Дед Митяй, дыра и черти

Утро для Митяя Матвеича началось как обычно. Проснулся спозаранку, глянул за окно – там солнышко. Вышел на крыльцо, потянулся сладко, на ступеньку присел. Прищурился, по сторонам глянул – на огороды, лебедой поросшие, на сады колхозные, все в вишневом цвете. Хорошо! Пойти, что ли, на поля посмотреть – начали уже копать или нет? Ему все одно, но смотреть, как другие работают, приятно.

Плеснул Матвеич себе на лицо водицей из кадки, утерся рукавом. За калитку вышел. Поглядел, как она на петле одной висит, головой покачал. Починять надо, да…

Солнышко майское, теплое, резво в небо поднимается. Травушка зеленеет. Лето скоро. Благодать!

На сельской улице тихо, ни души – все при деле. А то! Работы тут хватает. И оттого, что колхоз уж и не колхоз вовсе, а сельскохозяйственный кооператив, забот меньше не стало.

Шел себе дед Митяй вдоль околицы, пыль сапогами стоптанными загребал, головой крутил. Вдруг глядь – прямо напротив сельпо, на пятачке, где который год лужа не просыхала, свиньям да местной ребятне на радость, – дыра в земле.

«Колодец, что ль, копают? – Почесал затылок Матвеич. – Да что ж они, бестолочи, прям посередь дороги! Места другого не нашли?»

Подошел осторожно к краю дыры, походил вокруг, примерился. Глянул вглубь – да и аж присел от изумления, тощим задом прямо в грязь. Самое интересное, ведь и не пил вчера! Ну, то есть не больше, чем обычно.

Зажмурился дед Митяй, перекрестился, головой помотал. Снова к краю дыры подкрался, заглянул. Нет, не помогло крестное знамение. Все как есть видать – котел огроменный, в нем смола кипит. Под котлом огонь горит – да не огонь, а пожарище. У котла черти стоят, самые настоящие. Рогатые, хвостатые, с копытами и рылами, как свиные пятаки. Половники чуть не в рост свой держат, грешников в смоле варят. Поварят-поварят, вытащат – и следующих кидают. А тех, сваренных, другие черти под руки хватают – и волокут куда-то дальше вниз, не разглядеть.

«Ох ты, святы, Господи, что делается!» – перекрестился Матвеич. Отполз в сторонку, поднялся, отряхнулся. Задумался.

Рассудил – непорядок. Что ж это получается – черти вход к себе открыли, да на колхозной земле? Ох, к председателю идти надо, точно. Председатель – начальство, председатель разберется. Навставляет пистонов хвостатым по самое не балуйся.

Председатель нашелся в своем доме. Заспанный, глаза не продрал еще. Недовольный – разбудил его Матвеич.

– Ну чего тебе? – буркнул.

А дед Митяй так запыхался – слова сказать не может. Никак дух не переведет – так спешил. Наконец отдышался, начал объяснять. Руками машет, словами и слюнями захлебывается. Председатель послушал его, послушал, а потом спокойненько так отвечает:

– Да что ты, Матвеич, в самом деле! Переполошил меня, будто пожар где. Знаю я про дыру и про чертей знаю. Тоже мне, новость.

– Да как так? – всплеснул руками дед Митяй.

– А так, – важно надулся председатель. – У нас с ними соглашение. – Пожевал губами и добавил: – Как же его там? Чудо-юдо… Обо-юдо… Обоюдо-выгодное. Так что лучше бы ты, Матвеич, не суетился, а домой шел. Отдыхать. И не беспокойся, у меня тут все схвачено.

Хотел было возмутиться Матвеич: «Что значит „у тебя“? Ты колхозное-то со своим не путай!» Хотел, но не сказал. Побоялся. Начальство все-таки.

Собрался дед Митяй восвояси, махнул рукой председателю – да так и обомлел. Только глаза вытаращил по-дурному. Потому как на голове председателя рожки заметил. Маленькие такие, аккуратные. Председатель с ними даже как-то симпатичнее стал. А то бегал раньше плюгавый мужичок по колхозу с портфелем под мышкой, пыжился чего-то, щеки раздувал, а все без толку. Зато теперь важнее стал. Благообразнее.

Выпроводил председатель Матвеича, сам досыпать пошел. А дед Митяй стоит, затылок чешет. Сомневается. Мол, как же это – чтоб с чертями, да соглашение? Надо, что ли, к Семеновне заглянуть, посоветоваться.

Добрел Матвеич до кособокой соседской избы, дверь толкнул. Через прохладный полумрак сеней сразу на кухню протопал. Но дальше порога не прошел – округлый зад Семеновны аккурат весь вход загораживал. А сама она орудовала в печи чугунным ухватом и гостя еще не услыхала.

– Слышь, Семеновна, – жалобно проблеял дед Митяй. – Слыхала, чего у нас в колхозе-то творится? Дыра у сельпо, а в ней черти у котлов, грешников варят. Ей-богу, не вру.

– Да знаю я, – отмахнулась Семеновна. Погромыхала еще ухватом, повернулась – и Матвеич рот-то так и разинул. Куда только подевалась разбитая старая бабка? Эта, правда, тоже не помолодела, но зато стать появилась, какой в молодости не было! А глаза горят – ну прям бесовским огнем.

– У нас с ними за-имо-соглашение, – выдала она. – Мы им, а они нам.

Помолчал дед Митяй, новое слово обдумал, а потом спросил:

– Слышь, Семеновна, чего мы им-то?

Та как раз тащила чугунок из печи и не ответила – будто не слышала вовсе. Но Матвеич не сдался.

– Я говорю, а они нам чего? – попробовал он еще раз.

Глянула на него Семеновна как на дитятю неразумного и головой покачала. Вроде как – дожил до седых волос, а ума не нажил.

Открыл было рот дед Митяй – да так и застыл. Потому как заметил, что из-под полы просторной юбки Семеновны нет-нет да и покажется хвост с пушистой кисточкой на конце…

Выкатился дед Митяй на улицу. Глаза шальные, мысли в голове, как осы, роятся, только меду, в смысле, толку нет. Что же, получается – все знают? И что это за соглашение такое? Мож, председатель, задница лысая, себе чего и выторговал, а вот колхозникам-то с чертей чего взять?

«Надо к властям идти», – рассудил Матвеич. И отправился к участковому.

– Ты в дела государственные не лезь, – отвечал ему тот. – Не твоего ума дело. Это на высшем уровне решили. Мы им помогаем, а они нам.

– Да как помогают-то? – воскликнул дед Митяй.

– Ты вот что, дед Митяй, ты давай воду не баламуть. К нам тут комиссия на днях приехать должна. Условия конт-рак-та проверить, чтоб, значит, у нас дыра была не меньше чем в других районах. Темный ты, Матвеич, непросвещенный. Не знаешь тем-дем-ций политических – ну и не лезь, – рыкнул участковый, постукивая сапогом по полу и пошмыгивая носом. А нос-то у него, заметил Матвеич, стал один в один как свиной пятак. Другим словом, рыло.

Вышел дед Митяй от участкового – а все равно беспокойно ему. Непорядок! И что председатель с участковым говорят – ерунда какая-то. Надо по миру пройти, рассказать.

Полдня бегал Матвеич по селу: и в хлев заходил, и на поля, и в сады, и на машинно-тракторную станцию. Только трое из всех колхозников про чертей не знали: глуповатая молодая доярка Маша, механик-алкаш Колян да Санек – пятилетний пацан, тракториста Ивана сын. Вот они-то и согласились с дедом Митяем – мол, да, надо народ поднимать.

Согласиться-то согласились, а потом чудеса начались.

Доярка Маша в уборную ушла, да так и сгинула, больше ее Матвеич не видал.

Алкашу Коляну принесли телеграмму – сразу несколько почтальонов. Все незнакомые, здоровые, и в куртках, как у чекистов в тридцатые годы. Оказалось, родственники у механика есть в Новосибирске. О которых он не знал. Да вот на днях померли те родственнички и квартиру свою, трехкомнатную, на Коляна завещали. На своего троюродного внучатого племянника. Так что надо срочно ехать, вступать во владение. И поехал брыкающийся Колян с почтальонами за наследством. В Новосибирск.

А за пятилетним Саньком явился педагог – из самого райцентра. И сказал, что забирает его учиться аж сразу в университет – такой Санек, оказывается, умный. Странно это, конечно, про Санька – тот ведь вместо того, чтобы буквы учить, все со свиньями в луже порывался плескаться. Той самой, что на месте дыры была. Но учитель объяснил, что Саньку прошлым летом на голову упала тыква. Сушеная. С сеновала. И если уж Ньютон с одного яблока такой умный стал, то страшно представить, что с Саньком после тыквы будет!

Ну да бес их разберет – дед Митяй после Санька так и ждал, что ему сейчас тоже обломится – трехкомнатное… образование. Где-нибудь на Камчатке. Да видать, недочет какой-то вышел – никто по его душу не объявился. Оно, в общем-то, и понятно: с жилищным фондом сейчас напряженка. Поди-ка напасись на всех. Да и в школу Матвеичу, седьмой десяток разменявшему, неприлично как-то. И так умный.

Побегал еще дед Митяй, посуетился. Послушал людишек, посмотрел, какие они все спокойные, довольные. Хвостатые, рогатые… Притомился. Вернулся в избу свою, на лавку присел – передохнуть. А то, вон, ноги до кровавых мозолей сбил, пока бегал. Портянками наскоро перемотнул, задумался.

«Ну и черт с ними, – решил. – Что я, крайний, что ли? Или мне больше всех надо? Хочу как все!»

Да тут как на мыслях этих себя поймал, подскочил – и ну к зеркалу. Глянул – вроде нет рожек. И морда как морда. Нормальная, набок скошенная. Нос обычный, красный.

Завертелся перед зеркалом – ну как свое отражение сзади поймать? Не выходит. Пришлось по-другому. Всю задницу себе общупал – нету хвоста. Вообще ничего нету, кроме того, что положено.

Отлегло у Митяя от сердца. Повеселел.

«Схожу-ка я к председателю, про Коляна спрошу. Не слыхать, как он там? Добрался до Новосибирска? Заодно исподволь узнаю, может, и мне с энтого сог-ла-шения чего причитается. И когда можно будет получить».

Сделал дед Митяй шаг-другой – и остановился. Не так что-то. А вот что не так?.. Постоял, подумал, еще раз зад пощупал. Вроде все на месте, ничего лишнего. Рукой махнул – а ну его! Пошел к дверям… Хм, странно – вот опять:

– Цок-цок, цок-цок.

Вышел на крыльцо, на ступеньку присел. По сторонам глянул – на огороды, лебедой поросшие, на калитку, что на петле одной висит. Головой покачал – починять надо. Задумался, постучал копытом по приступке. Хорошее копыто, крепкое. Камень дробить можно. Н-да…