Глава одиннадцатая
20:28–00:16
В комнате воцарилась тишина. Мисс Лафосс стояла неподвижно у камина. Потом она немного встряхнулась. Мисс Петтигрю тоже выплыла на поверхность.
– Что ж, – сказала мисс Лафосс, от природы не в состоянии долго грустить, – не знаю, как у вас, а у меня от приключений всегда разыгрывается аппетит. Как все же насчет ужина? С одной стороны, немного поздно, но с другой, у нас еще уйма времени. Я позвоню. Можно ограничиться несколькими блюдами.
Она сняла трубку телефона. Робкие возражения мисс Петтигрю, уверявшей, что она неспособна съесть ни крошки, оказались тщетны. Мисс Петтигрю ужасалась стоимости этого предприятия; она и так уже приняла слишком много подарков от мисс Лафосс.
– Глупости, – заявила мисс Лафосс. – Стоит перед вами сейчас поставить тарелку, и аппетит немедленно обнаружится.
Она не ошиблась. Как только ужин внесли, мисс Петтигрю ощутила настоящий голод. Впрочем, для человека, привычного к смертельной скуке невнятных супов, безвкусных котлет и жесткого ростбифа, составлявших ее диету на протяжении многих лет, остаться равнодушным при виде яств, привычных для мисс Лафосс, было невозможно.
Однако хотя подобный ужин и заставлял на время забыть обо всем, что не относилось к его поеданию, Мисс Петтигрю не теряла из виду свою основную задачу. Так или иначе, не тем, так этим, она должна была убедить мисс Лафосс расстаться с Ником и выйти за Майкла. На полях супа, рыбной закуски, жаркого и десерта развернулась битва. Мисс Петтигрю наступала, мисс Лафосс умело оборонялась, применяя тактическое оружие: как только неумолимая логика мисс Петтигрю загоняла ее в угол, она непринужденно меняла предмет разговора, хитро начиная рассказывать о каком-нибудь красочном эпизоде своей театральной карьеры. Мисс Петтигрю, не в силах устоять перед интимными подробностями из жизни «другой половины человечества», теряла волю и на время сворачивала с основного направления атаки. Но ненадолго – как только история заканчивалась, артиллерия мисс Петтигрю снова принималась за дело.
Время летело незаметно, и как раз в тот момент, когда мисс Петтигрю показалось, что сопротивление мисс Лафосс наконец ослабевает, та взглянула на часы и вскочила.
– Боже! Как поздно! Пора бежать. Я – переодеваться, уже одиннадцать, а я обещала быть там к полуночи.
Она метнулась к двери спальни, вся – порыв, но мисс Петтигрю не намерена была позволять ей столь бескровное отступление, пока они все еще находились на расстоянии пушечного выстрела друг от друга.
– Если позволите, я помогу? – сказала она.
Мисс Лафосс поняла, что окружена.
– Разумеется, – сказала она безнадежно.
Мисс Петтигрю счастливо утвердилась в кресле рядом со столиком мисс Лафосс. Спешность в движениях мисс Лафосс испарилась. Обряд переодевания требовал тщательности, а беспокоиться об опоздании было не в ее привычках.
Она сняла платье. Вышла в ванную, потом вернулась. Выбрала вечерний наряд. Ободряюще улыбнулась мисс Петтигрю. Похоже было, что мисс Лафосс полностью вернула свое обычное радостное расположение духа. Она уселась перед зеркалом.
– Мне кажется, – сказала она весело, – что в подготовке – половина удовольствия.
Мисс Петтигрю на этот раз не поддалась на отвлекающий маневр.
– Неужели я вас все еще не убедила? – умоляющим голосом сказала она.
– Ах, Джиневра, – вздохнула мисс Лафосс. – Я чувствую себя такой неблагодарной.
– Ну и пусть, – храбро продолжала мисс Петтигрю. – Я просто должна высказаться. Вы же в душе не сомневаетесь, что Ник станет изменять вам. Когда-нибудь и вы перестанете быть юной, и тогда он на вас даже и не взглянет. Даже в пятьдесят он все равно будет ухлестывать за молоденькими.
Мисс Лафосс вздохнула.
– Как у вас мрачно выходит!
– Почему же не рискнуть, – умоляющим голосом сказала мисс Петтигрю. – Выходите за Майкла. Кроме того, – добавила она расчетливо, отбросив последние остатки прежней морали, – если что-то пойдет не так, вы всегда можете уйти от него к Нику. Не в смысле замуж.
– Джиневра! – не смогла сдержать улыбку мисс Лафосс.
Мисс Петтигрю виновато покраснела.
– Какая умелая ловушка, – укорила ее мисс Лафосс. – Вы же прекрасно знаете, что я не посмею. Майкл меня просто убьет.
– Боже! – воскликнула мисс Петтигрю. – Вам не кажется, что вы… слегка преувеличиваете?
– Возможно, но кто может поручиться?
– У него столько достоинств! Представьте, что Ника вовсе не существует. Тогда вы согласны выйти за Майкла?
– Не уверена, – мрачно отозвалась мисс Лафосс.
– Отчего же? Красивый. Богатый – по крайней мере, мне так показалось. И вас любит. Что же еще?
– Положение в обществе, – сказала мисс Лафосс. – Никаким образом ему не достичь положения в обществе. Крутить можно с кем угодно, но замужество! Серьезное дело. Тут надо поосторожней. В конце концов… следующее поколение…
– А! – ахнула мисс Петтигрю, в изумлении перед нежданной атакой с фланга.
– Вот именно, – сказала мисс Лафосс.
Мисс Петтигрю не сдавалась. Она поднялась. Она сжала руки. На лице ее появилось умоляющее выражение.
– Хорошо. Я забыла приличия. Я слишком много на себя беру. Я грубо вторгаюсь в личную жизнь. Можете меня прогнать. Но я все-таки скажу. Вы мне ужасно нравитесь. Вы просто обязаны быть счастливы. Но ваша теперешняя жизнь не может продолжаться вечно. Умоляю, выходите за Майкла.
– Вот как, – улыбнулась мисс Лафосс. – Направляете меня на тропу добродетели?
– Изо всех сил пытаюсь.
– Неужели она настолько предпочтительнее?
– Но разумеется, – начала мисс Петтигрю, и осеклась. Ей еще не было пятидесяти, но этот день был не за горами. Ни дома, ни друзей, ни детей, ни мужа. Жизнь, исполненная безу коризненной чистоты и благодетели, и в результате – не о чем даже вспомнить. Будет когда-нибудь пятьдесят и мисс Лафосс. Неужели и ей входить в этот возраст без дома и друзей? И что же? О чем тогда доведется вспомнить ей?
– Нет, – сказала мисс Петтигрю. – Я не могу этого сказать.
– Милая моя, – мягко произнесла мисс Лафосс.
Мисс Петтигрю подняла голову. Слова хлынули из нее, не давая времени даже вздохнуть.
– Никогда, – заговорила она, – никогда в жизни меня никто не любил. Никогда. Но мне необходимо знать. Теперь мне просто необходимо знать. Мне, и еще сотням таких же, как я. Стоит ли оно того?
– Для меня – да, – сказала мисс Лафосс.
Мисс Петтигрю снова присела.
– Я старше вас, – сказала мисс Петтигрю, – и гораздо глупее. У меня нет ни вашего ума, ни вашей красоты. Я ратую за брак не потому, что так принято, не потому, что так правильно, а только на основании своего опыта. Я не нажила ни денег, ни друзей, ни семьи. Я всего лишь всеми силами пытаюсь охранить вас от того же.
– Милая моя, – повторила мисс Лафосс.
– Если он будет добр к вам, все остальное неважно. Порядочных людей, – сказал мисс Петтигрю, – я встречала в жизни немало, но добрыми из них были единицы.
– О, Джиневра.
– Первый тоже показался мне добрым, – честно призналась мисс Петтигрю, – но, знаете ли, дорогая моя… Я бы не советовала выходить за него. Нехорошо говорить так о людях, но мне показалось, что в нем есть… неанглийская кровь. А если речь идет о замужестве, то лучше все же держаться своей стороны.
– Конечно, – согласилась мисс Лафосс.
– Ник… Ник вам не принесет счастья. Я думаю, вы и сами это знаете. Но Майкл, о, Майкл! – воскликнула мисс Петтигрю, сияя. – Я уже и так много наговорила, но все-таки позвольте мне сказать, что никогда в жизни я не видела мужчины, который понравился бы мне больше, чем он. И англичанин до мозга костей!
– Вы хотите сказать, – уточнила мисс Лафосс, – что на его счету еще одно завоеванное сердце.
– Да, – сказала мисс Петтигрю.
– Вы прелесть!
Мисс Лафосс не смогла удержаться. Она наклонилась к мисс Петтигрю, обняла и поцеловала ее.
– Я серьезно подумаю об этом. Обещаю.
Мисс Петтигрю почувствовала, что военные действия отняли у нее много сил.
– О! Надеюсь, я не обидела вас своей прямотой.
– Обидели! Меня? Я же говорила, что у меня не было матери. Никому не было до меня дела – настолько, чтобы меня воспитывать. А это, оказывается, так приятно!
Она снова повернулась к зеркалу. Мисс Петтигрю внимательно наблюдала за ее действиями, потом покачала головой.
– Скажите, дорогая, – сказала она. – Не кажется ли вам, что вы положили слишком много грима для… для порядочной женщины.
– Однажды я решила сыграть порядочную женщину, – откликнулась мисс Лафосс. – Как вы догадываетесь, завести себе лорда в качестве муженька – весьма полезное в нашей профессии приобретение. И вот я нашла лорда. Вернее, он бы им стал, когда умер бы его папаша. Или графом? Неважно, я с этими титулами всегда путаюсь. Услышала где-то, что ему не нравится помада – любил целоваться, а особой аккуратностью не отличался, в то время как старик обладал несгибаемой моралью и отличным зрением.
Мисс Петтигрю, пришпорив свое воображение, различила связь.
– Ну, я изобразила недоступность. Никакой косметики, юбки в пол. Ну, знаете, как это. Достоинство и целомудрие. И что же? Не прошло и недели, как он ходил с какой-то сучкой, целиком состоящей из ног, помады и распущенности.
– Дорогая, – вмешалась мисс Петтигрю. – Но ведь… ведь есть же и другие слова…
– Другие, чем распущенность? Хуже, надеюсь? Расскажите же, я с удовольствием стану их применять.
– Нет, – покраснела мисс Петтигрю. – Я имела в виду… самка собаки.
– Нет, она была не самкой собаки, а беспородной сучкой.
Мисс Петтигрю решила, что пора прекратить изыскания в этой области. Она все еще была слегка озадачена, объяснение мисс Лафосс ей ничего не объяснило, а только запутало, но в данный момент ее больше интересовала дальнейшая судьба лорда, не любившего помады.
– И что же с ним стало?
– Женился на ногах и помаде, – сказала мисс Лафосс. – Как только старик преставился. А мне урок.
Она тщательно накрасила губы. Мисс Петтигрю многозначительно кивнула.
– Сколько же всего мне еще предстоит узнать об искусстве выбора мужа. Моя невежественность не знает границ.
– Научитесь, – сказала мисс Лафосс.
– Я согласна учиться, – сказала мисс Петтигрю отчаянно, – но мои лучшие годы уже позади.
– Не вздумайте сдаваться, – сказал мисс Лафосс, закрывая пудреницу. – Так. С этим покончено. Теперь ваша очередь, Джиневра. Сначала смойте прежний слой.
Мисс Петтигрю поспешила в ванную. Когда она вернулась, кожа ее сияла, как у школьницы. Мисс Лафосс выбрала инструменты и материалы для того, чтобы приглушить это сияние. Мисс Петтигрю заняла ее место перед зеркалом.
В ее внешности уже наблюдался некоторый беспорядок. Аккуратные локоны, творение мисс Дюбарри, растрепались. Мисс Петтигрю отскребла лицо со страстностью углекопа, вылезшего из шахты. Вокруг нее больше не витал дух загадочности. Платье потеряло утонченную небрежность и пошло складками.
– Что же вы, Джиневра, – укорила ее мисс Лафосс. – Нельзя так сдавать.
И она занялась нанесением мисс Петтигрю-два поверх мисс Петтигрю-один.
– Бесполезно, – вздохнула мисс Петтигрю. – Все равно все развалится. Всегда была простушкой, простушкой и умру.
– Глупости, – строго сказала мисс Лафосс. – Всего лишь комплекс неполноценности. Однажды вы уже выглядели чудесно, никто не мешает вам это повторить. Дело привычки.
– Я никогда не привыкну.
– Что за пессимизм!
– Две женщины, одна и та же фигура. Одна – красавица, другая – нет, – упрямилась мисс Петтигрю. – Почему? Никто не знает. Так вот, я та из них, которая «нет».
– Ерунда, – сказала мисс Лафосс. – Живот втянуть, плечи расправить. Вот и весь секрет. А если вы сутулитесь, ваше платье сутулится вместе с вами.
Она завершила операцию по восстановлению лица. Потом прочно закрепила локоны на подобающих им местах. Потом приколола к плечу мисс Петтигрю красную розу. Мисс Петтигрю лучезарно улыбнулась своему отражению.
– Впервые в жизни я получаю удовольствие от самой себя.
Она надела шубку. Мисс Лафосс набросила себе на плечи роскошную шаль, отороченную чернобуркой. Они торопливо подхватили сумочки, платки и перчатки.
– Боже, как мы опаздываем!
Мисс Лафосс внезапно снова заторопилась и метнулась к двери. Мисс Петтигрю засеменила вслед. Даже если совесть и пыталась подать голос, мисс Петтигрю решительно отказалась ее слушать. Ни королевской коннице, ни даже королевской рати не удалось бы сейчас испортить ей настроение. Если спросят, у нее было оправдание – события в этот день разворачивались настолько стремительно, что она просто была немного не в себе. В состоянии умственного аффекта, что извиняло сразу все странности поведения.
Она беззаботно спешила за мисс Лафосс; естественный румянец на ее щеках дополнял наведенный, глаза сияли, грудь вздымалась. Она держала курс на приключения, портом назначения был ночной клуб. Ночной клуб! Всего лишь повторяя про себя эти слова, она чувствовала великолепное возбуждение. Если бы ее любимой покойной матери каким-то образом удалось вернуться в сонм живущих и увидеть ее сейчас, что бы она сказала? Как оценила бы глубину грехопадения своей дочери? Но волновало ли это мисс Петтигрю? Нисколько. Когда эта мысль пришла ей в голову, она спокойно, радостно и свободно встретила ее. Она собиралась прожигать жизнь. Грешить бесстыдно и беспробудно. Пробовать один за другим коктейли, которые станет предлагать ей Тони. Светская проказница, предающаяся кутежу, и, в память о всех ночах своего серого, однообразного прошлого, как предающаяся! Она выжмет из этой ночи все причитающееся ей веселье, и ни одна проповедь на свете не заставит ее свернуть с выбранного пути – пути, лежащего через неизъяснимые глубины бессчетных океанов разврата.
Она уже почти бежала по коридору. Мисс Лафосс скатилась вниз по ступеням, не дожидаясь лифта; мисс Петтигрю не отставала ни на шаг. По свистку швейцара перед подъездом с визгом затормозило такси. Мисс Лафосс повернулась к водителю, но мисс Петтигрю мягко отстранила ее.
– «Алый Павлин», – произнесла она громко и надменно. – Да поторопись.
Они уселись.
Машина с ревом проносилась по освещенным улицам. Мисс Петтигрю, выпрямившись, взирала в окно блестящими глазами. Стылый ноябрьский город больше не казался ей неприютным. На зданиях мерцали волшебные вывески. Чудесные сигналы клаксонов сливались в симфонию. Огни дворцов струили сверкающее сияние на мокрый асфальт. Сказочный мир гудел, пылал, дрожал, исполненный жизнью. Рыцари в котелках и прекрасные дамы в вечерних нарядах спешили, счастливые, по своим упоительным делам. Мисс Петтигрю спешила вместе с ними, и даже еще более изысканно, чем при помощи собственных ног. И у нее тоже была теперь цель в этом городе. Как это, оказалось, было важно – знать, куда стремиться! Важнее ничего и придумать было нельзя. Она жила. Она была там, где происходили события; внутри, а не снаружи. Она была частью этого мира. Она причастилась его воздуха, словно амброзии.
Мисс Лафосс, сидящая рядом, – юная, стройная, уверенная в себе, элегантная, ухоженная до последнего волоска на своей прелестной головке была ее другом. Она же сама – мисс Петтигрю, старая дева, синий чулок, скучное ничтожество, безработная, бесталанная, направлялась в ночной клуб, облаченная в шелка и бархат, кутить с ними наравне, превосходя их всех в бесстыдстве, стремясь за все новыми и новыми наслаждениями.
«О! – блаженно подумала мисс Петтигрю. – Хотела бы я умереть этой ночью, прежде чем мне придется проснуться от волшебного сна».
Машина остановилась.
