В 2011 году временно безработный телеведущий Джейсон Сильва разместил в интернете странное короткое видео под названием «Адресовано тебе». Клип представлял собой двухминутную нарезку кадров научно-фантастической тематики, перемежаемых рассуждениями непосредственно на камеру Сильвы, одетого в джинсы и футболку. Он говорил об экзистенциальной философии, эволюционной космологии и измененных состояниях сознания, то есть на темы, которые обычно не встречаются в так называемых вирусных видео. В 2011 году самыми популярными хитами интернета были мультяшные коты и медоеды. Однако клип Сильвы задел публику за живое, набрав более полумиллиона просмотров менее чем за месяц. Позднее появилось еще несколько аналогичных видео. Между 2011 и 2015 годами Сильва разместил в сети более сотни различных клипов, собравших 70 миллионов просмотров. Его работы упоминались в NASA и Time. Литературный журнал Atlantic опубликовал длинную редакционную статью, объявив Сильву «…Тимоти Лири эпохи вирусных видео».

Вскоре канал National Geographic нанял его вести шоу Brain Games («Игры разума»), которое стало самой рейтинговой передачей канала и получило номинацию на «Эмми». Для самого Сильвы такое всеобщее внимание стало неожиданностью. «Когда я начинал снимать видео, то вовсе не стремился прославиться».

Сильва родился в Каракасе (Венесуэла) в 1982 году, и его юность пришлась на самый бурный период в истории страны. Хотя его семья принадлежала к среднему классу, его отец потерял все сбережения из-за падения экономики Венесуэлы в конце 1980-х годов, а когда мальчику было 12 лет, родители развелись. В 1992 году в стране произошла неудачная попытка государственного переворота, а в 2000 году — удачная. Преступность и коррупция зашкаливали. «Каждый член моей семьи побывал под прицелом, — вспоминает Сильва. — Мои мама, брат и даже бабушка. Моего отца похитили. Я был мишенью. Это было ужасно. Если мама не приходила домой к пяти часам вечера, мы начинали думать, что ее похитили. Или убили. Это был постоянный, угнетающий, непрерывный страх».

Этот страх превратил Сильву в затворника. Ко времени отрочества он с трудом находил силы выйти из дома. Он едва не стал параноиком: постоянно проверял, все ли двери закрыты, и при малейшем шуме думал, не забрался ли в дом вор. «Я был ребенком, — говорит Джейсон. — Считается, что это самое беззаботное время в жизни человека. Но мне приходилось постоянно бороться с безумными, невротическими мыслями, и это убивало меня».

В старших классах школы, стремясь сохранить здравый рассудок и участвовать в общественной жизни, Сильва начал организовывать небольшие собрания у себя дома. «Меня вдохновлял Бодлеров гашишный салон, — рассказывает он. — Поэтому каждую пятницу наша компания собиралась; кто-то пил вино, кто-то курил траву, но абсолютно все спорили на философские темы. И эти разговоры поглощали меня целиком. Я начинал говорить и исчезал. Полностью. Это было именно то, что я искал, — способ отключить мой невротичный мозг».

Сильва очень быстро обнаружил, что эти пятничные встречи определяют весь остаток недели, как будто в измененном сознании часы переписывают страшные годы его юности. Он испытал незнакомое ранее чувство уверенности. «Я всегда искал собственную нишу. Я никогда не был спортсменом, или лучшим учеником, или крутым парнем. Но эти состояния открыли часть меня, о существовании которой я не подозревал. Мне начало казаться, что я обладаю некой суперсилой». Именно это и обусловило появление видео. Чтобы удостовериться, что это не просто болтовня, Сильва попросил друзей записывать его монологи, произносимые в измененном состоянии. Их последующий просмотр его удивил. «Я был потрясен. Что я говорил! Потрясающие комбинации идей. Понятия не имею, откуда они брались. Это одновременно был я и не я». В результате видео привели в кинематографическую школу в Майами, где он сделал еще больше видео. Вскоре его усилия привлекли внимание. Просмотрев его работы и оценив поведение на экране, его пригласили в качестве ведущего в Current TV — телевизионную сеть бывшего вице-президента Альберта Гора. Но работа ему не подходила. «Current — отличный канал, — говорит Сильва, — но по большей части мне приходилось читать всякие истории о поп-культуре с телесуфлера. Страстные монологи не предполагались, поэтому в состояние потока входить не требовалось. Мои невротические страхи вернулись. Работая на Current, я понял, что не могу долго обходиться без этого состояния, поэтому ушел и начал снимать о нем видео».

Сильва стал своего рода послом экстаза. Поскольку условия жизни и особенности мозга сделали его внутреннюю реальность столь неудобной, он научился манипулировать собственным сознанием. Интуитивно стремясь повторить такие моменты, Сильва выработал удивительно эффективный способ выхода за пределы сознания в целях отдыха и вдохновения. В средней школе измененное состояние помогло ему вернуть себя, во взрослой жизни — построить карьеру. «В действительности, — утверждает он, — в измененном состоянии я обрел свободу. Сначала от себя самого, потом свободу самовыражения, а затем я увидел и свои истинные возможности. Думаю, я не один такой. Наверное, почти каждый успешный человек, которого я встречал, так или иначе нашел способ использовать эти состояния, чтобы подняться до небывалых высот».

Слова «так или иначе» — ключевые в этом высказывании. Притом что способы вхождения в эти состояния могут существенно отличаться, испытываемые ощущения в значительной мере схожи. «Буддийский монах, достигший состояния сатори, медитирующий в пещере, или физик-ядерщик, совершивший прорывное открытие в лаборатории, или жонглер факелами на фестивале Burning Man, — говорит Сильва, — имеют очень разный жизненный опыт, но в измененном состоянии испытывают похожие чувства. Именно совместно познаваемый опыт объединяет всех нас. Экстаз — это язык без слов, на котором все мы говорим».

Таким образом, поскольку биологические механизмы, поддерживающие некоторые измененные состояния, действуют удивительно слаженно, наши ощущения от пребывания в этих состояниях похожи. Реальное содержание может существенно отличаться в разных культурах: программист из Кремниевой долины может испытать прозрение в полночь и воспринять бегущие по монитору нули и единицы как послание от матрицы; молодая французская крестьянка может ощутить божественное вдохновение и услышать голос ангела; а индийский фермер — увидеть явление Ганеши где-нибудь посреди рисового поля. Но под этой своего рода оберткой, которую ученые называют «феноменологическим отчетом», находятся четыре характерные особенности: бессамость, вневременность, легкость и насыщенность, или сокращенно STER (Selflessness, Timelessness, Effortlessness and Richness).

Конечно, есть множество описаний измененных состояний, но мы выбрали именно эти четыре по определенной причине. В ходе обзора литературы мы выяснили, что почти каждый предыдущий анализ такого опыта отягощен контекстом. Например, чтобы определить роль медитации при переходе в измененное состояние, сначала следует разобраться с религиозными интерпретациями его смысла. Посмотрите на научные критерии «потока» и обязательно найдете эмпирические триггеры перехода наряду с описанием гаммы чувств, испытываемых при этом человеком. То же касается многих шкал оценки психоделических состояний, нередко построенных исходя из предположения, что и в будущем субъекты испытают те же ощущения, что и в первоначальных экспериментах (от природного мистицизма до пренатальной памяти и единения с космосом).

Однако четыре вышеперечисленные категории по содержанию нейтральны и представляют собой строго феноменологическое описание (как мы себя чувствуем в таких состояниях), основанное на общей нейробиологии, что позволяет избавиться от предубеждений относительно таких состояний. Хотя в этой области еще предстоит огромная работа, мы уже представили свою модель исследователям из Гарвардского, Стэнфордского, Йельского и Оксфордского университетов, и они нашли ее полезной. Модель носит одновременно экспериментальный и эмпирический характер, и мы надеемся, что она упростит непрекращающуюся дискуссию об измененных состояниях, сделав ее более целостной. (Если вы хотите помочь в продвижении этих исследований, заходите на сайт ).

Несмотря на все разговоры об искусственном интеллекте и суперкомпьютерах, человеческий мозг остается самым сложным устройством на планете, центральное звено которого — префронтальная кора — наиболее замысловатая часть нашего нейронного аппарата. Относительно недавняя эволюционная адаптация обусловила повышенную степень самосознания, способность откладывать удовольствие, планировать на перспективу, делать выводы на основе сложных логических построений и задумываться о процессе мышления. Этот скачок мышления способствовал нашему перерождению из медленных, слабых, безволосых обезьян в вооруженных техникой высокоразвитых хищников, превратив нашу звериную, отвратительную короткую жизнь в нечто определенно более цивилизованное.

Все это далось нелегко. Никто пока не изобрел «выключатель» потенциального самосознания, сделавшего все это возможным. «Самосознание не безусловное благословение, — пишет профессор психологии и нейробиологии Университета Дьюка Марк Лири в своей весьма точно озаглавленной книге The Curse of the Self («Проклятие собственного я»). — Оно [самосознание] единолично отвечает за многие, если не большинство проблем, с которыми мы сталкиваемся как биологический вид и как индивидуумы… а также вызывает большую часть страданий, таких как депрессия, тревожность, гнев, ревность и прочие негативные эмоции». Вспомним о целых отраслях с многомиллиардным оборотом, составляющих экономику измененных состояний, для чего они созданы? Отключить самосознание. Чтобы дать нам несколько мгновений отдыха от голосов, непрерывно звучащих в нашем уме. Поэтому при переходе в измененное состояние, открывающее нам доступ к чему-то большему, мы сначала испытываем чувство потери чего-то внутри нас. А если точнее, потери того внутреннего критика, с которым мы все рождаемся, нашего внутреннего Вуди Аллена, вечного ворчуна и пораженца, непрестанно бубнящего в наших головах. Ты слишком толстый. Слишком худой. Слишком умный для этой работы. Слишком трусливый, чтобы что-то предпринять. Бесконечный барабанный бой в ушах.

Когда-то Сильва тоже произносил такие монологи, пока не наткнулся на интересный факт: измененное состояние способно заглушить внутренний голос. Оно действует как выключатель. В таком состоянии мы не находимся в плену у невротичного «я», потому что префронтальная кора, отвечающая за самость, выводится из игры. Ученые называют это выключение «переходной гипофронтальностью». Переходная значит временная. Гипо — антоним гипер, что означает «меньше, чем нормальная». А понятие фронтальности связано с префронтальной корой мозга, той его частью, которая генерирует наше «я». В период переходной гипофронтальности значительная часть префронтальной коры выключается, а вместе с ней и наш внутренний критик. Вуди на время умолкает. Избавившись от его постоянных придирок, мы испытываем чувство полного умиротворения. «Без внутреннего голоса, пробуждающего негативные эмоции, — продолжает Лири, — мы освобождаемся от напряженности и в результате нередко открываем новую, более совершенную версию себя. «Для меня, — говорит Сильва, — все просто. Если бы я не научился выключать свое “я”, то вернулся бы к состоянию, преследовавшему меня в Венесуэле. Слишком напуган, чтобы чего-то добиться. Но как только голос в моей голове исчезает, я возвращаюсь к себе истинному».

Преимущества бессамости выходят за рамки заглушения внутреннего голоса. Освободившись от ограничений своей идентичности, мы получаем возможность посмотреть на жизнь и старые истории свежим взглядом. Придет утро понедельника, и мы опять наденем униформу наших повседневных ролей — родителей, супругов, боссов и подчиненных, соседей, — но будем знать, что это всего лишь костюм с застежкой-молнией.

Профессор Гарвардского университета психолог Роберт Киган называет «расстегивание этой униформы» субъектно-объектным сдвигом и утверждает, что это самый важный шаг, который мы можем сделать для ускорения личностного роста. По мнению Кигана, наша субъективная самость — это то, кем мы себя считаем, а «объекты» — это вещи, которые мы можем видеть, называть и обсуждать с некоторой объективно обусловленной отстраненностью. И если нам удается дистанцироваться от собственной идентичности на объективно обусловленное расстояние, мы начинаем гибко реагировать на жизнь и ее проблемы.

Со временем Сильва заметил именно эту особенность: «Всегда, когда я выхожу за пределы своего сознания, мой кругозор расширяется. И каждый раз, когда я возвращаюсь обратно, мой мир становился чуть шире, а я сам — чуть спокойнее. За годы это реально изменило ситуацию». Такую точку зрения разделяет Роберт Киган. В книге In Over Our Heads («То, что нам не по зубам») он пишет: «Вы начинаете… построение мира, более терпимого к противоречиям и альтернативности. Это позволяет культивировать множественные системы мышления… Это означает, что самость в большей мере связана с переходом из одной формы сознания в другую, чем с защитой и идентификацией какой-либо одной формы».

Выходя за пределы собственной личности, мы обретаем перспективу. Мы объективно осознаем существование униформы, а не субъективно сливаемся с ней. Мы понимаем, что ее можно снять, заменить изношенные или не подходящие по размеру части и даже пошить новую. Это и есть парадокс бессамости — периодически теряя самосознание, мы получаем больше шансов найти себя.

Поисковый запрос в Google на слово время выдает более 11,5 миллиарда результатов. Для сравнения: казалось бы, гораздо более насущные темы вроде секса и денег дают 2,75 и 2 миллиарда результатов соответственно. Время и способы его проведения для нас впятеро важнее, чем любовь и способы делать деньги. Для подобной одержимости есть убедительное объяснение. Согласно опросу Института Гэллапа в 2015 году, 48 процентов работающих взрослых живут в постоянной спешке, а 52 процента сообщают о хроническом стрессе на этой почве. Боссы, коллеги, дети и супруги ожидают от нас немедленного ответа на электронные письма и СМС. Мы постоянно находимся на электронном «поводке», даже в постели или в отпуске. Американцы теперь работают дольше с менее продолжительными отпусками, чем граждане любой промышленно развитой страны мира.

Этот феномен известен как «дефицит времени» и имеет серьезные последствия. «Манипулируя временем, мы берем кредит у будущего, — говорит профессор экономики Гарвардского университета Сендил Муллайнатан в интервью New York Times, — и завтра у нас будет меньше времени, чем сегодня… Это очень дорогой кредит».

Нетипичные состояния сознания позволяют отвлечься от растущих процентов по кредиту, и люди достигают этого так же, как заглушают внутренних критиков. Чувство времени не локализовано в мозге. Оно отличается от зрения, за которое полностью отвечают затылочные доли мозга. Напротив, время — это распределенное восприятие, рассеянное по всему мозгу, а точнее, по всей префронтальной коре. В состоянии переходной гипофронтальности, когда префронтальная кора отключается, мы теряем чувство времени.

Без возможности отделить прошлое от настоящего и будущего мы погружаемся в своего рода пролонгированное настоящее, которое ученые называют «глубокое сейчас». Энергия, обычно расходуемая на контроль времени, перераспределяется на сосредоточенность и внимание. Мы воспринимаем больший объем данных в секунду и быстрее их обрабатываем, в результате складывается впечатление, что текущий момент длится дольше — именно поэтому «сейчас» в измененном состоянии удлиняется.

Когда внимание сосредоточено на настоящем, мы перестаем сканировать прошлое на предмет болезненных переживаний, повторения которых хотим избежать. Мы перестаем мечтать о завтра, которое должно быть лучше, чем сегодня. При отключенной префронтальной коре мы не можем этого делать. Мы теряем доступ к наиболее сложной и невротичной части мозга, при этом самая примитивная и реактивная его часть — мозжечковая миндалина, ответственная за реакцию «бей или беги», — тоже отключается.

В своей книге The Time Paradox^, профессор психологии из Стэнфордского университета Филип Зимбардо, один из ведущих специалистов в области восприятия времени, описывает это следующим образом: «Если вы полностью воспринимаете окружающую действительность и себя в ней, [это] увеличивает промежуток времени, в течение которого вы плывете, держа голову над водой, и можете различать как потенциальные угрозы, так и удовольствия… Вы осознаете свое положение и направление движения и можете корректировать свой путь».

Согласно недавно опубликованным в журнале Psychological Science результатам исследования, проведенного коллегами Зимбардо по Стэнфордскому университету Дженнифер Аакер и Мелани Рудд, опыт вневременности настолько силен, что может формировать поведение человека. В ряде экспериментов респонденты, имевшие даже короткий опыт пребывания в состоянии вневременности, «ощущали, что в их распоряжении больше времени, были более терпеливы, активнее проявляли готовность добровольно помогать другим, ценили опыт и знания выше материальных ценностей и испытывали гораздо большее удовлетворение жизнью».

Замедляя темп жизни, мы обнаруживаем, что настоящее — единственная линия времени, позволяющая получить достоверные данные в любом случае. Наши воспоминания неустойчивы и постоянно подвергаются ревизии — как альбом с фотографиями медового месяца, перечеркнутый горьким разводом. «Искажения [п]амяти типичны и широко распространены, причем непохоже, чтобы кому-нибудь удалось их избежать», — утверждает когнитивный психолог Элизабет Лофтус. Прошлое — не столько заархивированная библиотека произошедших событий, сколько их постоянно обновляемый комментарий в режиме реального времени. Прогнозы ненамного лучше. Когда мы пытаемся предсказать, что ждет нас за углом, то редко добиваемся успеха. Мы склонны считать, что ближайшее будущее будет похоже на недавнее прошлое. Именно поэтому такие события, как падение Берлинской стены и финансовый кризис 2008 года, застают большинство аналитиков врасплох. То, что кажется неизбежным при взгляде назад, часто ускользает при взгляде вперед.

Если для измененного состояния характерно вневременное восприятие, то мы оказываемся в вечном настоящем с беспрепятственным доступом к достоверной информации. Мы чувствуем себя уверенно. «Я заметил еще одну интересную вещь, — говорит Сильва, — когда начинаешь растекаться мыслью по древу и идеи приходят одна за другой, не остается места ни для чего другого. Особенно для времени. Люди, посмотревшие мои видео, часто спрашивают, как мне удается связывать идеи таким нестандартным образом. Причина проста: если отвлечься от времени, то его хватит на все».

Сегодня мы тонем в потоке информации, но страдаем от недостатка мотивации. Несмотря на расцвет рынка идей по части самосовершенствования, забрасывающего нас всевозможными советами и секретами, как сделать жизнь лучше, здоровее и богаче, на практике все оказывается гораздо сложнее. Например, каждый третий американец страдает от лишнего веса или ожирения, несмотря на то что здоровая и недорогая пища сегодня доступна, как никогда раньше. Восемь из десяти американцев не испытывают интереса к работе, несмотря на бурную деятельность отделов персонала по составлению планов материального стимулирования, проведению выездных мероприятий и «свободных пятниц». Крупные фитнес-клубы продают на 400 процентов больше членских билетов, чем позволяет пропускная способность спортзалов, поскольку прекрасно знают, что в лучшем случае только один из десяти клиентов будет ходить в клуб регулярно, если не считать первых двух недель января и непродолжительного всплеска активности в начале весны. Гарвардская медицинская школа в ходе исследования пациентов, страдающих связанными с образом жизни болезнями, которые могут их убить, если они его не изменят (диабет второго типа, курение, атеросклероз и тому подобные), выявила, что 87 процентов респондентов ничего не собираются менять. Выходит, мы готовы скорее умереть, чем измениться. Но так же как бессамость в измененном состоянии позволяет заглушить внутреннего критика, а вневременность — сделать паузу в бурной повседневной жизни, чувство легкости способно вывести нас за пределы обычной мотивации.

Постепенно мы понимаем, откуда появляется эта дополнительная мотивация. В состоянии потока, как и в большинстве изученных измененных состояний, шесть мощных нейротрансмиттеров — норэпинефрин, дофамин, эндорфин, серотонин, анандамид и окситоцин — поступают в кровь в разной последовательности и концентрации. Все они — источники удовольствия. Фактически это шесть приносящих наибольшее удовольствие химических веществ, которые вырабатывает мозг. И измененное состояние — единственный способ получить к ним доступ одновременно. Это и есть биологическое обоснование феномена легкости: «Я это сделал, и ощущения были потрясающими; я хотел бы испытать их снова, и чем скорее, тем лучше».

Когда психолог Михай Чиксентмихайи проводил первые исследования в области теории потока, респонденты отмечали, что это состояние вызывает привыкание, и заявляли о готовности идти на любые жертвы, чтобы испытать его еще раз. В книге «Поток. Психология оптимального переживания» он писал: «Этот опыт трансформирует жизненный путь. Отчуждение уступает место вовлеченности, скуку сменяет радость, беспомощность превращается в ощущение собственной силы… Когда опыт уже сам по себе награда, жизнь становится оправданной». Таким образом, если какое-то занятие приводит к выбросу этих нейрохимических веществ, оно устраняет потребность в персональном консультанте или списках дел.

Нас привлекает внутренне поощряющая природа этого опыта. «Столько людей находили этот опыт прекрасным, — писал психолог Абрахам Маслоу в книге Religion, Values and Peak Experiences, — что он оправдывает не только себя, но и жизнь в целом». Это объясняет, почему Сильва «не мог жить без погружений в измененное состояние» и оставил прекрасную работу на Current TV ради туманных перспектив создания видео. Именно поэтому авантюристы и спортсмены привычно рискуют жизнью и конечностями ради спорта и приключений, а отшельники-аскеты отказываются от благ цивилизации ради шанса хотя бы мельком увидеть Бога. «В культуре, где господствует культ денег, силы, престижа и удовольствия, — писал Чиксентмихайи в книге Beyond Boredom and Anxiety («По ту сторону скуки и тревоги»), — особенно удивительно встречать людей, готовых пожертвовать всеми своими целями без, казалось бы, видимых причин. Понимание, почему они идут на это ради эфемерного опыта приносящих удовольствие ощущений, поможет нам сделать повседневную жизнь более осмысленной».

Однако рисковать или отказываться от материальных благ, чтобы испытать это состояние, вовсе не обязательно. Оно присутствует везде, где есть люди, глубоко преданные идее достижения грандиозной цели. Когда Джон Хейгел, соучредитель консалтингового подразделения Center for the Edge компании Deloitte, провел глобальное исследование наиболее инновационных и высокоэффективных бизнес-команд мира (то есть самых мотивированных команд на планете), он обнаружил, что «люди и организации, быстрее и эффективнее других идущие вперед, всегда находятся в состоянии эмоционального потока».

Способность создавать мотивацию приводит к самым разнообразным последствиям. Во всех отраслях, от образования до здравоохранения и бизнеса, отсутствие мотивации ежегодно обходится нам в триллионы долларов. Мы всё отлично знаем, но это не слишком отражается на эффективности нашей работы, однако потенциал для ее повышения есть. Легкость опровергает протестантскую деловую этику «страдай сейчас, воздаяние будет позже», замещая ее более мощным и приятным мотивом.

Последняя характеристика экстаза — насыщенность — отражает яркую, сложную, таящую много секретов природу измененных состояний. В своем первом видео «Адресовано тебе» Сильва объясняет: «Это творческое вдохновение, или божественное безумие, или своеобразная подключенность к чему-то большему, чем мы сами, вселяет в нас уверенность, что мы понимаем поток разума, струящийся сквозь Вселенную».

Греки называли это внезапное прозрение anamnesis, буквально «забвение забвения». Мощное чувство дежавю. Психолог XIX века Уильям Джеймс, столкнувшийся с этим феноменом в ходе экспериментов с закисью азота и мескалином, проводимых в Гарвардском университете, отмечал, что «…внезапное чувство, будто мы были здесь, именно в этом месте, раньше, когда-то давно… и говорили то же, что и сейчас, иногда захлестывает нас». И это чувство пробуждения перед лицом некоей невыразимой истины, все это время дремавшей глубоко в нас, кажется чем-то исключительно важным.

В измененных состояниях получаемая нами информация настолько необыкновенна и значительна, что кажется, будто ее поток исходит из источника вне нас. Но разобравшись с тем, что происходит в мозге, вы начинаете понимать, что то, что кажется сверхъестественным, на самом деле абсолютно естественно — за пределами обычного опыта, конечно, но отнюдь не за пределами наших возможностей.

Нередко экстатический опыт начинается с выработки мозгом норэпинефрина и дофамина. Эти нейрохимические вещества ускоряют сердцебиение, повышают умственную концентрацию, собранность и внимательность. Мы замечаем больше деталей происходящего вокруг, поэтому ранее игнорируемая информация обращает на себя внимание. Помимо умственной концентрации эти химические вещества расширяют возможности мозга по распознаванию образов, помогая находить новые взаимосвязи в потоке поступающей информации.

По мере того как происходят эти изменения, мозговые волны замедляются с возбужденного бета- до более спокойного альфа-ритма, погружая нас в состояние полуденной дремы — расслабленности и одновременно настороженности, способности переходить от идеи к идее без особого внутреннего сопротивления. Затем префронтальная кора начинает отключаться. Мы проходим через бессамость, вневременность и легкость, характерные для переходной гипофронтальности. В результате голос внутреннего критика «это я уже знаю, пошли дальше» постепенно замолкает и мы больше не отвлекаемся на прошлое и будущее. Все эти изменения устраняют фильтры, обычно применяемые нами к входящей информации, открывая доступ к новым перспективам и неожиданным сочетаниям многообещающих идей. При все более глубоком погружении в экстаз мозг выделяет эндорфины и анандамид. Их сочетание снимает боль, избавляя нас от физических страданий, что позволяет уделять еще больше внимания происходящему вокруг. Анандамид выполняет еще одну важную роль — стимулирует «латеральное мышление», то есть способность устанавливать взаимосвязь между вроде бы далекими друг от друга идеями. Стикер, слинки, пластилин, суперклей и целый ряд других замечательных изобретений — результат латерального мышления. Их изобретатели делали шаг в сторону и применяли давно известный инструмент совершенно по-новому. Отчасти это следствие действия анандамида.

Если погрузиться в это состояние еще глубже, мозговые волны снова изменят ритм, приводя нас в квазигипнотическое состояние, вызываемое тета-ритмом. Обычно мозг работает в этом ритме в фазе быстрого сна, не только позволяя расслабиться, но и обостряя интуицию. В завершение мы переживаем выброс серотонина и окситоцина, вызывающих чувство умиротворения, благополучия, доверия, коммуникабельности, по мере того как мы начинаем обобщать вновь открывшуюся информацию.

Вновь открывшаяся — правильное определение. Сознание способно одновременно обработать лишь 120 бит информации. Это немного. Выслушивание собеседника во время диалога поглощает около 60 бит. Все. Мы достигли порога своего восприятия. Но если вспомнить о том, что подсознание обрабатывает миллиарды битов одновременно, нам не понадобится искать заслуживающий доверия источник информации вне нас. Ведь нам и так доступны терабайты данных, мы просто не можем их извлечь в обычном состоянии.

«Умвельт» (umwelt) — технический термин для обозначения блока информации, который мы обычно можем уловить. Это реальность, которую наши органы чувств способны воспринять. Блоки информации неодинаковы. Собаки слышат свист, недоступный человеческому слуху; акулы воспринимают электромагнитные импульсы; пчелы видят ультрафиолетовый свет, а мы ничего этого не замечаем. Это тот же физический мир, те же биты и байты информации, все дело в ее обработке и разнице восприятия. Но последовательность нейробиологических изменений в мозге, происходящая после перехода в измененное состояние, позволяет нам воспринимать и обрабатывать более интенсивный поток входящей информации с большей точностью. Мы получаем доступ к большему объему данных, у нас обостряется восприятие и усиливается связь с миром. Это дает нам возможность рассматривать экстаз как информационную технологию. Большие данные для нашего мозга.

Теперь, рассмотрев биологию и феноменологию STER, переключимся на другие вопросы. Хотя измененные состояния заставляют нас чувствовать себя лучше, могут ли они заставить нас мыслить лучше? Способны ли эти краткосрочные пики помочь в решении реальных проблем?

В 2013 году нас пригласили поучаствовать в Red Bull Hacking Creativity — совместном творческом проекте ученых из медиалаборатории Массачусетского технологического института, участников группы TED Fellows и производителя известного энергетического напитка. Проект был основан операционным директором Red Bull доктором Энди Уолшем (также членом наблюдательного совета проекта Flow Genome) и включал крупнейший метаанализ когда-либо проводившихся исследований в области креативности: было изучено около 30 тысяч статей и интервью с сотнями экспертов во всевозможных областях — от брейк-дансеров и циркачей до поэтов и рок-звезд. «Это была нереальная цель, — объясняет Уолш, — но я понял, что если мы постигнем такую сложную вещь, как природа креативности, то сможем разгадать практически любую загадку».

В конце 2016 года, когда начальный этап исследований был завершен, ученые сделали два взаимосвязанных вывода. Во-первых, креативность имеет большое значение при решении сложных проблем, с которыми мы часто сталкиваемся в нашем быстро развивающемся мире. Во-вторых, ей нельзя научиться, чему существует простое объяснение: мы пытались тренировать навык, а следовало — состояние разума.

Традиционная логика довольно хорошо работает при решении отдельных проблем с однозначными ответами. Но острые проблемы современности требуют более креативного подхода. Для них нет четкого однозначного решения, идет ли речь о таких серьезных вопросах, как война или бедность, или таких банальных, как дорожное движение или тенденции. Можно выделить деньги, людей и время на их решение и устранить один симптом, но при этом неизбежно возникнут новые проблемы: например, финансовая помощь странам третьего мира наряду с облегчением их положения провоцирует коррупцию; добавление дополнительных полос на автостраде повышает интенсивность движения и, соответственно, количество пробок; борьба за безопасный мир порой приводит к обратному результату. Решение сложных проблем требует более тонкого подхода, чем прямая атака на отдельные симптомы. Декан Школы менеджмента Ротмана при Университете Торонто Роджер Мартин провел длительное исследование выдающихся лидеров — от тогдашнего CEO компании Procter & Gamble Алана Лафли до хореографа Марты Грэм — и установил, что их способность находить верные решения основывалась на умении извлекать из взаимоисключающих, на первый взгляд, вариантов новые идеи.

«Умение конструктивно подходить к напряженности, возникающей при столкновении противоположных идей, — единственный способ справиться с комплексными сложными проблемами», — пишет Мартин в книге The Opposable Mind.

Но выработать «мышление в стиле “и”» по Мартину непросто. Вам придется отказаться от проталкивания единственно верной, то есть своей, точки зрения. Если вы хотите выработать в себе креативность и способность решать проблемы, то обычная логика нормального сознания «или/или» здесь не подойдет. Ученые нашли более подходящие инструменты — расширенные возможности обработки информации и перспективы, открывающиеся в измененном состоянии, причем они дают результат гораздо быстрее, чем традиционные методы. Возьмем, к примеру, медитацию. Исследования буддийских монахов 1990-х годов показали, что длительная практика созерцания производит мозговые волны в гамма-диапазоне. Гамма-волны необычны по своей природе. Они возникают преимущественно во время «связывания», когда новые идеи приходят в комплексе, прокладывая новые нейронные пути в мозге. Мы имеем дело со связыванием в форме инсайта, моментом «Эврика!», признаком внезапного озарения. Это означает, что медитация может помочь в решении сложных проблем, но, поскольку монахам понадобилось более 34 тысяч часов (примерно 30 лет) на развитие навыка, это серьезно ограничивает ее использование.

Поэтому исследователи начали анализировать влияние краткосрочной медитации на умственную деятельность. Их интересовало, можно ли убрать некоторые аспекты монашеской практики медитации и при этом получить аналогичные результаты. Оказалось, можно. Первые же исследования показали, что восьминедельная практика медитации существенно улучшает умственную концентрацию и когнитивные способности. Позднее этот срок сократился до пяти недель.

Затем в 2009 году психологи из университета Северной Каролины установили, что даже четыре дня медитативной практики улучшают память, концентрацию внимания, креативность и когнитивную гибкость. «Проще говоря, глобальные улучшения, обнаруженные уже через четыре дня медитации, нас изумили… [Они] вполне сравнимы с результатами, зафиксированными по итогам гораздо более продолжительной подготовки», — объяснил ведущий исследователь Фадель Зейдан в интервью изданию Science Daily. Вместо того чтобы сидеть ночи напролет, взбадривая себя кофе в ожидании «эврики», или десятилетиями ждать посвящения в монахи, мы теперь знаем, что даже несколько дней медитации существенно повышают шансы на озарение.

В области исследований потока наблюдается то же самое: нахождение «в зоне» резко стимулирует креативность. В недавнем исследовании Сиднейского университета ученые прибегли к транскраниальной магнитной стимуляции, то есть использовали слабые магнитные импульсы для выключения префронтальной коры и генерации состояния потока длительностью 20–40 минут. Затем респондентам предложили классический тест «девяти точек»: за 10 минут соединить девять точек четырьмя линиями, не отрывая карандаша от бумаги. В обычных условиях это удается менее 5 процентам людей. В контрольной группе этого не сделал никто. В группе, погруженной в состояние потока, 40 процентов соединили точки в рекордно короткое время — в восемь раз быстрее нормы.

И это не единичный случай. Когда нейробиологи из DARPA и Advanced Brain Monitoring применили другой подход — обратную нейронную связь — для погружения в состояние потока, они обнаружили, что солдаты решают комплексные проблемы и вырабатывают новые навыки на 490 процентов быстрее нормы. Именно поэтому, когда международная консалтинговая компания McKinsey провела глобальное десятилетнее исследование компаний, выяснилось, что топ-менеджеры, которых привлекают к решению «острых проблем», достигают в состоянии потока 500-процентного роста продуктивности.

Аналогичные результаты получены и в ходе психоделических исследований. Несколько десятилетий назад Джеймс Фадиман, ученый из Международного фонда перспективных исследований в Менло-Парк, собрал 27 респондентов — главным образом инженеров, архитекторов и математиков из Стэнфордского университета и компании Hewlett-Packard — по одному критерию: в течение нескольких месяцев каждый из них ломал голову (безуспешно) над сложной технической проблемой.

Испытуемых разделили на группы по четыре человека и с каждой группой провели по два сеанса лечения. Одним дали 50 микрограмм ЛСД, другим — 100 миллиграмм мескалина. Обе микродозы намного ниже уровня, необходимого для достижения психоделического эффекта. Затем участники эксперимента прошли тестирование для измерения девяти показателей улучшения когнитивных способностей (от повышения концентрации внимания до способности интуитивно угадывать правильное решение) и потратили четыре часа на решение своей технической проблемы. Хотя все они испытали резкий всплеск креативности — некоторые даже на 200 процентов, — наибольшее внимание привлекли внезапно возникшие прорывные идеи: проект линейного электронного ускорителя, изменяющего направление пучка; математическая теорема логического вентиля «или — не»; новая конструкция вибрационного микротома; космический зонд, предназначенный для изучения параметров Солнца; новая концептуальная модель фотона.

Ни одно из этих практических технических достижений у большинства людей не ассоциируется с самосозерцательным миром психоделиков. Однако аналогичные результаты дало и недавнее исследование применения микродоз психоделиков квалифицированными профессионалами. Большинство из более четырехсот респондентов из десятков областей знаний, по словам Фадимана, заявляют об «…усилении способности к распознаванию образов [и] одновременному охвату вниманием большего числа аспектов подлежащей решению проблемы». Учитывая эти результаты, психоделики постепенно превращаются из способа развлечься и убежать от реальности в инструмент улучшения возможностей мозга.

«Взгляды на них начали меняться четыре или пять лет назад, — говорит автор книг и венчурный инвестор Тим Феррис. — Когда Стив Джобс и другие успешные люди стали рекомендовать применение психоделиков для стимулирования творческих и интеллектуальных способностей, общественность постепенно начала менять отношение к ним».

Как Феррис объяснил CNN, не только основатель Apple приложил к этому руку. «Почти все без исключения миллиардеры, которых я знаю, регулярно принимают галлюциногены. Все это нестандартно мыслящие люди, стремящиеся разрушить традиционные устои. Они иначе подходят к мировым проблемам и стараются задавать совершенно новые вопросы».

У трудноразрешимых проблем нет легких решений — перед ними пасует рациональная бинарная логика, а обычные инструменты не срабатывают. Но информационное изобилие измененного состояния позволяет гораздо шире взглянуть на вещи и найти взаимосвязи там, где их раньше никто не видел. Не имеет значения, какой метод для его достижения используется — практика самосознания, механическая стимуляция или фармакологические методы, — в любом случае конечный результат вполне удовлетворителен. Только подумайте о выигрышах: 200-процентный рост креативности, 490-процентный рост обучаемости, 500-процентный рост продуктивности труда.

Креативность, обучаемость и продуктивность — ценные качества, и их развитие крайне важно. Если бы речь шла о данных, полученных несколькими лабораториями, их было бы проще опровергнуть. Но это результат 70 лет исследований, проводившихся сотнями ученых с привлечением тысяч респондентов. И они утверждают, что, когда дело касается решения острых проблем, экстаз может стать тем «сложным решением», которое мы ищем.