IX. Дюк Колорадский

10 января, знаменательный день, которого мы ждали, наконец настал. Дэвид Эрнест Дюк, Великий Магистр Рыцарей Ку-Клукс-Клана, принимал свою свиту в закусочной «Золотое дно». Встреча была назначена на полдень, а утром меня вызвал начальник полиции.

Департаменту стало известно об угрозах жизни Дюка, и было бы нежелательно, чтобы с ним что-то случилось в нашем городе. По иронии судьбы, под занавес расследования начальник хотел, чтобы я, Рон Сталлворт, официальный «черный член» Ку-Клукс-Клана, взял на себя обязанность личного охранника Дэвида Дюка во время его пребывания у нас. Поскольку среди клановцев уже было два сотрудника под прикрытием, начальник считал, что меня одного будет достаточно; если случится что-то серьезное, они смогут прийти мне на помощь. А пока лейтенант сообщил нашему начальнику, где планировал появиться Дюк, чтобы патрульные в этих районах были бдительны и отслеживали действия антиклановских демонстрантов.

Я пытался объяснить, что такое задание ставит под угрозу все дело, ведь Клан считает «Рона Сталлворта» одним из своих белых членов, а не «черным копом». Я мог столкнуться с кем-то, кто назовет меня по имени, не говоря уж о потенциальном риске для Чака и Джима. Posse Comitatus участвует в этой акции, а они, скорее всего, будут поголовно вооружены.

Начальник понимал мои опасения, но считал, что угрозы достаточно серьезны и требуют особых мер. А поскольку я и так был связан с делом Клана, то идеально подходил для этого задания.

Мне совсем не нравилось это решение. Возможность разоблачения Чака и Джима, если бы мне потребовалась их помощь, была слишком велика. Но приказ есть приказ — и я вышел из кабинета начальника, готовый защищать предводителя Клана.

Я должен был охранять Дюка в гражданской одежде. Для сторонних наблюдателей это выглядело так, будто с клановцами зависает какой-то черный. Я указал начальнику на это нелепое обстоятельство, но мне все равно пришлось вставить пять пуль в свою пушку и приготовиться при необходимости уложить пятерых придурков.

По иронии судьбы, под занавес расследования начальник хотел, чтобы я, Рон Сталлворт, официальный «чёрный член» Ку-Клукс-Клана, взял на себя обязанность личного охранника Дэвида Дюка.

Войдя в закусочную «Золотое дно», я оказался среди клановцев — малоприятное ощущение для большинства черных, но для меня это была рядовая рабочая ситуация. Там находились Дэвид Дюк, Фред Уилкенс, Кен О’Делл, Джозеф Стюарт, Чак, Джим и еще несколько местных. Чак и Джим не знали, что мне поручили охранять Дюка. Взглядом я дал им понять, что все в порядке и нет поводов для тревоги.

На встрече также присутствовал предводитель Дружины Чак Ховарт с несколькими своими дружинниками. Некоторые пришли с женами. Эти люди, сидя за одним столом с Дюком и разделяя с ним трапезу, ощущали себя американскими патриотами рядом с президентом Соединенных Штатов. Они буквально благоговели перед Дюком и грелись в лучах его мнимой славы.

Когда я подошел к Дюку, Кен и несколько клановцев вместе с Чаком Ховартом окружили нас, чтобы узнать, какое у меня к нему дело.

Я обратился к «мистеру Дюку» и протянул ему руку, которую он пожал необычным способом: указательный и средний пальцы вытянуты и надавливают подушечками на запястье одновременно с пожатием кисти. Позже я узнал, что это и было «секретным рукопожатием» Клана.

— Я детектив Департамента полиции Колорадо-Спрингс, — сказал я.

Своего имени я не назвал, и меня о нем не спрашивали. В случае чего, я был готов представиться одним из своих служебных имен.

— Это замечательно, — сказал Дюк, продолжая держать мою руку. — Я ценю усилия Департамента полиции. Спасибо.

— Я хочу сказать вам, что не согласен с вашей миссией, заявлениями, кампаниями и всей организацией ни по каким вопросам. Но я исполню свой профессиональный долг и прослежу, чтобы вы выбрались живым из моего города.

— Это замечательно, — повторил он, выпуская мою руку.

Странно, но в этот момент я ощутил нечто общее с Фредом Уилкенсом. Он работал пожарным и выполнял взятую на себя обязанность защищать все население без разбора, хотя в душе многих ненавидел. Это было точным отражением того, как прошел для меня тот день. С одной поправкой: я бы никому не позволил убить Дэвида Дюка, несмотря на мое личное убеждение в том, что он и все, что он олицетворял, заслуживали уничтожения.

Поначалу я опасался, что Кен, Фред и Дюк, услышав мой голос, могут вспомнить наши телефонные разговоры и что-то заподозрить. Но никто меня не узнал, и я еще больше уверился в том, что эти трое вместе со своими последователями были полными недотепами — околпаченными во всех смыслах.

Я сказал «мистеру Дюку», что нам (ДПКС) сообщили об угрозах в его адрес. Я намеренно не уточнил, что это были угрозы его жизни, только отметил, что они оказались достаточно серьезными, чтобы начальник полиции отрядил меня для его личной охраны. ПЛП все время угрожала Дюку и Клану. Я оказался в уникальном положении, поскольку мог понять как клановцев, так и членов ПЛП.

Фред, Кен и кое-кто еще улыбнулись — то ли от того, что департамент полиции воспринял угрозы их предводителю так серьезно, то ли из-за несуразности ситуации: «коп-ниггер» отвечал за личную безопасность их предводителя, Великого Магистра Рыцарей Ку-Клукс-Клана. Должен признаться, в душе я сам улыбался.

К чести Дюка, он был очень признателен, что департамент полиции заботился о его благополучии. Его отношение разделяли Кен О’Делл и Фред Уилкенс.

А вот Ховарт все это время просто сверлил меня взглядом. Он вызывал у меня самые большие опасения относительно осведомленности о «реальном» Роне Сталлворте. В прошлом я встречался с ним пару раз, хотя не был уверен, называл ли ему свое имя. Скорее всего, он узнал меня, ведь я тогда был единственным черным детективом в департаменте, но, очевидно, не помнил моего имени, если вообще знал его.

Я попросил «мистера Дюка» об одной услуге. Он охотно согласился исполнить ее, даже не спросив, в чем дело. У меня с собой был «Полароид».

— Мистер Дюк, мне никто не поверит, если я скажу, что был вашим охранником. Вы не откажетесь сняться со мной?

Он, Уилкенс и Кен улыбнулись моей просьбе и согласились на фотографию. Потом я попросил Уилкенса сфотографироваться со мной и Дюком, и он тоже согласился. Я до того осмелел, что дал «Полароид» Чаку, «белому» Рону Сталлворту, и попросил нажать на кнопочку. Они с Джимом просто обалдевали от того, как я щелкал по носу клановцев. Я убедил Великого Магистра и Великого Дракона, организатора Ку-Клукс-Клана в Колорадо, сфотографироваться со мной, презренным «ниггером», который в тот момент был охранником Дюка, а фотографировал нас детектив под прикрытием, внедренный мною в Клан под моим именем — Рон Сталлворт.

Я встал между двумя предводителями Клана — Уилкенс слева от меня, а Дюк справа — и положил руки им на плечи. Уилкенс смеялся над моей затеей, улавливая юмор ситуации и, возможно, видя в ней удачный штрих к своему образу. Однако Дюку происходящее не понравилось. Он снял мою руку со своего плеча, отстранился и сказал:

— Извините, но я не могу позволить, чтобы меня фотографировали с вами в таком виде.

Уилкенс перестал смеяться, но улыбку все же не убрал. Я ответил Дюку:

— Я понимаю; одну минутку.

Я подошел к Чаку с «Полароидом» и, делая вид, что поправляю камеру, прошептал: «Когда скажу «три», нажимай». Потом я опять подошел к Уилкенсу и Дюку и встал между ними, но теперь держал руки на поясе. Мы все улыбнулись в камеру, и я отсчитал:

— Раз, два, три.

За долю секунду перед «три» я снова положил руки на плечи Уилкенсу и Дюку. Чак снял нас, прежде чем Дюк успел среагировать.

Я проделал этот трюк отчасти для подтверждения, что мне удалось провернуть такое расследование. У меня была членская карточка, было свидетельство Рыцаря Клана, но фотография стала бы последним штрихом, а кроме того, поставила бы Дэвида Дюка в неловкое положение. Вот он, почти в обнимку с черным!

Я убедил Великого Магистра и Великого Дракона, организатора Ку-Клукс-Клана в Колорадо, сфотографироваться со мной, презренным «ниггером».

Но единственную фотографию — это ведь был «Полароид» — я потом потерял.

Дюк тут же рванулся к Чаку, словно олимпиец на беговой дорожке. Но я был хорошим спринтером в школе, и моя реакция оказалась чуть лучше, чем у него. Мы оба тянулись к одной цели: Дюк хотел вырвать камеру у Чака, чтобы уничтожить фотографию, я же собирался ему помешать.

Я оказался быстрее. Тогда Дюк метнулся ко мне, но я взглянул ему в глаза самым ледяным и грозным взглядом, на какой был способен, и сказал:

— Если вы меня тронете, я вас арестую за нападение на сотрудника полиции. За это полагается пять лет в тюрьме. НЕ ДЕЛАЙТЕ ЭТОГО!

Фред Уилкенс перестал улыбаться. Дэвид Дюк застыл как вкопанный и вперил в меня испепеляющий взгляд, а я хитро ему улыбнулся, держа в руках камеру. Великий Магистр Ку-Клукс-Клана осознал, что он повержен и находится во власти «чего-то» (даже не «кого-то»), что он ненавидел больше всего — дикаря, говорящей обезьяны, как считали он и весь Клан, умственно отсталого «ниггера». Но в данном случае это ущербное существо имело значок полисмена и пользовалось им в своих интересах. Дюк и его последователи поняли, что я не шучу. Я опустил его и всех его клановцев ниже плинтуса.

Я смотрел на проявляющийся снимок «Полароида» и думал о своих духовных предшественниках, связанных между собой во времени: черных и белых, протестантах, католиках и иудеях, которые так храбро сражались против зверств Ку-Клукс-Клана долгие годы. Они проиграли, потому что не заняли сильную позицию, в какой я чувствовал себя в этот момент. Передо мной проходили картины и лица тех, кто стоял «на линии фронта» борьбы за гражданские права: доктор Мартин Лютер Кинг и его главный советник, доктор Ральф Дэвид Абернати; конгрессмен Джон Льюис из Джорджии, которому раскроил череп полисмен, симпатизировавший Клану, и другие, подвергавшиеся необоснованным арестам по законам Джима Кроу во времена расовой сегрегации; физическое насилие, иногда со стороны сотрудников полиции, дубасивших черных своими дубинками; атаки с применением пожарных брандспойтов и немецких овчарок полиции Бирмингема, штат Алабама, по распоряжению полицейского комиссара Булла Коннора, против мирных ненасильственных маршей за гражданские права; изнасилование женщин, жертвы ночных нападений и поджогов. Все эти сцены я привык видеть в вечерних новостях, когда был подростком.

Я вспоминал 4 апреля 1968 года. Я учился в девятом классе в Эль-Пасо, и директор объявил по интеркому, что доктора Кинга убили в Мемфисе. Я помнил тишину, опустившуюся на школу. Нас всех отпустили домой раньше во избежание возможных беспорядков, но в Эль-Пасо не было бунтов. Оцепенение сковало всех студентов, почти две тысячи человек, бредущих из своих классов в раздевалку. Было слышно только, как всхлипывают девушки и восклицают сдавленно: «Не могу поверить» или «О боже, что же будет?».

Мы с двумя друзьями пошли домой к одному из них. У него был катушечный магнитофон с записью знаменитой речи доктора Кинга «У меня есть мечта». Мы сидели в тесной комнате и слушали звучный голос: «Свободны наконец; свободны наконец; благодарю Тебя, Всемогущий Боже; мы наконец свободны!» Когда мы слушали речь в третий раз, у нас у всех были слезы на глазах от осознания произошедшего и от того, как это изменило нашу коллективную «черную» реальность. Мы также размышляли о том, куда мы как народ пойдем теперь, лишившись голоса доктора Кинга, направлявшего нас.

Вот какие мысли проносились у меня в голове во время этой стычки с Дэвидом Дюком. Я ощущал связь со множеством «странных и горьких фруктов» суда Линча, свисавших с деревьев в течение десятилетий по воле безбожных палачей; и со множеством забытых людей, живших в страхе, под гнетом тирании Клана и таких, как Дэвид Дюк, из поколения в поколение. Но теперь соотношение сил поменялось. Это я контролировал ситуацию, а не Великий Магистр и его соратники. Я обрел власть над Дэвидом Дюком, и ему это явно не нравилось. По сути, он примерил на себя роль «ниггера», а я, со своим значком полисмена и силой закона, был его «массой» (хозяином). Как жаль, что та фотография, которую я потом вставил в рамку, потерялась среди множества вещей, сменивших со мной четыре дома в западных штатах Америки.

Дюк продолжал испепелять меня взглядом, полным самой лютой злобы, презрения и, может быть, даже ненависти, которые я когда-либо встречал. Мне приходилось арестовывать сутенеров, проституток и драгдилеров и сдавать их в участки и тюрьмы, но никто из них не смотрел на меня так ядовито, как Дэвид Дюк. Полагаю, если бы он мог ответить на свое унижение насилием, зная, что ему за это ничего не будет, он бы непременно сделал это. Не говоря ни слова, он повернулся и отошел, а за ним направились Уилкенс, Кен, Чак, Джим и остальная часть свиты.

Обед продолжался без меня, а я сидел в сторонке и наблюдал. Я находился в поле зрения Дюка и не пытался скрыть свою реакцию на его заявления о превосходстве белых и неполноценности черных. Слушатели делали вид, что эти высказывания не были только что опровергнуты действиями «неполноценного черного». Хотя должен отметить, что Дюк ни разу не произнес уничижительного слова «ниггер», ведь он «держал лицо» представителя «нового Клана» перед публикой.

Нравилось ему это или нет, но Великий Магистр должен был терпеть рядом с собой «ниггера», которого он не мог подчинить себе в лучших традициях «Старого Юга».

После обеда вся группа проследовала в студию телеканала KRDO-TV, где Дюк дал интервью. Оттуда его караван переместился в дом главного дружинника Чака Ховарта на «саммит». Пока они были там, я сидел в машине, обеспечивая защиту снаружи.

Дюк и Ховарт открыто обсуждали деятельность своих групп. Ховарт с горячностью рассказывал о недавних действиях своей Дружины. По его словам, это они стояли за недавними попытками сместить мэра Колорадо-Спрингс Ларри Охса и отменить указы городского совета, ограничивающие его полномочия (и то и другое им помешали сделать здравомыслящие избиратели). Он жаловался, что из-за этого его дом два раза забрасывали бомбами.

Далее Ховарт стал объяснять Дюку, что в мирное время Posse Comitatus была обычной организацией, но, если требовалось, они могли моментально «обернуться» вооруженной милицией. Якобы предводители Дружины были в каждом из шестидесяти четырех округов штата, что подразумевало его звание предводителя штата, но так ли это было в действительности, мы не смогли выяснить.

Далее Ховарт стал выдавать напыщенный расистский треп и рассуждать о важности умения жить в дикой природе; он был уверен, что вскоре нас ждет стихийное бедствие и те, кто к нему готов, пойдут с оружием на остальных. Меньшинства не готовились к этому бедствию, и потому, когда оно случится, господствовать над выжившими будет белая арийская раса. Ховард сказал, что хотел связаться с Кланом еще два года назад, когда впервые увидел их объявление в газете, но опасался ФБР.

Под шумок Чак и Джим умудрились незаметно конфисковать у Фреда Уилкенса экземпляр книжки «Белый запал: динамический расовый анализ современной Америки с точки зрения Белого Большинства». Она была издана под именем К. В. Бристола. Я проверил это имя самым тщательным образом по всем полицейским базам данных как штатного, так и государственного уровня — и ничего не нашел. Только один следователь из Нью-Орлеана сказал мне, что К. В. Бристол — псевдоним Дэвида Дюка, однако я не мог ручаться за это. Эта книжка, объемом 96 страниц, продавалась в национальных офисах Дюка и рекламировалась в газете Клана «Крестоносец». Позже я узнал, что «Белый запал» написал Джордж Линкольн Рокуэлл, основатель Американской нацистской партии.

Мне приходилось арестовывать сутенеров, проституток и драг-дилеров и сдавать их в участки и тюрьмы, но никто из них не смотрел на меня так ядовито, как Дэвид Дюк.

Это типичный пример неувязки морали и идеологии Ку-Клукс-Клана, как и большинства других белых шовинистских групп. Они проповедуют следование высшим идеалам американизма, славят конституцию США и американский флаг, однако их пантеон героев включает ребят вроде Адольфа Гитлера. Они воспевают его Национал-социалистическое движение (Нацистскую партию), приведшую мир на грань катастрофы более шестидесяти лет назад. В этом пантеоне значится и Джордж Линкольн Рокуэлл, увенчанный наградами командир американских ВМС, воевавший во Вторую мировую и в Корейскую войны, основатель Американской нацистской партии. Даже приветствие ККК несло в себе влияние нацистского приветствия (вскинутая правая рука ладонью вниз).

«Белый запал» — это манифест Рокуэлла по вопросу расовых отношений в Америке: почему черные неполноценны по сравнению с белыми и в целом на генетической шкале стоят ближе к обезьянам; почему евреи предрасположены к мошенничеству и как они науськивают черных против богоизбранной белой расы; почему на черных и евреях лежит вина за разрушение Америки и упадок белой цивилизации.

Когда Фред Уилкенс обнаружил пропажу своего «Белого запала», он принялся искать его по всему дому. Ему было невдомек, что один из его клановцев, Джим, умыкнул книжку и прятал у себя под майкой, а когда вечерняя программа завершилась, она была в моих руках.

В пять часов вечера клановцы направились на радиостанцию KRDO, чтобы Дюк дал очередное интервью. Выполняя роль его личного охранника, я сопровождал всю группу в служебной машине без опознавательных знаков. Дюк, все еще злой на меня за унижение перед обедом, сохранял молчание в моем присутствии и пытался делать вид, что меня не существует. Нравилось ему это или нет, но Великий Магистр должен был терпеть рядом с собой «ниггера», которого он не мог подчинить себе в лучших традициях «Старого Юга». Я померился с ним силой и вышел победителем и, неведомо для него, продолжал дурачить его и всю его организацию.

После радиоинтервью, полного обычного для Дюка философского и идеологического трепа о превосходстве белых, ущербности черных и злокозненности евреев, он проследовал со своей свитой в студию KKTV, чтобы провести дебаты с черным профессором истории из Университета Южного Колорадо.

По пути туда я получил сообщение от полицейского диспетчера: в студию позвонил неизвестный и сообщил о заложенной бомбе, предназначенной для Дюка. Звонивший также заявил, что позже будет проведено собрание в Северо-западном Доме культуры для обсуждения ответных мер против растущей активности Клана в Колорадо-Спрингс. Перед входом в здание телестудии нас встретили несколько демонстрантов, протестовавших против Дюка и Клана. Они выкрикивали ругательства и бросались мелкими камнями в Дюка и его приближенных.

В студии Дюк приготовился вести дебаты с черным профессором об американской истории, гражданских правах и о Клане. Мне, стоящему за камерами, было трудно на это смотреть. Дюк был превосходным полемистом, прекрасно подготовленным и чрезвычайно убедительно излагавшим свою точку зрения. Он всегда «держал марку», и его манеры были безупречны, что особенно бросалось в глаза на фоне его собеседников, не наделенных таким красноречием и больше взывавших к чувствам, чем к фактам. Даже когда оппоненты убедительно оспаривали его ложь, Дюк сохранял спокойствие и выдавал хорошо аргументированный ответ, опираясь на свое логическое мышление, отчего они часто выглядели сконфуженными, а он — светочем здравого смысла.

Именно так все и происходило на теледебатах с черным профессором. Дюк доминировал над ним, несмотря на приводимые профессором исторические факты по расовому вопросу и проявлениям шовинистского терроризма со стороны Клана. Полемическое мастерство Дюка совершенно подавило профессора. Судя по всему, Дюк решил отыграться на нем по полной программе, поквитавшись с этим «академическим ниггером» за свое унижение передо мной.

Мне было грустно видеть беспомощность профессора, и я злился на то, как метко Дюк изрыгал своим змеиным языком сладчайшую и ядовитейшую ложь.

По завершении этих дебатов Дюк выполнил свою программу в Колорадо-Спрингс. Фред Уилкенс поблагодарил меня и пожал мне руку, но Дюк продолжал делать вид, что не видит меня. Уилкенс сказал, что они с Дюком направляются обратно в Денвер. Я проследовал за его машиной до ближайшего выезда на федеральное шоссе 25, чтобы убедиться, что он благополучно покинул город. На этом мои обязанности по охране Великого Магистра были выполнены.