Четыре месяца прошло, но порой Августу казалось, что он познакомился с Теа только вчера. А о том, чтобы понять эту женщину, разобраться в ее мотивах и побуждениях и речи не шло. Слишком сложна. Никогда не однозначна, и характер непростой. Женщина, в которой искренность, иногда доходящая до детской непосредственности, невероятным образом сочетается со скрытностью и намеренной холодностью. То же и в отношениях. Август доподлинно знал, что «что-то такое» возникло между ним и Теа едва ли не с первой их встречи, когда и объясниться-то по-человечески не могли за неимением общего языка. Но позже и на словах все было сказано. В ту памятную ночь после Большого Летнего Бала, он ей прямо сказал, что любит, тем более, что она сама его об этом спросила. Он сказал, «Я вас люблю», она ответила: «Наверное, я вас тоже люблю». Чего, спрашивается, больше? Но вот, поди же ты, четыре месяца после объяснения, а спят по-прежнему в разных покоях. И не то, чтобы Теа требовала принесения брачных обетов или еще что-нибудь в том же роде. Вовсе нет. Просто попросила подождать, и Август — впервые в жизни — не настаивал. Не хочет близости, значит, есть причина. Просит не торопить события — что ж, Август готов ждать. Любовь — это ведь не только страсть, а нежность проявляется не только в постели.

Этим утром встретились, как обычно, за завтраком. Теа вышла к столу буквально через минуту после того, как в обеденном зале появился Август. Не раньше, но и не позже. Вошла с привычной уже улыбкой на губах и изумрудным блеском в зеленых глазах. Выглядела превосходно. Мало того, что красавица, так ко всему, красавица свежая и отдохнувшая, хотя прошедший вечер и изрядную часть ночи они с Августом провели на балу в палаццо Конти. Впрочем, Теа была не только красива, она находилась в отличной физической форме. Каждый день совершала верховые прогулки, предпочитая мужское седло дамскому, и не менее часа фехтовала то с Августом, то со специально нанятым для такого случая учителем. Вообще, как оказалось, Теа фехтовала едва ли не с раннего детства, хотя стиль у нее был более чем странный, да и фехтовала она по-видимому, не на шпагах. На прямой вопрос ответила коротко, что училась драться прямым обоюдоострым корейским мечом и даже двумя сразу, хотя с одним у нее получается несколько лучше. Вот такая женщина и такой странный мир, из которого она пришла. Она по-прежнему не любила вспоминать прошлое, и о своем родном мире говорила мало и с неохотой, но кое-что все-таки возникало «между словами и жестами», и это кое-что многое могло сказать внимательному наблюдателю и о ней, и о ее странном мире. И о том, разумеется, кем эта женщина стала теперь.

Итак, прошло четыре месяца, и они — Теа и Август — все еще жили под одной крышей, то есть у Августа, на вилле Лаури в Абадонской пуще. Даже если не принимать в расчет личные обстоятельства, не говоря уже о личных предпочтениях, переехать на виллу Дориа Теа пока не могла по объективным причинам. В старом мрачном замке, производившем впечатление руин, только-только — буквально пару недель назад — с согласия и «благословления» присягнувших графине домашних духов, начался ремонт, больше походивший на тотальную реконструкцию. Маэстро Пиранезе, известный также как «бумажный архитектор», предложил графине Консуэнтской перестроить замок в неоготическом стиле при том, что интерьер будет выполнен в стиле рококо. Теа согласилась, тем более, что маэстро предложил заодно привести в порядок заросший и одичавший парк и реконструировать ландшафт на землях, окружавших замок и по такому случаю выкупленных графиней за сравнительно небольшие деньги.

Таковы были причины. Вернее, та причина, которую Теа объявила главной. Следствием же сложившихся обстоятельств было то, что жила она в доме Августа. Вместе, хотя и порознь, поскольку Теа вела себя более, чем сдержано, и за четыре месяца, что они провели под одной крышей, не позволила ни себе, ни Августу ничего лишнего. Несколько поцелуев не в счет, но во всем остальном — благовоспитанная дама. В каждом движении и в каждом слове, что бы о ней ни думали окружающие. А думали они о ней то, что и должны были, видя, как они с Августом ведут себя на публике, и при этом зная, что живут они тоже вместе. Но вот, что любопытно, испорченная репутация женщину, похоже, нисколько не волновала. Ей всегда было важнее то, что она сама о себе думает, чем то, что думают о ней «сторонние наблюдатели».

Многие вещи она на публике не афишировала. Например, то, что отлично знает математику и физику. Но умела она и многое другое, что, прямо скажем, было странно для столь образованной и воспитанной дамы. И позволяла себе многое, о чем и не догадывались те, кто судачил за их с Августом спинами. Временами курила трубку. Плавала голая в лесном озере, и при том плавала хорошо. Совсем неплохо метала ножи в цель. Во всяком случае, таким мастерством мог похвастаться не любой кавалер. И каждое утро — со слов Маленькой Клод — изнуряла себя сложными физическими упражнениями, которые называла на греческий манер гимнастикой. Много, трудно, необычно для женщины, тем более для такой красивой женщины. Зато была крепка телом и неутомима, касалось ли это изучения новых для нее областей знания, — например, магии и верховой езды, — или развлечений. Вчера, например, на балу у герцогов Конти, танцевала танец за танцем без отдыха и перерывов. Только кавалеров меняла, как перчатки, и это все.

— Отлично выглядишь! — Комплемент Августа отнюдь не только дань вежливости.

Он сказал то, что думал. Теа выглядела замечательно. Казалось, она даже немного подросла, но дело, разумеется, не в лишних дюймах, а в осанке, прическе и высоких каблуках, которые она носила теперь при любой возможности, даже так, как сегодня, выходя к завтраку.

— Спасибо, Август! Ты, как всегда мил и галантен, — улыбнулась женщина, присаживаясь на стул, услужливо подвинутый комнатным лакеем. — Просто рыцарь без страха и упрека.

— Le Chevalier suns peur et sans reproche, — повторил за ней Август.

Фраза несомненно французская. Тут и сомневаться не приходится. Но Август впервые услышал ее именно от Теа, хотя сейчас с ее легкой руки это красивое определение мужской доблести пошло гулять по всей столице, подхваченное королевским двором и высшей аристократией.

Вообще, после Большого Летнего Бала дела, как Август и предвидел, пошли на лад. Они с Теа мгновенно вошли в моду и стали непременными участниками светской жизни: балов, приемов и пикников, устраиваемых самыми известными людьми столицы, не говоря уже об опере и входящих в моду театральных представлениях. Впрочем, кое-куда, — а точнее, к некоторым людям — они ходили чаще, чем в другие места. Например, в палаццо Конти, где их принимали, как родных. А кое-куда не ходили вообще.

Матушка написала Августу пять писем, первое из которых пришло через день после бала, но он их даже не читал. Складывал в ящик стола, и все. Не мог читать, не хотел, до сих пор не простил. «Бывший отец» это, по-видимому, понимал лучше, чем «маман». Поэтому официальное приглашение на прием в палаццо Риоро граф де Ламар прислал не Августу, а графине Консуэнской. Но с тем же успехом Альбер де Ламар мог обращаться к Абадонской пуще. Любые попытки его семьи наладить отношения игнорировались обоими — и Августом, и Теа. Август попросту вычеркнул бывших родичей из своей жизни. Их и кое-кого еще. А Теа… В этом вопросе, Теа демонстрировала замечательную солидарность. Она бы и в любом другом случае не стала «позориться» — как выразилась однажды по такому именно поводу — но в данном конкретном случае Теа и сама была донельзя возмущена двуличием и трусостью домочадцев Августа, как, впрочем, и многих его бывших друзей и конфидентов.

— Какие у нас планы? — Теа кивнула слуге, и тот положил ей на тарелку пару ложек овсянки. Августу все-таки удалось убедить ее, что немного горячей каши — полезно для организма.

— На обед мы приглашены к графу Новосильцеву, — начал рассказывать Август, начиная завтрак все с той же овсянки, — а позже, вечером, нас будет ждать для приватной беседы герцог д’Эсте — родной дядя моей матери и глава клана Сан-Северо.

— Да-да, — кивнул он Теа. — Представь! Но тут вот, что любопытно. В письме, присланном с гонцом, — я получил его буквально полчаса назад — герцог специально подчеркивает, что не имеет цели мирить меня с моей семьей.

— Тогда, что?

— Не знаю, — пожал плечами Август.

— Хочешь узнать? — чуть улыбнулась Теа.

— Сходишь со мной?

— А ты думал, что я пропущу такое представление? — «удивилась» женщина, и оставалось только догадываться, что она имеет в виду на самом деле. — Кстати, расскажи мне о Сан-Северо. Мы с ними нигде пока не пересекались. Как так?

— Начать с того, что кроме моей матери, других Сан-Северо в Генуе нет.

— А ты? — усмехнулась Теа.

— Я не в счет! — вернул улыбку Август. — Еще пара ложек, дорогая, и можешь переходить к сырам и сдобе!

— Спасибо, папочка! — Шутка не новая, но как-то прижилась и уходить от них не желала.

— Сан-Северо живут в Бергамо, и они больше итальянцы, чем бургундцы. Сюда, в Геную, приезжают редко. Моя мать младшая дочь младшего из сыновей герцога д’Эсте. Так что родство хоть и близкое, но, в принципе, покажите мне у кого из бургундских дворян нет такой родни!

— У меня! — проглотив очередную ложку овсянки, вздохнула Теа. — А может, ну ее к leshemu?

— Не отвлекайся! — попросил Август. — Мы же договорились, сначала каша, все остальное потом.

— Ладно, — усмехнулась женщина. — Уговорил chert красноречивый!

Август старался без нужды не вмешиваться в стиль речи Теа, но тщательно запоминал всех этих «леших» и «чертей», чтобы позже спросить женщину, кто это такие. Русскому языку она обучала его сама, так что удобный случай непременно представится.

— Возвращаясь к герцогу, — Август промокнул губы салфеткой и продолжил свой рассказ с того места, где прервался, — странно, что он приехал сейчас в Геную. Нечего ему, по идее, здесь делать. Не менее интригующе, что предложил встретиться. И наконец совсем непонятно, зачем упомянул про мою семью.

— Может быть, хотел намекнуть, что знает твою историю, но дело не в ней? — предположила Теа.

— Возможно, — Август примерно так себе все и представлял, другое дело, что он практически не знал никого из семьи Сан-Северо, кроме матери, разумеется, и не мог поэтому найти правильное объяснение поступку герцога. Однако он знал другое: так или иначе, но все это связано с возвращением Теа д’Агарис.

После завтрака занимались магией. Август учил Теа рисовать пентаграммы и создавать инсталляции в форме пентаклей. Вообще, все, что связано с пентаграммами — это древняя магия. Некоторые утверждают, что первыми рисовать знаки силы стали осирианцы, но, как бы то ни было, за долгие века, что миновали со времен Египта фараонов и государства Соломона Великого, волшебники и колдуны накопили огромный опыт в использовании пентаграмм и прочих геометрем. Изгоняющие и призывающие пентаграммы четырех стихий, защитные и фокусные гексаграммы, многократно вписанные в различные фигуры пифагоровой магии, от треугольников до окружностей и октаграмм. Звездчатые многоугольники, выгравированные на меди, вырезанные на дереве, выкованные из железа, серебра или золота. Нарисованные черной или красной тушью, кровью — своей и чужой, — мелом или углем. Насыпанные солью и белым кварцевым песком. Выложенные из ракушек или камней. Пентаграммы, содержащие керубические символы, руны и буквы греческого, еврейского или арабского алфавитов…

Чтобы стать мастером-фигуративистом одного таланта недостаточно, нужны память, логика и понимание. Те, у кого все это есть, становились мастерами, даже имея слабенький, едва заметный дар. В этом смысле, Теа была замечательной ученицей: она обладала сильным интеллектом и отличной памятью, а ее Дар был настолько огромен, что временами ей удавалось колдовать просто потому, что она этого хотела. Иногда даже не понимая, что ей нужно, и как это работает. Стихийная магия — опасная штука. Достаточно вспомнить, что Теа творила на лужайке перед домом в ночь после Большого Летнего Бала. Но, с другой стороны, интуитивное колдовство позволяет совершать совершенно невероятные вещи, и Теа это хорошо понимала, как понимала и то, что ограненный алмаз становится бриллиантом.

Прозанимавшись два часа в кабинете и лаборатории Августа, вышли на свежий воздух, и Теа впервые попробовала самостоятельно рассмотреть магические потоки, которые создавал для нее Август. Но с первого раза ничего у нее не получилось. Со второго, впрочем, тоже.

— Не переживай! — успокоил Август женщину. — Ты и так достигла за три месяца такого, на что обычные волшебники тратят, как минимум, пару лет. Серьезно, Теа! Я тебя не обманываю. Но чудес на свете не бывает, как бы странно это ни звучало в устах колдуна! Ты не можешь научиться всему и сразу!

— А ты? — прищурилась Теа. — Ты мне еще не рассказывал, как учился колдовству ты?

И в самом деле, на эту тему они еще ни разу подробно не говорили. Касались тут и там мимоходом, но рассказать Теа свою историю, Август так пока и не собрался.

— Я начал обучение с частным учителем, его звали мэтр Антоний, когда мне не исполнилось еще и пяти лет.

— Сколько?!

— Пять, — подтвердил Август. — У меня, Теа, очень рано открылся Дар. К тому же Дар чрезвычайно сильный, что уже было просто опасно. Меня нельзя было оставлять «без присмотра». Мог натворить дел, сам того не желая. Ну и семья, разумеется. Деньги, общественное положение. Поэтому в пять. Но большинство волшебников начинают обучение в десять-двенадцать лет. Чаще, их учат их собственные родители или другие члены семьи, реже — частные учителя. Позже, если Дар достаточно сильный, будущие колдуны и волшебники идут в подмастерье к мастеру. Некоторые лет в пятнадцать-шестнадцать попадают затем в гимназиум или сразу в университет. Я был подмастерьем у собственного отца, который, как ты знаешь, мне более не отец, а затем в тринадцать лет поступил в университет. Как видишь, Теа, даже я, — я имею в виду, я со своим талантом, — учился долго и с хорошими учителями. Тебе же в чем-то легче, чем мне, а в чем-то труднее. Ты взрослая, образованная женщина и понимаешь, что и для чего делаешь. Но, с другой стороны, ты начала с нуля, одновременно узнав, что в мире существует магия, и что ты обладаешь Даром. Это непросто, разумеется. Но мы справимся.

— Раз ты так говоришь… — задумчиво посмотрела на близкий лес женщина.

— Я так говорю, — подтвердил Август. — Верь мне, мы справимся!

Резиденция графа Новосильцева располагалась на площади Друидов. Название осталось еще с тех времен, когда посередине не замощенной площади рос древний зачарованный дуб. Впрочем, город с тех пор сильно изменился. Дуб сгорел во время Великой Грозы, площадь замостили, а дома, окружающие ее, перестроили. От прежних времен остался лишь старый римский храм с четырьмя колоннами дорического ордера по фасаду. А напротив храма Весты уже в новое время был построен особняк, служивший дипломатическим представительством Российской империи. Вот в него, на обед к Чрезвычайному посланнику и полномочному министру графу Василию Петровичу Новосильцеву и приехали в третьем часу дня Август и Теа.

Теа за прошедшие месяцы успела привыкнуть к роскоши дворцов и палаццо, в которых принимали их с Августом бургундские аристократы, но убранство «Русского дома» произвело на нее сильное впечатление. Изысканные декор и мебель, великолепные картины и скульптуры, роскошная сервировка стола — майсенский фарфор, венецианский хрусталь, русское серебро, столовые приборы с эмалевыми рукоятками — и безупречное меню в русском стиле, не говоря уже о самих блюдах и напитках. В первую перемену были поданы суп-пюре из рябчиков, бульон с телятиной и полтавский борщ — блюдо совершенно незнакомое Августу, но явно известное Теа. Затем были куриные и фазаньи рулеты, фаршированные кролики, кулебяка, холодное заливное из куропаток, пирожки из слоеного теста с мясом, форель в шампанском соусе, заливное из гусиной печени и телячий паштет с трюфелями. После этого гостям были предложены горячие мясные блюда: фаршированные поросята и козлята и жаркое из каплунов и дикой утки. К ним подавались специальные соусы, затем следовали новые закуски — копченые языки, раки, креветки, пироги и маринады, соленая семга и осетрина, грибы и ветчина. На десерт подали римский пунш, представлявший собой лимонно-апельсиновое ассорти, замороженное под ромом с шампанским, неаполитанские пирожки из миндального теста с начинкой из клубники, парфе из черного кофе-мокко с мороженым и разнообразные кремовые торты.

Теа, успевшая втянуться в свой новый стиль, ела много и со вкусом, пробуя практически любое из поданных блюд, пила красные вина, улыбалась то иронично, то просто вежливо, немногословно, но со смыслом участвовала в общем разговоре, свободно переходя с французского языка на итальянский и вставляя тут и там, русские и немецкие слова и выражения. То есть, была именно такой, какой ее желали и предполагали увидеть хозяева — посол и дипломаты низшего ранга — и три десятка гостей, часть из которых она уже знала, в то время как других — видела в первый раз. Впрочем, насколько мог понять Август, смутить ее теперь было сложно, но и заинтересовать непросто.

Однако никаких серьезных разговоров никто за столом вести не предполагал, двусмысленных вопросов не задавал и собеседников не провоцировал. Не время и не место. По традиции, главные разговоры велись тет-а-тет и только после десерта. Так и случилось. Гости достаточно быстро разбились на группы по интересам, а сам Август вместе с Теа оказался наедине с графом Новосильцевым в кабинете посла.

— Приказать подать кофе? — вежливо предложил граф.

— Благодарю вас, граф, — поблагодарила Теа. — Кофе и коньяк, если вас не затруднит.

— Для вас, графиня, все, что пожелаете! — посол дернул за сонетку и отдал приказ вошедшему слуге.

«Кофе и коньяк! Кто бы сомневался!» — Август лишь покачал мысленно головой, но комментировать пристрастие Теа к кофе, разумеется, не стал.

Судя по всему, в мире Теа кофе — весьма популярный напиток, и существует, как рассказала женщина, множество способов его приготовления. Однако лучшим с точки зрения Августа оказался кофе, сваренный в медном узкогорлом ковшике — его изготовили по заказу Теа — и не на открытом огне, а на противне, засыпанном чистым кварцевым песком. Ковшик — джезва, как на турецкий лад называла его Теа — стоит на песке, а под противнем огонь. Получается очень вкусно. Но у Теа есть множество «особых» рецептов и на этот случай: кофе с мускатным орехом, который привозят голландцы с островов пряностей, с кайенским перцем и солью, со сливками и тростниковым сахаром, с корицей, гвоздикой и ванилью и, наконец, апофеоз — кофе с ромом или с коньяком. Последний вариант особенно нравился Теа, хотя она пила временами и кофе со взбитыми сливками. И сейчас Август залюбовался, наблюдая за тем, как осторожно вливает женщина толику коньяка в свою чашечку кофе.

— Я, собственно, хотел поговорить с вами о делах, — перешел между тем к сути посол. — Как вы смотрите, графиня, — поклон, — кавалер, — еще один поклон, — на то, чтобы посетить Российскую империю? Петербург, Москва, может быть Киев…

— А разве мне не запрещен въезд в вашу страну, господин посол? — притворно удивился Август.

— Императрица София лично приглашает вас приехать в Россию, Август. И вас, графиня, разумеется. Вас вместе и каждого в отдельности.

«Даже так? — отметил Август. — Вместе или по отдельности? Что ж, посмотрим!»

— Официальное приглашение или неофициальное? — полюбопытствовал он, сделав крошечный глоток коньяка.

— Официальное, — улыбнулся граф и, достав из секретера, передал Августу опечатанный цветным сургучом пакет. — Вот, ознакомьтесь, Август! Все более чем официально!

Что ж, так все и обстояло. Сломав печати, Август добрался до письма. Это, как и сказал граф Новосильцев, было личное послание императрицы Софии, которая, насколько было известно Августу, такими письмами не разбрасывалась. Однако не известно еще, что тут ценнее — факт написания письма или его содержание, — поскольку императрица не просто приглашала кавалера де ла Аури и графиню Консуэнтскую посетить Россию и быть там ее, Софии, личными гостями. Она предлагала Августу занять вакантную должность действительного члена Академии Наук по разделу Высшей магии и, «если таково будет желание профессора Огда», должность личного советника императрицы с получением гражданского чина 2-го класса — Действительный тайный советник.

— Что там? — спросила Теа, откровенно наслаждавшаяся своим кофе с коньяком.

— Позволите, Vasilii Petrovich? — вопросительно посмотрел на посла Август.

— Разумеется, Август! Все, что посчитаете нужным! — многозначительно улыбнулся граф Новосильцев.

— Прошу вас, дорогая, — Август передал письмо Теа и снова повернулся к послу.

— Что-то еще на словах? — поинтересовался он.

— Подъемные в размере десяти тысяч рублей и, кто знает, может быть много чего еще, если придетесь ко двору…

Новосильцев помолчал, предлагая Августу вполне оценить сказанное, взглянул на Теа и снова повернулся к Августу:

— Соглашайтесь, Август! — сказал он, не скрывая улыбку. — У нас хорошо! Императрица — веселая! Зима белая! Водка крепкая. О женщинах умолчу, иначе меня графиня со свету сживет…

— Ia postaraus, — «мило» улыбнулась Теа.

— Ну, я, собственно, об этом и говорил… — добродушно кивнул граф. — Кстати меня отзывают на родину… А у меня в Петербурге дворец в центре города, и половина его — ваша, господа! Конюшня, кареты, сани для зимней езды… Погуляем! На охоту съездим… У меня в пригородном имении псарня… На лося сходим, на волков, на кабанов… Или вот можно медведя из берлоги поднять. Красота! И не скучно, графиня! Вы уж поверьте! Опера, балы едва ли не каждый день, феерверки… Отдыхать некогда будет!

— Поедем в Россию? — Отличный вопрос, и главное в нем то, что подразумевается «поедем вместе». Могла ведь спросить и по-другому, но сформулировала именно так.

— А ты, что думаешь?

Разговор состоялся только тогда, когда никто не мог их услышать: в карете по дороге от Русского дома к Итальянскому подворью — дорогой гостинице, где обычно останавливались богатые итальянцы, не имевшие в Генуе собственного жилья.

— Не знаю, — задумалась Теа. — Петербург… Звучит соблазнительно. Особенно для меня. Ты же понимаешь?

— Понимаю.

— Ну вот, ну вот, — покивала Теа. — И хочется, и колется… и мама не велит. В общем, не знаю даже, что и сказать.

— Эта их Софья, в чем ее интерес? — спросила после короткой паузы.

— Трудно сказать, — пожал плечами Август. — Она любит блеск и славу.

— Кто их не любит!

— Собирает редкости, диковинки, все дорогое и блестящее.

— Одним словом, сорока.

— Тоже верно, — согласился Август. — Но, с другой стороны, ты, может быть, еще не обратила внимание, но здесь в Европе Россию исторически считают варварским государством…

— Хочешь сказать, императрица выеживается за наш счет?

— Любопытное слово, — улыбнулся Август. — Мне думается, я уловил его смысл, но…

— Хочет всем нос утереть? — А вот это уже намеренно.

Теа временами использует крайне странные слова и выражения. Иногда произносит их по-русски, — так, что ее вообще никто не понимает, — но обычно в дословном переводе на французский или итальянский. И чаще всего делает это непреднамеренно, просто в силу живости ума. Однако в других случаях — в зависимости от обстоятельств — использует эти обороты сознательно, с умыслом, желая подчеркнуть свою непохожесть на других или что-то еще, в чем Август пока до конца не разобрался.

— Если я тебя правильно понял, то — да, — кивнул Август. — Украшает фасад, так сказать. Говорят, Петербург красивее Парижа и уж точно богаче. Дворцы, театры, трактиры… И, разумеется, университет и Академия Наук. Публичная библиотека, императорская галерея, мосты, монументы, храмы и прочие достопримечательности. Так что, возможно, дело именно в том, чтобы показать всем этим «бургундцам», кто нынче настоящий европеец. Но возможны и другие варианты.

— Что насчет некоей проблемы, которую может разрешить только сильный колдун? — рассуждая вслух, предположила Теа.

— Тоже возможно, — согласился Август. — Венценосцы любят такие поручения.

— Допустим, поручили. Что приобретаешь в этом случае ты?

— Деньги…

— Зачем тебе нужны деньги? — в очередной раз удивилась женщина, отказывавшаяся принимать его доводы, потому что не желала понимать мотивы. — У нас же достаточно денег. А если удастся стребовать долги с де Верже и Корвинов, станем вообще неприлично богаты!

— Нельзя быть неприлично богатым! — усмехнулся Август очередному «перлу» Теа.

— Ты меня понял! — отмахнулась она.

— Это твои деньги, Теа, — объяснил Август очевидное. — Я знаю, ты не жадная, и поэтому я непременно воспользуюсь твоей добротой, если не будет другого выхода. Но пойми, я хотел бы иметь свой собственный источник дохода.

— Они так много платят? — сменила тему женщина.

Это она тоже умела: мгновенно менять тему разговора, если ей не хотелось продолжать прежнюю.

— Не думаю, — ответил на ее вопрос Август. — Хорошо, но не чрезмерно. Однако русский двор предоставляет массу других возможностей разбогатеть.

— Вообще-то, любопытно, — задумчиво произнесла женщина. — Петербург, императрица София…

— А у вас? — осторожно спросил Август, почувствовав, что момент позволяет хотя бы отчасти удовлетворить давнее любопытство. — Как случилось, что у вас республика?

— Ну, как случаются республики? — грустно усмехнулась в ответ Теа. — Сначала заводятся большевики, затем случается революция, а уж потом возникает республика. А у вас что, как-то иначе?

— У нас революций не было ни разу, — признал Август, позорным образом растерявшийся от слов Теа.

— Что серьезно? Не было? Нигде?

— Не было, — подтвердил Август. — Нигде. А кто такие эти большевики?

— Скучно живете, — покачала головой женщина, словно и не услышала вопроса. — А у нас полно! В Англии, в Америке, во Франции, еще где-то, ну а потом и в России. Byl tsar, da ves splyl. Великая Октябрьская Социалистическая Революция называется.

— Социалистическая? — нахмурился Август, пытаясь понять, что бы это значило. Корень слова был знаком и понятен, но в целом…

— Не бери в голову! — привычно отмахнулась Теа.

— Хорошо, беллисима, как скажешь! Хотя постой! Что ты сказала про Америку? Какая Америка? Где революция?

— В английских колониях, — пожала плечами Теа. — Здесь ведь тоже есть английские колонии. Нью Йорк — хотя, нет. Это же, по-здешнему, Новый Амстердам. Значит, колония Нидерландов. Но все равно. Есть же еще Вирджиния, Новый Орлеан… Я всех не помню, история, уж извини, не мое.

— А во Франции? — жадно спросил, тогда, Август.

— Ну, там была Великая Французская Революция, кажется, — похоже, знание истории, и в самом деле, не являлось ее сильной стороной. — Отрубили голову королю… О, вспомнила! В Англии тоже отрубили! А у нас, ну, то есть в России, просто расстреляли.

— Что значит расстреляли? — переспросил опешивший от такой новости Август.

— Из ружей, — пояснила Теа. — Ружья — это как мушкеты…

— Кто расстрелял? — ужаснулся Август.

— Коммунисты, — снова пожала плечами Теа, и, видя, что Август ее не понимает, пояснила:

— Плохие люди. Большевики — это коммунисты. Якобинцы, по-моему, тоже что-то в этом роде. И все они редиски!

— Почему редиски? — потерял нить Август.

— Потому что плохие люди, — безапелляционно и непонятно ответила Теа.

— Так, — пытался понять суть истории Август — Плохие люди убили императора… А хорошие что же его не защитили?

— А у хороших, Август, как всегда, kishka tonka! Где-то так!

В целом, беседа с русским послом Августу понравилась. Интересный разговор, да и предложение любопытное. Другое дело, что спешить некуда, поскольку наверняка будут и другие приглашения. В этом Август практически не сомневался. Оттого и удивился, — если не сказать больше, — когда за полчаса разговора «о том о сем», не услышал от герцога д’Эсте даже намека на «что-нибудь серьезное». Хорошее вино, аккуратные формулировки, комплименты даме… Такое ощущение, что герцог им просто зубы заговаривает. Вот только непонятно, с чего вдруг? Тем не менее, вежливость требовала еще немного посидеть в гостях у герцога. Все-таки Август принял родовое имя Сан-Северо, а это обязывает.

— Может быть, пригласите вашего приятеля? — неожиданно предложила Теа, разрушив стройное здание «беседы ни о чем». — Чего ему одному там сидеть? — показала она веером на дверь в смежную комнату.

В течение всего разговора, женщина почти ничего не говорила. Больше слушала. Иногда отвечала на необязательные вопросы улыбкой или «игрой» веером. А тут вдруг раз, и сразу, что называется, быка за рога! И вот, что любопытно. Как только спросила, так и Август почувствовал за стеной присутствие кого-то «живого». До этого не чувствовал, даже не догадывался, что там кто-то есть, а сейчас, словно завеса упала с глаз. Не понятно только, откуда об этом узнала Теа, и как узнала, что это не лакей, скажем, а именно «приятель»? Но спросить ее об этом Август не мог, — не сейчас, не здесь, — зато обратил внимание на то, как отреагировал на реплику графини герцог. Д’Эсте такого поворота, как видно, не ожидал, и в первый момент попросту растерялся, что было ему отнюдь не свойственно.

— Э… Простите, графиня?..

— Ну, как знаете, — сыграла Теа партию на своем опасном инструменте. Веером она владела виртуозно, и умело этим пользовалась.

— Я устала, — сказала через мгновение или два, так что никто, ни Август, ни герцог, не успели вставить и слова. — Будь добр, Август, отвези меня домой.

Женский каприз, как не ответить на него согласием? В особенности, когда просит такая женщина.

— Все, что пожелаешь, душа моя!

Вот тут д’Эсте и проняло. Он, как видно, такого развития событий заранее не предвидел, полагая себя — и не без причины — пупом земли. Не учел он только одного: графиня не член семьи Сан-Северо и не подданная императора Священной Римской империи. Да, если бы и была! Не та женщина, чтобы подстраиваться под других, да и ситуация не та.

«А я что же? — неприятно удивился самому себе Август. — Я-то чего тянул? Ждал, пока Теа не разрешит ситуацию? Или пока положенное этикетом время не выйдет?!»

Август встал и шагнул к женщине, чтобы подать ей руку.

— Прошу прощения, графиня! — герцог тоже встал и попросил их жестом не спешить. — Приношу свои глубочайшие извинения, графиня! Вы правы. В соседней комнате находится некто, кто хотел бы, не нарушая своей анонимности, поговорить с вами тет-а-тет. Ситуация деликатная, но, поверьте, этому человеку чрезвычайно важно с вами поговорить.

— С нами обоими или только с графиней? — уточнил Август, не без известных опасений понимая уже, каков будет ответ. Теа ведь ни разу не исполняла пока соло. И как пройдет ее разговор с этим инкогнито, иди знай!

— Не обижайся, Август! — развел руками герцог. — Это не моя игра.

— А чья? — в свою очередь спросила Теа.

— Поговорите с ним, графиня! — попросил герцог и сморщился, словно лимон прожевал. — А я со своей стороны, гарантирую, что разговор с этим человеком не уронит вашей чести. Возможно, даже наоборот!

— Что ж… — женщина еще немного поиграла веером. — Возможно… Может быть…

«Красиво издевается», — восхитился Август, следя, как завороженный, за игрой Теа.

Раньше Теа такого не умела, но за последние месяц-два буквально преобразилась, развив наконец характер и стиль и научившись флиртовать, интриговать и вообще «наводить тень на плетень».

— Ладно, — кивнула, вволю наигравшись со своей смертоносной корейской игрушкой. — Давайте поговорим! Только недолго. Устала. Хочу домой!

Последнее пожелание прозвучало очень по-женски. Легкомысленно и, пожалуй, даже капризно, что, вообще-то, было ей не свойственно. Но герцог об этом, разумеется, не знал…

Дорога до виллы Аури занимает около полутора часов спокойной езды. Даже если карета запряжена четверкой отличных немецких лошадей, и форейтор не ленится, все равно пять миль по лесной дороге — неблизкий путь. В особенности, если торопиться некуда, и у пассажиров нет заветной мечты растрясти по дороге все свои кости. Давно можно было бы переехать в город — снять особнячок или этаж в доходном доме, — но Август и Теа предпочитали не покидать до времени свое убежище, спрятанное в самом сердце Авадонской пущи. Дело в том, что на вилле Аури легче соблюдать приватность. Проще отгородится от непрошенного любопытства окружающих, от незваных визитеров и надоедливых «как бы друзей». Уединение же было необходимо им обоим — и Августу, и его гостье. Теа училась. Ей надо было наново «вспомнить» навыки и приемы колдовства, «освежить в памяти» факты истории и географии, «перечитать» хотя бы некоторые из тех книг, которые в свое время наверняка читала графиня Консуэнтская. И, разумеется, она не стремилась афишировать нелегкий и небыстрый процесс своего окончательного возвращения. Август же старался максимально облегчить ей процесс вживания в новый мир и в новую судьбу, но не забывал при этом и о себе. Постоянно общаясь между собой, находясь вдвоем большую часть времени, они поневоле сближались. Однако сближение сближению рознь, и Август надеялся — пусть и не сразу, — не только укрепить узы дружбы и доверия, возникшие между ним и его гостьей, но и завоевать ее сердце, устранив из формулы любви сакраментальное «наверно».

— Напомни мне, Август, — нарушила Теа молчание, сопровождавшее их возвращение на виллу Аури, — твоя Агата, она ведь тоже, кажется, в Петербург поехала?

Молчали долго, почти полчаса. Как сели в карету, так и замолчали. И вдруг неожиданный вопрос. Вопрос, однако, насколько неожиданный?

«Она меня ревнует, или я выдаю желаемое за действительное?»

— Вот уж о ком я меньше всего думаю, — небрежно ответил он вслух. — Да и тебе, Теа, не надо. Кто она, и кто ты!

Женщина его реплику оставила без внимания. Во всяком случае, комментировать не стала. Зато наконец решила рассказать Августу, что произошло в смежной комнате и о чем беседовал с ней некто, не пожелавший назвать свое имя.

— Знаешь, — сказала она, — мне страшно. Просто сердце заходится…

— Что тебя напугало? Этот человек? — насторожился Август.

— И да, и нет, — вздохнула Теа. — Происходят странные вещи, Август, и я не умею их объяснить.

— Расскажешь?

— Да, — кивнула в ответ. — Разумеется. Может быть, и нет тут ничего. Ты мне все сейчас объяснишь, и я успокоюсь.

— Я весь внимание, — поощрил женщину Август. — Итак?

— Мы сидели в гостиной с герцогом, — начала рассказывать Теа. — Ты о чем-то спросил, герцог ответил, и в этот момент у меня что-то случилось со зрением. Секунду или две в глазах рябило. У меня даже голова закружилась. А потом все резко изменилось, и я поняла, что вижу одновременно две разных картинки. Вижу вас с герцогом, но мне мешает отчетливо вас видеть другое изображение. Я сначала не поняла, что это, но когда попробовала разобраться, сосредоточилась… В общем, я как бы смотрела на ту же самую комнату, но уже с другого ракурса. И при взгляде оттуда я видела не только вас, но и себя, но со спины. Очень хотелось обернуться и посмотреть, кто это там смотрит мне в спину. И откуда? С улицы через окно? Но я сдержалась. Перестроилась на прежний ракурс, и чужой взгляд как бы растворился в том, что видела я сама, но вовсе не ушел. Стал прозрачным и теперь совершенно мне не мешал. Я успокоилась. Подумала. Решила не паниковать. Дождаться конца разговора и все рассказать тебе. Прошло несколько минут… Знаешь, Август, если я не спятила, то получается, что он transliroval мне в глаза, ну или прямо в мозг то, что видел сам. Так вот, прошло несколько минут, и мне показалось, что изображение изменилось. Я снова сосредоточилась на той, другой картинке, и оказалось, что сейчас я заглядываю через окно во вторую комнату. Так я и узнала, что там сидит человек и подслушивает наш разговор. На слугу не похож. Деталей было не рассмотреть, но общее впечатление — аристократ. Вот я и решила проверить, действительно ли я его вижу чужими глазами, или у меня галлюцинации начались. Спросила. Оказалось, и в правду, кто-то там есть. Так вот, вопрос: что это было?

— А сейчас? — у Августа от напряжения кровь застучала в висках. — Сейчас, ты тоже видишь две картинки?

— Нет, — покачала головой Теа. — Сейчас все в порядке. Вторая картинка исчезла, стоило мне спросить герцога о его приятеле. Так ты знаешь, что это такое?

— Только читал, — взволнованно ответил Август. — Теа, тебе не показалось, что тот второй «взгляд» был не только чужим, но и странным?

— Почему ты спрашиваешь?

— Значит, все-таки странный…

— Ну, да, пожалуй, — пожала плечами женщина.

— Возможно, это птичье зрение, — осторожно высказал предположение Август. — Или кошачье. Некоторые волшебники могут смотреть глазами зверей. Чаще птиц. Но это редкая способность, которую к тому же надо развивать. Да, и колдовство непростое…

— А я ничему такому не обучена и даже не знала, что такое возможно, — женщина задумчиво посмотрела в окно кареты, за которым мелькали темные силуэты деревьев. — Да, похоже, это птица. Точно не кошка!

— Откуда тебе знать?

— Просто знаю, — снова пожала плечами женщина. — Не могу объяснить. И знаешь, что еще! Это был подарок. Ну, что-то вроде подарка. Жест доброй воли?

— Теа, я про такое даже не слышал никогда, — честно признал Август, он был заинтригован ее рассказом и не собирался этого скрывать.

— Буду искать, — пообещал он. — Если в книгах что-нибудь есть, я найду.

— Ну, ладно тогда, — кивнула женщина. — Ищи. И заодно… Впрочем, сначала послушай. Я ведь даже не знаю, как это назвать.

— Рассказывай, — Август уже взял себя в руки и был готов слушать дальше, тем более, что от рассказа Теа у него вовсю разыгралось любопытство.

— Я вошла в комнату, дверь за мной закрылась, и тогда мужчина вышел из тени. Высокий, худой, не старый, но и немолодой. Напудренный парик, лицо тоже припудрено, модный камзол, шпага на перевязи… Поздоровался со мной. Вежливо, с уважением. Я спросила, как мне к нему обращаться. Он ответил, что можно попросту «сударь», но он, как ты понимаешь на простого человека никак не похож. Я так и подумала, и сама себе удивилась. Ну, какой же он простой человек, если целый князь.

— Князь? — переспросил Август. — С чего ты взяла, что он князь.

— Вот то-то и оно! — усмехнулась в ответ Теа. — Я сначала удивилась, а потом как раз и сообразила, что я этого знать никак не могу. Но, Август, я с ним двух фраз сказать не успела, а уже знала, что он князь Ганс Ульрих фон Эггенберг — президент тайного совета Священной Римской империи и еще много чего вдогон.

— Фон Эггенберг… — как эхо, повторил за Теа хорошо известное ему имя Август. — Фактический глава правительства. Что ему от тебя нужно?

— Да, вот, понимаешь, интересуется князь, могу ли я снять с человека проклятье.

— Что ты ему ответила?

— Ответила, что не практикую. А он предложил за работу пятьсот тысяч талеров.

— Серьезный, надо полагать, клиент, если за него просит сам глава тайного совета, да и сумма впечатляющая.

— Ну, да, — кивнула женщина. — Но я же не побираюсь!

— То есть, ты отказалась?

— Да. Но он, Август, продолжал настаивать и довел сумму гонорара до восьмисот тысяч. Я ему сказала, что мне денег на жизнь вполне хватает. А он не выдержал, и говорит что-то типа, сама поставила, сама и снять должна!

— Вот как!

— Вот так, — согласилась Теа. — Тогда я ему объяснила, что в свое время отличалась непозволительной гневливостью, не говоря уже о мстительности, и много кого прокляла. Иногда успешно, иногда — нет, но, в любом случае, тех, кого я прокляла, давно нет в живых.

— Что он тебе на это ответил?

— Сказал, что прокляла я того человека вместе со всеми его потомками до седьмого колена. Это, к слову, вообще-то возможно, проклясть до седьмого колена?

— Некоторым удается, — осторожно подтвердил Август.

— Ну вот он мне об этом типа все время и твердил: сама прокляла, сама проклятие и снимай. А как же я его сниму, если я в проклятиях ничего не понимаю?

— А имя он назвал?

— В том-то и дело, что не назвал. Очень нервничал по этому поводу. И знаешь, Август, в тот момент это случилось со мной во второй раз. Вдруг в памяти всплыло имя, но я даже не знаю кто он такой.

— Леопольд Бабенберг, — пожала она плечами в ответ на вопросительный взгляд Августа.

— Бебенберг, — кивнул Август, — ну надо же!

— Ты его знаешь?

— Знаю, и, кажется, понял, о каком проклятье говорил князь. Леопольд Бабенберг, душа моя, эрцгерцог Свещенной Римской империи, но может в ближайшее время стать кронпринцем.

— Эрцгерцог? — нахмурилась Теа. — Я знаю титул герцог, а что такое эрцгерцог? Хотя нет! Постой! Все я знаю! Эрцгерцог — это член императорской фамилии, так?

— Так, — кивнул Август. — А по нынешним обстоятельствам может сменить титул и стать наследником престола…

— А я, тогда, кого прокляла?

— А ты, душа моя, прокляла эрцгерцога Альбрехта — прадеда нынешнего Леопольда.

— Вот chert!

— Не знаю точно, что ты имеешь в виду, — ухмыльнулся Август, — но я с тобой согласен. Хотя и понимаю, что ты была права, но правящая династия… Похоже, нам придется согласиться.

— Но я ничего не умею! — вскинулась Теа. — Что я могу теперь с этим сделать?

— Я сниму, — отмахнулся Август. — Но сделаем вид, что я тебе только ассистирую.

— А ты умеешь? — прищурилась Теа.

— Умею, — успокоил ее Август, который действительно умел, хотя и предполагал, что просто не будет.

— Ну, ладно тогда, — не стала упрямиться она. — Пошлем завтра письмо герцогу д’Эсте.

— Не так быстро! — усмехнулся Август. — Во-первых, тебе некуда торопиться. Это они спешат, а не ты. А, во-вторых, ты должна высказать свои требования.

— А какие у меня требования?

— Мы едем вдвоем, это раз.

— Ну, да! — согласилась Теа. — Без тебя, любимый мой,!

лететь с одним крылом

— Любимый? — улыбнулся Август.

— Вообще-то, это песня у нас там такая была, — растерялась Теа. — Я только перевела и чуть переделала… А какое второе условие?

— Заговариваешь мне зубы?

— Скользкая тема, не находишь?

— Ну, когда-то же все равно придется расставить все точки над «i».

— Прямо сейчас? — чувствовалось, Теа растерялась по-настоящему и не знает, как поступить.

— А чего тянуть? — он смотрел ей прямо в глаза и не отводил взгляд. — Я тебе уже все сказал. Могу повторить. Я тебя люблю! И да, Теа, тебе нечего боятся. Я тебя не оставлю в любом случае. Мое слово крепко. Но одно дело дружба и совсем другое — любовь!

— Давай все-таки не будем спешить, — взяла себя в руки Теа. — Не обижайся, но я чувствую, еще не время.

— Не смею настаивать, — отвел взгляд Август.

— Обиделся…

— Расстроился… Продолжаем разговор…