Когда старики улеглись отдыхать, а тетя пошла в город срывать объявления (она верила, что в объявлениях написана некая секретная информация, крайне вредная для жителей республики), я заперся с телефоном на кухне и позвонил отцу.

Я рассказал ему, в какой беде оказался.

Он, как серьезный деловой человек, опустив злость и раздражение, лишь сказал:

– Может, ты забыл паспорт дома.

– У тебя есть дубликат ключей, – напомнил я.

– Знаю, – ответил он. – Мы уже приехали за город на дачу. Я скажу, что возникли срочные дела по работе, и съезжу посмотрю.

– Спасибо, отец. С Новым годом, – сказал я.

Потом я решил навестить свою крестную и ее мужа Виктора Марковича. Детей у них нет, поэтому Виктор Маркович крепко брался за мое воспитание, когда я приезжал в Тирасполь. Говорил он обычно строчками из стихов и крылатыми фразами. Более же всего он обожал задавать несколько вопросов, которые меня постоянно вводили в ступор.

Он спрашивал:

– Ну, что ты себе думаешь?

Или рассказывал про какого-то выдающегося политика и известного человека, рассказывал про достижения некоего предпринимателя и спрашивал:

– А что ты?

А затем еще говорил:

– Ну, докладывай обстановку!

И я никогда не знал, что ответить. Вопросы были очень серьезными, я не мог и самому себе на них ответить. Да что там: даже сейчас я не придумал, как на эти проклятые вопросы отвечать.

Также Виктор Маркович научил меня крепкому рукопожатию. Однажды я пришел к нему в гости, и он протянул мне руку, потому что считал, что в десять лет пора бы уже становиться мужчиной.

И я пожал его руку с удовольствием.

У него прямо глаза на лоб вылезли.

– Фу, – сказал он. – Будто я сухие водоросли пожал. А жизнь прожить – не поле перейти! Кто тебя так научил руку пожимать? Запомни, человеку со слабым рукопожатием никто не доверяет, и всерьез его не воспринимают. Запомни, у мужчины должно быть крепкое мужское рукопожатие.

И я снова пожал его большую ладонь.

В детстве я был вредным ребенком, притворялся бунтарем, читал Ницше на пустынных пляжах осенью, слушал музыку, о которой никто не слышал, избегал девчонок и занимался прочими богонеугодными делами.

Сейчас же я очень благодарен Виктору Марковичу за то, что он научил меня водить машину, завязывать галстук, пожимать руку… и самое главное, благодаря ему я стал чуточку рассудительней, терпеливее и добрее.

Крестная жила в центре города в девятиэтажном доме на берегу Днестра. Мой прадедушка работал бакенщиком и жил в частном доме возле самого берега. Когда снесли частный сектор, чтобы на его месте возвести парк и набережную, власти раздали рыбакам и работникам рыбного завода квартиры в новеньком девятиэтажном доме.

Я брел по пустынной набережной, дул теплый ветер, на пристани стоял огромный прогнивший, изъеденный ржавчиной пароход «Вольф», который уже никуда никогда не поплывет. По набережной бегали кошки и собаки, ни одного человека – люди покидали город и уезжали на поиски лучшей жизни в государства, нарисованные на политической карте мира. Приднестровье же не значилось ни на одной карте. Вот так живут люди на земле, словно привидения в призрачной стране.

На главной площади стояла высокая пушистая елка, мужчины в оранжевых жилетах спешно собирали деревянную сцену, торговцы устанавливали палатки, там будут продавать пряный портвейн, мамалыгу, жареное мясо, брынзу, консервированные гогошары и домашнюю кровяную колбасу.

Скоро начнутся пляска и веселье, я надеялся попасть на новогоднюю ярмарку ближе к часу ночи.

Крестная вовсе не удивилась моему внезапному приезду, я услышал громкие веселые голоса и заглянул в зал. Стол был уже накрыт. За столом сидели моя тетя, которая вышла замуж за француза и переехала жить во Францию.

Она родилась в Тирасполе и всю жизнь мечтала уехать в Европу, и при Советском Союзе мечтала, и до начала вооруженного конфликта. Она шила ночные рубашки и продавала их на центральном рынке деревенщинам, я помню, как приходил на базар и видел, как тетя развешивает рубашки на железных воротах. Если у тети было хорошее настроение, то она шила рубашки, в которых люди видели только радостные сны, если у тети было скверное настроение, то людям в ее рубашках снились кошмары.

Она предприняла несколько неудачных попыток: мыла в Италии посуду, работала в турецких гостиницах, пыталась завести себе любовника-иностранца, но постоянно что-то не клеилось, и она возвращалась. Грустная и уставшая.

Потом она заполнила анкету в бюро с пестрым названием «Орхидея любви», и на анкету ее откликнулся престарелый француз старше ее на двадцать лет.

Он служил на французском флоте, у него имелась квартира в двух километрах от Эйфелевой башни и виноградники недалеко от Парижа. Короче, тетя стала счастливой во всех отношениях женщиной.

Она немного поработала няней в Париже, затем устроилась в цветочный магазин. И, наконец, после долгих бюрократических проволочек ей выдали французский паспорт.

Я был искренне рад за тетю и всегда с интересом слушал сплетни про ее приключения в Париже.

Рядом с тетей сидел француз. А напротив них сидела Света.

Раньше моя крестная держала в Тирасполе самый популярный свадебный салон. Свадебные платья она привозила с Украины и в Тирасполе сдавала их либо же продавала. Бизнес шел бойко, и уже через два года работы салон «Юнона» переехал на первый этаж гостиницы «Аист». Кроме свадебных платьев, крестная занялась свадебными аксессуарами и организацией.

Так вот, Света работала в ее салоне продавцом-консультантом. Когда она только пришла к тете, ей исполнилось что-то около двадцати лет.