксан, обхватывая плечи Дэвида. – Ты здесь, братан. Во всяком случае, можешь быть здесь. Слушай, представь себе шоу, в котором вместо бесконечного бубнежа на камеру – что вы думали о фильме, что вы ели на завтрак, что вы сделали в выходные – появляется точная картинка, нет, видео! Без задержек. Такое вот питание, идущее от мозга прямо к экрану! Все то, о чем ты думаешь, – живое и неотредактированное. Постоянный поток информации – целые дни и ночи напролет, даже когда ты спишь! Забудь о видеоблогинге. Вот следующий логичный шаг. Эволюция. МайндКаст.

Дэвид косится на Сару – у нее влажные взволнованные глаза. Сара тихо произносит это название, как будто пробует его на вкус:

– МайндКаст.

Дэвид моргает.

– Ты издеваешься? А если серьезно?

Ксан смотрит на Дэвида, и его взгляд непоколебим.

– Почему бы и нет? У нас есть технология для подобных процессов. Вы только что видели модель ранней памяти прямо на экране. Какой шанс, а?

– Предполагается ли получение Дэвидом справедливой компенсации за участие в… эксперименте? – спрашивает Сара. – У нас есть права на его… видео? Лицензия…

– Не беспокойтесь. Мои люди уже начали составлять договор. Мы работаем над фиксированной платой за подписание плюс над постоянным процентом от дохода. Я уверен, вы будете приятно удивлены нашим предложением. Ты станешь богачом, братан.

Дэвид качает головой.

– Дело не в деньгах.

Кажется, Сара шокирована его ответом.

– Почему?

– Я… – Дэвид беспомощно жестикулирует – и его отражение вторит ему в зеркальной стене позади Ксана, где минутами ранее Катя лежала на больничной койке. – Слушайте, ребята, вы же не можете честно ожидать, что я полжизни пролежу в сканере?

Сара спохватывается и приходит ему на помощь.

– Верно. Вряд ли сегодняшние поклонники Дэвида будут счастливы, если Дэвид будет спрятан в трубе томографа. Его лицо – один из самых узнаваемых активов.

Ксан снова начинает смеяться – сперва беззвучно, затем громко и безудержно. Он мотает головой.

– Ты о той штуке? Дэвид, она – прототип, используемый нами для демонстрации техники. Нет, реальные аппараты мы используем реже, чем томограф! Гляди-ка, братан! Он замолкает, ищет что-то в телефоне и подносит гаджет к глазам Дэвида.

Парень щурится.

На экране – зеленый микрочип размером с ноготь мизинца Ксана.

– Это?

Ксан кивает.

– Все, увиденное вами только что, мы можем сделать с помощью чипа М900. Он – уникален. Единственный в своем роде на планете. Такая крошка – результат шести лет исследований и разработок. Его можно легко имплантировать в то место, где спинной мозг соприкасается с черепом.

Ксан стучит по затылку.

– Что? Значит, мне придется сделать операцию?

– Да, незначительную. Ничего особенного. Она совершенно безопасна. Мы используем общую анестезию, поэтому ты ничего не почувствуешь. Тебя выпишут на следующий день. Ловко, а?

Дэвид смеется:

– Видимо, вы опять шутите.

Он поворачивается к Саре, но той не до смеха.

– Подразумевается короткий период адаптации, пока чип учится интерпретировать данные, – продолжает Ксан. – Мы готовы начать трансляцию практически с момента установки системы. Платформа МайндКаст отстроена и готова к запуску. Сайт и приложение – тоже. Мы готовы начать прямо сейчас. Нам не хватает только звезды.

Дэвид разглядывает чип. Он настолько мал, что, наверное, сломается при малейшем давлении. Он смахивает на игрушку. Парень пытается вообразить скальпель, прокладывающий путь под его кожей. Каково это – иметь что-то внутри, в своей голове? Он не может представить. Ничего из сказанного Ксаном не кажется реальным, все звучит как невозможное.

– Будет ли… Будет ли шрам?

– Нет-нет! Мы делаем небольшой разрез чуть ниже линии роста волос на задней части шеи и отодвигаем кожу головы. После чего производится трепанация черепа. Минимально инвазивная операция. Стандартная процедура, братан. Мы делаем операцию здесь, амбулаторно, в специальном медицинском кабинете. Я думаю, вы убедитесь, что по сравнению с предложением Национальной службы здравоохранения наши средства гораздо лучше. В течение парочки дней возможен отек – и дело с концом! Когда все заживет, шрам, конечно, не будет заметен.

Теперь Ксан улыбается. Безмятежная ухмылка, словно под кайфом. Но его взгляд не оставляет у Дэвида сомнений – Ксан совершенно серьезен. Дэвид чувствует руку Сары на своей спине. Жест должен успокаивать, и тем не менее Сара подталкивает Дэвида к Ксану.

Парень делает шаг вперед.

– Согласен, парень? – спрашивает Ксан. – Готов стать суперзвездой?

Дэвид открывает глаза, достает телефон и держит его на расстоянии вытянутой руки: он делает отчет. Говорит: «Доброе утро, ребята!» и нажимает «Отправить», прокручивает комментарии видео прошлой ночи, отвечает на часть сообщений.

Парень смотрит видео, которое ему кто-то прислал, разглядывает несколько порнографических отрывков, скользит взглядом по новостным заголовкам, просматривает фотографии женщин, с которыми мог бы встречаться, и кроссовок, которые мог бы купить. Читает новые комментарии под его видео «Доброе утро, ребята!». Пишет от себя несколько комментариев. Делает селфи и редактирует снимок, проводя по экрану большим пальцем: сглаживает морщинки на лбу и осветляет мешки под глазами, прежде чем применить фильтр, чтобы выглядеть так, как будто фото сделали в начале семидесятых на «Поляроид».

Он выкладывает снимок в сеть и подписывает его: «До сих пор валяюсь в постели, ребята». Добавляет: «Жить мечтой». Вновь смотрит видео, делает еще одну фотографию, читает комментарий, посылает сообщение. Он снимает…

Четыре часа спустя Дэвид едет в такси на встречу со своим другом Надимом, коллегой-видеозвездой, которому также повезло быть одним из клиентов Сары. Как бывший шеф-повар, Надим сначала нашел свою нишу в публикации видеорецептов, но в последние шесть месяцев начал выполнять трюки с едой и экстремальным питанием для привлечения большей аудитории. По предложению Сары Дэвид иногда появляется в видеороликах Надима, Сара это называет «перекрестным опылением». Последний раз Дэвид ел на камеру сушеного тайского скорпиона. Весьма драматическое событие, ставшее одним из самых крупных прорывов. Но сегодня Надим пообещал, что Дэвиду не придется дегустировать насекомых. Они просто собираются наверстать упущенное, хотя очевидно, что без сети никак не обойдутся.

Пока такси ползет через город, Дэвид постоянно делает селфи, выкладывает их и спрашивает подписчиков, что они думают о его волосах и прикиде. Парень просит, чтобы они описали свою самую безумную поездку на такси и спрашивает водителя, хотел бы он оказаться в одном из его видео. Тот ничего не понимает. Он просит Дэвида перестать прыгать на сиденье и пристегнуться. Парень опускает оконное стекло, наслаждаясь теплым весенним солнышком, щурится, глядя на небо. Когда он поднимает голову, то ему уже не видны ни сетевые магазины, ни линии электропередач, и в его поле зрения остается лишь безоблачная синева.

«Я могу быть где угодно, – думает Дэвид. – Барселона. Барбадос. Бали. Одно и то же небо».

Он осознает это до мозга костей и направляет телефон на небо.

На экране оно выглядит еще более голубым, еще более реалистичным.

Парень делает снимок, обрезает его, применяет фильтр и пишет комментарий: «Это одно и то же небо, ребята…»

Нажимает «Отправить».

Чуть дальше по дороге Дэвид видит стайку девочек-подростков. Они едят чипсы на автобусной остановке, их громоздкие сумки набиты под завязку. Периодически девчонки смеются или бросают чипсы одному из изъеденных молью голубей, слетающихся к их ногам. В основном школьницы игнорируют друг друга и смотрят в смартфоны. Когда приближается такси, Дэвид начинает волноваться: он надеется, что хоть одна из девочек его узнает. Такое происходит регулярно, пусть и не столь часто, как раньше. Он еще помнит, когда его первый раз остановили на улице, румяного, двадцатидвухлетнего. В то время Дэвид только начинал снимать видео и, хотя быстро нашел аудиторию, скептически относился к перспективе превратить свое хобби в полноценную работу.

Тогда он вкалывал полный рабочий день, принимая звонки для компании по страхованию жилья. У Дэвида был обеденный перерыв, когда это произошло: к нему подскочила девчонка не старше семнадцати лет – тогда Дэвид со своими коллегами шел к магазину.

– Я просто хочу сказать, насколько мне нравится ваше шоу, – затараторила поклонница, уставившись куда-то вбок.

Ее щеки зарделись, на губах появилась неловкая улыбка. Ее волосы под полуденным солнцем походили на нимб. И она тотчас исчезла. Даже сейчас, три года спустя, у Дэвида осталось яркое воспоминание о той встрече. Удивление, что кто-то совершенно незнакомый может знать, кто он такой и чем он занимается.

А ведь девчонка не только смотрела его ролики. Она полюбила его шоу. Раньше Дэвид даже и не думал об этом как о «шоу». Он воспринимал видео как одностороннюю беседу, способ свести на нет часы между работой и сном.

Конечно, Дэвид уже замечал на себе чужие взгляды в офлайне и с приятной спешкой проставляемые лайки и комментарии. Впрочем, тогда ему казалось, что все это игра, а не что-то укорененное в реальности, вроде действенного способа набрать очки для перехода на новый уровень. Сидя в одиночестве в своей спальне, с ноутбуком или телефоном, Дэвид, по-честному, и не думал, что там, по другую сторону камеры, находятся живые люди. Пользователи, слушающие его реплики и смотрящие его видео. Те, кого и впрямь интересовало, что он хочет завтра надеть, кто был в его тройке любимых рэперов или мог ли он вслепую почувствовать разницу между выпитыми коктейлями.

Дэвид никогда не мечтал о такой известности – быть узнанным на улице в свой обеденный перерыв. Именно поэтому для него и стало неожиданностью обращение к нему той девчонки.

А тогда у него в мозгах словно лампочка взорвалась. Тысячи, десятки тысяч людей – и каждый был реальным человеком. И они следили за ним. Слушали. Дэвид как будто открыл портал к их жизням – от своего компьютера к компьютерам подписчиков. Почти магия. Кто знает? С тех пор множество пользователей наблюдали за ним. А Дэвид навсегда распрощался с костюмом и с галстуком и стал тем, кем он должен был быть.

Возможно, он был рожден, чтобы стать кем-то особенным. Знаменитостью.

А когда та девочка ушла, коллеги Дэвида взглянули на него по-другому. Может, они увидели в Дэвиде божество? По дороге к магазину они засыпали его вопросами о видео, спрашивали, что он снимает и много ли денег заработал. А в итоге один парень даже заплатил за обед Дэвида. Безумие. Для них он стал настоящей звездой.

В тот же день, вернувшись в офис, Дэвид написал заявление об уходе.

Сейчас такси приблизилось к девчонкам-подросткам. Они еще таращатся в свои телефоны, ни на что не обращая внимания. Дэвид высовывает голову в окно.

Ничего.

Он откашливается, но звук теряется в рычании двигателя автомобиля.

Ничего.

Затем какая-то девочка поднимает глаза. Она находится на расстоянии десяти футов от Дэвида. Их взгляды встречаются. Вспыхивает искра. Наверное.

Теперь…

Ничего.

Девочка запускает руку в пакет с чипсами и опять утыкается в экран телефона. Она и понятия не имеет о том, кто такой Дэвид.

Он закрывает окно и говорит себе: «Это ничего не означает. Я не должен беспокоиться. Произошедшее – не знак моего заката. И не начало конца».

Парень изучает свой блог. Он бьет рекорд.

Дэвид спрашивает зрителей, что они думают о его наставниках, предлагает подписчикам назвать три любимых видеоклипа. И просит их о любви и объятиях.

На переднем сиденье вздыхает таксист.

Надим готовится бриться: он обнажен по пояс, с полотенцем, обернутым вокруг талии, а его верхняя губа покрыта белой пеной. В этот момент в дверь звонит Дэвид.

– Боже мой! – восклицает хозяин, втаскивая гостя в квартиру и таща Дэвида на кухню. – Я так пьян, что думаю, могу умереть. В буквальном смысле.

– Что такое? Думал, ты на детоксе. Прокачался смузи.

– Ага. Все было хорошо, пока не позвонил Майк и не спросил, могу ли я заскочить к нему на пару стаканчиков. Я только что вернулся – и я не в самой лучшей форме.

– Ты был у Майка? А что с Крисом?

Надим вздрагивает.

– Крис? Он уже вернулся. Да-да, я все понимаю, но не осуждай меня. Я сейчас ни о чем не могу думать, кроме кофе.

– Вы – плохой парень, вы знаете об этом, мистер?

– Слушай, никакой критики сегодня! Просто сделай мне проклятый кофе. Я хочу хоть как-то перебить отвратительный привкус во рту.

Надим собирается исчезнуть в ванной, Дэвид остается на кухне. Лофт, где живет Надим, практически идентичен невероятно дорогому жилью самого Дэвида: открытая планировка, минимум мебели, балки и кирпичная кладка. Все очень стильное и абсолютно безликое. Единственная существенная разница между их квартирами – кухня профессионала, где Надим снимает большую часть видео с тех пор, как восемнадцатью месяцами раньше, когда популярность его шоу взлетела, переместился сюда из развалюхи в Манчестере.

Надим и Дэвид оплачивают жилье благодаря своим онлайн-трансляциям. Они расплачиваются своими видео за все.

Кофеварка, как и остальная кухонная техника, спроектирована весьма оригинально – космический артефакт с приборной панелью шкал и рычагов. Дэвид пытается выяснить, как она работает, и внезапно замечает экземпляр последней книги рецептов Надима. Она лежит на столешнице из нержавеющей стали. Дэвид чувствует укол зависти. Пусть Надим еще не так поднаторел в съемке роликов, однако парень явно набирает скорость. Надим, как бы выразилась Сара, решил «поэкспериментировать и порадовать аудиторию».

Видео Надима, как и большинства других звезд, посвятивших себя определенному занятию, – ремесленников, инструкторов по йоге, поющих тренеров – подобны онлайн-рывкам. И Надим иногда способен на значительные достижения.

К примеру, помимо онлайн-курсов, мастер-классов и обзоров кухонных гаджетов, Надим, вдобавок пишущий кулинарные книжки, занялся серьезными вложенями. Не далее как в прошлом месяце парень приобрел линию фирменных соковыжималок. Некоторые даже шептались об открытии им собственного ресторана – в ближайшем будущем. В любом случае приятель Дэвида, кажется, готов к тому, что когда-нибудь колодец иссякнет и деньги за видео – соответственно, тоже.

– Почему вместо кофе я чувствую запах неудачи?

Дэвид поднимает голову и видит полностью одетого Надима – с телефоном в руке.

– Ты меня снимаешь?

– Точно, шеф. А ты, значит, никогда не посещал школу бариста?

Неожиданно Дэвид становится совсем не похожим на свой экранный образ: голос становится громче, а жесты – чуть раскованнее.

– Если бы не твоя дурацкая кофеварка, которую заклинило окончательно, ты бы уже давно пил свой кофе. Кстати, где добрый старый растворимый «Нескафе»?

Надим перестает снимать, на секунду опускает смартфон.

– Черт!

– Что? Что такое?

– Машину мне бесплатно дали на прошлой неделе, – Надим надувает губы. – Должен ее рекламировать. Я вроде как… носитель их бренда.

– Извини, парень. Это моя вина.

– Ничего. Если ты ее доломал, позже я ее починю. Как у тебя-то дела, Дэвид? Как все вчера прошло? Крутое интервью. Он ведь из «Оптимайзера», верно? По-моему, Ксан?

– Бринкли.

– Парень, эти группы такие классные! Мне тоже хочется быть в одной из них.

– Зачем? Похоже, у тебя нет босса.

– Не знаю. Они потрясающе выглядят. Может, Сара с их помощью хочет следить за нами? Проверить, насколько мы работоспособные создатели видео, – смеется Надим. – И как он тебе, таинственный мистер Бринкли? В реальной жизни он так же крут, как на обложке журнала «Тайм»?

– Он несколько странный. И вообще все немного сверхъестественно.

– В смысле – странный? Он эксцентричен или он жуткий маньяк – убийца детей?

Дэвид пожимает плечами.

– Где-то посередине. Он пригласил меня и Сару для интервью. Когда мы добрались до его стеклянного офиса, он устроил настоящее представление. И он вел себя так, словно именно он брал его у меня. А потом Ксан попросил меня сделать с ним шоу.

– Шоу? Бесподобно! Поздравляю! А чем он сейчас занимается. Рекламой?

– Нет, не совсем. Это похоже… Ну, все как-то сложно. Короче, я и сам почти ничего не понял.

– Но ты не можешь вбросить такую бомбу и замолчать! Мне нужны детали. Вы начали съемки? Ты принял его предложение?

– Нет. Да. Нет… В смысле, я пока не знаю. Сара считает, что мне выпал уникальный шанс. Ой, я только что вспомнил, что не должен об этом говорить. Я подписал кучу бумаг, согласно которым Ксан может законно меня прикончить, если я буду слишком болтливым.

– Ух! Действительно? Вот так ты меня вырубаешь? Извини за любопытство, мистер Успех.

– Ладно тебе! Я и так протрепался. Но ты-то сам собираешься рассказать, что я должен делать? И ради бога, давай сегодня обойдемся без дегустации беспозвоночных!

– Издеваешься? Я в стельку пьян для таких замысловатостей. Мне нужна еда. Хочу узнать, ты больше не вегетарианец?

– Нет, я поклонник палеодиеты.

– Хорошо, доктор Ди. Я приготовил кое-что особенное. Я назвал блюдо «Вызов-наггетсы».

– Наггетсы? Звучит неплохо. Обычно ты заставляешь меня есть живых осьминогов.

– Да, полагаю, ты заслужил перерыв. Все любят наггетсы, правильно?

– Я – да, люблю.

– Отлично! Тогда перед началом нам нужна только одна вещь.

Надим выходит из кухни и почти сразу же возвращается, держа в свободной руке клетку. В ней – живой цыпленок.

– Дэвид, – говорит Надим. – Встречай свой обед.

Лицо Дэвида заполняет экран, челюсть парня отвисает, а брови поднимаются в наигранном удивлении.

– Ты меня разыгрываешь?

Следующий час Дэвид и Надим возятся с цыпленком. Несмотря на утверждение Надима о том, что сломать шею птице просто, выясняется, что, кроме комаров, он никого не убивал. В итоге два приятеля проводят час за просмотром дурацких обучающих видео, держась друг за друга и визжа от ужаса, когда фермеры из Кентукки дают советы по подаче, ощипу и потрошению пернатых.

После просмотра Дэвид и Надим выглядят осунувшимися и побледневшими.

Надим поставил клетку на кухонный стол. Оба парня решились взглянуть на птаху. Дэвид никогда раньше не видел цыплят и был поражен, насколько правдоподобно выглядит их жертва.

Дэвиду кажется, что, возможно, в будущем он снова будет вегетарианцем.

– Хорошо. Когда я открываю клетку, ты его хватаешь.

Надим держит телефон, чтобы запечатлеть момент освобождения.

Цыпленок оглядывается, его глаза такие же тусклые и стеклянные, как и фотообъектив.

– Сейчас. Три, два, один!

В тот момент, когда Надим пытается открыть дверцу клетки, цыпленок вырывается вперед, пробегая мимо рук Дэвида.

– Что ты делаешь?

– Пытаюсь! Я пытаюсь!

Пара минут погони за цыпленком, и Надиму удается его поймать. Это мгновение предсказуемо трогает сердца обоих друзей и дарует цыпленку отсрочку казни.

– Мы зашли слишком далеко с нашим малышом, – объясняет зрителям Надим.

– Да, – соглашается Дэвид. – Мы с ним теперь лучшие друзья.

В конце видео молодые люди заваливаются на диван Надима с коробкой наггетсов из «Макдоналдса», а цыпленок пересекает журнальный стол, оставляя за собой след из перьев и экскрементов.

Уже через несколько минут после размещения видео получило вал просмотров. Отзывы – в подавляющем большинстве положительные. Каждый поднял большой палец. Народ назвал это видео отличным сотрудничеством Дэвида и Надима. Сара послала им обоим одновременно два сообщения: «Классная работа, ребята» и добавила смайлик.

– Мило, – говорит Надим, открывая крышку второй праздничной бутылки пива.

Его похмелье отступает с каждым глотком.

– А у Аманды в следующие выходные будет домашняя вечеринка. Ты – за?

– В следующие выходные? Я буду в гостях. Моему отцу нужно помочь в саду, и я вызвался это сделать.

– Посмотрите-ка, Мистер Сын Года.

– Едва ли. Все из-за чувства вины: не помню, когда в последний раз их навещал. Я занимался всякими глупостями и забыл про предков.

– Уверен, они все понимают. Ты ведь быстро выстрелившая онлайн-суперзвезда.

– Забавно.

– Как насчет сегодняшнего вечера? Я позову сюда ребят, и мы снимем убойное видео.

Дэвид водит пальцем по экрану.

– Извини, приятель. Никак не могу. Я пригласил Алису на ужин.

– Подожди-ка, Алиса – девица, работающая над твоей автобиографией? Это как, законно?

– Ты о чем?

– О приглашении твоего литературного негра на свидание. Разве у них нет этического кодекса?

– Во-первых, это не свидание. Наши встречи настолько скучны, что я подумал оживить их едой и вином…

– И сексом.

– Ты сильно ошибаешься. У нас – исключительно рабочие отношения. Кроме того, даже в случае моего интереса, я уверен – она меня ненавидит.

– Почему? Она говорила?

– Нет. Просто я ощущаю флюиды, которые исходят от нее. Хотя, наверное, я параноик.

– Точно. Разве кто-то может ненавидеть такого симпатичного парня? Мое мнение – не все еще потеряно. Подожди… Эмма?

– Элла. И нет, не она. Элла чокнутая. Уйти от нее было лучшим решением, когда-либо мною принятым.

– А ты поставил меня в тупик. Ты просто находка для психопатов.

Дэвид смеется, глотая последний наггетс.

– Я думаю, наоборот. А может, нас тянут друг к другу.

Перед тем как расстаться, друзья делают финальное селфи у двери и обнимаются.

Когда Дэвид пожимает руку Надима, он чувствует на своей ладони маленький пластиковый пакетик.

Дэвид отшатывается и смотрит на свою раскрытую ладонь. В пакете находятся две таблетки цвета лаванды, каждая проштампована короной.

– Что еще такое?

– Остались с прошлой ночи, – усмехается Надим. – Чтобы дела шли хорошо. С твоей писательницей.

– А этические границы? – смеется молодой человек. – Скажу яснее: ты думаешь, я бы мог достичь успеха с автором своей автобиографии, не переспав с нею? Бери, мне они не нужны.

Дэвид пытается отдать пакет, но Надим прячет руки за спину.

– Помни о них, дружище! Никогда не говори «никогда»!

Дэвид пожимает плечами, засовывая пакетик в задний карман, и направляется к лифту. Где-то пищит цыпленок.

– Позволь мне уточнить. Твоя мама – учитель английского, а кто твой отец? Он занимается финансами?

Дэвид вздыхает, наливая себе теплого саке. Он пригласил Алису в суши-ресторанчик. Теперь на столе перед ними сложена груда пустых мисок. Они находятся здесь уже более двух часов, и разговор мучительно скучен – бесконечное пережевывание несущественных деталей.

– У-ух, – произносит он, протягивая руку, чтобы взять креветочную темпуру из конвейерной ленты. – Папа сорок пять лет вкалывал в финансовой сфере, но сейчас он вроде бы вышел на пенсию. Я так думаю. Родители, как я тебе уже говорил, женаты целый век. Мама и папа – невероятно счастливые, уравновешенные и скучные люди. Если честно, Эли, я не понимаю, почему ты хочешь обсуждать мои семейные дела. Разумеется, никого не будет волновать, чем зарабатывает на жизнь мой отец, сколько детей у моей старшей сестры или где мы провели летние каникулы. Им интересны только мои видео. Кстати, рассказать тебе о том, которое выстрелило как раз сегодня у нас с Надимом? Полное безумие! У него была живая курица!

Пока Дэвид что-то вещает, Алиса находится в прострации. Она откладывает ручку, снимает очки и трет глаза, массирует виски кончиками пальцев. Долгий рабочий день. Долгий месяц. Естественно, она уже смотрела видео с цыпленком – в придачу к другим роликам (а их было не меньше пятисот, причем точно таких же). Она провела целые ночи, сидя с блокнотом, глядя на квадратные глаза мужчины, с которым сотрудничает, на то, как он улыбается на произносимую им ерунду, раздающуюся из колонок ее ноутбука.

– Здорово звучит, Дэвид, – говорит Алиса, возвращая очки на переносицу и пытаясь сконцентрироваться. – Постараюсь включить раздел о цыпленке в книгу. Однако сейчас меня интересует предыстория. Мне хочется узнать настоящего Дэвида, а не того парня, который каждый день выкладывает видео в сеть.

Дэвид усмехается.

– Слушай, но человек на экране – это и есть я. Вот основная мысль. Я живу. Я делюсь своей жизнью с помощью своего канала. Я – открытая книга. Эли, может, пойдем куда-нибудь еще и закажем другой напиток? Не уверен, что в меня влезет еще стаканчик саке.

При этих словах терпение Алисы лопается.

– Я понимаю, что тебе наплевать на предысторию, но не мог бы ты мне довериться, раз я подчеркиваю важность определенных вещей? Ты должен стать одним из персонажей книги. Каждому персонажу нужен контекст. Читатель должен знать, откуда ты, какой прошел путь. Ты не обязан вызывать симпатию, но сюжет должен быть правдоподобным. Необходима суть: мечты и желания, надежды и страхи, вызывающие эмоциональный подъем. Почувствуй себя реальным человеком, а не двумерным шифровальщиком, Дэвид – иначе никого не будет волновать, что с тобой происходит.

Дэвид смотрит на девушку, его рот кривится, пока он переваривает ее речь.

«Симпатичный? Да, любопытно. Сколько же лайков я собрал с начала идиотского разговора?»

– Мне очень жаль. Получилось…

– Все в порядке, – отвечает Дэвид, хватая телефон. – Ого, неплохо! У моего видео – пятьдесят тысяч «пальцев вверх» за последние полчаса. Здорово. Особенно для ненастоящего человека.

– Дэвид, послушай. Я просто пытаюсь дать тебе совет. Я пишу истории с пятилетнего возраста. Пускай никто не хочет издавать мои книги, но три последние автобиографии моего авторства – международные бестселлеры. Веришь или нет, но я разбираюсь в своим ремесле, хотя, возможно, оно и убивает разочарованного писателя во мне самой. Так вот – есть четкая формула. Объекты, на которые нужно «давить»: из грязи в князи, триумф, несмотря на бедствие, смех сквозь слезы. Ты смешиваешь все воедино, и публика плюхается на колени. Фабрика по производству денег. Но сейчас только ты можешь дать мне подсказку, Дэвид. Правда, ты нуждаешься в помощи более опытного человека. Я имею в виду…

– Да-да, Эли. Ты считаешь, что я скучен, поскольку я происхожу из благополучной, полной семьи и с твоей точки зрения – малоуспешен. Это делает меня неполноценным в твоих глазах. Или, по крайней мере, неинтересным в качестве «персонажа». Я угадал, да? Но мне все равно, Эли. Ты можешь не уважать мою работу или не наслаждаться моими роликами, но существует много людей, уважающих меня и наслаждающихся моими видео. Я – артист. Я не претендую на высокое искусство или на что-то из того, о чем ты пишешь. Я тоже делаю свою работу. Если кто-то хочет посмотреть мой канал – пожалуйста. Если нет – тоже нормально. Никто их не обязывает.

Повисает неприятная тишина, Алиса рассеянно собирает остатки васаби с тарелки.

– Извини, – произносит она. – Я не хотела…

– Забудь, – отмахивается Дэвид, собирая вещи. – Я не должен тебе нравиться.

– Это несправедливо. Я не говорила, что ты мне не нравишься.

– Проехали, Эли. Поболтаем в следующий раз. Я попрошу Сару спланировать нашу встречу.

Дэвид встает, бросает пачку мятых купюр на стол.

– Как-то забавно. Учитывая, что твоя работа – проникнуть в мою голову, выясняется, что ты не знаешь обо мне ничего. Ты можешь считать меня занудой, но не далее как вчера мне предложили проект, который изменит весь мир. Я стану влиятельным, Алиса. И человечество будет за мной наблюдать. А потом посмотрим, кому на самом деле нечего сказать.

– Дэвид, может, что-нибудь закажем? Что за проект, Дэвид. Постой!..

Но парень уже направляется к двери, игнорируя зов молодой женщины и намереваясь заказать такси до дома.

Он шарит в своем кармане, чтобы взять телефон, и его пальцы натыкаются на что-то. Маленький пластиковый пакетик.

Незаметно Дэвид вынимает его.

Вот они – две крошечные таблетки цвета лаванды. Он колеблется. Ему есть чем заняться утром – снимать видео, встречаться с людьми Ксана.

Дэвид запускает ноготь большого пальца вдоль уплотнения пакетика и открывает его. Оглядывается через плечо, предполагая, что Алиса проследила за ним, но нет – она продолжает сидеть за столом, беспомощно уставившись в блокнот. Дэвид глотает обе таблетки, откидывая голову, и пакет падает на пол.

Ночь проносится черной бесконечной рекой, городские огни мелькают испуганной рыбой, а голова Дэвида вибрирует около окна такси. Он пытается разобрать, который час, но цифры на экране телефона ничего не означают – это просто знаки.

Уже поздно. Рано. Ну и ладно. Он пока не готов спать. У него мокрая рубашка, пропитанная пивом и потом. Он где-то был, но не помнит где. Бар? Клуб? Какая разница? Ничего не важно.

Парень снова смотрит на телефон и хочет отправить сообщение. Он бы с кем-нибудь поговорил, но ему трудно разблокировать экран. Таксист что-то спрашивает у Дэвида. Тот хочет ответить, но ему трудно говорить. Кажется, его челюсти склеились намертво.

Дэвид тяжело сглатывает, пробует заговорить снова.

Теперь слова действительно появляются, много слов, но сложно заставить их соединиться в правильные предложения. Кажется, каждое из них вращается в разных направлениях, когда Дэвид открывает рот, пытаясь выразить новые мысли. Через некоторое время Дэвид сдается.

Водитель, похоже, не понимает, что там бормочет Дэвид.

Таксист выглядит немного напуганным – Дэвид видит его в зеркале заднего обзора. Но и это не важно.

Дэвид таращится в телефон.

А экран-то разблокировался. Дэвид начинает набирать текст, но не может сосредоточиться. Он закрывает один глаз, что оказывается далеко не лучшим решением. У парня появляется очередная идея: он включает камеру, нажимает «Запись» и начинает говорить.

– Ты принял правильное решение. Конечно, тебе следовало сперва сообщить мне, прежде чем объявлять об этом всему миру. Ладно. Но я рада за тебя. Да и Ксан тоже в восторге. Я уже побеседовала с его людьми. Пока мы разговариваем, они отправляют документы. И они интересуются, есть ли у тебя время в ближайшую пятницу для установки импланта? Дэвид? Ты слышишь меня, Дэвид?..

– Я, – начинает Дэвид, его зрачки сужаются, а голос звучит не громче шепота. – Держись.

Он роняет телефон на пол. Даже с закрытыми глазами парень может сказать – что-то не так в самой структуре воздуха: слишком ярко, светло. Это не его кровать. Не его комната. Он делает глубокий вдох и затем с силой раскрывает одно веко. Постепенно мир обретает четкость, но Дэвид лишь через несколько секунд понимает, что лежит полностью одетый на полу своей гостиной.

– Эй! Дэвид, ты здесь?

Сара продолжает говорить где-то рядом, хныкает. Дэвид в ловушке. Он поворачивает голову, чувствуя сильную боль. Его взгляд затуманен. Все болит.

– Дэвид? Дэвид?

Парень шарит пальцами по полу, наконец находит телефон.

– Я тебе перезвоню.

Двадцать минут спустя Дэвид поднимается на ноги и плетется в душ. Он стоит в кабине неподвижно и долго, струи, как расплавленные иглы, бьют по его бедному телу. Парень чувствует одновременно и боль, и нежность, мышцы ноют, будто он только что позанимался в спортзале. Дэвид пытается вспомнить и собрать воедино события прошлой ночи. Катастрофическое интервью с Алисой, таблетки Надима и…

Больше ничего.

Дэвид царапает пятно на тыльной стороне руки – штамп из ночного клуба, откуда он взялся, парень не помнит. У него на бедре – темный синяк. Опять же Дэвид понятия не имеет, откуда он взялся. Похоже, у него амнезия.

В конце концов ему удается выдернуть себя, ошпаренного, из душа и начать одеваться. Шатаясь по квартире, Дэвид находит загадочные предметы, остатки бурной ночи: полная бутылка пива на столешнице, битое стекло на кухне, ключи и кредитки, разбросанные на полу. На клочке бумаги незнакомым почерком нацарапан номер телефона. Парень открывает банку с кофе, но его тошнит уже от запаха. Дэвид уговаривает себя выпить стакан воды и набирается мужества проверить телефон. С тех пор как рано утром позвонила Сара, он оттягивал этот момент. Одно из главных, но не единственных видеоправил – не снимать себя впустую. Хотя блогерам вроде Дэвида явно не требуется делать ролики с ограниченным рейтингом, значительная часть онлайн-зрителей – подростки, и в отсутствие ярких новостей какой-нибудь дикий журналист может раздуть что угодно из нейтрального комментария. Даже удаление видео не гарантирует выход из ситуации, скорее наоборот – привлекает нежелательное внимание, делая неизбежным подглядывание – серию скриншотов, извлекаемых из недр интернета.

За годы работы Дэвид видел слишком много примеров краха бизнеса его друзей, когда их неосторожные пьяные замечания подхватывали новостные ленты журналистов-стервятников. Введя логин/пароль, он видит, что три видео были загружены между четырьмя и пятью часами утра. Желудок сжимается. Первое видео – просто несколько секунд длинных, мрачных кадров из клуба – абстракция из неоновых огней и сухого льда, а искаженная линия баса заглушает это бессвязное безумие. Последний ролик, впрочем, сделан в такси. К счастью, в салоне было темно, и даже Дэвид не может разглядеть свои запавшие щеки и зрачки, похожие на блюдца.

Голос Дэвида удручающе бесцветен, когда он нечленораздельно бормочет что-то о встрече с Ксаном, рассказывает о своем потенциальном участии в новом шоу и сообщает о том, что в ближайшее время он поделится с поклонниками целым ворохом подробностей. Видео заканчивается. Тридцать тысяч лайков. Дэвид судорожно вздыхает. Тут нет ничего компрометирующего, кроме разве что крохотного нарушения конфиденциальности. Главное, он уже попал. Решено. Он будет участвовать в шоу.

Он уверен, что тогда все встанет на свои места. Он ведь просто отпраздновал этот факт, верно? И завалился спать.

А шоу уже не избежать. Но сегодня ничего не произойдет.

Парень с трудом поднимается на ноги. Внезапно раздается звонок в дверь. Дэвид замирает. Насколько он помнит, он не ждет никаких посылок. Никто из друзей не пришел бы без звонка. Дэвид смотрит на экран. Он уже отправил около дюжины сообщений и получил ответы, в которых его поздравляют. Никто не упоминает о личной встрече.

Снова звонок – пронзительный и настойчивый.

Испытывая тревогу, Дэвид бредет в холл.

Он делает глубокий вдох, старается придать лицу осмысленное выражение и приоткрывает дверь.

– Привет, Дэвид! Извини, что я на несколько минут раньше.

Алиса делает паузу, глядя на его взъерошенные волосы и растерянную физиономию.

– Если не ошибаюсь, мы условились на двенадцать?

– Гм…

– Черт. Не помнишь? Я поняла, что ты был пьян. Ты оставил мне голосовое сообщение рано утром. Ты жаждал рассказать мне о сногсшибательном шоу, но потом я увидела твое видео и… Слушай, не переживай. Очевидно, ты в порядке… Все хорошо, но ты немного запутался. Может, встретиться в другой раз, да? Когда будешь лучше себя чувствовать…

– Нет, я в порядке, – отвечает Дэвид, заставляя себя улыбнуться. – Точно. Я уже оклемался. И я прекрасно помню, как звонил тебе прошлой ночью. Я помню. Заходи.

Он делает шаг назад, но вдруг передумывает.

– Может, нам стоит выйти и поговорить снаружи? Сегодня классный денек, – самообладание Дэвида дает трещину.

Он неловко улыбается, как ребенок, пойманный на лжи.

– Еще я думаю, что, видимо, потеряю сознание, если не выйду на свежий воздух.

– Куда ты меня ведешь?

Дэвид пока слишком деликатен, чтобы принимать какие-либо решения. Он тащит Алису по шумным полуденным улицам. Хотя парень уже больше трех лет живет в центре Лондона, сегодня его ошеломляют достопримечательности, запахи и звуки. В душном воздухе витает смесь выхлопных газов и прогорклого растительного масла: неподалеку вовсю торгуют канцерогенной курицей гриль. Из-за непрекращающегося рыка машин зубы Дэвида невольно сжимаются. Они продираются сквозь пешеходную давку, и Дэвид чувствует, что все человечество давит на него.

Уличные торговцы расхваливают поддельные сумки «Рэй Барнс» и «Луис Вуитон». Бизнесмены ноют в блютус-гарнитуры. Толстые подростки приклеены к айфонам.

И каждый приближается к Дэвиду почти вплотную, намереваясь не только вторгнуться, но и захватить его личное пространство. Они загрязняют молодого человека запахом изо рта и телесной вонью. Требуется нешуточная внутренняя выдержка, чтобы не свернуться в клубочек и не зарыдать.

Повернув несколько раз, Дэвид и Алиса оставляют толпу позади. Блогер следует за писательницей по пустынному переулку, идущему параллельно главной улице. Несмотря на неуравновешенное состояние, Дэвид понимает, что они попали в район с плохой репутацией. Опасность подкарауливает его отовсюду. Темные стены обмазаны кроваво-красным граффити, брусчатка сверкает битым стеклом. Дэвид, как он часто делает, когда путешествует по городу, воображает себя голубой точкой, дрейфующей по спутниковой карте. Однако сейчас точка кажется близкой к падению с края экрана.

Но он не успевает высказать свои подозрения вслух: неожиданно ему становится видна зеленая пустошь, окаймленная густыми ветвями деревьев.

Открытое пространство заставляет Дэвида занервничать.

– Что мы здесь делаем?

– То есть?.. Ты ведь хотел подышать свежим воздухом.

– Конечно, но я не называл себя серийным маньяком-убийцей, ищущим место, чтобы спрятать свою последнюю жертву.

– Ладно, не переживай. Мой отец постоянно возил меня сюда, когда я была маленькой. Мы называли эту часть Лондона Тайным парком. Хотя, должна признаться, что теперь парк стал менее уютным, чем раньше.

– Это без преувеличения самое жуткое место, где я когда-либо бывал. – Дэвид кивает в сторону деревьев. – По-моему, за мной наблюдают.

Алиса усмехается:

– Наблюдают, как и в другие моменты твоей жизни?

– Ты меня поняла.

Дэвид и Алиса продолжают идти, прокладывая путь сквозь заросли, пока не останавливаются возле озера с мутной водой. Мгновение путники молча смотрят, как одинокий лебедь пробивает себе дорогу через воду, оставляя на своем пути полдюжины уток с коричневатым оперением.

– Послушай меня, Дэвид. Я думала о прошлой ночи, – говорит Алиса. – Еда. Саке. И кое-что из сказанного мною прозвучало справедливо. Я не хочу, чтобы ты думал…

– Что ты – полная сволочь?

Алиса поднимает руки вверх.

– Я этого заслуживаю. Имею в виду те моменты, когда становлюсь с тобой наглой, не отвечая на вопросы о мелочах моей жизни. Ты же действительно не знаешь обо мне ни одной подробности. Ничего удивительного – ты не хочешь откровенничать с незнакомкой.

– Ладно тебе! Забудь.

– Так ты принимаешь мои извинения?

– Конечно.

– Хорошо. Кстати, у меня возникла идея, как нам вернуться к прежней теме: каждый вопрос, который ты мне задаешь, я, в свою очередь, задаю тебе. Согласен?

Дэвид закрывает глаза. Он чувствует себя разбитым, желудок горит, мысли его путаные, думается с трудом.

– Ты хочешь сделать то же самое? Сегодня?

– Дэвид, к сожалению, здесь я требую. Мы оба должны дотащить книгу до реализации и можем сделать наше сотрудничество максимально безболезненным.

Парень глубоко вздыхает.

– Идет. Можем попытаться прямо сейчас, но не могу обещать, что меня не вырвет. Начинай.

– Вообще-то, почему тебе не начать первым? У меня долг перед тобой за прошлую ночь.

– Ну, – бормочет Дэвид. – Расскажи мне о своей семье. У тебя она есть?

– Да! – смеется Алиса. – Есть. Родители. Оба живы. Ненавидят друг друга, но им не хватает воображения закруглиться. Они любят везде хвастаться достижениями своей дочери. Им нравится то, чем я занимаюсь, но они возмущены, что я до сих пор не подарила им внуков, и втайне задаются вопросом, а не лесбиянка ли я.

– А ты лесбиянка?

– Извини, но это уже другой вопрос.

– Понял. Буду придерживаться семейной темы. Как насчет братьев и сестер?

– Двое. Я – средняя. Как говорят, «забытая»: обиженная вниманием, обреченная всю жизнь скакать и размахивать в воздухе руками и тому подобный бред. Мою старшую сестру зовут Ребекка. У нее все отлично. Ребекка – учительница. Двое детей. Водит внедорожник. Живет с мужем-стоматологом в зеленом пригороде. Просто живая картинка под названием «Счастливая работоспособная семья». Я ее совершенно не осуждаю. Нисколько. А еще у меня есть младший брат.

– Какой он?

– Ник? Он – классный. Во всяком случае, был таким. Сейчас он сломлен. Должен жениться на этой неделе, хотя у него наметились кое-какие проблемы. Парень в прошлом месяце чуть не умер на собственном мальчишнике. В данный момент он мается в госпитале с двусторонней пневмонией.

– Боже, а я-то считал, что лишь один я люблю веселиться. Звучит кошмарно!

– Он ввязался в драку, но еще легко отделался. Вероятно, есть некая тайная организация, которая хватает юных наркоманов и тащит их на дикую природу – припугнуть или зачем-то еще. Думаю, тут постарались американцы. Так или иначе, но почему-то уроды-дружки Ника решили смеха ради нанять этих клоунов и натравить их на моего младшего брата.

– Получается, его похитили?

– Классно, да?! Бедный Ники однажды ехал на работу, когда четверо парней в балаклавах подкатили к нему и буквально вытащили из машины. Они надели мешок ему на голову, связали, положили в задней части фургона и отправились с ним за сотню миль, а потом раздели Ники догола и бросили парня посреди, можно сказать, пустыни.

– Боже, гениально! – смеется Дэвид. – Надеюсь, они сделали видео?

– Увы, нет. Впрочем, они сжалились и оставили его со скейтбордом одного – искать путь домой.

– И дальше?

– Он целые сутки двигался в неверном направлении и заработал переохлаждение, переросшее в пневмонию. В конце концов Ники арестовал деревенский полицейский – за непристойное поведение. Хороши друзья!

– Да, плохи дела, но признайся, здесь есть доля юмора.

– Скажи это невесте Ника. Ему поставили диагноз «посттравматическое стрессовое расстройство». Что ж, достаточно обо мне. Моя очередь?

Дэвид кивает.

– Вперед.

– Отлично, – Алиса тянется к сумке и достает старенький диктофон.

– Подожди-ка, он прямиком из девяностых?

– Мой диктофон?

Дэвид хохочет.

– Ты в курсе, сколько сотен приложений есть в сети? Откуда ты берешь кассеты для своей дряхлой штуковины? Я могу тебя сфотографировать? – и молодая звезда блогинга берет свой телефон. – Мои подписчики задохнутся, когда увидят такую вещь!

– Нет, – огрызается Алиса. – Не хочу, чтобы ты меня снимал. Здесь нет ничего забавного. Просто мой диктофон – не блестящий, не новый и не стоил тысячу фунтов, но он делает свою работу. Я им давно пользуюсь.

– Расслабься. Но, по-моему, ты еще никогда не говорила так старообразно. Бьюсь об заклад, у тебя есть стационарный телефон и тому подобное? Коммутируемый модем?

– Очень смешно. Может, продолжим? – она делает вдох и нажимает на «Запись». – Итак, что с твоим новым шоу? Как оно называется? МайндКаст? Я пробовала пошарить в интернете, но не нашла никакой информации. И что с Ксаном Бринкли? Он причастен к проекту? Я думаю, он слишком занят: убеждает низкооплачиваемых работников электронно маркировать свои тела?

– Проехали, Эли. И вообще я должен об этом помалкивать.

– Но ты с радостью трещал о новом шоу в пять часов – сегодня утром. Кроме того, я уже рассказала о своих трогательных и милых сородичах. За вами должок, мистер.

Дэвид наклоняется и поднимает с земли плоский камешек. Он крепко сжимает его между большим и указательным пальцами и запускает в озеро.

И так – три раза. Все камни тонут в серой воде.

– Ладно, – говорит Дэвид, поворачиваясь к Алисе, – хотя, если честно, я мало что могу сказать. Ксан Бринкли, правда, оказался неплохим парнем. Он пригласил меня обсудить его идею о новом реалити-шоу. Он создал микрочип, который вставляется в мой затылок и переводит мои мозговые волны в изображения или нечто подобное. В принципе – похоже на мою текущую работу, но мне даже не надо будет снимать себя – мои мысли появятся прямо на экране.

Алиса недоуменно смотрит на Дэвида.

– Мысли появляются прямо на экране? – переспрашивает она.

– Это как диктофон, – кивает Дэвид. – Только вместо слов он записывает мысли вместе с мечтами, воспоминаниями. Все…

– Звучит несколько… неправдоподобно. Значит, они вставляют чип в твой организм? Как в хирургии?

– Да, незначительная операция. В пятницу. Замочная скважина. Без шрама. В субботу я уже оклемаюсь.

– Что? Господи, Дэвид, ты не шутишь?

– Это – уникальный шанс.

– Я уверена, но… – Алиса останавливает себя. – Нет, ты прав. Поздравляю. Но я удивлена, что все настолько быстро происходит. Впрочем, ты, конечно же, справишься. Разумеется.

– Ты сейчас о чем?

– Я не всегда говорю то, что думаю. Иногда размышляю о безумных вещах. Я бы умерла от стыда, обрати кто-нибудь внимание на то, какой я на самом деле невротик. Поэтому не бери в голову. Возможно, я и впрямь думаю по старинке.

Дэвид фыркает.

– Полагаю, некоторые из нас более открыты.

– Верно.

Повисает тревожное молчание. Алиса нажимает на кнопку «Пауза».

– Можно мне задать еще один вопрос?

– Если ты не против, давай закругляться. У меня куча дел.

– Не беспокойся. Не возражаешь, если мы встретимся на следующей неделе?

Дэвид и Алиса возвращаются через заброшенный парк, практически не разговаривая, доходят до конца переулка. Затем следует сухое прощание, после чего Алиса удивляет видеозвезду – она наклоняется и обнимает его.

– Удачи в пятницу, – тихо произносит она.

– Удачи? Послушай, если я смог пережить эту ночь, в пятницу я буду в полном порядке. Поверь мне.

Дэвид открывает глаза. Достает телефон. Держит его на расстоянии. Нажимает на «Запись».

– Доброе утро, ребята, – говорит он и нажимает «Отправить».

Дэвид встает, принимает душ, одевается и заказывает такси.

Сегодня пятница.

Сегодня тот самый День.

Пока парень тащит сумку вниз по лестнице и бредет по улице, ему приходит в голову, насколько все изменилось с момента встречи с Алисой три дня назад. С того времени навалилась волна встреч и брифингов. Договоры по фотосессиям. Запланированные пиар-компании. Бесконечные запросы об интервью. Телефон Дэвида постоянно вибрирует.

Он был на двух медицинских осмотрах, где его взвешивали и измеряли. В него тыкали иглой и брали анилизы. Сара звонит почти каждый час, поторапливая Дэвида подписывать разные документы и бумаги. Он по уши вязнет в положениях, условиях, написанных мелким шрифтом, бессмысленным юридическим жаргоном. Его имейл пухнет от сообщений и готов взорваться. Дэвид соглашается на все, даже не читая, царапая кончиком стилуса.

Х

Х

Х

Зарытый клад.

Беспечные поцелуи.

С одной стороны, ему нравится такая занятость. Сейчас он более деятелен, чем за всю свою жизнь. Ему еще непросто находиться под завесой тайны, окружающей проект. Пока что Дэвид продолжает снимать ролики для своего шоу. «Кислотное» видео с анонсом проекта уже готово, но блогеру строго запрещено что-либо говорить о МайндКасте до официального запуска. Для Дэвида это неизведанная территория. Последние три года он постоянно приоткрывал окно в свою жизнь. Не было ничего скрытого. Чего только стоят многочисленные ночные выступления Дэвида. Опасения по поводу облысения. Его нелепый, грязный разрыв с Эллой. Ничего не было личным или запрещенным. Теперь же Дэвид обязан по закону скрывать информацию о шоу от поклонников. Напоминает предательство. Хуже того – отсутствие новостей образовало пустоту, которую постараются заполнить неуравновешенные фанаты. Первые ростки теории заговора уже пробиваются в комментариях к его последним видео. Один подписчик утверждает, что Дэвида похитили и заменили на близнеца-самозванца, а другой уверен, что Дэвида шантажируют крупные игроки. Конечно, это обычная навязчивая и безумная болтовня, но сама ситуация ему крайне неприятна.

Дэвид с нетерпением ожидает следующей недели, когда все должно прийти в норму.

Поездка на такси оказалась стремительной – машина быстро подъезжает к знакомому зданию, где находится стеклянный шар.

Когда Дэвид минует охрану, его желудок булькает, а во рту появляется горький привкус. Накануне Дэвид не ужинал: парень проглотил только пару успокоительных таблеток, и теперь, когда его подвергают личному досмотру, он ощущает легкое головокружение. Он мог бы пропустить этот театр, особенно учитывая, что такие досмотры являются эффектным аттракционом компании Ксана.

Охранники совершенно безразличны. Они осматривают Дэвида с бесстрастным выражением лиц. Прямо врачи-регистраторы, обрабатывающие ваш образец кала! Но процесс будет продолжаться. Вещи будут пикать. Все вокруг еще раз перепроверяют, прежде чем Дэвиду неохотно разрешают войти.

Однако Дэвид не опаздывает. Блогеру приятно увидеть Катю, уже ждущую его во дворе. Девушка встречает его ласковыми объятиями. Она так близко, что Дэвид чувствует запах дорогих духов.

– Дэвид! Привет! Как дела?

– Прекрасно! Немного нервничаю, но я в порядке.

– Естественно, ты нервничаешь. Но тебе не о чем волноваться. Ксан просил меня передать тебе: доктор Хан, который проводит сегодняшнюю операцию, – его личный врач. В общем, ты в хороших руках.

– А Ксана сейчас нет?

– Ему срочно пришлось сегодня ночью лететь обратно в Штаты.

– Проблемы в Нью-Йорке?

Катя машет рукой.

Больничная палата, как и остальная часть здания, полностью стеклянная. Сквозь матовые полупрозрачные стены, почему-то напоминающие Дэвиду занавес, виднеется личный офис Ксана. «Значит, тут можно спрятаться», – вдруг думает Дэвид.

Он прощается с Катей и переодевается в зеленый халат. Неуклюже присаживается за каким-то громоздким аппаратом и капельницей, пытаясь защититься от взглядов сотрудников, снующих по коридору.

Но далеко не все обращают на Дэвида внимание. Компания Ксана напоминает улей. Сотрудники с трудом отрываются от экранов телефонов или планшетов.

Дэвид только закончил переодеваться, как распахнулась дверь, и порог переступили двое – весьма ухоженный мужчина средних лет и молодой медбрат.

– Дэвид, – произносит мужчина, из-под рукава его белой куртки поблескивают дорогие часы. – Приятно познакомиться. Я – доктор Хан. Как ты себя чувствуешь?

Не дожидаясь ответа видеозвезды, медбрат закатывает Дэвиду рукав и крепит надувную манжету вокруг его руки.

– Мы введем анестезию, а потом отвезем тебя в операционную, – продолжает врач. – Но сначала мне надо задать тебе несколько стандартных вопросов.

Пока медбрат суетится вокруг Дэвида, доктор Хан просматривает список вопросов, на которые Дэвид уже отвечал. Аллергии. Применение лекарств. Болезни, перенесенные Дэвидом в детстве. В то время как он помечает ответы в блокноте, у Дэвида внезапно создается впечатление нереальности происходящего.

Доктор Хан – слишком холеный, и его движения чересчур отшлифованы, будто и он, и медбрат – актеры в сериале про больницу и оба просто играют свои роли.

Когда доктор Хан заканчивает писать, он просит Дэвида забраться на каталку. Медбрат скользит иглой по коже Дэвида, ставит ему капельницу, после чего бесшумно отходит в сторону.

– Отлично, – говорит доктор Хан. Его дыхание пахнет мятой. – Лежи, как тебе удобно, вот и все. Сейчас ты можешь чувствовать легкое покалывание в руке.

Дэвид опускает голову на подушку и таращится в потолок, затем переводит взгляд на стену, за которой мелькают силуэты сотрудников МайндКаста.

Прилив. Водоворот. Вечная суета. Дэвид вспоминает о муравейнике, который как-то раз видел в детстве. Дэвид резко вдыхает, и лекарства входят в его кровоток.

Теперь у него все внутри горит. Он представляет – жидкий металл закачивается в его вены.

– Отдыхай и отсчитывай от десяти.

Дэвид косится на доктора Хана, который стоит рядом с каталкой. Лицо блогера приобретает профессиональное выражение.

– Десять.

Теперь ему совсем не жарко: холод ползет по грудной клетке Дэвида, его ребра – как ветви замерзшего дерева. Трудно дышать, но он очень устал, чтобы паниковать. Он так устал, он…

– Девять…

Мир гаснет. Голос Дэвида превращается в отдаленный шум. Он пытается посмотреть на врача, но тот, похоже, уже ушел.

Парень не в состоянии двинуть головой или шеей, его глаза шарят по палате.

Он различает очертания человека, который застыл за стеклянной стеной.

– Восемь.

Человек придвигается ближе, прижимает лицо к стеклу так, что Дэвид может его рассмотреть.

Крысиная шапочка. Розовый шрам.

– Семь… Ксан?

– Шесть…

Ксан что-то говорит. Он пытается донести мысль до Дэвида. Нечто важное.

– Я… Он что-то забыл…

– В…

– И…