Следующие два дня Андрей отдыхал. Пока Лиза была на работе, он читал дневник ее отца и размышлял над странным текстом, полученным после расшифровки. А по вечерам они с Лизой просто болтали или смотрели фильмы на ноутбуке. В целом вели себя так, словно ничего странного в их жизни не происходило. И хотя Андрей то и дело возвращался к мрачным мыслям, особенно в те часы, когда Лизы не было рядом, но стоило ей вернуться с работы, как от тревоги не оставалось и следа. Девушка и вправду обладала какой-то невероятной способностью дарить покой и хотя бы на время заставляла забывать о плохом.

Андрей предупредил Семена, что поживет несколько дней у подруги. Позвонил на работу и попросил еще время на отдых. Лев Дмитриевич снова как-то слишком легко согласился. При этом голос его в этот момент был слишком уж бодрым и жизнерадостным. Андрей даже заподозрил, не решил ли директор его втихаря уволить, но на него это было совсем не похоже.

Страх вновь провалиться куда-то отступил либо же притупился. И, как ни странно, за два дня не было ни единой предпосылки к провалам.

Андрей воспользовался наступившим покоем, чтобы отдохнуть. К слову, ушибленное плечо и, главное, ребра уже почти не беспокоили, лишь изредка напоминая легкими уколами боли. Тело заживало быстро, даже слишком быстро, будто все, что требовалось для исцеления, – это пара дней рядом с Лизой.

Андрей не выходил из квартиры, не считая единственного раза, когда он решил прогуляться за сигаретами, однако до магазина так и не дошел. Едва он вышел за порог, как почувствовал недомогание, а к моменту, когда спустился и оказался на улице, уже с трудом дышал. В глазах плыло, и грязный дворик в сером дневном свете превратился в сплошное месиво из разноцветных пятен, сердце тяжело бухало, с трудом перекачивая кровь. Его охватил необъяснимый приступ паники, и он тут же поспешил назад, в свое логово. В квартире он быстро пришел в себя, а уже через несколько минут не мог понять причины столь странного ухудшения самочувствия. То ли атмосфера квартиры успокаивала его, то ли страх снова оказаться по ту сторону за последние дни стал сильнее, навсегда переменив что-то в голове… Ответа у него не было. Однако новых попыток покинуть квартиру он уже не предпринимал.

Андрея немного коробило, что он жил у Лизы на птичьих правах. Денег у него почти не осталось, последние сбережения он перевел на карту Семену, чтобы тот оплатил аренду квартиры. Но это чувство неловкости Андрей спрятал поглубже, оправдывая себя тем, что помогает Лизе в поисках отца. Вот только теперь этот поиск стал для него, пожалуй, даже важнее, чем для нее.

Сейчас именно Смолин стал главным темным пятном в этой истории. С самого начала Андрей не придавал ему особого значения, полагая, что тот всего лишь случайная жертва, и был уверен, что несчастный погиб или навсегда затерялся в глубоких слоях Бездны. Теперь Андрей понимал, что именно отец Лизы – главное звено в этой цепи. Та самая последняя деталь головоломки. Это было не прозрение, скорее, невероятное по своей силе предчувствие. Андрей понимал, что может заблуждаться и, возможно, просто цепляется за соломинку, не в силах понять расшифрованное послание. Но даже если и так, то другого выхода он не видел. Теперь уже ясно, что Москарев, как и Виолетта, и все остальные сектанты были просто пешками в сложной игре, правила которой были известны одной лишь Бездне. Все-таки Антон Михайлович хоть и подошел близко к разгадке, тем не менее и он заблуждался. Вероятно, он был прав, что Мать есть некое существо, чуждое и неясное нам, но определенная система в ее действиях существовала. Ведь даже расследование Артура принесло больше пользы, нежели все философские рассуждения историка! Секта не могла организоваться просто так: были предпосылки, а учитывая странное совпадение того, что уже было известно Андрею, и информации, полученной от Артура, выходило, что Бездна все-таки смогла повлиять на достаточное количество людей. Послала нужные сигналы – и вот все они старались ради ее блага. Можно ли теперь утверждать, что она так уж чужда нам? У нее было много, очень много времени, чтобы изучить людей. Может, поэтому, узнав так много о человеческой природе, она не готова устроить этот ад на земле? Есть ли в ней хоть капля жалости?

Если конечное число жертв реально и Бездна, если верить Артуру, пробудится после этого, то осталось очень мало времени. С оставшимися убийствами в силах справиться и разгуливающая где-то в городе Виолетта.

Андрея посещали и более безумные мысли. Порой он допускал, что число, как и саму Бездну, могли выдумать сектанты. Эту теорию он, конечно, не хотел воспринимать всерьез, но когда-то ему уже встречалась такая мысль, что если бога никогда и не было, то огромное количество верующих сами дали ему жизнь. Они верили в него, и он появился. Может, и не один – множество богов. Создали сами – по своему образу и подобию.

Эти мысли донимали Андрея весь день, пока не возвращалась Лиза, принося с собой покой. Но порой и в этом полотне спокойствия возникали прорехи. Андрей уже не поднимал вопросов о матери и соседке. Даже старался не обращать внимания, когда за один вечер Лиза упоминала то одну, то другую. Но теперь возникло кое-что новое, что тревожило и пугало. Лиза довольно настойчиво спрашивала Андрея о том, как он планирует искать ее отца и сколько это займет времени. Сначала Андрей списывал это на беспокойство о родителе, но вскоре эти вопросы стали слишком частыми и настойчивыми. Избежать их было сложно, учитывая, что он и сам расспрашивал Лизу о нем.

Андрей все больше склонялся к выводу, что Смолин, затерявшись в Бездне, каким-то образом смог себя от неё изолировать. Андрей исходил из последних записей в дневнике, где Смолин говорил, что уже не понимает, в каком мире находится, и что его сознание раздваивается. Но тем не менее он смог послать подсказку.

Андрей полагал, что этим отрывком Смолин указывает на некое место, где его следует искать. Но прямых указаний, где это, в сборнике Киплинга не нашлось, поэтому Андрей и пытался выяснить у Лизы привычки отца. Места, где он любил гулять или проводить досуг. Но ответы девушки были довольно размытыми. Она, конечно, называла какие-то места: парки, музеи, магазины. Но все это было не то. От любых других расспросов она умело уклонялась, а сама снова и снова принималась выпытывать у Андрея, как же он будет искать папу. И что странно: когда он принимался объяснять ей, что именно для того и расспрашивает о любимых местах ее отца и без конца призывает вспомнить хоть что-то полезное, девушка снова резко меняла тему, а через какое-то время, когда разговор уходил в другое русло, вновь задавала те же вопросы. Иной раз это даже раздражало, но Андрей заметил, что даже самые глупые вещи, сказанные Лизой, воспринимаются им без всякой злобы. Раздражение быстро проходило, и он вновь смотрел на девушку прежним влюбленным взглядом. И что самое главное – ту же любовь он читал и в ее глазах. Такого раньше с ним не случалось, но теперь это происходило наяву. А Лиза стала чем-то вроде воплощенной мечты. Андрей часто фантазировал, как исчезнут все беды, что привели к их знакомству, что забудется Бездна, найдется пропавший отец, и жизнь вернется в прежнее русло. Быть может, они с Лизой уедут куда-нибудь, где всегда тепло и где каждый проспект или улица не будут напоминать о пережитом кошмаре.

Андрей продолжал искать ответ. Десятки раз перечитывал балладу Киплинга, разбирая ее на отдельные слова, буквы в попытках найти хоть что-то. Иногда он думал, что уже близок к цели, но затем понимал, что всего лишь переутомился, и все его домыслы ничем не оправданы, смешны и беспомощны. Он перестал расспрашивать Лизу, но она продолжала расспрашивать его.

Все это было, мягко говоря, странно, и порой Андрей удивлялся сам себе – почему он до сих пор это терпит. Но затем удивление его проходило – обычно к тому времени, когда девушка возвращалась домой. В такие минуты он снова испытывал ощущение покоя, что сменялся трепетом и нежностью, едва Лиза оказывалась в его объятьях. Слишком много времени понадобилось Андрею, чтобы понять, что чары спокойствия – не единственное, что имелось в арсенале Лизы…

Мысль о том, что Запад и Восток в балладе олицетворяют собой два непохожих друг на друга мира, лежала на поверхности, но утомленный мозг Андрея слишком долго не хотел видеть этого. Однако долгий отдых все-таки принес свои плоды, и наконец Андрей стал смотреть глубже. Восток и Запад в текущем контексте означали две непохожие реальности: наш мир и мир Бездны. Дальнейшие размышления, не без помощи поиска в «Гугле», извилистыми путями привели Андрея к Тартару – глубокой бездне, что находится под царством Аида. Также в отрывке из баллады говорилось, что «…нет Востока, и Запада нет…» и «…Если сильный с сильным лицом к лицу у края земли встает…». Киплинг, вероятно, хотел сказать этим, что все различия не имеют значения, когда встречаются двое сильных людей, – все это напрямую вытекало из баллады. Но что хотел сказать этим Смолин? Новые доводы вполне сходились с пришедшей ранее мыслью о том, что Смолин нашел некое место, где он был укрыт от влияния Бездны, хотя и не мог вернуться в наш мир. Место, где не было условных востока и запада. Нейтральная территория.

Дальнейшие поиски места, где что-то могло стоять лицом к лицу, ни к чему не привели. Андрей цеплялся за памятники и скульптуры, уделив особое внимание скульптурам Ши-цза, тем более что они могли символизировать Восток, однако никаких иных параллелей, взаимосвязей с Западом, краем мира или еще чем-то близким к предмету поиска найти не удалось.

Первый восторг, скоропостижно принятый за нечто близкое к прозрению, прошел, и Андрей даже испытывал легкий стыд за то, что поторопился сказать Лизе, будто знает, где искать ее отца. Оставался мизерный шанс, что чем-нибудь сможет помочь Семен. Когда Андрей спрашивал его о легенде, связанной с подвешиванием мяса, тот упоминал о разных других историях, которые слышал. И пусть сам он прожил в Петербурге немногим больше Андрея, но кое-что может знать.

Набрав номер друга, Андрей поздоровался и торопливо заговорил:

– Привет, не занят?

– Неа, – Семен громко зевнул, и до Андрея донесся тихий хруст суставов. Сосед предавался своей излюбленной привычке щелкать пальцами.

– Есть вопрос к тебе. Помнишь, ты говорил, что слышал про всякие старые легенды, связанные с Питером?

– Да я, на самом деле, слышал-то немного. Точнее, читал в Сети разное, еще до поездки. Ну и коллега рассказывал всякое…

– Мне нужно найти одно место по подсказке. Это отрывок из баллады Киплинга.

– Чего-то ты меня сильно грузишь…

– Ну, давай я зачитаю – вдруг тебе в голову что придет, может, вспомнишь какое-то место.

– А тебе это вообще зачем? Это вы с подругой, что ли, так развлекаетесь?

– Ага, – ответил Андрей, обрадовавшись, что Семен сам нашел отличное объяснение.

– Ну ладно. Читай!

Андрей зачитал отрывок, громко и отчетливо произнося каждое слово. С минуту Семен думал, а потом ответил:

– Неа, ничего в голову не идет. Восток, запад… Хрен знает.

Андрей поднялся с дивана и принялся ходить по комнате под тяжелым взглядом Смолина, взирающего с портрета. Надо как-то подтолкнуть мыслительный процесс друга.

– Может, что-то связанное с краем земли? Или вот эти слова, про сильного с сильным лицом к лицу.

– Край земли… край земли… – размышлял Семен. – Черт его знает, что это. Странные у вас игры. Ты подруге тоже такое задаешь?

– Ага, только попроще.

– Ну, попроси у нее подсказку.

– Попро…

Андрей не договорил. Он замер напротив портрета и, открыв рот, уставился в лицо Смолина…

– Я тебе перезвоню, – бросил Андрей и завершил звонок.

Он смотрел на портрет, и в голове стремительно выстраивалось решение.

Ну, конечно же! Что за дурак он был?! В очередной раз не заметил того, что было под самым носом. Ведь не зря он чувствовал эту странную атмосферу, что царила в квартире! Неспроста все эти дни не было ни единого провала, а едва Андрей попытался выйти, как его тут же настигла паника. Эта квартира, это самое место являлись нейтральной зоной, а точнее – мостиком, ведущим к ней. За эти дни Андрей почти не думал о внешнем мире, и зов Бездны его тоже не беспокоил. Смолин укрылся тут, прямо в своем доме. Поэтому именно здесь он и оставил подсказку. Тут не властвуют в полной мере ни реальный мир, ни Бездна. Да, провалы случались, но первый сразу же прошел, и к тому же он явно был нужен только для того, чтобы подбросить подсказку Андрею. Со вторым случаем сложнее, но, быть может, что-то как раз и пыталось прогнать его прочь отсюда, чтобы он встретился с настоящим кошмаром лицом к лицу? Возможно, и это устроил Смолин? Пытался дать понять Андрею взаимосвязь своей истории об одном из убитых и показать то, чем стала жертва… Но разве под силу ему такое?

Сильный с сильным лицом к лицу…

Андрей подошел ближе, глядя в лицо нарисованному Смолину. Закрыл глаза и попытался нащупать нужное чувство. Он понимал, что не должен проваливаться, но в то же время нельзя было оставаться в этом мире. Требовалось найти какую-то среднюю точку и удержаться там. Место соприкосновения двух реальностей. Переходное состояние из яви в сон. Андрей глубоко вдохнул, задержал дыхание, вспоминая чувства, посещавшие его в моменты провалов. Услышал знакомый гнилой запах, едва заметный гул в ушах и как только начинал погружаться в почти забытые за эти дни ощущения, тут же выныривал обратно, но не до конца. Он был словно утопающий, хватающийся за скользкое бревно, которое без конца вращается в воде, отбрасывая неумелого пловца обратно в пучину. Сначала это было страшно, но затем Андрей понял, что это состояние абсолютно нормально и даже естественно.

Тяжело выдохнул.

Шагнул.

Открыл глаза.

Комнаты не было. Андрей стоял в пустом коридоре с голыми, выкрашенными в серый цвет, стенами. Под потолком мерцали лампы дневного света, но большая их часть не работала, и в коридоре стоял полумрак. Это место напоминало те, что он привык видеть, падая в Бездну, но это точно была другая реальность. Здесь был совсем другой воздух. Отчасти знакомая, но в то же время чужая атмосфера наполнила помещение.

Обернувшись, Андрей увидел голую стену. Впереди коридор заканчивался единственной дверью.

Тогда он пошел вперед, а когда до двери оставалось еще шагов пять, она, тихо скрипнув, отворилась, и к Андрею вышел Смолин. Он выглядел почти так же, как на портрете. Разве что заметно старше. Длинные волосы сменила короткая неаккуратная стрижка, как будто мужчина стриг сам себя. На нем были грязные выцветшие джинсы и такая же грязная футболка, а на лице читалось полное безразличие ко всему. С тем же равнодушным выражением он все-таки выдавил улыбку и тихо сказал:

– Пришел…

Андрей сидел на диване, перетянутом сюда прямиком из квартиры. Разве что в этой версии мира он стал обветшалым, а обивка протерлась до дыр. Смолин устроился на стуле, который тоже явно был занесен оттуда же. Вот только сама квадратная комната никак не напоминала квартиру. Кроме стула и дивана в ней ничего не было. А пол и стены были выкрашены в один и тот же серый цвет, отчего плоскости их будто сливались. Непонятно было, где кончается пол и начинаются стены. Создавалось странное ощущение, будто сидишь одновременно то в сфере, то в кубе.

До сих пор, после единственной фразы, произнесенной при встрече, Смолин не проронил ни слова. Наконец молчание нарушил сам Андрей.

– Все это время вы тут живете?

– Да, – ответил мужчина. – На самом деле я даже успел привыкнуть.

– А что вы едите? Пьете?

– Ты же пришел не для того, чтобы узнать, как обстоят дела с моим рационом.

– Я думал, вы сами хотели, чтобы я пришел.

– Пожалуй, так.

– А вы знаете, как мне вытащить вас отсюда?

Смолин усмехнулся, поднялся со стула и стал бродить по комнате.

– Меня отсюда не вытащить. По крайней мере так, чтобы я остался в живых.

– То есть?

– Это довольно сложный процесс. Его трудно описать. Некоторые вещи ты понимаешь, только когда приходит время. Как, например, твоя догадка о том, как сюда попасть. Это работает, скорее, на уровне интуиции. Но когда понимание приходит, сомнения отпадают.

– А если сомнения остаются? – спросил Андрей.

– Значит, это не было пониманием, – ответил Смолин.

– Вы сейчас говорите так, словно верующий пытается убедить атеиста.

– Если вкратце, мне отсюда не выйти, пока там властвует Мать.

– Все это время вы наблюдали за мной?

– Нет, я же не она… Я мог улавливать кое-что. Ощущать твое присутствие. Иногда как бы видеть или, точнее, чувствовать некоторые вещи, что с тобой происходили. Тут тоже все сложно работает. Наш и ее миры довольно плотно переплетены… Такая вот штука.

Андрей поерзал на диване, передвигаясь в сторону от давящей пружины.

– Здесь я все чаще сомневаюсь, что я вообще живой человек, – сказал Смолин.

– Тогда зачем я тут, если не для того, чтобы спасти вас?

– У тебя ведь накопилось много вопросов, правда? Да ты же сам прекрасно знаешь, зачем пришел и, возможно, уже понял, почему моя дочь так стремится отыскать меня, – Смолин усмехнулся. – До чего же забавно! Столько всего ей известно, но она не понимает, зачем я прячусь. Наверное, желание найти меня для нее сродни спортивному интересу. Хотя я не думаю, что был первым, кто смог от нее спрятаться.

– О ком вы? Я не понимаю.

– О Лизе, конечно! Хотя… Это уже давно не она.

– Извините, но я порядком устал от недомолвок.

– Я думал, ты умнее, – сказал Смолин. И тут же добавил: – Только не обижайся! Я слишком давно ни с кем не разговаривал.

– Что все это значит?

– Девушка, которую ты знаешь как Лизу, – не моя дочь. Точнее, не совсем она. Вся эта история с Матерью очень запутана. Тут даже приплелась целая секта.

– Я об этом знаю. От Артура.

– Ты с ним виделся?

– Да, он рассказал много полезного.

– Забудь об этом полезном. Там слишком много бреда. Хотя тут вообще трудно понять, что есть правда, а что вымыслы.

– Знаете, я пришел сюда не для того, чтобы меня опять загадками кормили! – выпалил Андрей. – Я ими уже наелся. Говорите по существу, если есть что сказать.

На лице Смолина возникло странное выражение, и Андрей было решил, что сейчас тот разозлится, но вместо этого мужчина тихо сказал:

– Ты извини, я ведь это не специально. Просто я так долго тут… Столь многое понял, что просто так выразить это словами… довольно сложно! Поэтому и говорю, что лучше тебе осознать это самому. Но с другой стороны: нужно ли тебе это? Посмотри – где я теперь? Мне все чаще кажется, что умереть было бы проще, чем оставаться тут до… даже не знаю… бесконечно? Как минимум до той поры, пока жива Бездна. Раньше я был уверен, что лучше так, чем стать ее частью. Поскольку ни о каком покое после смерти мне мечтать не приходится. Но знаешь, может, оно и лучше было бы. Ну, стал бы я одним из этих уродцев, забыл бы, кем был, и не сидел бы сейчас тут…

– Расскажите о Лизе, – попросил Андрей.

– Если ты был у Артура, то уже, наверное, знаешь, что считается, будто Бездна пробудится в женском обличье.

Андрей кивнул.

– К сожалению, тут все верно. И пробудиться она решила в моей дочери. Этот процесс уже давно начался.

Андрей тяжело выдохнул и запрокинул голову, глядя в серый потолок. Никаких источников света в комнате не было, но почему-то стоял сумеречный свет, исходивший словно от самих стен.

– Как это могло случиться? – прошептал Андрей. – Я не понимаю.

– Это часть процесса, – ответил Смолин. – Когда-то я думал, что был просто случайной жертвой, как и Антон. Такой себе пассажир, севший не в тот трамвай и не знающий, как его покинуть. Подозреваю, так думал и ты. Антон же полагал, что Бездна мыслит иначе, что она совсем другая. Но все куда сложнее. Она прекрасно нас понимает и умеет нами манипулировать. Она запудрила ему мозги точно так же, как и мне, действуя через Москарева. И этот план нам действительно не дано постичь. Я не знаю, что является ее конечной целью, но понимаю, что будет следствием. Знаю лишь, что пробуждение Бездны приведет к тому, что наш мир изменится окончательно, а вместе с ним и мы все.

– И все закончится, когда число жертв достигнет нужной отметки? Вот так просто? Эти самые триста двадцать жертв?

– Не думаю. – Смолин пожал плечами и снова принялся бродить по комнате. – Не знаю, где ты слышал это число, но это и не важно. Если и есть некое количество жертв, то это лишь формальность, ритуал. Ей не нужно это – скорее, нужно нам. Часть игры.

– Почему так? Она… что-то вроде паразита? Или это… жажда власти? Или она… ну, вроде бога? Откуда она вообще взялась?

– Я точно не знаю, что являлось отправной точкой. Возможно, действительно пришла из некоего иного мира. В начале своего пути – я почти уверен, она была никем. Белым листом, что-то вроде маленького ребенка. Тут можно говорить о действительно чистом материале. Глина, пластилин… что угодно! Мы сами вылепили ее. Посмотри на мир вокруг. Отожми все хорошее, оставь плохое и ты поймешь – что она такое.

– Но Антон Михайлович полагал, что она пришла из иного мира и пытается воссоздать нечто вроде его копии…

Смолин вернулся на свое место, стул скрипнул. Какое-то время он молчал, а затем продолжил:

– Я понимаю, что ты запутался, но, позволь, я договорю. Как я и сказал, все это время она впитывала информацию о нашем мире, постепенно выстраивая идеальную, с ее точки зрения, картину. Да, картина эта довольно мрачная – полная страданий, путаная, абсурдная. Но! Не забывай, сколь сложное это существо. Для неандертальца современный мир показался бы таким же безумным. Он свел бы его с ума.

– Звучит так, словно вы ее оправдываете.

– Нет, – Смолин щелкнул языком и откинулся на спинку стула, отчего тот опасно накренился. – Не оправдываю. Представь себе новорожденного. Не столь важно, какой расы этот ребенок, кто его мать и отец, но важно то, где он родился и рос. Если это дикое племя, где в порядке вещей человеческие жертвоприношения и поедание врагов, – он не увидит в таких поступках ничего плохого. Если это более или менее цивилизованное государство, он, возможно, станет таким, как ты или я. Ребенок один и тот же – две системы кардинально разные. А теперь представь, что родина этого ребенка – весь мир вокруг, каков будет общий показатель?

Андрей пожал плечами:

– Подозреваю, что не очень хороший.

– Ты абсолютно прав. Мы не умеем жить друг с другом. Мы хорошо научились убивать других людей, ненавидеть и взращивать эту ненависть в новых поколениях и уже давно считаем, что по-другому просто не может быть. Вокруг враги – и все тут: стройте заборы, бункеры, ведь ближний только и думает, как всадить нож в спину! Бездна – всего лишь следствие.

– И что получается? – выпалил Андрей. – Выхода нет? Теперь смириться и дожидаться, пока она сожрет нас?

– Знаешь, в какой-то степени это было бы вполне логичным финалом. Раз мы не можем жить в нормальном мире, а только ищем способы, как в очередной раз все испортить, быть может, мир Бездны – лучшее место для такого существа, как человек.

– Видел я этот мир! Спасибо, не нужно!

– Полегче, – успокоил Смолин. – Я ведь не спорю. Если бы я думал иначе, то вряд ли бы сидел здесь. Но посмотри сам. Бездна – это отражение нашего мира. Кривое, жуткое, страшное отражение всего самого худшего. А чего мы хотели? Я скажу банальные вещи, но от этого они не станут менее страшными.

Войны, жестокость, нетерпимость друг к другу. Вокруг столько людей, которые рады подохнуть ради великой цели, захватив по пути как можно больше врагов, но на эту цель и врагов им должен кто-то указать. Сторонники разных религий, государства, соседи по коммуналке… Все враждуют! Мы же, как одичалые собаки, готовые перегрызть друг другу глотки! Не хотим мы ничего понимать, а слово «любовь» вертим и крутим, как нам удобно. А слово-то простое! Объяснить, что такое любовь, можно даже маленькому ребенку, но мы ищем оправдание жестокости и начинаем выкручиваться, пытаясь объяснить ему, почему хорошо убить того дядю, а вот эту тетю горячо любить. Как мы можем понять, что есть Бездна? Если мы даже не видим связи с тем, что происходит вокруг и почему на свет появляются такие гады, как Москарев, или подросток, расчленяющий животных, или какой-нибудь мальчишка в бедной стране, с малых лет умеющий убивать. Да мы же сами лепим их! Бездна – тот же ребенок, которого мы вырастили моральным уродом, и теперь обязаны за это ответить. Но мы не хотим. Я не хочу, ты не хочешь. Мы боимся. Потому что этот урок будет для нас последним – уже ничего нельзя будет изменить.

Андрей молчал.

– Прости за это, – прошептал Смолин. – Я слишком долго тут.

– Хорошо, – ответил Андрей. – Скажите, откуда появилась секта?

– Она сама создала ее. Несмотря на то что за время своей жизни тут она накопила уйму информации и выстроила сложный план, серьезно влиять на наш мир она не могла. Вот потому ей и пришлось организовать собственный культ.

– И что с ним теперь?

– Он стал ей не нужен. Полагаю, что остались отдельные личности, которые продолжают во все это верить, например тот же Москарев, но как я уже сказал, Бездне все эти служения и молитвы не нужны. Вот поэтому я и говорю, что для ее прихода количество жертв, возможно, не имеет никакого значения.

Теперь пришла очередь Андрея подняться и кружить по комнате. Его трясло от непонимания и чувства собственной беспомощности.

– Но откуда-то это число взялось, – сказал Андрей. – Почему же за столько времени сектанты так плохо старались? Если верить числам, что наносил Москарев, всего триста тринадцать.

– В определенный момент что-то пошло не так – она уснула.

– Где-то я это уже слышал.

– Правда?

– Матери сон верни…

Смолин удивленно посмотрел на Андрея.

– Что это?

– Разве не узнаете? Я думал, это ваше послание.

– Впервые слышу.

Андрей уселся на стул. Воздух в комнате был спертый, похожий на тот, который он вдыхал, находясь в подземелье перед встречей с Антоном Михайловичем.

– Ваш дневник. Вы делали с него копии?

– Никогда. Я отдал свой дневник Антону перед тем, как уйти сюда. Как я понимаю, он тебе его и передал. Почему ты спрашиваешь?

– Вы действительно далеко не все отсюда видите, – ответил Андрей. – Ваш дневник мне отдала Лиза, а после Антон Михайлович тоже отдал мне его. В целом они идентичны, но есть некоторые важные отличия.

– Как такое возможно? – удивился Смолин. – Это электронная копия?

Андрей покачал головой.

– В том-то и дело, что нет. Оба дневника написаны одной рукой. Вот только в той версии, что дала мне ваша дочь, есть множество странных пометок: числа и записи, сделанные разными цветами, и как раз именно в этой копии и вписано число триста двадцать. Сначала я не понимал, что все это значит, пока почти случайно не наткнулся на книгу Киплинга в личной библиотеке Антона Михайловича.

Смолин схватился за голову.

– Вы же любите Киплинга?

– Да-да. Но я все равно не могу понять, как это возможно. Как вообще у Лизы появился мой дневник?

– Если вкратце, то согласно этим пометкам в дневнике и книге, в которой тоже нашлись пометки, я смог расшифровать послание, звучащее так: «Матери сон верни. Ради нее на что ты готов? Пусть этот путь закончится там же, где и начался. Ты обрети покой в своей душе. Остановиться может не каждый. Проклятие рода и вина на ней? Смерть – спасение. Прощение – смерть».

Смолин долго сидел, держась за голову и обдумывая услышанное.

– Да, я тоже до сих пор ломаю голову над этим, – ответил Андрей. – Я потому и думал, что это ваше послание. Ведь и записка от вас была написана красной ручкой на листке и тоже содержала загадку.

– Моя записка?! – Смолин непонимающе посмотрел на Андрея, затем сощурил глаза и как-то с подозрением посмотрел на него, будто пытаясь понять: не дурит ли он его?

– Значит, и записку не вы прислали?

– Какую записку?

– Ту самую, которая и помогла мне попасть сюда, – ответил Андрей. – Цитата из Киплинга. «Баллада о Востоке и Западе»! – Он скороговоркой повторил нужный отрывок.

– Погоди, – Смолин замахал руками и поднялся со стула. – Давай сначала. Ты нашел эту записку, получил от Лизы измененную версию моего дневника, и все это помогло тебе расшифровать послание…

– Об этом я и говорю! – перебил Андрей. – Как еще я мог сюда попасть, по-вашему?

Смолин пожал плечами.

– Знаешь, – сказал он. – Я почувствовал, что ты идешь сюда. Я чувствовал и твое присутствие в квартире, но я думал, ты догадался из-за портрета.

– Догадался, но не сразу, а если бы не было записки и дневника, то черт его знает, где бы я вообще был сейчас. Хотя теперь понимаю, что, видимо, зря старался: вы и сами знаете немногим больше моего. По крайней мере, я не вижу, чем вы можете мне помочь.

– Могу, – прошептал Смолин и уселся на стул. – Но тебе это не понравится.

– Максим Анатольевич, думаю, это наша последняя встреча. Завтра я возвращаюсь в Петербург. Хотел бы задать вам несколько вопросов, которые все еще волнуют меня.

– Конечно.

– Как вы уже говорили, Андрей впал в то состояние, в котором находится, спустя два дня после приезда. Вы можете вспомнить что-то важное из тех дней, пока он находился в нормальном состоянии. Возможно, он что-то рассказывал, упоминал какие-то имена, события?

– В основном он рассказывал что-то о работе, говорил, что его уволили. Он решил вернуться, потому что появились проблемы с деньгами и с жильем. Да и вообще много раз повторял, что разочаровался в Питере, понял, что это не его город. Как сейчас помню его слова: «Хоть наш город и дыра, но дышится тут легче». Знаете, я вам честно признаюсь: у меня отношения с Андреем как-то не клеились. Мы вроде и не враждовали, но в то же время он обидчивый очень человек и на каждое мое слово реагировал очень остро… Может, и я перегибал порой. И вот, когда он вернулся, у меня такое чувство странное возникло…

– Как будто что-то должно случиться. Я… я… конечно, не знал, что такое произойдет, но как-то в эти дни хотелось мне быть рядом с ним, прощения попросить за прошлое… Но я так и не решился. Теперь вот прошу, каждый день прошу, да толку-то?

– Я думаю, он слышит вас.

– Просто… Я не был хорошим отцом. Заботился, конечно, пытался всегда помочь, но я был слишком… чужим, что ли, слишком был на себе повернут… Извините, что я вам все это говорю.

– Ничего. Если вы не хотите, чтобы эта запись попала в книгу, я не стану ее включать.

– Нет, делайте, как считаете нужным…

– Так все-таки? Было что-то, о чем вы можете вспомнить?

– Он мне сказал, накануне того дня, как это случилось. Сказал, что любит меня.

– Больше ничего… Просто сказал, что любит и знает, что я люблю его. А я не ответил, растерялся…

– Я только надеюсь, что это не навсегда. Я готов поменяться с ним местами! Лишь бы он снова стал как раньше. Чтобы он проснулся.

Оба молчали. Смолин смотрел в стену, и на его лице застыло выражение глубокой задумчивости. Кажется, он совсем забыл, что в комнате есть кто-то еще. Андрей же с ужасом представлял, как тяжело было этому человеку находиться здесь в полном одиночестве, в изоляции, да еще и когда в твоей голове постоянно крутятся обрывки образов из обеих реальностей. Как он это пережил? Как продолжает держаться? За что он вообще цепляется?

– Я много думал обо всем этом плане, – прервал молчание Смолин, – о том, как действовал Москарев, как выбирал своих жертв. Ведь вначале я полагал, что его выбор, ну, или выбор Бездны – случаен.

– Это не так? – спросил Андрей.

– Все убитые Москаревым были хорошими людьми. У них не было каких-то темных пятен в прошлом. Кто-то занимался благотворительностью, кто-то заботился о больном родственнике; сын Антона Михайловича изучал какие-то проблемы экологии, серьезно хотел связать с этим жизнь. Все эти люди… ну, они обычные, может, чуть-чуть лучше некоторых, чуть больше других старались, чтобы вокруг стало приятнее жить. Они не заслужили этого.

Андрей сочувственно вздохнул.

– Знаешь, я очень устал, я давно хочу покинуть это место, но лишь одно меня удерживает. Понимание того, что стоит мне уйти отсюда и – Бездна заберет меня. Я давно не думаю о спокойной жизни, как и о жизни вообще, я бы и рад обрести покой, просто умереть, но пока есть Бездна, мне это не светит.

– Почему она так вцепилась в вас? – спросил Андрей.

– Не только в меня. Наверняка она чувствует угрозу. Все же я отец Лизы, а именно Лизу она выбрала. Возможно, конечная цель Москарева была убить и меня, до того, как его поймают, но что-то изменило его планы. Иногда я думаю, что уже тогда Лиза… часть прежней Лизы смогла как-то повлиять на планы Бездны, но теперь…

Смолин печально посмотрел на Андрея, и в голове парня зародились жуткие догадки. Столь страшные, что он не хотел и думать о них, но они упорно заполняли голову, подобно незваным гостям.

– Почему она? Почему вообще все это должно было случиться здесь? Со мной? С нами?

– Вряд ли этому есть какая-то причина, – ответил Смолин. – И этот кошмар происходит не только здесь. Он повсюду. У меня нет ответа, почему Бездна выбрала Лизу. Но это случилось… Ты должен понять: я сейчас прошу не за себя, мне уже все равно. Да, мне покой не светит, но ты должен понять меня! В другой ситуации я бы сдался, вышел бы отсюда, и пускай Бездна делает со мной что хочет, но дело не только во мне. Дело во всех нас. Я не герой, но понимаю, что иногда приходится чем-то жертвовать ради общего блага. Знаю, звучит банально, но все же это правда.

– Я не совсем понимаю вас, – сказал Андрей.

Смолин вздохнул, потер ладони друг о друга, опустил голову.

– Ты ведь давно тут, у нас дома. У вас с Лизой что-то есть?

– Выходит, так, – ответил Андрей.

– Ты любишь ее?

Андрей надолго задумался и наконец выдавил:

– Да.

– И я по-прежнему люблю ее, хоть мне и пришлось признать, что моя дочь уже не та, кем была раньше. Мы не можем убить Бездну, по крайней мере, я не знаю способа. Но мы можем снова помочь ей уснуть.

– Как? – дрожащим голосом спросил Андрей. Он уже догадался, каким будет ответ и не хотел его слышать, однако снова повторил: – Как?

Смолин молчал.

– Убить ее? – прошептал Андрей.

Смолин закрыл глаза и кивнул.

– Нет. Нет. Нет! – вскрикнул Андрей и вскочил с дивана. Пружины заскрипели. – Это же полный бред!

– Я тоже люблю ее, – сказал Смолин. – Люблю больше всего на свете и поэтому прошу тебя сделать это.

– Вы не можете просить меня об этом! – выкрикнул Андрей. – Она же ваша дочь! Вы же сами только что говорили о любви, о том, что мы жестоки, и теперь… Вот к чему мы пришли?!

Он принялся ходить кругами, разглядывая серые стены. Как же они его теперь злили – злила вся эта серость, эта ветхая комната, этот человек на стуле… Хотелось броситься на него. Скинуть со стула и разбить ему лицо. Уничтожить его, этот мир, Бездну и всю ту абсурдную реальность, что она создала.

– Прости, ты прав, – сказал Смолин. – Я не имею права просить о таком. Но я не из эгоизма прошу! Подумай, что случиться со всеми. С твоими родными, друзьями…

– Не надо давить на жалость! – выпалил Андрей.

– Прости.

– Это не может быть правдой! – воскликнул Андрей, остановившись наконец. – Все это какой-то дурацкий сон. Вся эта Бездна, Мать, секта. Сучий Москарев! Это же бред!

– Я знаю, но, к сожалению, это по-настоящему.

– Даже если все, что вы говорите, – правда, – сказал Андрей, подходя ближе. – Даже если Бездна и завладела Лизой… Это все еще она. Ваша дочь любит меня, она помогала мне, она любит вас, ищет вас… Вы вообще слышите, что говорите?!

– Ты же понимаешь, зачем она меня ищет? Ей не нужны даже мизерные угрозы, а ты – просто инструмент!

– Да какая вы угроза? Чему?! Что вы можете сделать, сидя тут?

– Влиять на Лизу, – Смолин пожал плечами. – Я и сам не знаю. Правда. Я не способен вернуть дочь. Я могу только сказать тебе, как покончить с этим. Но, как я уже сказал, если этот мир рухнет, быть может, мы заслужили это. Просто… просто всегда хочется получить еще один шанс.

– Я… – Андрей запнулся. – Я знаю, что она со мной честна. Чувствую это, нравится вам или нет.

Смолин вздохнул и поерзал на стуле. Он прятал глаза. Только теперь Андрей заметил, что на щеках его блестят слезы.

И тут Андрея осенило.

– Подумайте, – сказал он. – Если не вы, то кто помог мне попасть сюда? Кто сделал копию дневника и оставил подсказки?

– Лиза бы не смогла сделать идентичную копию, – ответил Смолин.

– А Бездна?

Тут Смолин поднял глаза на Андрея, и на мгновение в них будто промелькнуло понимание.

– Пожалуй, она могла бы, но зачем? – сказал Смолин. – Разве что… Бездна хотела, чтобы ты получил дневник, чтобы он помог найти меня…

– И вот я тут, – ответил Андрей. – Но выбор за мной…

Смолин промолчал.

– Бездна знает, где вы прячетесь. Так почему она сама не вызволит вас отсюда? – спросил Андрей.

– Она не может. Здесь не может.

– Но могу я?

– А станешь?

Андрей промолчал. Вернулся к дивану и уселся.

– Значит, вот как… – сказал Андрей. – Вот так все и сходится! Поэтому Лиза просила найти вас, подсунула этот дневник, записку… Значит, она и вправду не та, кто есть? Может, будь она настоящей, даже не обратила бы на меня внимания… – Андрей грустно усмехнулся. – То-то у нас все слишком гладко складывалось.

– Не знаю, Андрей, – ответил Смолин. – Но я буду честен с тобой. Все может быть совсем по-другому.

Андрей снова усмехнулся:

– И как же?

– Я уже сравнивал Бездну с ребенком, выращенным в окружении жестокости. Но хочется верить, что даже такой ребенок, видя иную сторону вещей, сможет испытывать жалость и сочувствие.

Смолин замолчал.

– К чему вы клоните?

– Возможно, несмотря на желание захватить нас, какая-то часть Бездны все же нас жалеет. Быть может, эти подсказки она дала не для того, чтобы ты разобрался со мной. Может, это влияние Лизы, а может, причина в том, что она хочет, чтобы кто-то ее остановил.

– Подобно тому, как маньяк подсознательно желает, чтобы его поймали, – прошептал Андрей.

Смолин кивнул.

– Тогда, после всего этого, как вообще можно говорить о том, чтобы дать Лизе… умереть.

Андрей не смог выговорить слово «убить».

– Потому что у нас в любом случае нет выхода.

– Зачем ей вообще это нужно? – спросил он. – Зачем возрождаться в человеке?

– Сейчас она всего лишь энергия, пусть разумная, но бестелесная. Много ли людей готово поверить в такое? Зачем богу нужно было посылать своего сына или, как полагают некоторые, самому являться к людям в образе человека?

– То есть все банально… – предположил Андрей. – Власть над людьми? Один большой культ, поклоняющийся ей?

– Не знаю, – устало ответил Смолин. – Это слишком просто. Слишком приземленно, но другого ответа у меня нет. Я не знаю, свойственно ли Матери то, что мы зовем тщеславием, но кажется, она хочет стать ближе к нам, ведь если в ее понимании идеальный мир – это тот кошмар, который мы оба видели, то, может, она хочет лично привести людей к этому новому миру.

– Но если вы ошибаетесь? – спросил Андрей. – Если Лиза, хотя бы отчасти, – прежняя? Не зря она все время все путает, не зря же она мне звонила вчера и плакала в трубку, признаваясь, что сделала что-то страшное. А теперь она просто не помнит. Лиза все еще там, внутри! Может быть, прогнать Бездну можно иначе? Вы ведь знаете больше! Ведь вы тут многое поняли! Должен же быть другой способ!

Смолин посмотрел в глаза Андрею.

– Может, что-то от прошлой Лизы еще осталось, – сказал он. – Но очень скоро не станет и этого…

Андрей долго молчал, затем спросил:

– То есть вариантов нет?

– Всегда есть выбор, – ответил Смолин. – Может, если ты вытащишь меня отсюда, она тебя пожалеет, по крайней мере, даст тебе отдохнуть от кошмара на какое-то время. Одно мне ясно точно: если все оставить как есть, то вскоре мы все будем жить в ужасном мире. В мире абсурда, страданий и боли… Но если ты считаешь, что мы заслужили это, то поступай как знаешь. Впрочем, я и сам не знаю, что было бы лучше для мира, – Смолин отвернулся к стене и опустил голову. – Что бы ты ни решил, я не буду тебе мешать. Теперь все в твоих руках.

– Как будто я об этом просил.

Смолин промолчал, глядя в пол. Он многое потерял в этой комнате, пусть и многое приобрел, однако он бы с радостью отказался от всех этих знаний, лишь бы все в его жизни стало как прежде. Но страх все еще не покинул его. Он боялся, хоть и не подавал вида. Так он и сидел, уставившись в одну точку, пока не услышал, как скрипнул диван и хлопнула дверь комнаты.

Тогда он закрыл лицо руками и зарыдал.

Я решил оставить здесь свой финальный комментарий, включив в него последнюю запись разговора с матерью Андрея перед завершением основной истории. Во многом этот последний разговор с Софьей Григорьевной мог бы поставить точку или хотя бы дать объяснение произошедшему с Андреем, но лично для меня все оказалось не так просто.

Андрей заканчивал книгу в Петербурге, после чего вернулся в родной город, чтобы замолчать и погрузиться в ту бездну, о которой никому из нас не ведомо.

И тут я снова хочу вернуться к теме, почему эта история настолько привлекла меня и заставила ехать на другой край страны, чтобы найти ее автора, побеседовать с его родителями и в итоге собрать все в одну книгу.

Я и не предполагал, во что это выльется, когда после прочтения рукописи мне вдруг показалось крайне важным, чтобы об этой истории узнало как можно больше людей. Я бесконечно далек от издательского дела и никогда не планировал заняться чем-то подобным, но жизнь порой выкидывает такие фортели, что остается только раскрывать рот от удивления.

Все мы понимаем, что вся эта книга – плод воображения автора. Однако вместе с тем я уверен, что все рассказанное Андрей пережил по-настоящему, сколь бы странными ни показались вам мои слова. Мне не найти ответа на вопрос, почему то, что случилось с Андреем, столь похоже на то, что произошло с Антоном Михайловичем из его книги, и почему было столь важно использовать реальную историю Москарева вплоть до деталей его смерти? Что это? Попытка объяснить, почему маньяк использовал числа, или же способ найти если не оправдание, то объяснение его жутким поступкам?

Когда я охватываю все это целиком или даже рассматриваю каждый аспект в отдельности, то реальность и вымысел смешиваются до той степени, что границ уже не видно. И я предлагаю просто представить на минуту, что все рассказанное Андреем – правда. Можете считать это игрой. Сразу же возникает главный вопрос: если Андрей из книги и автор – одно лицо и он все сделал верно и дал Бездне уснуть, то почему же теперь он в таком жутком состоянии? В том же состоянии, которое переживал Антон Михайлович, пытаясь убежать от боли, вызванной потерей сына. Выходит, Андрей не смог перешагнуть через это? Не сумел пойти дальше? А может, это уже было не в его силах и он уснул вместе с Бездной?

Здесь я снова задаю много вопросов, но не даю ответов. Я долго думал над тем, стоит ли вообще включать последний разговор с матерью Андрея в книгу, поскольку не мог решить: поможет ли эта запись найти ответы на вопросы, которые остались у вас после прочтения, или же внесет, наоборот, путаницу?

Судя по этой записи, можно решить, что Андрей выдумал всю эту историю в попытке перешагнуть через страшную потерю, и такое объяснение было бы самым простым и понятным, но кое-что случилось перед тем, как я уехал домой. В тот день я зашел к Андрею, чтобы попрощаться. Его состояние не улучшилось. Он просто сидел в кресле напротив окна и смотрел на лучи заходящего солнца. Я подошел ближе, положил руку ему на плечо. Как и всегда, Андрей не отреагировал, но когда я обошел его, чтобы заглянуть ему в лицо, то заметил на журнальном столике перед ним потрепанную книжку, которой раньше не замечал здесь. Точнее, я решил, что это книга, но когда взял в руки, раскрыл и прочитал несколько уже знакомых мне рукописных строчек, застыл в изумлении. Это был тот самый дневник, написанный Сергеем Смолиным.

Я посмотрел на Андрея, понимая, что появление дневника на столике – это его рук дело, но его взгляд оставался пустым. Какое-то время я думал, стоит ли забирать дневник с собой, но решил, что он должен остаться у хозяина. Я вернул дневник на место, улыбнулся Андрею и, попрощавшись, вышел.

Для меня эта история так и останется страшной загадкой, которую я не смогу решить. Но, возможно, в таких загадках тоже есть своя прелесть. Все же я надеюсь, что когда-нибудь автор этой книги вернется к нам, сможет перешагнуть через все и двигаться дальше.

– Софья Григорьевна, расскажите, почему Андрей решил все-таки уехать в Петербург? В книге персонаж, которого он описывает, уезжает из-за недостатка перспектив, простой усталости от провинции…

– Он больше не мог. Страшно сказать, но это бы его погубило. Я, конечно, не хотела его отпускать, но, с другой стороны, понимала… или даже чувствовала, что если он не уедет, то случится что-то нехорошее.

– Он потерял любимую, верно? Расскажите еще раз.

– Она возвращалась с родителями из Иркутска на машине. Они остановились рядом с поселком переночевать, отец устал сильно, больше не мог вести. Спали они прямо в машине, пристроились за фурой дальнобойщика, что тоже там на ночь остановился. Когда уснули, другая фура, которая ехала по трассе, прямиком в них и врезалась: водитель уснул. Машину их просто раздавило между двух грузовиков.

Андрей чуть с ума не сошел.

– Они долго были вместе?

– Три года. Хорошая девочка, и семья у них замечательная была. Я сама до сих пор не верю. Вот так: одно мгновение – и нет людей…

– Как звали девушку?

– Ее звали Алиса.

Лиза еще не вернулась. Андрей кружил по комнате, бормотал что-то себе под нос, сжимал и разжимал кулаки. В голове все перемешалось. Смесь из злости, отчаяния и непонимания. Снова и снова он продолжал задавать себе одни и те же вопросы. Почему все это случилось с ним? Почему ему нужно делать этот ужасный выбор? И ведь что ни выбери – все равно ничего хорошего не выйдет. Нет, он не хотел решать… Не хотел брать на себя ответственность. Может, проще убежать из города? Вернуться обратно в Сибирь, забиться там в угол и наблюдать за тем, что будет дальше… Но Смолин прав: это происходит повсюду. От этого не убежать… Тогда, может, проще прыгнуть с балкона прямо сейчас? Избавиться от этой ноши, которую на него возложили.

Андрей остановился. Нет, это невыносимо! Он больше не может находиться в этой квартире. Когда вернется Лиза, что он скажет ей? Как будет себя вести, понимая, что никогда не знал ее настоящую, что все это время его жестоко обманывали?

Он прикрыл глаза, глубоко вдохнул и выдохнул. Посмотрел на портрет Смолина. Хотелось разорвать его в клочья. Сейчас Андрей ненавидел всех: Лизу, ее отца, Москарева, Виолетту, Антона Михайловича… Думал, что именно они виноваты в том, что вся его жизнь превратилась в нескончаемый кошмар. Продолжай падать… Просто продолжай ПАДАТЬ.

Андрей кинулся в кухню, схватил дневник, тетрадь Москарева и собственные записи с попытками решить головоломку, ответ на которую оказался таким простым и одновременно ужасным.

В прихожей он сложил все в рюкзак, обулся, прикрыл дверь квартиры и бросился по лестнице вниз. Он убегал, но не знал от чего. Не знал, куда так торопится, – просто хотел уйти подальше отсюда.

Едва он оказался на залитой солнцем улице, голова закружилась, а ноги подкосились. Он не устоял и упал на колени. Мимо прошла троица молодых парней. Они громко заржали, что-то крикнули Андрею, но за жутким звоном в ушах он не услышал их слов, зато перед тем, как его затянула Бездна, он успел прочесть послание. Выведенная белой краской надпись на мусорном контейнере гласила:

Продолжай падать!

Андрей не потерял сознания. Не отключился ни на секунду, хотя звон в ушах не прекращался, а вонь гнилого мяса стала невыносимой. Он наблюдал за ужасающей трансформацией улицы. Контейнер с надписью покрывался ржавчиной, деформировался на глазах. Стены домов сначала почернели, а затем стали стремительно обрастать движущейся плотью. Воздух вокруг дрожал, будто раскаленный. Небо темнело на глазах, погружая улицу в сумерки. А потом в один момент все остановилось. Пропал звон, движение воздуха замерло, и Андрей наконец почувствовал, что снова владеет своим телом. Он медленно поднялся и осмотрелся.

Стояла полная тишина. Он медленно побрел уже знакомой дорогой через арку и вышел на проспект. Обветшалые дома, ржавые автомобили, прорастающий мох в асфальтовых трещинах. В сумеречном свете все это выглядело пугающе, но в то же время Андрей совсем не ощущал тревоги. По непонятной причине он впервые, попав на эту сторону, не боялся, что на него нападет какая-нибудь тварь, бывшая когда-то человеком. Он спокойно стоял, разглядывая новый мир, – мир, который Бездна уготовила для каждого…

Чего же она добивалась? Зачем перетащила сюда его и теперь показывала ему это все? Решила убедить его в своем могуществе? Может, уже поняла, о чем просил Андрея Смолин? Неужели она и правда чего-то боится, или наоборот – просит покончить со всем…

Ярость, зародившаяся в нем, куда-то ушла. На смену ей пришли спокойствие и желание простить. Он больше не боялся Бездны, не чувствовал ненависти… Скорее, жалость. Может, прямо сейчас она дурила ему голову, а может, он просто смог наконец принять свое положение.

«Готов ли я выбрать?» – спрашивал он себя. Ответа не слышал. Но знал, что он есть, где-то там, в глубине. Еще глубже, чем он находился сейчас.

«Тебе не достать до дна», – звучал в его голове одновременно свой и чужой голос. Андрей снова чувствовал, что прямо сейчас его сознание раздваивается, но он не мог допустить этого снова. И тогда он побежал. Он не знал, что именно ведет его. Обманчивость чужой реальности или интуиция, но он не позволял себе сомневаться. Будь что будет…

Он бежал, ловко перепрыгивая разломы в асфальте, огибая рухнувшие столбы и светофоры, протискиваясь между ржавых кузовов автомобилей. Бежал, повинуясь внутреннему зову, пока не оказался у воды. Темные, почти черные воды Невы были спокойны. Недолго думая, Андрей перемахнул перила и полетел вниз. Пусть. Что бы его там ни ждало…

Но вода не приняла его в свои объятья. Он все еще продолжал падать, но в какой-то момент вокруг воцарилась абсолютная тьма. Он не видел ни обветшалого города, ни реки, ничего… Кроме окружающей вязкой тьмы, в которой порой мелькали уже знакомые буквы. Не то образы мысленного взора, не то проекция окружающей реальности:

Точно так же он падал после побега от гитариста, только на этот раз падение длилось намного дольше. Закрыв глаза, он целиком отдался чувству полета, ощущая себя Алисой, летящей в кроличью нору. Пока в какой-то момент не понял, что стоит на твердой земле, хотя момента приземления он не почувствовал.

Открыв глаза, испытал сначала растерянность, а потом его настиг настоящий ужас, заставив пожалеть о торопливом решении упасть еще ниже. Привычного мира больше не было: окружающее пространство напоминало картину безумца или наспех слепленный коллаж из разных элементов, в котором не было никакой логики, эстетики или смысла.

Он стоял на пустыре. Ноги утопали во влажной земле. А в воздухе висели обломки зданий, автомобилей, столбов, вагоны метро, рельсы, камни, автомобильные шины, ржавые мечи, осколки витражей, картины знаменитых художников, море разнообразных книг, компакт-диски, компьютеры, офисная мебель и еще множество самых разных элементов привычного мира. Они все застыли, будто угодили в какой-то невидимый барьер, как мухи в прозрачную смолу. Но самое страшное, что среди всего этого нагромождения были и люди. Они, подобно всему остальному, висели в воздухе. Не двигались, не подавали никаких признаков жизни, но их глаза были открыты и устремлены прямо на Андрея. Несмотря на то что на лице каждого из этих людей – а он их видел не меньше сотни – застыли самые разные эмоции, Андрею казалось, что каждый из них ухмыляется, обвиняет его и в то же время зовет присоединиться к ним.

Андрей невольно шагнул назад, оступился и упал на спину, быстро встал и попятился. Не имея больше сил смотреть в эти жуткие глаза, он отвернулся… И увидел ту же картину. Теперь на него смотрели другие люди. Они были повсюду. Некоторые из них наполовину застряли в бетонных обломках, в голых корпусах автомобилей и вагонов. Один из мужчин, что был ближе всего к Андрею, висел в воздухе, застряв в колесе автобуса. Оно разделило тело мужчины ровно пополам и при этом выглядело с ним единым целым. Не было и следа повреждений на его теле или на самом колесе. Они просто срослись. Провалились друг в друга.

И тогда Андрей понял, что увиденное раньше было лишь малой толикой того, на что способна Бездна. Настоящий кошмар был прямо перед ним, и именно этот абсурдный мир ждал ничего не подозревающее человечество. Мать сама не знает, что делает. Все это лишь безумная пародия. Она не строит, не создает нового, всего лишь компилирует, собирает по кускам страшную картину, и кто знает, сколько попыток ей еще предстоит сделать, пока она не достигнет финальной точки, если та вообще есть.

Андрей больше не мог это выдержать. Пришла пора вынырнуть. Он закрыл глаза, напряг все силы, представив себе лицо Лизы, и закричал.

Он пришел в себя, стоя на коленях в том самом месте, где провалился. На улице светило яркое солнце, а надпись с мусорного контейнера бесследно пропала.

– Что же это такое?! – донесся до Андрея недовольный голос. – День на улице, а он уже в стельку.

Андрей медленно поднялся, хватаясь за перила, повернулся на голос.

Напротив, метрах в трех стояла пожилая женщина, несмотря на жаркую погоду, одетая в длинное коричневое пальто и красный берет, выглядевший так, словно ему уже лет сто.

– Пьянь поганая! Не стыдно? – прокудахтала тетка, с ненавистью глядя на Андрея.

Он молчал, отводя глаза.

Со вздохом махнув на Андрея рукой, женщина спустилась по лестнице и посеменила в сторону арки, бормоча что-то неразборчивое.

Андрей не знал, почему Бездна отпустила его, для чего позволила вернуться. Одно ясно точно – бежать уже некуда. Пришла пора возвращаться в квартиру. Даже сейчас он не был до конца уверен в том, что готов сделать то, о чем просил Смолин. Но разве можно вообще быть уверенным в подобном?

Он уже видел, что будет с миром… И это происходит прямо сейчас.

Открыв дверь парадной, Андрей ступил на темную лестницу и начал медленно подниматься наверх.

Теперь он не хотел спешить.

Дверь в квартиру была открыта нараспашку. Андрей надеялся, что Лиза еще не вернулась. Стараясь не шуметь, он перешагнул порог, прикрыл дверь и принялся разуваться, но вдруг до него донесся неприятный скрип, словно кто-то царапал по стеклу. Андрей замер и прислушался. Снова скрипнуло, затем послышался тихий шорох, что-то упало на пол, тихонько стукнув. Звуки шли из комнаты.

Не разуваясь, Андрей пересек прихожую и вошел в комнату. Лиза сидела на полу, прислонившись к стене прямо под портретом отца. На лбу нарисованного Смолина красным маркером было выведено число:

Девушка как будто и не заметила Андрея. Ее голова была повернута вправо, пустой взгляд направлен в стену. На полу, по правую руку от нее лежал раскрытый красный маркер, а по левую – кухонный нож с коричневой пластиковой рукояткой.

– Лиза! – позвал Андрей.

Девушка повернулась к нему и посмотрела тем же, ничего не выражающим взглядом.

– Лиза! – повторил Андрей. – Что случилось?

Она несколько раз моргнула и помотала головой, словно возвращаясь из очень далекого места. Наконец ее взгляду вернулась осмысленность, и она заплакала.

– Почему? – всхлипывая, спросила она. – Почему все это происходит со мной?

Андрей подошел к ней, присел рядом и обнял ее за плечи.

– Не понимаю… – Лиза дернулась. Отодвинулась от Андрея и закрыла лицо руками.

– Лиза…

– Она убивает меня?

– Кто?

– Я не знаю. Все, что я делала. Это была не я. Вся та история про моего отца… Он никогда не оставлял своего дневника. Я не знаю, откуда он.

– Лиза?

– Я обманула тебя, но я не хотела этого делать. Это была не я. Я все помню, но тогда… я не могла управлять собой.

Андрей придвинулся ближе к Лизе и снова попытался обнять ее, но девушка отстранилась.

Даже в этот момент он не был до конца уверен, говорит ли с ним настоящая Лиза, но почему-то хотелось верить, что это она – та, которую он любил. По-прежнему любит…

– И тот дневник… Это она принесла его сюда.

– О ком ты?

– Мать, – но это сказала уже не Лиза. Ответила она, но голос был чужим, словно через Лизу говорило другое существо. И это единственное слово… этот голос, которым оно было произнесено. Он проник внутрь, отравляя мысли самого Андрея. Лиза перестала плакать, глаза ее угасли, она повторяла и повторяла чужим голосом:

– Продолжай падение. Продолжай падение. Продолжай падение. Продолжай падение. Продолжай падение. Продолжай падение. Продолжай падение. Продолжай падение. Продолжай падение. Продолжай падение.

– Прекрати! – крикнул Андрей, зажав уши руками и отползая от девушки. – Прекрати!

И она замолчала. Вновь вернулась прежняя Лиза. Она успокоилась, словно ей только и нужно было – выплеснуть это, чтобы прийти в себя. Она больше не всхлипывала, лишь тяжело дышала, глядя на Андрея.

– Что это было? – спросил он.

– Прости меня, – ответила Лиза. – Ты же сможешь меня простить?

– За что?

– Я все помню, всегда помнила. Но я не могла… Не могла сказать, показать, сделать. Я не знаю, откуда во мне все это…

Андрей поднялся и посмотрел на девушку сверху вниз.

– Лиза, о чем ты говоришь?

– Папа никогда не оставлял свой дневник. Он действительно у него был, но он пропал вместе с ним. Я никогда не читала его, но теперь я вспомнила все, что в нем написано. Она скопировала его, чтобы ты прочел, а я сделала все, что смогла, чтобы дать тебе подсказку. Этот дневник – это плод нашей общей работы. Она не знала, что я пытаюсь тебе помочь, я и сама не понимала этого… Я ведь даже не знала тебя. Я не знаю, смог ли ты разобраться в этом, но помочь тебе я уже не могу.

– Лиза, я не понимаю. Кто скопировал дневник?

– Та, что во мне.

– Для чего?

– Она хотела запутать тебя. Завести в ловушку. Это она хотела, чтобы ты нашел папу. Но, может, и это обман. Даже сейчас я не знаю точно…

– Бездна?

– Откуда во мне это? – Лиза обхватила колени и задрожала всем телом.

– ПАДАЙ! УМРИ И ВОСКРЕСНИ, ЧТОБЫ ПРОДОЛЖАТЬ ПАДЕНИЕ…

– Лиза! – выкрикнул Андрей.

– Пожалуйста, покончи с этим! – выкрикнула девушка. – Она не оставит меня.

– Я…

Лиза схватила с пола нож.

– Нет! Стой! – выкрикнул Андрей и бросился к девушке… Но не успел.

Рука Лизы замерла. Острие заметно дрожало в сантиметре от живота, защищенного лишь тонкой материей футболки. Андрей так и застыл с вытянутой рукой.

– Ты видишь? – Лиза вновь плакала. – Видишь? Я даже не могу себя убить!

Ее рука дрожала от напряжения. Андрей видел, что девушка изо всех сил пытается вонзить нож себе в живот, но не может.

Андрей протянул руку и выдернул нож из руки девушки. Лиза закрыла лицо и затряслась в рыданиях.

– От меня все равно ничего не осталось, – прошептала она.

– Неправда. Ты все еще здесь, со мной.

– Нет, меня уже нет.

– Лиза, милая, послушай…

– Нет, Андрей. Хватит! Просто сделай это. Я уже давно не чувствую себя живой. Может быть, прямо сейчас я обманываю тебя. Я даже этого не понимаю, а если бы и понимала, то ничего не смогла бы сделать! Она внутри меня, она и есть я… И она хочет, чтобы я убила папу. Для этого я и просила его найти. Убить его и вырезать это чертово число. И я бы сделала это… Она не дала бы мне поступить иначе.

– Я не могу…

– Ты не понимаешь. – Девушка нервно усмехнулась. – Ты даже не можешь представить, какой кошмар нас ждет. Я не могу сделать этого. Только ты… Это должен сделать ты… Пожалуйста!

Андрей почувствовал, как непослушные слезы брызнули из глаз.

– Смерть – спасение. Прощение – смерть, – прошептал он, наконец поняв, что значили эти слова.

– Смерть – спасение. Прощение – смерть, – повторила Лиза.

Но он не верил, не верил, что это происходит на самом деле. Он потонул в паутине обмана, лжи, иллюзий и так и не нашел света. Но, возможно, сейчас он и видел истинную реальность? И впервые эта реальность была еще хуже, чем безумный мир, в котором он провел так много времени.

– Но ведь… должно быть иначе… Что-то ведь можно сделать… – сказал он.

– Ты уже все сделал. – Лиза с печалью заглянула в глаза Андрея, и он в который раз почувствовал, как тонет в их бездне.

Утерев слезы рукавом, он прошептал:

– Это единственная бездна, в которую я готов падать бесконечно.

Лиза улыбнулась и прошептала:

– Прости меня. Не знаю, веришь ли ты мне сейчас, но я правда люблю тебя.

Андрей заплакал, нежно взял Лизу за затылок и притянул к себе. Поцеловал обжигающе горячие губы и отстранился, чтобы в последний раз посмотреть в лицо Бездне.

Голубое сияние ее глаз угасло в один миг. Она не издала ни звука, но ее лицо озарил покой. Лезвие легко вошло в мягкий податливый живот, Андрей даже не успел осознать, как это произошло.

– Прости меня, – прошептал он.

Обхватив девушку обеими руками, он прижал ее к себе и тихо завыл, понимая, что его личное падение теперь не закончится никогда.

Андрей обнаружил себя на холодном полу. Он не терял сознания, но будто выпал из реальности на какое-то время. В комнате стоял полумрак. Веяло холодом и запустением, слабо пахло сыростью. Мертвая Лиза лежала рядом в луже крови, на лице ее застыло вечное спокойствие.

Андрей подполз к ней, обнял мертвое тело, еще хранившее былой жар, и заплакал. Он шептал слова прощения, слова любви, что-то рассказывал, но тихий шепот его все больше напоминал бред безумца. Наконец, устав говорить, он закрыл глаза и снова провалился в забытье.

Когда пришел в себя, Лизы рядом уже не было. Она просто исчезла, не оставив ни следа. На полу нашелся только красный маркер, нож пропал. Андрей осмотрел одежду, чтобы убедиться, что все это произошло по-настоящему. Футболка и джинсы были покрыты темными пятнами крови.

К горлу подступил комок. Андрей поднялся на ноги, но сделал это слишком резко, голова закружилась. Он оперся о стену и несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Осмотрелся и обнаружил, что портрет Смолина тоже бесследно исчез.

Он исследовал квартиру в поисках личных вещей девушки – безрезультатно. Лиза будто никогда и не жила тут. Не осталось ничего, что напоминало бы о ней. Пропала даже одежда.

В ящике стола отыскались лишь старые, неподписанные открытки, а в шифоньере – пара книг. Даже воздух в комнате стоял затхлый, а мебель покрывал толстый слой пыли.

Телефонный звонок вывел из путаных раздумий. Достав мобильник из кармана, Андрей обнаружил, что дисплей покрыт паутиной трещин. Несколько раз вдавив палец в отказывающуюся работать кнопку приема звонка, поднес телефон к уху и пробубнил:

– Слушаю.

– Андрей, здравствуйте! Это Артур. Помните, мы…

– Помню, – перебил Андрей.

– Хотел сказать вам спасибо.

Андрей упал на диван, подняв облако пыли. Пружины натужно скрипнули.

– За что?

– За предупреждение. Я сначала не понял, что вы имели в виду. Но когда вечером в магазин пошел, решил захватить с собой перцовый баллончик. Ну, так, на всякий случай. Представляете? Вы как будто знали! На меня кто-то напал, едва я вышел из квартиры. Хорошо, я был начеку! Сразу прыснул в него. И сам, правда, надышался, но это ничего. Я, честно, опешил, когда увидел, что это женщина. Слушайте, да она с ножом была. Господи…

Андрей слушал без особого интереса. Его это совершенно не удивляло, и он лишь периодически мычал в трубку, чтобы дать понять, что еще на связи.

– Связал я ее кабелем да ментов вызвал, – заключил Артур. – Какая-то сумасшедшая. Думаете, она и правда того?

– Сумасшедшая? – спросил Андрей.

– Нет, я имею в виду из той секты.

– Возможно.

– Они на тебя тоже охотились?

– Не знаю, – ответил Андрей. – Я рад, что с вами все хорошо.

– Да уж. Я везучий сукин сын. Как там говорят? В рубашке родился…

– Угу, – Андрею не терпелось закончить этот разговор. Ему было тяжело говорить. Хотелось просто остаться наедине со своими мыслями.

– Не знаю, как теперь быть. А если они снова придут?

– Вряд ли, – ответил Андрей. – Но все равно берегите себя.

– Да, спасибо тебе еще раз… Ты это, звони, если что. Может, повидаемся, выпьем по пиву. Я теперь вроде как твой должник.

– Хорошо, – не дождавшись ответа, Андрей завершил звонок и убрал телефон в карман.

Он снова оглядел пустую комнату, плывущую во влажном мареве слез. Комнату, из которой вместе с Лизой ушла и жизнь.

После он сидел за столом на кухне квартиры, ставшей теперь чужой, и пил чай. Питерское небо сияло чистотой, и свет закатного солнца на глазах придавал старым домам новые, ранее не виданные краски. Лучи проникали в темные закоулки, щели домов, изгоняя поселившихся там демонов. Но Андрей знал: этому свету никогда не пробиться до самого дна, потому что дна не существует. Может, это и хорошо. Лучше не будить то, что скрывается в глубинах.

Андрей не чувствовал ни облегчения, ни жалости, ни ненависти, он даже не мог осознать потери. Внутри поселилась пустота, которую уже ничем не заполнить.

Перед ним лежал раскрытый дневник, который, пока он был без сознания, из его рюкзака достал Смолин, оставив там новую и теперь уже точно последнюю запись. Пододвинув дневник ближе, Андрей прочел:

«В каждом из нас есть бездна. Бесконечное пространство, вмещающее в себя все, что мы помним, знаем, жаждем и боимся. И эта бездна – то главное, что одновременно мешает нам постичь друг друга и заставляет пытаться сделать это. Сколько бы упорства мы ни прилагали, пытаясь до конца познать другого или самого себя, постичь природу скрытого внутри нас, мы ничего не добьемся. Мы не достигнем дна.

Но даже если это и так, должны ли мы просто смириться с этим? Принять все как есть? Принять свой эгоизм, остаться нетерпимыми и озлобленными друг к другу, какими мы являемся сейчас? Бездна вытащила из нас все это… Мы посмотрели в зеркало и чудом спаслись, заплатив, казалось бы, столь малую цену для всех и в то же время столь огромную для отдельных из нас. Должны ли мы ставить на одни весы общую беду и личную? Я не знаю ответа на этот вопрос. Но сделаем ли мы правильные выводы из того, что увидели? Да, мы имеем право ненавидеть Бездну, но, быть может, мы такие существа, для которых порой важно пережить кошмар, чтобы научиться любить.

Если мы не изменимся сегодня, то что ждет нас в конце, кроме боли и несчастий? Что услышат те, что придут после нас, – если придут. Будет ли это разумная речь или озлобленный рык зверей? Может, нам стоит хотя бы попытаться понять другого? Начать с малого. Как когда-то писал Уоллес, представить, что человек, подрезавший тебя на дороге, – не последний ублюдок, а, быть может, перепуганный отец, спешащий отвезти своего ребенка в больницу… Нам нужно изменить свой настрой, заново научиться любить. Постараться отринуть злобу, ненависть и желание поставить себя выше другого. Мы все время говорим о любви, слагаем о ней песни, пишем книги, даже убиваем ради нее, но не понимаем, что значит это слово… И я надеюсь, ты найдешь в себе силы идти дальше…

Андрей, я знаю, что все это звучит банально, где-то глупо, может быть, даже наивно, но я хочу верить в это. Хочу, чтобы в это верил ты. Иногда банальность – это единственный способ выразить правду. Теперь мне кажется, что лучше жить, каждую секунду осознавая эти банальные вещи, нежели оставаться в той точке, где мы все находимся сейчас. Потому что если так, то ты уже знаешь, каков у этого будет финал. Теперь Бездна спит, и мы должны постараться сделать все, чтобы она никогда больше не проснулась.

Лиза действительно тебя любила, теперь я не сомневаюсь в этом, и я знаю, на какую жертву тебе пришлось пойти. Не уверен, сможешь ли ты простить меня, но я все равно прошу прощения.

Я не знаю, что со мной будет дальше, но теперь я ухожу, покидаю свою тюрьму и этот дом, надеюсь, навсегда. И я верю, что ты еще сможешь полюбить.

Ведь если любовь – это тоже бездна, то продолжай падать».