Глава девятая
18:21–19:25

МИСС ПЕТТИГРЮ была абсолютно счастлива. Она ощущала себя столь упоительно легкой и воздушной, что, казалось, могла бы пересечь залу, не касаясь ногами пола. На дне еще оставалось немного жидкости. Она решила ее допить.

Мисс Лафосс наблюдала за ней с другого конца комнаты. Последние четверть часа ее внимание было приковано к тому углу, где находилась мисс Петтигрю. Она отметила, что Тони задержался там на время. Потом отметила, что к ним присоединилась и мисс Дюбарри. Ее любопытство достигло предела. Но потом какая-то приятельница встала прямо перед ней, закрывая обзор, и принялась болтать, так что когда она снова смогла бросить взгляд в угол, Тони там уже не было, не было и мисс Дюбарри.

Мисс Петтигрю стояла там одна, с вызывающим видом, блестящими глазами, слегка растрепавшейся прической и пустым стаканом в руке.

Мисс Петтигрю выглядела блаженно счастливой. Мисс Петтигрю выглядела слишком счастливой. Мисс Лафосс был хорошо знаком этот вид. Она вздрогнула. На нее навалилось чувство вины. Она оставила Джиневру в одиночестве, и совершенно забыла предупредить Тони не обращать внимания на строгое платье и меха своей новой подруги – поразительное легкомыслие. Теперь могло быть уже поздно.

Она рассеянно ответила что-то приятельнице, бросила ее посреди комнаты и принялась проталкиваться к своей питомице, подозрительно посматривая на пустой стакан. Мисс Петтигрю радушно приветствовала ее.

– Джиневра, – вопросила мисс Лафосс обеспокоенно, – возлияния?

– Какие возлияния?

– Костыли не шатаются?

– Костыли? – повторила мисс Петтигрю. Она гордо приподняла подбородок. – Ах, ноги? Ноги, – заявила она величественно, – в полном порядке.

– Изобразите, – строго потребовала мисс Лафосс.

Мисс Петтигрю сделала пару шагов, сначала в одну сторону, потом в другую. Ей удалось сохранить похвальное равновесие.

– Слава богу! – выдохнула мисс Лафосс.

– Ваши подозрения, – укорила ее мисс Петтигрю, – меня глубоко задевают.

– Прошу прощения, – сказала мисс Лафосс. – Мои подозрения относились не к вам, а к Тони.

– Прелестный юноша, – подхватила мисс Петтигрю, – хотя и немного взбалмошный. Но хочу вас заверить, что и в этом случае подозрения беспочвенны. Всего лишь один стаканчик – вот и все, что он мне предложил.

– Знаю я его стаканчики, – отозвалась мисс Лафосс, все еще в сомнениях.

Однако любопытство взяло в ней верх над беспокойством. Она не могла более сдерживать его.

– Где он? – требовательно сказала она.

– Где кто?

– Тони.

– В гардеробной, – мечтательно сказала мисс Петтигрю.

– А! – воскликнула мисс Лафосс разочарованно. – А где Эдит? – безнадежно спросила она.

– В гардеробной, – сентиментально сказала мисс Петтигрю.

– О! – воскликнула мисс Лафосс, на этот раз восторженно. – Джиневра, неужели… не может быть, неужели…

– Неужели что?

– Они… там вместе?

– И что такого? – вопросила мисс Петтигрю. – К чистоте грязь не липнет.

– Вы прелесть! – вскричала мисс Лафосс. – Вы самая… самая… Вы просто чудо! Как, как вам это удалось? Но я и не сомневалась! Какое счастье! Никогда в жизни я не встречала никого чудеснее вас. Вы – единственная, кто мог бы с этим справиться. Тони и Эдит, снова вместе!

Мисс Петтигрю снисходительно улыбнулась.

– Милая моя, молодежь вечно ссорится. Это ничего не значит. Но стоит им сойтись снова, все само собой устраивается.

– Конечно, само собой… в вашем присутствии. Никому другому не удалось бы заставить их снова сойтись. Вы понятия не имеете, как Тони упрям, когда возьмет себе что-то в голову… Уж я-то знаю. Вы волшебница.

Мисс Петтигрю сдалась. Если ее прелестной спутнице угодно разговаривать загадками, пусть разговаривает. Ее, мисс Петтигрю, это не волнует. Ее сейчас вообще ничего не волнует. Она знала только, что за всю свою жизнь ей не доводилось чувствовать себя настолько легко и безрассудно. Загадки? Да сколько хотите. Похоже, это у них у всех такая привычка. Что ей за дело?

– Как вам угодно, – сказала она добродушно.

– Пойдемте же, – сказала мисс Лафосс.

Мисс Петтигрю повернула голову к двери и ощутила некоторое беспокойство. Расстояние показалось ей слишком большим. Ее внезапно посетило сильное желание отложить столь рискованное предприятие.

– Дорогая моя, – сказала она с достоинством, – если вы не возражаете, я предпочла бы опереться на вашу руку. У меня слегка закружилась голова. Полагаю, из-за духоты. Долгое пребывание в толпе людей, в комнате с закрытыми окнами для меня непривычно.

– Вот! – горячо сказала мисс Лафосс. – Я так и знала! Что Тони вам подсунул? Когда я вас оставила, с вами все было в порядке. Увижу его – голову оторву.

– О! – ахнула мисс Петтигрю. – Прошу вас! Ни в коей мере… Это просто невозможно. Какой стыд! Нет, уверяю вас, это всего лишь духота! Определенно, духота!

– Ну, ладно, ладно, – покладисто сказала мисс Лафосс. – Духота. Не беспокойтесь. Вы совершенно правы. Здесь ужасно душно.

Она крепко взяла мисс Петтигрю под руку, и они пересекли комнату. Со всех сторон в них летели смешливые реплики.

– Уже уходите?

– Еще не все выпили!

Мисс Петтигрю улыбалась всем без разбора. Мисс Лафосс отбивалась короткими очередями. Они достигли двери и сумели ускользнуть.

В коридоре мисс Петтигрю вдруг остановилась и ахнула.

– Какой ужас! Я же не поблагодарила хозяйку за прекрасно проведенное время! Мы должны вернуться.

– Ни за что, – поспешно сказала мисс Лафосс. – Она никуда не денется. В любом случае, так сбивать Мойру с толку было бы невежливо. Она просто не поймет.

Сквозняк в коридоре оказал на мисс Петтигрю самое благоприятное действие.

– Вот видите, дорогая. Все дело было в воздухе.

– Точно, – подмигнула ей мисс Лафосс. – Топоры висели рядами.

– Прошу прощения?

– Топоры? В воздухе?

– А! – воскликнула мисс Петтигрю. – Висели в воздухе! Из-за духоты! Какая прелесть!

И она принялась смеяться. Она хохотала, пока на глазах ее не выступили слезы.

– Ага, – сказала мисс Лафосс. – Ну, вы явно перебрали.

Однако то, что ее попытка пошутить встретила такой благодарный отклик, ее скорее порадовало. Она присоединилась к веселью, и вместе они вскарабкались по лестнице. Мисс Петтигрю от дальнейшей поддержки отказалась, предпочитая использовать перила.

Мисс Лафосс выбила дробь на двери спальни, отведенной под женскую гардеробную, и отворила ее.

– Так, так, – сказала мисс Лафосс. – Если глаза меня не обманывают, здесь, кажется, имеется в наличии мужчина? Как добродетель нас спешит покинуть!

– Помолчала бы, – отозвался Тони.

– Делисия! – вскричала мисс Дюбарри.

К удивлению мисс Петтигрю, ее косметика, которую она удалилась поправлять, вовсе не выглядела поправленной; скорее прямо наоборот.

– Эдит, – отозвалась мисс Лафосс с нежной улыбкой.

Мисс Дюбарри влетела в ее открытые объятия.

– Делисия, мы помолвлены.

– Не может быть!

Мисс Лафосс крепко обняла мисс Дюбарри, потом решительно отстранилась и обняла Тони. Тони ответил ей тем же.

– Поздравляю, греховодник. А теперь признайся: зачем ты так долго тянул?

Тони ухмыльнулся.

– Не хватало на кольцо.

– Так всегда можно было занять у Эдит!

– Ну, – сказал Тони, посерьезнев, – я решил, что все же стоит немного подождать, чтобы не было настолько очевидно, зачем я на ней женюсь. На грош терпения, на золотой награда.

– Прекрасно, – сказала мисс Лафосс. – И очень достойно с твоей стороны.

– Я рад, что мои мужские достоинства находят у тебя одобрение.

– О, в полной мере. Я согласна крестить первых двух, но дальше я умываю руки.

– И обязательно тринадцатого, – умоляюще сказал Тони. – Ему не помешает немного удачи.

– Милый! – вскричала мисс Лафосс. – Подобные речи достойны еще одного поцелуя.

Тони с удовольствием принял поцелуй. Мисс Петтигрю тем временем обнаружила, что публичные демонстрации приязни больше не вызывают в ней отторжения. Раз никто, кроме нее, не находил их вызывающими, то, вероятно, и ей не стоило бы. Однако она все же была слегка озадачена. Общее настроение не соответствовало ее представлениям о поведении в подобных обстоятельствах. Мисс Дюбарри явно недоставало скромной улыбки и стыдливого румянца, а Тони не ощущал на своих плечах тяжелый груз ответственности за будущее. Затруднительно в таких условиях было дать волю подобающим случаю прекрасным чувствам, переполнявшим ее. Однако сдерживать себя дольше она не могла.

– Ах, – перебила она трепетно, – позволено ли… позволено ли мне будет присоединиться к поздравлениям по случаю…

– Ага, – сказал Тони.

– Любовь и юность… – начала мисс Петтигрю.

Мисс Лафосс и Мисс Дюбарри повернулись к ней. Мисс Петтигрю догадалась, что мисс Дюбарри готова снова напасть на нее – и не ошиблась. Мисс Петтигрю находила столь бурные проявления чувств, направленные в ее сторону, странными, но тем не менее исключительно приятными. Совершенно неподобающее поведение для порядочной дамы. Недостает той обворожительной, чисто английской сдержанности, что так ценилась на материке, но мисс Петтигрю согласна была на время наплевать на приличия.

Мисс Дюбарри подбежала к ней и крепко обняла.

– Милая, милая моя мисс Петтигрю. Я ваш вечный должник!

Глаза ее снова наполнились слезами.

– Джиневра, – вмешалась мисс Лафосс, не менее страстно. – Что бы мы без вас делали?

– Что бы вам ни понадобилось, – продолжала мисс Дюбарри, трепеща от счастья. – Что угодно, приходите тотчас же. Разгладить морщины. Покрасить волосы. Сменить лицо.

– Это еще о чем? – поинтересовался Тони.

– Ни о чем, – хором воскликнули мисс Лафосс и мисс Дюбарри.

– Чисто женский разговор, – добавила мисс Лафосс.

Мисс Дюбарри собрала свою верхнюю одежду.

– До вечера? – сказала мисс Лафосс.

– Обязательно, – сказала мисс Дюбарри.

Дверь закрылась за счастливой парой.

– Очаровательная девушка, – сказала мисс Петтигрю, – хотя ее и бывает порой сложно понять.

– Пора сваливать, – сказала мисс Лафосс, – пока остальные не набежали.

Она вышли на улицу. Мисс Лафосс поймала такси и усадила мисс Петтигрю. У цветочного магазина она остановила машину и вышла.

– Так, – сказала она, вернувшись. – Бутоньерку я заказала. А еще говорят, что у меня память никуда не годится!

– Как мило с вашей стороны, – прошептала мисс Петтигрю, затуманиваясь.

– После всего, что вы сделали для Эдит, – возразила мисс Лафосс, – что там какая-то бутоньерка?

– Но уверяю вас, – снова начала бедная мисс Петтигрю, – я вовсе…

– Никакой ложной скромности, – перебила мисс Лафосс. – Не желаю даже слушать.

Они прибыли к Онслоу Маншенс, вошли, поднялись на лифте и прошли к двери квартиры мисс Лафосс. Она вложила ключ в замок.

Мисс Петтигрю странным образом ощущала, что вернулась домой. Их выход в свет был, несомненно, волнительным и восхитительным событием, которое она теперь сможет вспоминать и обдумывать до конце своих дней, но он ни в какое сравнение не шел с тем чувством удовлетворения, как после хорошего ужина, которое овладело ей, как только она переступила порог. Радость от этого простого действия была для нее почти болезненной. Она решительно отвергла все мысли о завтрашнем дне, когда все это превратится в прекрасный сон. Сегодняшний день еще длился.

Мисс Петтигрю захлопотала. Она включила свет и электрический камин, и взбила подушки на диване, придав им манящую округлость. Алые абажуры на лампах бросали на стены теплые, уютные тени.

Мисс Лафосс сбросила свою шаль.

– Как хорошо, что никуда не надо спешить.

И она погрузилась в мягкое кресло перед камином.

Мисс Петтигрю тоже сняла шубку, но гораздо осторожнее, и аккуратно сложила ее. Чужое платье придавало ей важности в собственных глазах. Она даже ступала теперь иначе, с удивительным достоинством. Глубокий черный бархат требовал к себе уважения.

– Джиневра, садитесь же, – сказала мисс Лафосс. – Вы устанете.

– Нисколько, – возразила мисс Петтигрю. – Мне так хорошо, что об усталости не может быть и речи.

– Как ноги?

– С моими ногами, – гордо заявила мисс Петтигрю, – всегда все в порядке. Голова немного закружилась, вот и все.

– Как скажете, – улыбнулась мисс Лафосс.

Мисс Петтигрю подошла и села рядом с ней. Камин излучал мягкое тепло, столь приятное после холода и сырости ноябрьских улиц. Она и мисс Лафосс были одни в комнате, убаюканные домашним уютом. Занавески задернуты, двери закрыты, кресла подвинуты к огню. Из всего невероятного, восхитительного дня этот момент казался ей самым счастливым – и все же ей не хотелось бы, чтобы он длился. Перед ней простиралась пустынная равнина долгих лет, наполненных однообразной, спокойной рутиной. Сейчас же она желала прямо обратного. Пусть что-нибудь скорее случится. Если этого не произойдет, она будет невероятно разочарована. Не может же быть, чтобы судьба, повернувшаяся в этот день к ней лицом, вдруг оставила бы ее снова. Что-то обязательно случится. О, она, разумеется, будет благоразумна и насладится этой короткой передышкой, но только для того, чтобы набраться сил перед следующими событиями.

– Не знаю, как вы, – смело сказала мисс Петтигрю, – но я бы не отказалась сейчас от чашечки чаю.

– А! – сказала мисс Лафосс.

– Эти… другие напитки – очень мило, конечно, – призналась мисс Петтигрю, – и они несомненно благотворно, хотя и немного странно влияют на настроение и самочувствие, но все же ничто не сравнится с чашечкой хорошего чаю.

– Я согласна, – сказала мисс Лафосс. – Сейчас сделаю.

– Ни с места, – приказала мисс Петтигрю. – Если бы вы только знали, насколько… насколько я буду счастлива.

Мисс Лафосс подчинилась.

Мисс Петтигрю поспешила на кухню и захлопотала, как небольшой деловитый вихрь. Работать для мисс Лафосс – какое это было удовольствие! Но в ту же минуту она почувствовала болезненный укол зависти. Как же, должно быть, прекрасно владеть собственным жилищем! Никогда больше не прислуживать, никогда не сидеть в стороне, никогда не позволять собой помыкать. Она быстро справилась с этим чувством. Ее день еще не кончился. Разумеется, нет; у мисс Лафосс были планы на остаток ночи, иначе к чему этот визит в цветочный магазин?

Чайник закипел. Мисс Петтигрю заварила чай. Она утвердила сервиз на подносе, добавила печенье и вынесла его в комнату.

– В самом деле, – сказала мисс Лафосс. – Чай сейчас очень кстати.

Окутанная ароматом, поднимающимся из ее чашки, мисс Петтигрю сияла.

– Чашечка хорошего чаю придает заряд бодрости надолго.

– Который час? – спросила мисс Лафосс.

– Почти семь.

– О! – вздохнула мисс Лафосс. – Можно не торопиться.

– Я слышала, – сказала мисс Петтигрю с отточенной небрежностью, – что вы поете в ночном клубе.

– Ну да. «Алый павлин». Ник его держит, кстати.

– Вот как, – мрачно сказала мисс Петтигрю.

– Правда ведь, Тони и Эдит выглядели счастливыми? – вздохнула мисс Лафосс.

Ее лицо приняло мечтательное выражение, свойственное женщинам, размышляющим о внимании мужчин. Сердце мисс Петтигрю упало.

– Венец любого романтического увлечения – несомненно, замужество, – сказала она строго. – Если оба участника не стремятся к брачному союзу, счастье будет весьма быстротечным.

– Я не спорю, – послушно сказала мисс Лафосс.

– Я надеюсь, – сказала мисс Петтигрю, – что вы не обдумываете возможность выйти за Ника. Ни в коем случае не советовала бы.

– Бог ты мой, – вскричала мисс Лафосс. – Замуж за Ника! Его верности хватит на пять минут.

– Разумная оценка. Хотя и завышенная.

– Зато какой любовник.

– Не сомневаюсь. Наверняка годы тренировки.

– Восхитительные моменты, – просительно продолжала мисс Лафосс.

– Меня интересуют более длинные промежутки времени.

– А, – сказала мисс Лафосс.

– Вот именно.

– Понимаю, – грустно сказала мисс Лафосс.

– Да уж пора бы.

– Умеете вы охладить пыл, – вздохнула мисс Лафосс.

– Только в крайних случаях.

– Какая строгость! Еще немного, и я начну вас опасаться.

– Не самый плохой вариант.

Мисс Лафосс хихикнула.

– Признавайтесь, что вы пили?

– О! – всполошилась мисс Петтигрю. – Но… уверяю вас, дорогая… Я вовсе не… Это никак…

– Шучу, – успокоила мисс Лафосс. – Это шутка. Может, пообедаем? Я закажу.

– Обед? Мне? – сказала мисс Петтигрю. – Нет, благодарю. Я слишком взволнована. Дело кончится несварением, а возможно, и икотой, и вся ночь будет испорчена.

– Если честно, я тоже не голодна. Тогда пока отставим, а поедим попозже?

– Прекрасный план, – согласилась мисс Петтигрю.

Она налила себе еще чашку чая. В антракте, конечно, была своя прелесть, но он несколько затянулся. Скоро должно было снова начаться действие. Ее знакомство с мисс Лафосс не продолжалось еще и дня, но все это время что-то непрерывно случалось. Какое разочарование, если этот вечер уронит планку. Поэтому, когда в дверь позвонили, она нисколько не удивилась. Она немедленно вскочила; в глазах ожидание, в душе готовность – к битве ли, к победе или к внезапной смерти. Мисс Лафосс тоже приподнялась.

– Я открою, – поспешила сказать мисс Петтигрю.

Однако за дверью стоял посыльный. Мисс Петтигрю вернулась в комнату с коробкой.

– Прекрасно, – сказала мисс Лафосс. – В точности то, что нужно.

Одинокая алая роза сияла в окружении кудрявой зелени. Мисс Лафосс приложила ее к корсажу мисс Петтигрю.

– Как Эдит и велела, – сказала она. – Мазок цвета на черном, зеленые серьги и скромная подвеска. Великолепно подчеркивает… подчеркивает… – повторила она, не найдя нужного слова.

Она осторожно положила бутоньерку на стол и снова села. Мисс Петтигрю вдруг почувствовала себя ужасно виноватой. Весь день она принимала подарки от мисс Лафосс, ставила себя на равных с ней, знакомилась с ее друзьями. Что же мисс Лафосс подумает, когда узнает наконец настоящую причину ее визита? Ее попытки объясниться в счет не шли. Весьма вялые попытки. Конечно же, при желании она уже несколько раз могла бы выбрать подходящий момент. В течение дня были периоды, когда ей даже не приходило в голову этот момент искать. На нее навалилось чувство стыда.

Дрожа, она попыталась заглушить в своей голове негромкий, но настойчивый голос. Ей так хотелось попасть туда, куда они собирались, – она все отдала бы, чтобы попасть туда. Посетить ночной клуб, отведать его восторгов, слиться с веселой и шумной толпой. Она трезво и спокойно отметила, что полностью отмела теперь все прежние устои. Одного дня, одного глотка соблазна оказалось ей достаточно, чтобы не просто пасть, а слететь кувырком. Долгие годы добродетели оказались бессильны. Никогда прежде она не знала соблазна; теперь же радости плоти манили ее, музыка влекла, притоны разврата распахивали перед ней двери. Ей даже хотелось снова испробовать тот восхитительный напиток, предложенный ей Тони, который придал ей такую удивительную силу. Сопротивляться было бесполезно. Пришлось признать, что путь греха, от которого ее так долго отвращали и родители, и ее собственная совесть, сильно выигрывал по сравнению с одинокой тропой добродетели. Жизненные ценности мисс Петтигрю лежали поверженными.

Она в отчаянии оглядела комнату. Ей было почти физически нехорошо от мысли, что она может потерять последний, завершающий штрих этого безупречного дня. Однако принимать доброту мисс Лафосс под ложным предлогом она больше не могла. Совесть ее была слишком хорошо вымуштрована.

Она подошла и села перед мисс Лафосс.

– Есть только одна небольшая деталь, – сказала она дрожащим голосом, – нуждающаяся в прояснении, прежде чем…

– У меня не было матери, – сказала мисс Лафосс.

Мисс Петтигрю замолчала.

– То есть, разумеется, – поправилась мисс Лафосс, – существовала женщина, которая произвела меня на свет. Но это произошло без моего ведома. Мне не жаль, что ее больше нет.

– Вашей матери! – ахнула мисс Петтигрю.

– Это была не очень приятная женщина. Вернее, очень неприятная. Из тех, от которых по спине идет холод, когда их вспоминаешь. Что очень плохо отражается на детях. Но сейчас, когда вы сели рядом, я вдруг подумала, что если бы у меня был выбор, то я выбрала вас. Не потому, конечно, что вы по возрасту годитесь мне в матери, вы не годитесь, вовсе нет. Просто подумала. От вас исходит тепло и забота. Я так рада, что мы познакомились.

– Боже мой! – пресекающимся голосом сказала мисс Петтигрю. – Как я могу… Столько доброты… Я не могу. Я не привыкла.

Глаза ее наполнились слезами.

– Если бы вы только знали…

Тук-тук-тук. Бум-бум-бум. Трах! Бах!

Кто-то колотил в дверь кулаком.

– Так, – сказала мисс Лафосс раздраженно. – Это еще кто? Как будто нельзя позвонить. Что ж, придется открыть.

Но мисс Петтигрю оказалась проворнее. Слезы ее высохли, как по мановению руки. Ее переполняла энергия; она подрагивала, как ищейка, взявшая след. Посыльные так не стучали. Исповедь подождет.

Она метнулась через комнату. Глаза ее сияли, тело напряглось, душа пела. Мисс Петтигрю распахнула дверь.