Глава 3
Энди Васин. Небеса обетованные
Пологие холмы, покрытые мягкой как шелк травой. Могучие деревья неизвестной мне породы – сюрреалистическая помесь дуба с березой, но только хвойные. Поляны, сплошь заросшие цветами самых идиотских расцветок… Жену бы сюда. То-то было бы сюсюканья…
Я двигался в указанном направлении, время от времени прихлебывая из подаренной фляги. Фляга была литра на полтора. По моим подсчетам, я уже давно должен был выхлебать из нее все, но фляга по-прежнему была полна. Я решил в этом плане не заморачиваться и продолжал пить.
Воздух был настолько свежим, что курить хотелось не переставая. Мало того. Курить хотелось даже во время курения. Затягиваясь дымом только что прикуренной сигареты, я уже с вожделением думал о следующей.
Время от времени тропинка упиралась в маленькие лесные речушки, через которые я легко перепрыгивал. На берегу одной из них я присел отдохнуть. В прозрачной воде плавала стайка золотых рыбок с роскошными хвостами. Мелодично гремел птичий хор (да так слаженно, словно птицы подчинялись невидимому дирижеру). Над моей головой порхали бабочки. Кругом царила настоящая идиллия, но я испытывал смутное беспокойство, которое все больше нарастало. Что-то в этой идиллии было не так. Чего-то мне не хватало.
И я знал – чего именно.
Не хватало консервных банок на дне речушки. Не хватало битых бутылок (целые бутылки тоже отсутствовали). За всю дорогу я не встретил ни одной гниющей мусорной свалки, ни одного ржавеющего древнего трактора, погибшего в неравной битве с урожаем. Старые покрышки не валялись повсеместно. Легкий ветерок не вынес мне под ноги ни одного обрывка газеты. Ни клочка туалетной бумаги. Под ногой, правда, был сигаретный бычок – но это был, увы, мой бычок.
Это, черт побери, не лес! Это какой-то тайный заповедник, предназначенный исключительно для отдыха крупных правительственных чинов и дружественных им мафиози…
Я представил, как из-за деревьев выходят мордовороты в камуфляже, сообщают, что это частная собственность, охраняемая государством, ставят меня к ближайшему березодубу и передергивают затворы Калашниковых…
Впрочем, если принять гипотезу Бьорна, я нахожусь вовсе не на Земле, а даже, наоборот, на Небе. Может, у них везде идиллия. Может, у них нет никакого правительства, никаких чиновников и, как следствие, никаких бандитов. Тогда не исключено, что здесь все леса такие.
Я с сомнением посмотрел на резвящихся золотых рыбок. Из-за ближайшей коряги к ним метнулась золотая щука. Рыбки бросились врассыпную (спастись удалось не всем). Я саркастически усмехнулся, бросил в воду окурок и отправился дальше.
Просто местные боги – боги дикие, не додумавшиеся до таких благ цивилизации, как консервы, трактора или пластиковые пакеты. Меня охватила паника при мысли о том, что в таком случае они могли не додуматься и до сигарет… а ну как я у них застряну?
Толстяк говорил, что я тоже бог… и что на землю богов кто-то не пускает… Это как же получается? Меня же с работы уволят (вместо повышения!), и так с шефом ругань постоянная из-за опозданий. Шеф-то ничего, ему на меня стучат, он и воспитывает, работа такая. А вот на прошлой работе, когда я еще был простым разработчиком… там мелюзга самоутверждалась. Начальнику положено к обеду приезжать, а наш пунктуальный осел каждое утро с блокнотиком всех встречал в девять. Ну, я с ними и распрощался. Как и все, кто чего-то стоил.
Вот не люблю никогда не опаздывающих людей. У меня от общения с ними комплекс неполноценности случается. Мол, они – не опаздывающие – пупы земли, а все остальные – нормальные люди – перед ними виноваты и им должны… Я вспомнил, как ознакомил с этой доктриной жену, и она мне немедленно все припомнила: и полтора часа у электрички, и полчаса перед театром Советской армии, и даже жалкие восемь минут при подаче заявления в ЗАГС… «Ты опаздывай, опаздывай, – сказала тогда Марина Львовна, собирая сумку, – а я у мамы поживу…»
Идти было удивительно легко, хотя я так себе ходок, с куревом надо завязывать. Ноги буквально пружинили от земли, поросшей под травой слоем упругого мха, и вскоре я вышел к маленькой уютной деревеньке вполне европейского вида. Несколько аккуратных деревянных коттеджей под разноцветными черепичными крышами, а у самой опушки, ближе всего ко мне, – здание побольше, белого камня, с маленькими окнами-бойницами. Подойдя к нему, я сразу понял, что это или кабак, или отель, или что-нибудь в этом роде, так как над дверями здания сверкала на солнце серебряная вывеска: «ЗЕМНЫЕ РАДОСТИ БОГОВ». Я ничего не имел против земных радостей и толкнул дверь.
Посетителей в кабаке не оказалось. Странно, в деревеньке я тоже не заметил ни одной живой души… Широкий проход между массивными столами вел от дверей к стойке бара. За стойкой ворочался похожий на орангутана громила. Его штрафную физиономию, покрытую многочисленными шрамами, украшал сплющенный нос, отливающий всеми цветами радуги. Содрогнувшись, я тем не менее мужественно подошел к стойке и оседлал табурет.
Громила не обратил на меня никакого внимания. Я покашлял. Громила демонстративно повернулся ко мне спиной.
– Привет от Бьорна, – сказал я.
– Да ну? – обрадовался громила, и его рожа перекосилась в гостеприимную ухмылку. – Жрать будешь?
Чтобы понять, что говорит изрядно шепелявивший трактирщик, приходилось внимательно вслушиваться.
– Обязательно, – сказал я, вдоволь налюбовавшись единственным зубом этого типа. – И еще как: с утра не жрамши!
– Джем меня зовут. Бог чревоугодия, – буркнул он и полез под стойку.
Я повернулся на табурете, оглядывая помещение, и остолбенел. На противоположной от меня стене висела картина. Картина, надо сказать, сильная!
Тревожное грозовое небо, озаряемое зловещими красными сполохами. Серая, тоскливо-серая каменная гряда, враждебная всему живому, усеянная искалеченными, расчлененными телами животных – коров, овец, лошадей… Над ними вьется отвратительная стая стервятников с человеческими головами. Стервятники дерутся за обладание кровавой добычей.
А на переднем плане – обезумевший костлявый старик в грязной рваной хламиде безжалостно втаптывает в камни несчастного маленького зверька, похожего на кролика, но обладающего великолепными ветвистыми рогами.
На скорбной мордочке зверька читается обреченная покорность судьбе и отчаянная мольба о пощаде. Но он не смотрит на несущего ему погибель старика. Он смотрит вдаль, на тела несчастных животных. Он скорбит не о себе – он скорбит о них.
Старик явно не скорбит ни о ком. Рот его перекошен в истерическом смехе кровожадного фанатика, костлявые пальцы судорожно сжаты в кулаки, воспаленные глаза горят яростной радостью дорвавшегося до любимого дела маньяка…
– А ты чего бог, парень? – прокряхтел сзади меня Джем.
Я с трудом оторвался от созерцания картины, и немедленно меня захлестнуло трусливое желание обернуться. Картина была написана столь реалистично, что я боялся, как бы старик-маньяк, покончив с кроликом, не соскочил на пол кабака и не растоптал меня, трактирщика, весь мир…
– Да, – сказал трактирщик, оценив мои чувства. – Я первое время из-за этой мазни в собственном заведении боялся ночевать. Потом привык.
– Апофеоз садизма, – пожаловался я ему. – Кошмарный сон зайца… Я бы ее выкинул. Или продал за большие деньги обществу защиты животных.
– Ешь, – сказал трактирщик, ставя передо мной большой дымящийся горшок. – Меня эта мазня от серьезных неприятностей спасла. К тому же теперь кто попало ко мне не шляется.
– Это точно, – согласился я, оглядев пустой трактир. – Кто попало не шляется!
Есть, спасибо картине, мне расхотелось, но я из вежливости зачерпнул из горшка и попробовал. Потом зачерпнул еще раз. Потом попросил приготовить мне еще три-четыре порции. Понятно теперь, почему Бьорн – толстый. Худым при таком питании мог остаться только очень больной человек.
– Что будешь пить? – спросил Джем.
– Не беспокойся. Мне тут подарили. – И я показал трактирщику флягу.
Он остолбенел. Потом посмотрел на меня, как-то нехорошо посмотрел.
– Это фляжка Бьорна? – спросил он вкрадчиво.
– Да, – сказал я, предчувствуя неладное. – А что?
Трактирщик, не нагибаясь, пошарил где-то внизу и аккуратно положил на стойку жуткого вида молоток. Я на всякий случай отодвинулся.
– Это что же получается, – проворчал трактирщик, с интересом разглядывая инструмент, предназначенный для забивания гвоздей и не понравившихся ему посетителей. – Подарил флягу, получается… А этот, – трактирщик снова бросил на меня нехороший взгляд, – а этот с благодарностью принял…
– Ну да, – вынужден был признаться я, отодвигаясь еще дальше.
– Принял, воспользовавшись необдуманным порывом бескорыстного человека, самую ценную вещь на этом треклятом Небе, – монотонно запричитал трактирщик, – флягу, забравшую в себя месяцы самоотверженного труда, дипломную работу, гордость гильдии богов виноделия…
– Я не знал, – сказал я, – не знал, что она такая ценная. Я первый день здесь.
– А-а, – смягчился Джем, – тогда ладно. Ничего тогда…
– Знал бы – отказался, – покривил душой я, развивая успех. И, подумав, что вряд ли увижу щедрого толстяка еще раз, добавил: – Верну при первой же встрече!
Трактирщик снова пошарил под стойкой и положил рядом с молотком шишковатую дубину.
– Это что же получается, – затянул он, – человек ему самое дорогое дарит, а этот, получается, брезгует…
– Стоп! – сказал я. – Стоп. Я не брезгую. Я еще как не брезгую, – и, присосавшись к фляге, показал трактирщику, насколько я не брезглив.
Трактирщик завороженно считал глотки.
– А-а, – сказал он уважительно, – тогда конечно… Ладно тогда…
– Кстати, кто нарисовал эту картину? – спросил я, стараясь переменить тему разговора, и не переменил.
– Бьорн.
– Кто?!
– Бьорн. Бьорн Нидкурляндский! Ты что, о нем не слыхал раньше?
– Не слыхал, – сказал я. – Вот уж не ожидал. Мне он не показался параноиком…
– Это он меня выручал, – вздохнул Джем. – Меня Верховный в Черные Ямы посадить обещал. Тогда Бьорн и нарисовал это.
– И помогло?
– А как же, – сказал трактирщик. – Ты с Верховным еще не встречался?
– Нет пока.
– Так вот. Старик на картине – Верховный.
– Может, лучше мне с ним и не встречаться? – в смятении спросил я.
– Не так страшен Верховный, как его малюют, – сказал Джем. – Когда он про картину узнал, сразу не до меня ему стало.
– Представляю, – сказал я. – А чего он Бьорна в эти Ямы не посадил?
– За картину?! – ужаснулся Джем.
– Ну да, – осторожно сказал я. – Истории такие случаи известны…
– За картину нельзя, – сказал Джем. – Политика. Гильдия богов искусств взбунтуется. Свобода творчества и все такое… А у них с богинями любви и богами плодородия издавна союз. А с богами плодородия все дружат. А богини любви, наоборот, сами со всеми в ладу…
– Не вижу разницы, – заметил я.
– Увидишь, – пообещал Джем. – Короче, за картину в Черные Ямы нельзя. Но и без них жизнь богу испортить всегда можно. Верховный и холуи его знаешь какие пакостные… А ты где с Бьорном встретился?
– У вас там есть озеро. Неприятное такое все, круглое… – Я махнул рукой, показывая направление. – Бьорн здорово рисует. Слушай, он случайно не вегетарианец?
– Бьорн всеяден, – успокоил трактирщик.
Дверь с грохотом врезалась в стену, и я подпрыгнул от неожиданности. Снаружи донесся взрыв хохота, и в трактир, спиной вперед, влетел человек. Я бы на его месте непременно свернул себе шею, но человеку каким-то чудом удалось устоять на ногах.
– Ладно, ладно! – крикнул он наружу хорошо поставленным баритоном, тоже смеясь. – Вы идите, а я, раз уж так получилось, хоть горло промочу!
Поправив за спиной длинный меч, он откозырял распахнутой двери двумя пальцами и пружинящей походкой атлета направился к стойке.
Высокий, стройный и широкоплечий, человек был красив хорошей, мужественной красотой. Открытое волевое лицо, высокий лоб, решительные голубые глаза, белокурые волосы и светлая аккуратная бородка.
– Умираю от жажды, – сообщил он трактирщику и повернулся ко мне: – Честь имею представиться: Ларе Отважный, бог войны. Всегда к вашим услугам!
Трактирщик поставил перед ним большой бронзовый кубок и что-то налил из глиняного кувшина.
– Добрый день, – сказал я, слезая с табурета. – Энди Васин. Очень рад.
– Новенький? – радостно спросил назвавшийся богом войны. – Отлично! Чем намерены заниматься?
– Понятия не имею, – признался я.
– Дело знакомое. Могу копать, могу не копать… – засмеялся Ларе, оглядывая меня с головы до ног. – О! – сказал он, заметив флягу. – Та самая? Неиссякаемая? Славный трофей!
– Да, – сказал я, – хорошая вещь. Самым непосредственным образом нарушающая закон сохранения…
– Да что вы говорите! – восхищенно воскликнул Ларе. – Непосредственно нарушает закон? Мы просто обязаны это использовать!
– Это, значит, что же получается, – угрюмо возмутился трактирщик, – получается, облагодетельствовали его, а он законом пугает? Руку дарующую, получается, по локоть откусывает?
– Отлично начинаете, дружище, – вторил трактирщику бог войны, – Верховный будет в восторге…
– Выходит, нож острый другу в спину, значит, чтобы только перед начальством выслужиться…
– А вы, дружище, о-го-го! Далеко пойдете! Пью за ваше здоровье!
Ларе залихватски отсалютовал мне кубком и поднес его к губам. Поперхнулся, поставил кубок обратно на стойку и согнулся пополам, отплевываясь.
– Выходит… Что это с ним? – удивленно спросил трактирщик, прерывая свою тираду.
– Понюхайте, что он мне подсунул, – обессиленно прошептал бог войны.
Нюхать я на всякий случай не стал, потому что и не принюхиваясь чуял гнилую кислятину. Просто в кубок заглянул, в котором в желтоватой мути плавали зеленые островки плесени.
– Каждый день одно и то же, – сказал бледный как полотно Ларе, выпрямляясь. – Право, это становится скучным!
Он взял кубок, задумчиво повертел его в руках, вздохнул и выплеснул желтую дрянь в лицо трактирщику. Джем зарычал, вооружился молотком, легко перемахнул через стойку и двинулся на обидчика. Я поспешно ретировался за ближайший стол – не люблю вмешиваться в чужую личную жизнь.
Молоток с шипением рассек воздух. Легким боксерским движением Ларе уклонился от удара и поднырнул под руку трактирщика. Однако тот обращался со своим инструментом мастерски. Молоток перекочевал в другую руку и устремился вниз, к ногам бога войны. В последний момент Ларе успел отпрянуть назад, сохранив кости нераздробленными…
Джем махал молотком со сноровкой, сделавшей бы честь самому виртуозному плотнику. Ларе, без труда уворачиваясь, отступал, мне даже показалось, что он знал, как будет действовать трактирщик в следующий миг.
– Славный удар, – комментировал Ларе действия Красноносого. – А вот это довольно неуклюже. Тебе надо больше тренироваться с отбивными… О, как мы умеем! Не хотел бы я встретиться с тобой на узкой дорожке… Больше пыла, приятель, ты, как никогда, близок к победе… Что, уже выдохся? Ладно, тогда заканчиваем!
Смазливое лицо бога войны исказила жестокая гримаса. Каким-то змеиным движением он приблизился вплотную к трактирщику и взорвался градом беспощадных ударов: стопой по голени, коленом в пах, локтем в лицо…
Джем скорчился на полу, подтянув колени к груди и безуспешно пытаясь набрать воздуха в легкие, а Ларе продолжил избиение, пиная его ногами.
– Алё, хватит, – крикнул я не выдержав, – ты же его убьешь!
– Не, – сказал Ларе, – убиваю я мечом.
– Хорош, говорю! – Я подбежал к ним.
– Исключительно в целях самозащиты, – объяснил Ларе, нанося очередной удар подкованным сапогом. – Я их отучу шутки со мной шутить…
– Хватит, наконец! Какая самозащита?! Ты десять таких трактирщиков легко уделаешь… – Я схватил Ларса в охапку и попытался оттащить от жертвы.
– Я-то уделаю, – согласился он, легко выскальзывая из моих объятий, – да где их взять? Боятся все. Впрочем, вы, как всегда, правы, дружище. Этому делу мы тоже обязаны дать официальный ход.
Джем наконец со свистом втянул воздух.
– Это что же получается, – простонал он, – получается, последний зуб мне выбили, демон вас накорми…
– Караул! – вдруг оглушительно заорал Ларе. – Спасите-помогите! Убивают-грабят! Ом!
– Чего это он? – спросил я, опускаясь на корточки и поднося флягу к разбитым губам Джема. – С глузду съехал?
– Ритуальное заклинание. Полицию зовет, гад… Запомни, тебе, как законнику, пригодится. Законников еще чаще, чем трактирщиков, бьют…
В кабак, громко топая, вбежал приземистый мужичок. Черная плетеная кольчуга обтягивала его могучие плечи и бочкообразную грудь. Голову венчал рогатый шлем, украшенный золотыми бляхами. На левом бедре у вбежавшего болтался короткий меч, за плечами висел колчан, набитый стрелами, а в руках он сжимал здоровенный арбалет.
– Ага, – радостно вскричал он, увидев трактирщика, – труп! И злоумышленник, цинично склонившийся над бездыханной жертвой!
– Кто это? – шепотом спросил я.
– Идиот! – хором ответили бог войны и бог чревоугодия.
– Вы арестованы за оскорбление должностного лица, находящегося при исполнении служебных обязанностей! Всем оставаться на местах!
– Это не оскорбление, – вздохнул Ларе, – это печальный факт.
– Кто такой? – спросил любитель арестов, направляя на меня арбалет. – Я вас не знаю. А ну-ка, повернитесь в профиль и держите руки так, чтобы я их видел!
– Я вас тоже не знаю, – возмутился я, на всякий случай поднимая руки.
– Старший уполномоченный заместитель советника Верховного бога в делах законности и порядка Россума по второстепенным вопросам, бог порядка Тор Ефрей!
– Васин, – сказал я, смутившись. – Русский…
Ефрей долго и пристально разглядывал меня, как будто я был последней выставочной моделью суперсервера фирмы IBM, потом выудил из-под кольчуги пергаментный свиток и углубился в его изучение.
– А почему вы не зарегистрированы, Русский Васин? – спросил он. – Уклонение от регистрации карается! Предупреждаю, что все, что вы скажете, будет использовано против вас!
– Отстань от парня, – прокряхтел Джем, садясь. – Это новичок. Первый день. Он ни в чем не виноват.
– Все в чем-нибудь виноваты, – сообщил бог порядка. – Скучно с вами. Даже трупа нет! Я не понимаю, зачем меня вообще вызвали?
– Это я вызвал, – сказал Ларе. – Правда, я надеялся, что сегодня не ваше дежурство… Впрочем, к делу. Я обвиняю бога чревоугодия Джема Красноносого в попытке отравления и в вооруженном нападении на посетителя. Оба преступления были направлены против меня. Вот орудие злоумышленника…
– О! – обрадовался Тор. – Молоток! У меня в коллекции такого нет. Вещественное доказательство конфискуется в интересах следствия!
– Я еще не закончил, – властно перебил его Ларе. – Обстоятельства преступления позволяют предположить, что им заинтересуется сам Верховный.
– Сразу к Верховному? Не положено! Порядок – прежде всего. Составим протокол, переночуете в участке, небольшой допросик с пристрастием…
– К сожалению, вынужден настаивать на своей просьбе. Вы помните основные положения разъяснительной записки центрального секретариата от двенадцатого года прошлого века?
– Разумеется, – неуверенно сказал Тор.
– В таком случае я жду, когда вы соблаговолите препроводить нас к Верховному, – торжествуя, заключил Ларе.
– Не знаю, не знаю… Кажется, вы просто пудрите мне мозги. Я должен подумать!
– Вы что же, собираетесь заняться этим прямо сейчас?! – испуганно вскричал Ларе.
– Ладно, – сказал Тор. – Верховный разберется. Встаньте рядом.
Ларе подошел и заботливо помог Джему подняться. Я поддержал бога чревоугодия с другого бока. Бог порядка сделал несколько смешных танцевальных па и защелкал пальцами…
Через секунду мы уже стояли в просторном светлом зале. Я не слишком удивился, так как ожидал чего-то подобного, но отдал должное местным средствам передвижения. Никакого Верховного в зале не было. Зато была потрясающе красивая женщина. Она стояла рядом с заваленным свитками столом и приветливо рассматривала нас зелеными глазами. На ней была такая легкомысленная ночнушка, что я испугался, не попали ли мы в чужую спальню.
– Елена, нельзя быть такой жестокой, – пропел Ларе, подлетая к ней и целуя ручку, – я не видел тебя целую вечность…
– То есть сто лет, – сказала она, брезгливо вытирая обслюнявленную ладонь одним из свитков. – Я надеялась, что выгляжу моложе. Что привело вас сюда, боги?
– Рутинные дела, прекраснейшая, – весело сказал неунывающий Ларе. – Сможет ли Верховный принять нас? И что ты делаешь сегодня ночью?
Красавица раздраженно вскинула голову. Глаза наши на мгновение встретились. Она что-то ответила. Потом снова раздался баритон Ларса. Потом заговорил кто-то еще. Смысла я не понимал…
Да и какая разница, о чем они говорили? Какая разница человеку, внезапно осознавшему, что вся его прошлая жизнь была лишь серой чередой бессмысленных поступков, которых он сейчас стыдился? Чем я занимался, при этом воображая себя человеком, мало того – мужчиной?!
Я ежедневно ел и спал, много пил и еще больше курил, ездил на дачу и за границу, соблазнял девушек и женился, учился играть на гитаре и в университете, откровенно халтурил и самозабвенно работал, дрессировал кошку и размышлял о смысле жизни, слушал Битлов и читал Чехова… Больше тридцати лет я бестолково пустил на ветер! Но теперь со всем этим кончено. Теперь у меня появилась настоящая, возвышенная, великая цель!
Отныне и навсегда, подобно верному псу, я буду ползать на брюхе у ног зеленоглазой красавицы! А-а! Я украду ее чулки и стану подглядывать за ней из кустов! О-о! Я стану убивать ее поклонников и буду ныть под ее окнами серенады! У-у! Я…
Тут, к счастью, мне под ребра вонзился острый локоть Джема. Я тяжело перевел дух и вышел из ступора.
– Опомнись, парень, – проворчал Джем. – Это всего лишь богиня любви. Их тут много.
– Он у вас что, невменяемый? – тем временем говорила красавица. – Это просто невежливо! Хорошо, я спрошу в пятый раз: кто вы такой?
– Простите, – пробормотал я, вытирая пот дрожащей рукой. – Простите, но я встретил вас, и все былое в отжившем сердце…
– Все ясно, можете не продолжать, – сказала красавица. – Поэт. Рада знакомству.
– В нашем полку прибыло, – сказал Ларе, ревниво посмотрев на меня. – Так что насчет аудиенции?
– Вас примут, но придется подождать, – кокетливо улыбнулась красавица. – Верховный с Учителем вызвали на ковер бога плодородия Гарика и сейчас воспитывают беднягу.
В одной из стен зала отворилась дверь, и оттуда, пошатываясь, вышел маленький чернокожий человек.
– Это еще вопрос, кто из нас дурак! – запальчиво крикнул он, после чего растаял в воздухе.
– Елена, – раздался тихий строгий голос, – запускай… И распорядись насчет обеда!
– Прошу вас, – сказала красавица, делая приглашающий жест в сторону двери.
Зал, в который мы вошли, был огромен. На потолке висели светящиеся золотые шары, многократно отражающиеся в зеркальных золотых же стенах. Я обалдел от такого обилия света и не сразу заметил двух стариков, завернутых в одинаковые белые простыни – по моде Древнего Рима и русских бань. Один из них как две капли воды походил на маньяка с картины в кабаке, только сейчас Верховный был спокоен и в глазах его не было безумия.
– Приветствую, – сказал он сухо. – Чем могу быть полезен?
– Привет, – довольно развязно сказал Ларе, – отличные новости. Джем подсунул мне какую-то отраву, а потом пытался забить молотком.
– Хорошо! – обрадовался Верховный.
– Неплохо, – согласился Ларе. – Но самое главное: новенький бог обвиняет Бьорна Нидкурляндского в непосредственном нарушении закона!
– Это чушь! – вскричал я. – Я никого ни в чем не обвиняю!
– Стыдно, юноша, – укоризненно покачал головой Верховный. – Поймите, никто не желает Бьорну зла. Напротив, единственная наша цель – помочь оступившемуся, уберечь его от дальнейших ошибок. Замечу, что лично мне бог виноделия глубоко симпатичен, и я намерен воспользоваться этим случаем ему во благо. Я бы с удовольствием поменялся с ним местами и отдохнул в Ямах, но дела, дела… Так какой закон нарушен?
– Закон сохранения…
– Учитель?
Второй белопростыночный старик пожал плечами:
– Сохранения?
– Закон природы, – сказал я. – Закон сохранения вещества.
– Извольте объясниться!
Я объяснился.
– Нет такого закона! – визгливо крикнул Учитель.
– Нет, не было и не будет, покуда я жив! – громовым басом поддержал его Верховный, вскакивая с трона и подбегая ко мне.
Я не трус. В своем кругу я известен как человек отчаянной храбрости. Меня и мой парашют дважды выбрасывали из летящего самолета где-то под Чеховом, а однажды я искупался в Чертановском пруду!!! Постоянные нападки начальства – от воспитательницы в детском саду до руководства фирмы, в которой работаю сейчас, – закалили мой характер. Но, как оказалось, к встрече с разъяренным Верховным я еще не был готов. С некоторым опозданием я вспомнил, что умирать лучше стоя…
– Да ведь он пытается подорвать основные устои общества! – удивленно воскликнул Учитель. – Да ведь он хуже брея, хотя и без рогов…
– Елена, бога порядка Россума ко мне! Встаньте, молодой человек, – приказал Верховный, успокаиваясь и переставая топать ногами. – У вас честное лицо. Не может быть, чтобы вы придумали это сами. Кто вас подучил?
– Лавуазье с Ломоносовым, – признался я, поднимаясь с колен.
– Я должен их допросить.
– И примерно наказать! – добавил Учитель.
– Они давно умерли, – буркнул я, отряхивая джинсы.
– Воскресим. Место захоронения известно? А, Россум, наконец-то, – раздраженно сказал Верховный внезапно материализовавшемуся рядом с ним человеку в сером плаще. – Сколько можно ждать!
– Виноват, – сказал Россум бесцветным голосом.
Кроме серого плаща на нем были серые сапоги и серая шляпа. Лицо его, подобранное в тон одежде, выдавало человека с безукоризненным вкусом.
– Виноват. Меня задержало чрезвычайное происшествие.
– Ну и денек! Что еще стряслось?
– Сегодня, около семи часов утра, с помощью приспособления, именуемого вратами, был совершен несанкционированный переход на Землю.
– Кто посмел?!
– Бог виноделия, именуемый Бьорном Толстым.
– Бреи и демоны! – вскричал Верховный. – А куда же смотрел дракон? Именуемый драконом?!
– Рядом с круглой поляной, на которой расположены врата, обнаружен источник слабоалкогольного напитка, именуемого пивом. Дракон мертвецки пьян. Отказывается отвечать на вопросы и дерется. Врата не охраняются.
– Час от часу не легче! Немедленно выставить охрану! Немедленно отправить ноту протеста Древнейшине драконов! Погоню за беглецом. Тоже немедленно!
– Временная охрана выставлена. Дипломатические отношения не в моей компетенции. Переход врат формально не запрещен.
– Да, конечно, – сказал Верховный устало. – С драконами я сам… А что касается Бьорна Толстого – он сейчас в очень уютном месте. Пусть там пока и побудет…
– Эдак мы до утра провозимся, – капризно заметил Учитель. – Давайте решать вопросы по одному, начиная с простейших. Предлагаю для начала разобраться с Джемом. Обедать давно пора!
– А чего с ним разбираться, – оживился Верховный. – Допрыгался. Лет пятнадцать строгих Черных Ям, я думаю… Мне, конечно, не хотелось бы его наказывать…
– Это что же выходит, получается, – заворчал трактирщик, – получается, нет справедливости?!
Эта оригинальная мысль сильно разрядила создавшуюся в зале нервную атмосферу. Боги радостно засмеялись, Верховный даже смахнул набежавшую от избытка веселья слезу.
– Считаю своим долгом заявить, – неожиданно заявил Тор Ефрей, – что вину подозреваемого, а равно и меру наказания может установить только суд.
– Идиот! – перестав смеяться, сказал Верховный.
– Вот пускай суд и решает, кто из нас идиот!
– Елена! – заорал Верховный. – Сколько раз можно просить – бога порядка Тора Ефрея ко мне не пускать!
– А я категорически отказываюсь выполнять это ваше распоряжение! – крикнула красавица, вбегая в зал. – Увольте! Я один раз уже была арестована за сопротивление должностному лицу! Я провела незабываемую ночь в полицейском участке!
– Так, понятно, – сказал Верховный. – Тор Ефрей, извольте ответить на следующие вопросы. Почему вы привели обвиняемого до проведения предварительного следствия? Где протоколы допросов? Где письменные показания свидетелей? Вы что, порядка не знаете?! Вы что, решили, что я должен выполнять за вас ваши обязанности?!
– Согласно основным положениям разъяснительной записки центрального секретариата! – четко отрапортовал Тор.
– Что такое центральный секретариат?
Тор вопросительно взглянул на Ларса.
– Гм, – сказал Ларе. – Я подумал, что вы заинтересуетесь таким делом. А этот формалист тащил нас в участок. Вот я и…
– Вы поступили совершенно правильно, – перебил Верховный. – Хвалю. Но это не мешает нам наказать болвана. Россум!
– Тор, – сказал серый Россум. – Приказываю незамедлительно отправиться в участок. Данной мне властью накладываю на вас взыскание – восемь дежурств вне очереди.
– Есть восемь дежурств вне очереди! – согласился Тор, защелкал пальцами, сделал несколько смешных танцевальных движений и исчез.
– Ларе, – сказал Россум, – расскажите, что там у вас вышло с трактирщиком.
– Ну, заскочил я утром в трактир. Пить очень хотелось. Сейчас, кстати, хочется еще больше. Вы позволите?
Ларе подошел к маленькому столику, на котором стоял прозрачный графин с чем-то красным и несколько стаканов. Он налил в один из них и поднес к губам. На наших глазах с жидкостью произошла удивительная метаморфоза. Она вспенилась и пожелтела, опять завоняло кислой тухлятиной.
– Ларе, – с отвращением глядя на стакан, сказал Россум. – Не надо этого натурализма. Просто расскажите словами.
Но Ларе не стал ничего рассказывать. Он поставил стакан и снова схватился за графин, намереваясь хлебнуть из горлышка.
– Ну вот, – сказал Россум, – я же вас просил. Испортили хорошее вино.
Ларе поставил графин, теперь тоже наполненный желтоватой мутной дрянью, рядом со стаканом и посмотрел на меня.
– Дайте-ка вашу флягу, дружище.
– А вот это видел? – сказал я, одной рукой пряча драгоценную флягу за спину, а другой показывая Ларсу дулю. – Никогда!
Ларе потащил из-за спины длинный прямой меч.
– Успокойтесь, – вмешался Верховный. – Юноша прав. Кто-то наложил на вас заклятие, вот и все. Ваше прикосновение теперь способно превратить самую изысканную амброзию в эту желтую плесневую мочу.
– Что за заклятие?
– Сейчас поглядим, – бодро сказал Учитель, подходя к столику.
Он выхватил из воздуха пипетку и начал что-то капать в стакан с испорченным вином, вслух отсчитывая капли.
– Одна, две… Ларе, спрячьте меч… Четыре… Лучше скажите, чем я, по-вашему, занимаюсь?
– Капаете одну дрянь в другую, – угрюмо сказал Ларе.
– Молодежь, молодежь, – укоризненно проворчал Учитель. – Семь… Не знать самого простого магического титрования… Одиннадцать…
На тринадцатой капле жидкость в стакане резко изменила цвет на ядовито-синий.
– Поздравляю, – сказал Учитель. – На вас наложено заклятие тринадцатой ступени.
– Что это значит?
– Ну, как бы вам объяснить, – сказал Учитель. – Заклятия вплоть до пятой ступени я могу снять без посторонней помощи. Объединившись с Верховным и задействовав других крупных специалистов, мы могли бы снять заклятие седьмой ступени. Тринадцатая ступень неизлечима даже Одним.
– А что я буду пить? – жалобно спросил Ларе.
– Вот это вы и будете пить. – Учитель протянул ему графин. – Смелее. Интересно посмотреть. Жидкость не ядовита и способна утолять жажду.
– Я должен немедленно кого-нибудь прикончить. – Ларе нехорошо оглядел присутствующих. – Добровольцы есть?
– Вы имеете официальное право сразиться с наложившим заклятие! – торопливо сказал попятившийся вместе со всеми Россум.
– Это уж непременно. Его имя?
Учитель взял из воздуха щепотку белого порошка и бросил ее в стакан. Повалили клубы дыма, через минуту они сложились в облако, весьма похожее на человеческую фигуру. Еще через минуту мы увидели улыбающегося призрачного Бьорна. Он весело подмигивал, размахивая огромной пивной кружкой.
– Вот кого я убью с особенным удовольствием! – Ларе решительно направился к выходу.
– Стойте! – остановила его красавица, потягиваясь с кошачьей грацией. – Что за кровожадность? Вы никого не убьете. Я поговорю с Бьорном. Он сегодня же снимет заклятие. Он просто пошутил.
– Пошутил?! – повернулся к ней Ларе. – Дура! Твой любимый Бьорн удрал от тебя на Землю!
– Я не понимаю… – смешалась красавица. – Как это – на Землю? Почему – от меня? Зачем?
– Как, как, – кривляясь, пискляво передразнил ее Ларе. – Через врата, споив дракона! Бросил тебя, вот как!
– Через врата? На Землю? Погодите, я не понимаю, о чем вы толкуете… Так он – от меня удрал?!
– Ну не от меня же! – крикнул Ларе, на мой взгляд, несколько нелогично.
– Он должен быть наказан! – объявила красавица, сверкнув глазами. – Меня еще никто не бросал!
– Он умрет, – пообещал бог войны, выходя из зала.
– Отлично, – сказала красавица, направляясь за ним. – Я иду с вами. И запомните: умирать он у нас будет медленно…
– Елена, остановись! – засуетился Верховный. – Я тебе запрещаю! Я тебе приказываю, наконец!
– Вот как? – Красавица остановилась на пороге и, уперев руки в бока, повернулась к нам: – Запрещаете и приказываете?
– Запрещаю, – неуверенно подтвердил Верховный. – Именем Одного…
– Жене своей запрещать будешь! – взорвалась красавица, заикаясь от злости. – Ты, старый похотливый козел! Ты думаешь, я не вижу, какими глазами ты на меня смотришь?! Заруби себе на своем дерьмовом носу, животное: Верховный – не значит незаменимый! Надо будет – заменим, дело нехитрое!
Дверь за разъяренной красавицей шумно захлопнулась.
– Не расстраивайтесь, старина, – сказал Учитель. – Брошенная богиня хуже раненого дракона, вы же знаете поговорку. Подумайте лучше, что эта парочка с Бьорном сделает…
– Спасибо, Учитель, – сказал Верховный, и скорбные морщины на его лице разгладились. – Вы знаете, чем утешить.
– Да что с вами сегодня? Не выспались? А если нашествие бреев или, тьфу-тьфу-тьфу, война с драконами?
– Простите, я что-то устал. Слишком много всего навалилось. Конечно, мы не можем разбрасываться богами, способными накладывать заклятия тринадцатой ступени. Россум, приказываю арестовать Бьорна Толстого и доставить его ко мне, в этот зал, живым.
– Слушаю. Разрешите выполнять?
– Нет, Россум. Вы мне понадобитесь здесь. Отправьте подчиненного посмышленей.
– Тора Ефрея.
– Шутите?
– Я никогда не шучу. Тор – прекрасный исполнитель. А моих подчиненных вы знаете не хуже меня!
– Хорошо, под вашу ответственность… Теперь с вами, юноша, – Верховный повернулся ко мне.
Некоторое время он рассматривал меня с каким-то нездоровым любопытством. Похолодев, я на всякий случай стал по стойке смирно и изобразил на лице почтительность.
– Коллеги, полюбуйтесь на него, – сказал Верховный. – Вы такого давно не видели. Смертный.
– Ну что ты будешь делать! – Учитель в расстроенных чувствах звонко похлопал себя по лысой макушке. – Пролез! А я, старый пень, и не заметил ничего!
– Я одного не могу понять: у нас что, где-то помазано веществом, именуемым медом?!
– Лезут и лезут, олухи! Небеса, чай, не резиновые!
– У вас, юноша, болезнь, именуемая манией величия! Вы что, богом себя вообразили?!
– Минуточку. – Верховный с достоинством поднял руку. – Попрошу тишины! Я думаю, смертный уже понял, что ему здесь не место.
– Я давно это понял, – сказал я. – Я домой хочу. У меня там кошка голодная и жена психует. И горячее пятно на обоях. Как бы квартира не сгорела!
– Похвально. Кстати, как вы сюда попали?
– Сам не понимаю, – сказал я. – Работал себе, никого не трогал…
– Характер работы?
– Блин… Как бы вам… Ладно, попробую. Я – ведущий разработчик компьютерных игр. Ну и вот, в одной из них я применил… как бы попроще?..
Присутствующие смотрели на меня, как на умалишенного.
– Блин! Да какая разница! – сказал я. – Все равно вы, похоже, ни слова не понимаете. Просто верните меня домой и не беспокойтесь: больше я к вам ни ногой. Клянусь!
– Откуда вы, юноша?
– Из Москвы.
– Пожалуйста, подробнее. Москва – это где?
– Где, где… – сказал я. – На Земле! Знать надо! Великая столица бывшей империи зла и Третий Рим! Десять миллионов жителей! Мегаполис!
– Нет, он все-таки придурок… – вздохнул Верховный. – Я начинаю уставать от его околесицы.
– Позвольте мне, – сказал Учитель. – Это даже любопытно. Итак, юноша, вы из Москвы. Москва… Это что? Город?
– Говорят, Москва – это большая деревня, – буркнул я.
– Ага, – покивал мне Учитель. – Большая деревня, понимаю. А железные птицы над ней не летают? Или железные стрекозы?
– Летают, – обрадовался я. – Еще как, бывает, летают, заразы! Не заснешь!
– Так. И еще один вопрос. Возможно, он покажется вам чересчур интимным. Заранее прошу прощения, но я ученый, и мне вы можете признаться смело. Скажите… А Земля – она какая? Круглая?
– Конечно круглая!
– Итак, я резюмирую, – сказал Учитель. – Игры. Контуперы…
– Компьютеры, – поправил я.
– А что, между ними есть разница?
– Не знаю…
– Не знаете – не перебивайте! Итак. Контуперы, империя зла, десять миллионов, железные птицы, круглая Земля и закон сохранения. Я ничего не перепутал?
– Вроде нет…
– Все ясно, – сказал Учитель Верховному, теряя ко мне всякий интерес. – Дикарь. Обожрался поганок галлюциногенных, ну и вознесся.
– Что же вы посоветуете?
– Верните его к контуперам, что еще с ним делать?
– Гм… Ну, если для опытов он вам не нужен…
– Нет, пожалуй, – сказал Учитель, брезгливо посмотрев на меня. – Слишком крупный экземпляр. Да и охламон какой-то. Как бы статистику не попортил…
– Будь по-вашему, – решил Верховный. В руках его, откуда ни возьмись, появился резной посох изумительной красоты, с набалдашником из красного сверкающего камня. – Чтобы больше я тебя не видел! – крикнул он, больно тыкнув меня в живот посохом. – Сгинь!
