25
Али

Али нырнул в бурные воды канала и перекувырнулся, отталкиваясь в противоположном направлении. Швы заныли от резких движений, но он двигался дальше, превозмогая боль. Еще парочку заплывов.

Он скользил по мутной воде с уверенной легкостью. Плавать его научила мать – это была единственная традиция Аяанле, на освоении которой она настояла. Ради этого она даже пошла против короля. Однажды, когда Али было семь, она внезапно явилась в Цитадель – тогда она показалась ему ужасно грозной и незнакомой в королевской вуали. Она потащила его во дворец, а он кричал и брыкался, умоляя не топить его. Оказавшись в гареме, она бросила его в самую глубокую часть канала, не обронив ни слова. Только когда он выплыл на поверхность, суча по воде руками и жадно глотая воздух сквозь слезы, она наконец позвала его по имени. А потом научила грести и нырять, опускать голову под воду и дышать уголком рта.

Прошло много лет, но Али помнил как вчера каждую минуту ее дотошного инструктажа и цену, которую она заплатила за подобное своеволие: с тех пор им нельзя было оставаться наедине. Но Али стал плавать. И ему это нравилось, хотя большинство джиннов, особенно соплеменники его отца, смотрели на это занятие с крайним омерзением. Некоторые священнослужители даже заявляли в своих проповедях, что любовь Аяанле к воде – это извращение и пережиток древнего речного культа, в котором они с маридами якобы предавались всяческим богомерзким утехам. К этим похабным байкам Али относился как к банальным сплетням. Аяанле были богатым племенем из безопасного и преимущественно изолированного региона – они всегда становились объектом чужой зависти.

Он сделал еще один заплыв и поплыл по течению. В неподвижном воздухе висело марево. Тишина в саду была такая, что нарушали ее только жужжание насекомых и чириканье птиц. Стояла благодать.

Идеальный момент для засады от очередного ассасина из «Танзима». Али гнал от себя темные мысли, но это давалось ему непросто. Прошло четыре дня с покушения Ханно, и все это время ему не разрешалось покидать свои покои. Наутро после нападения Али проснулся с дичайшей головной болью и обнаружил перед собой брата, в бешенстве требовавшего от него ответов. Сходя с ума от боли и чувства вины, с туманящимися мыслями, Али во всем признался. Слова о его истинных отношениях с «Танзимом» срывались с языка, как вода утекает сквозь пальцы. Оказалось, его прежние надежды были верны: отец и брат знали только про деньги.

Мунтадир был решительно не рад узнать про все остальное.

Видя, как его брат закипает от ярости, Али попытался объяснить, почему хотел скрыть смерть Ханно, но в этот момент Нари явилась проведать его. Мунтадир прямо заявил по-гезирийски, что считает его предателем, и в гневе ушел. Он до сих пор не возвращался.

Наверное, нужно с ним поговорить. Али выбрался на сушу, заливая водой декоративную плитку по его бортам. Он потянулся за рубахой. Попытаться объяснить…

Он остановился, когда заметил свой живот. Рана исчезла.

Али ошарашенно провел рукой там, где всего час назад был не заживший до конца порез, исполосованный швами. Теперь там красовался только выпуклый шрам. Швы на ране в груди еще оставались, но и она заметно подлечилась. Он нагнулся осмотреть третью рану у себя под ребрами и поморщился: в этом месте Ханно проткнул его ножом насквозь, и ему все еще было больно.

Может, вода в канале обладала целительным действием? Если так, то Али никогда об этом не слышал. Придется спросить Нари. Она почти каждый день заходила к нему в гости, как будто ее ничуть не смущало, что его всего в крови доставили к ней в спальню несколько дней назад. Только раз она косвенно затронула тему спасения его жизни, когда радостно прошлась по его небольшой библиотеке. Она забрала у него несколько книг, чернильницу из слоновой кости и золотой локтевой браслет в качестве «оплаты».

Он покачал головой. Странная она, что тут скажешь. Но Али не жаловался. Не исключено, что, кроме Нари, у него больше не осталось друзей.

– Мир твоему дому, Али.

Али вздрогнул, услышав голос сестры, и натянул рубаху.

– И тебе, Зейнаб.

Она прошла по дорожке и присоединилась к нему на мокрых камнях.

– Я не ошиблась, ты сейчас плавал? – Она изобразила на лице шок. – А я-то думала, тебе неинтересны Аяанле и наша… как ты это называешь?.. коварная культура праздности?

– Я просто сделал несколько кругов, – проворчал он.

Сейчас он был не в том настроении, чтобы ссориться с Зейнаб. Он сел и свесил босые ноги в канал.

– Чего тебе надо?

Она подсела к нему и поводила пальцами по воде.

– Во-первых, лично убедиться, что ты еще жив. Тебя не видели при дворе почти неделю. И предупредить тебя. Я не знаю, что вы затеяли с этой Нахидой, Али. Ты ничего не понимаешь в политике, не говоря уж…

– О чем ты говоришь?

Зейнаб закатила серо-золотые глаза.

– О брачных переговорах, глупый. Зачем ты помогаешь этой воровке с человеческим лицом?

У Али вдруг закружилась голова.

– О каких еще брачных переговорах?

Она удивленно подалась назад.

– Между Мунтадиром и Нари. – Она сузила глаза. – Ты хочешь мне сказать, что не помогал ей? Всевышний Боже, она вручила отцу список с цифрами и процентами, который мог бы потягаться с отчетами из казначейства. Он на тебя страшно зол – он уверен, что ты его составил.

Боже сохрани… Али знал, что Нари достаточно умна, чтобы самостоятельно составить такой документ, но боялся, что он единственный Кахтани, который не недооценивает способности бану Нахиды. Он потер лоб.

– Когда все это случилось?

– Вчера в обед. Она явилась к отцу в кабинет без приглашения и без сопровождения, заявила, что слухи ее утомили и она хочет знать реальное положение дел, – Зейнаб скрестила руки. – Она потребовала равной доли с оплаты от пациентов, официальную должность с окладом для своего Афшина, оплачиваемый академический отпуск в Зариаспе в целях обучения… и Боже мой, приданое…

У Али пересохло во рту.

– Она правда всего этого требовала? Вчера? Ты уверена?

Зейнаб кивнула.

– И еще она настаивает на том, что у Мунтадира не должно быть второй жены. И требует конкретно прописать это в брачном договоре как дань уважения Дэвам, чьи обычаи это запрещают. Перерыв на обучение, никаких пациентов еще по меньшей мере год, беспрепятственный доступ ко всем записям Манижи… – Зейнаб стала загибать пальцы. – Наверняка я еще что-нибудь забыла. Говорят, переговоры закончились хорошо за полночь. – Она покачала головой с уважением, но все-таки и с негодованием. – Не знаю, кем она себя возомнила.

Последней Нахидой на земле… Нахидой, которая располагает очень деликатным компроматом на младшего сына Кахтани. Али старался, чтобы голос его не дрожал.

– И что решил аба?

– Первым делом проверил содержимое своих карманов после того, как она ушла, но в остальном остался очень доволен. – Зейнаб закатила глаза. – Говорит, ее амбициозность напоминает ему о Маниже.

Кто бы сомневался.

– А Мунтадир?

– А сам как думаешь? Конечно, он не хочет жениться на какой-то нечистой прохиндейке из Нахид. Он сразу пришел ко мне и спросил, каково это, быть ребенком смешанного племени, не понимать гезирийского…

Али удивился. Он не подозревал, что, будучи против брака с Нари, Мунтадира заботили и такие вещи.

– Что ты ему сказала?

Она выразительно на него посмотрела.

– Правду, Али. Можешь делать вид, что для тебя это не проблема, но есть реальные причины, почему редкие джинны решаются на смешанные браки. Я никогда не владела гезирийским на твоем уровне, и это изолирует меня от племени отца. С маминым племенем ненамного лучше. Даже когда Аяанле говорят мне что-то приятное, я слышу в их словах искреннее недоумение, как это пескоплавка смогла добиться такой элегантности.

Али был поражен.

– Я этого не знал.

– Откуда тебе знать? – Она опустила глаза. – Ты же никогда не спрашивал. Политика гарема кажется тебе легкомысленной и презренной.

– Зейнаб…

Обида в ее голосе задевала его за живое. Несмотря на конфликты, с которыми всегда были сопряжены их взаимоотношения, его сестра пришла к нему, чтобы предостеречь. Его брат до сих пор продолжал покрывать его. А что сделал Али? Считал Зейнаб избалованной пустышкой и помог отцу расставить для Мунтадира брачные сети, которых он не хотел.

Али встал. Солнце садилось за высокими дворцовыми стенами, окутывая сад тенью.

– Мне нужно его найти.

– Удачи. – Зейнаб вытащила ноги из воды. – Он был пьян уже к полудню и ляпнул что-то в том духе, что будет искать утешения в объятиях благородных женщин города.

– Я знаю, где его искать.

Али помог сестре подняться. Она собралась уходить, и он взял ее за руку.

– Почаевничаем завтра вместе?

Она удивленно похлопала глазами.

– У тебя что, нет более важных дел, чем гонять чаи со своей избалованной сестрицей?

Он улыбнулся.

– Ровным счетом никаких.

Когда Али добрался до салона Хансады, уже стемнело. На улице была слышна музыка, и вокруг бродили несколько солдат. Али кивнул им и скрепя сердце поднялся по ступенькам, ведущим в сад на крыше. Из темного коридора донеслось мужское кряхтенье и следом – женский стон удовольствия.

Али подошел к дверям, которые тут же перегородил своим телом слуга.

– Мир твоему дому, шейх… принц! – поправился он и сконфуженно покраснел. – Извините, но хозяйка…

Али оттолкнул его и вошел в двери, воротя нос от чрезмерно надушенного воздуха. На крышу набилось не меньше пары дюжин вельмож и их челяди. Между них сновали проворные слуги, разнося вино и раскуривая кальяны. Играли музыканты, танцевали две танцовщицы, выпуская из пальцев зачарованные цветы из света. Мунтадир развалился на плюшевом диване рядом с Хансадой.

Мунтадир не заметил его появления, но Хансада сразу вскочила на ноги. Али поднял руки, собираясь принести ей свои извинения, но забыл, что хотел сказать, когда увидел пополнение в компании Мунтадира. Али положил руку на зульфикар.

Дараявахауш ухмыльнулся.

– Мир твоему дому, Зейди-младший.

Афшин сидел вместе с Джамшидом и другим дэвом, которого Али не узнал. Все как будто отлично проводили время – кубки были полны вина, и красивый виночерпий сидел возле них на широкой банкетке с подушками.

Али перевел взгляд с Афшина на Джамшида. Он совершенно не представлял, как вести себя в такой ситуации. Джамшид несколько раз успел спасти ему жизнь: он остановил Ханно, он избавился от тела, он принес его к Нари. Али был обязан ему и не смел закрывать на это глаза. Но Боже, как он хотел, чтобы здесь сидел кто угодно другой, но не сын Каве. Одно слово, один намек – и старший визирь в два счета прищучит Али.

Перед ним возникла Хансада и погрозила ему пальцем.

– Тебя впустил слуга? Я ему велела…

Наконец голос подал Мунтадир.

– Пусти его, Хансада, – бросил он устало.

Она насупилась.

– Ладно. Но никакого мне тут оружия. – Она выхватила у него зульфикар. – Ты и так девчонок пугаешь.

Али беспомощно проводил взглядом свой зульфикар, оказавшийся у проходившего мимо слуги. Дараявахауш засмеялся, и Али резко повернулся к нему, но Хансада вцепилась в его руку и потащила вперед с удивительной для такой хрупкой женщины силой.

Она втолкнула его в кресло напротив Мунтадира.

– Не натворите дел, – предупредила она сердито и ушла.

Али подозревал, что привратник сейчас получит нешуточный нагоняй.

Мунтадир не поздоровался. Его отсутствующий взгляд был направлен на танцовщиц.

Али прочистил горло.

– Мир твоему дому, ахи.

– Ализейд, – отозвался Мунтадир холодно. Он выпил из медного кубка. – Какими судьбами такой праведник оказался в этом злачном месте?

Многообещающее начало. Али вздохнул.

– Я хотел извиниться, Диру. Поговорить с тобой о…

Взрыв смеха привлек его внимание к двум дэвам. Афшин, видимо, рассказывал какой-то анекдот на дивастийском с веселым лицом, оживленно размахивая руками. Джамшид смеялся, а кто-то третий подливал вина ему в кубок. Али нахмурился.

– Что? – спросил Мунтадир. – Ты на что уставился?

– Я… ни на что, – заикаясь, ответил Али, удивленный такой враждебностью в голосе брата. – Просто я не догадывался, что Джамшид и Дараявахауш такие близкие друзья.

– Они не друзья, – огрызнулся Мунтадир. – Он проявляет уважение к гостю своего отца, – глаза Мунтадира сверкнули из глубины какой-то мрачной неуверенностью. – Не придумывай лишнего, Ализейд. Мне не нравится этот взгляд.

– Какой взгляд? О чем ты?

– Ты знаешь, о чем я. Ты бросил своего потенциального убийцу в озеро и, рискуя жизнью, решил замести все следы того, что произошло на стене. Конец истории. Джамшид ничего не расскажет. Я попросил его об этом… и в отличие от некоторых, он меня не обманывает.

Али опешил.

– Думаешь, я желаю ему вреда? – Он понизил голос, заметив любопытствующий взгляд сновавшего поблизости слуги – хоть они и говорили по-гезирийски, но ссору ни на каком языке ни с чем не спутать. – Господи, Диру, ты правда думаешь, что я могу убить джинна, который спас мне жизнь? Ты думаешь, я способен на такое?

– Я уже не знаю, на что ты способен, Зейди. – Мунтадир осушил кубок. – Я месяцами твердил себе, что все это какая-то ошибка. Что ты просто сердобольный дурак, который разбрасывается деньгами, не задавая лишних вопросов.

У Али замерло сердце, а Мунтадир подозвал виночерпия, замолчав, пока тот подливал ему еще вина. Он сделал глоток и продолжил:

– Но ты ведь не дурак, Зейди. Ты один из умнейших джиннов. Ты не просто отдавал им деньги – ты научил их скрываться от наших казначеев. Я никогда не думал, что ты будешь так ловко заметать следы. Этого шейха расплющило насмерть прямо у тебя на глазах, но Боже… ты даже не шелохнулся. И тебе хватило ума избавиться от тела, когда ты сам был на грани смерти. – Мунтадир содрогнулся. – Это хладнокровно, Зейди. Я не подозревал, что ты можешь быть так хладнокровен. – Он покачал головой и сказал с горьким сожалением в голосе: – Я хотел закрывать глаза… на все, что говорили вокруг. И всегда закрывал.

Али начинало подташнивать. В глубине души он вдруг понял, какое направление принимает их разговор, – и он боялся этого. Он сглотнул комок, подкатывавший к горлу.

– На что?

– Ты сам знаешь. – Глаза его брата, серые глаза, так похожие на его собственные, переполняла буря эмоций: чувства вины, и страха, и подозрений. – Ты знаешь, что говорят о принцах в нашей ситуации.

Пружина страха, сжимавшаяся в сердце Али, лопнула. И внезапно так стремительно, что шокировало его самого, страх выплеснулся в ярость. В негодование, которое Али, сам того не подозревая, держал под прочным замком в таком уголке, куда не смел соваться.

– Мунтадир, я хладнокровен, потому что всю жизнь прожил в Цитадели, где учился служить тебе. Я спал на голых досках, пока ты спал с куртизанками на шелковых постелях. Мне было пять, когда меня отняли у матери, чтобы я пошел учиться убивать людей по твоей команде и сражаться в битвах, которые тебе никогда не придется видеть. – Али перевел дыхание, сдерживая ураган эмоций, рвущийся у него из груди. – Я совершил ошибку, Диру. Вот и все. Я хотел помочь шафитам, а не развязывать…

Мунтадир перебил его:

– Ты и кузен твоей матери – единственные известные спонсоры «Танзима». Они накапливали оружие для неизвестных целей, и неизвестный гезирийский солдат, имевший доступ к Цитадели, украл для их склада тренировочные зульфикары. Ты так никого и не арестовал по этому делу. Хотя, судя по всему, ты знаешь их лидеров. – Мунтадир снова осушил кубок и повернулся к Али. – Вот ты и скажи мне, ахи, – попросил он, – что бы ты подумал, окажись сам на моем месте?

В голосе его брата сквозил страх, неподдельный страх, и Али стало от этого физически плохо. Если бы они были наедине, он бы бросился Мунтадиру в ноги. Даже сейчас его подмывало поступить именно так, и пес с ними, со свидетелями.

Но он сдержался и только взял его руку.

– Никогда, Диру. Никогда. Я скорее буду готов пронзить собственное сердце, чем замахнусь на тебя. Клянусь Богом… ахи… – обещал он, но Мунтадир только хмуро смотрел на него. – Умоляю тебя. Скажи, как мне все исправить. Я сделаю все, что ты попросишь. Я пойду к отцу. Я все ему расскажу…

– Ты труп, если расскажешь отцу, – перебил Мунтадир. – И я не про покушение. Если он узнает, что это ты был в таверне, где убили двоих дэвов, и все три месяца ты прогулял, так и не арестовав изменника из Королевской гвардии… он сам бросит тебя к каркаданну.

– И что с того? – Али даже не смутил собственный желчный тон. – Если ты веришь, что я планирую заговор против вас, почему ты сам не донесешь на меня?

Мутадир бросил на него строгий взгляд.

– Думаешь, я хочу быть виновником твоей смерти? Ты все-таки мой младший брат.

Али сразу присмирел.

– Позволь мне поговорить с Нари, – предложил он, вспомнив, зачем вообще пришел сюда. – Может, мне удастся ее уговорить отказаться от части ее требований.

Мунтадир рассмеялся хмельным сардоническим смехом.

– Думаю, вы с моей расчетливой суженой уже достаточно наговорились – этому хотелось бы побыстрее положить конец.

Музыка смолкла. Дэвы зааплодировали, и Дараявахауш сказал что-то, от чего танцовщицы захихикали.

Мунтадир смотрел на Афшина, как кошка на мышку. Он прочистил горло, и Али понял, что его брат замышляет что-то опасное и ужасно глупое.

– А знаешь, с одним из ее требований я разберусь прямо сейчас… Джамшид! Дараявахауш! – крикнул он. – Идемте. Выпьем вина.

– Диру, не думаю, что это хорошая…

Али резко замолчал, когда приблизились дэвы.

– Эмир Мунтадир. Принц Ализейд. – Дараявахауш склонил голову, сложив пальцы в дэвском приветствии. – Да будет ярко гореть твой огонь в этот прекрасный вечер.

Джамшид нервничал, и Али понял, что он уже достаточно часто бывал в компании пьяного Мунтадира, чтобы понимать, когда назревает недобрая ситуация.

– Добрый вечер, господа, – сказал он неуверенно.

Мунтадир, наверное, заметил его беспокойство. Он щелкнул пальцами и указал на подушку на полу слева от себя.

– Присядь, друг.

Джамшид сел. Дараявахауш ухмыльнулся и тоже щелкнул пальцами.

– И всего-то? – спросил он и добавил что-то на дивастийском, отчего Джамшид покраснел.

Только в отличие от Али Мунтадир прекрасно владел их языком.

– Уверяю тебя, он не дрессированный пес, – ледяным тоном отчеканил он на джиннском. – Он мой дражайший друг. Прошу, Афшин, – добавил он, приглашая его на место рядом с Джамшидом. – Присаживайся, если не против.

Он снова подозвал виночерпия.

– Вина моим гостям. А принц Ализейд выпьет то, что вы подаете мальчишкам, которые еще не научились пить.

Али натужно улыбнулся, вспоминая укол Дараявахауша по поводу его вражды с Мунтадиром во время их дуэли. Как некстати, что именно сейчас Афшин станет свидетелем конфликта между братьями Кахтани.

Дараявахауш повернулся к Али:

– Что же с тобой случилось?

Али ощетинился.

– Что ты имеешь в виду?

Афшин посмотрел на его живот.

– Травма? Болезнь? У тебя изменилась походка.

Али опешил и не нашел что ответить.

Мунтадир сверкнул глазами. Несмотря на их ссору, он отчаянно заступался за брата, когда ответил:

– Не слишком ли пристально ты наблюдаешь за моим братом, Афшин?

Дараявахауш только пожал плечами:

– Ты не воин, эмир, так что тебе этого не понять. Но брат у тебя воин. И воин превосходный. – Он подмигнул Али. – Расправь плечи, сынок, и убери руку от раны. Ты же не хочешь, чтобы твои враги заметили твои слабости?

И снова Мунтадир опередил Али с ответом.

– Уверяю тебя, он уже поправился. Бану Нахида ежедневно проводит время у его постели. Она очень к нему привязана.

Афшин сверкнул глазами, и Али, не желая расставаться ни со своей головой, ни с Нари, быстро вставил:

– Уверен, она одинаково привязана ко всем своим пациентам.

Мунтадир не обращал на него внимания.

– Как раз по поводу бану Нахиды я и хотел с тобой поговорить. – Он посмотрел на Джамшида. – Кажется, в Зариаспе освободилась должность губернатора? Я краем уха слышал, как твой отец говорил об этом.

Джамшид смутился, но ответил:

– Вроде да.

Мунтадир кивнул.

– Завидная должность. Щедрый оклад. В живописном регионе Дэвастана. Обязанностей немного. – Он глотнул вина. – Думаю, ты отлично подойдешь на это место, Дараявахауш. Когда мы вчера обсуждали свадьбу, бану Нахида выразила беспокойство за твое будущее и…

– Что? – Опасная ухмылка сползла с лица Афшина.

– Твое будущее, Афшин. Нари хочет щедро вознаградить тебя за твою преданность.

– Зариаспа не Дэвабад, – отрезал Дараявахауш. – И потом, какая свадьба? Ей еще нет и четверти века. Закон запрещает…

Мунтадир взмахнул рукой, обрывая его возражения.

– Она пришла вчера и внесла свое собственное предложение. – Он улыбнулся с нетипичным для него злорадным огоньком в глазах. – Видимо, ей неймется.

Он потянул последнее слово, наделяя его порядочной дозой вульгарности, и Дараявахауш захрустел суставами. Али машинально потянулся к зульфикару, но оружия не было – его припрятали слуги Хансады.

К счастью, Афшин остался сидеть на месте. Но движения его пальцев привлекли внимание Али, и он вздрогнул. Рабское кольцо Афшина… светилось? Он прищурился. Было похоже на то. От изумруда шло едва заметное сияние, как будто лампа из закопченного стекла не пропускала яркий свет.

Афшин ничего не замечал.

– Я поддерживаю бану Нахиду во всех начинаниях, – произнес он таким ледяным тоном, на который не должен быть способен живой джинн. – Даже в самых возмутительных. Так что с меня причитаются поздравления.

Мунтадир открыл рот, но, к счастью, именно в этот момент вернулась Хансада.

Она присела на краешек дивана рядом с Мунтадиром и обвила изящной рукой его плечи.

– Любимый, опять вы деловыми разговорами портите этот дивный вечер? – Она погладила его шею. – Вы все такие хмурые. Ваше безразличие обижает моих девочек.

– Прости нас, госпожа, – вмешался Афшин. – Мы обсуждали свадьбу эмира. Ты ведь приглашена?

Мунтадир начал распаляться, но если Дараявахауш надеялся разжечь ссору двух ревнивых любовников, то он явно недооценил преданность его куртизанки.

Она очаровательно улыбнулась.

– Разумеется. Я буду танцевать с его женой. – Она уселась Мунтадиру на колени, не сводя острого взгляда с Дараявахауша. – Возможно, дам ей пару советов о том, как лучше его ублажить.

Атмосфера накалялась. Али напрягся, но Афшин ничего не ответил. Он только сделал глубокий вдох и схватился за голову, как будто его настигла внезапная мигрень.

Хансада изобразила беспокойство.

– Тебе нездоровится, Афшин? Если ты переутомился, я предоставлю тебе комнату, где ты можешь отдохнуть. Кто-нибудь с удовольствием составит тебе компанию, – добавила она с ледяной улыбкой. – Твой типаж весьма очевиден.

Она зашла слишком далеко – и Мунтадир тоже. Дараявахауш переключил все внимание на нее. Его зеленые глаза засверкали, и он обнажил зубы в каком-то зверином оскале.

– Виноват, госпожа, я отвлекся, – сказал он. – Но какая дивная картина. Ты, видимо, часто об этом фантазируешь. И в таких очаровательных деталях… вплоть до маленького домика в Агниванше. Из… красного песчаника? – уточнил он, и Хансада побледнела. – На берегах Чамбала… качели для двоих с видом на реку…

Куртизанка ахнула и выпрямилась.

– Откуда… ты об этом знаешь?

Дараявахауш не сводил с нее глаз.

– Силы Создателя… как сильно ты этого хочешь… Ты бы даже согласилась убежать с ним и бросить это прекрасное место и все его богатства. Все равно ты не думаешь, что он стал бы хорошим королем… не лучше ли сбежать, вместе состариться, читая стихи и распивая вино?

– Что за чертовщину ты сейчас несешь? – сорвался Мунтадир, а Хансада вскочила с его колен со слезами стыда на глазах.

Афшин перевел яркоглазый взгляд на эмира.

– Это ее желания, эмир Мунтадир, – невозмутимо ответил он. – Не то чтобы ты их разделял. О нет…

Он замолчал, подался ближе, внимательно разглядывая лицо Мунтадира. Его губы расплылись в восторженной улыбке.

– Оказывается, очень даже наоборот. – Он перевел взгляд с Мунтадира на Джамшида и расхохотался. – А вот это уже интересно…

Мунтадир вскочил с дивана.

Али в ту же секунду встал у него на пути.

Пусть его брат и не воспитывался в Цитадели, но в какой-то момент своей жизни кто-то, очевидно, научил его драться. Удар угодил Али прямо в подбородок и как есть сбил его с ног.

Али тяжело приземлился, и стол, на котором стояли их напитки, с треском поломался. Музыканты сбились с ритма и остановились, и какая-то танцовщица закричала. Несколько посетителей повскакивали на ноги. Толпа была в шоке.

Двое стражников прохаживались вдоль края крыши, и Али заметил, как один из них потянулся за своим зульфикаром. Ну конечно. Со стороны должно было казаться, будто эмир Дэвабада сознательно ударил своего младшего брата по лицу. Но Али был их будущим каидом и офицером Королевской гвардии, так что стражники сомневались, на чью сторону им нужно встать. Если бы на месте Али оказался кто угодно другой, его бы оттащили от эмира прежде, чем он успеет дать отпор. Это они и должны были делать даже сейчас – Али изо всех сил надеялся, что Мунтадир не заметит этого нарушения протокола. Только не теперь, когда его брат высказал ему свои страхи относительно намерений Али.

Джамшид протянул ему руку.

– Ты в порядке, принц?

Али проглотил стон, когда его не до конца зажившую рану от ножа пронзила острая боль.

– Все нормально, – солгал он, когда Джамшид помог ему подняться на ноги.

Мунтадир смотрел на него как на сумасшедшего.

– О чем ты думал, черт тебя побери?

Али прерывисто вздохнул.

– Думал, что, если ты съездишь Бичу Кви-Цзы по физиономии сразу после того, как прилюдно оскорбил его бану Нахиду, он порвет тебя на конфетти. – Али прикоснулся к опухающей челюсти. – Неплохой удар, – похвалил он.

Джамшид обыскал взглядом толпу и положил руку его брату на запястье.

– Он ушел, эмир, – сообщил он вполголоса.

Скатертью дорога. Али потряс головой.

– О чем это он говорил? Про Хансаду… никогда не слышал, чтобы бывший раб мог читать желания других джиннов. – Он взглянул на куртизанку. – То, что он говорил… это правда?

Она сердито хлопала глазами, меча молнии, но не в Али.

А в Мунтадира.

– Не знаю, – процедила она. – Может, спросишь у своего брата?

Не говоря больше ни слова, она расплакалась и убежала.

Мунтадир выругался.

– Хансада, стой!

Он бросился вдогонку за своей любовницей и скрылся в глубине дома.

Совершенно сбитый с толку, Али перевел взгляд на Джамшида, надеясь хоть на какое-то объяснение, но капитан упорно смотрел в пол, странно зардевшись.

Али решил выбросить из головы романтические приключения брата и взвесить свои дальнейшие шаги. Его так и подмывало снарядить гвардейцев на поиски и арест Афшина. Но за что его арестовывать? За пьяный спор из-за женщины? Тогда можно половину Дэвабада в темницу бросить. Афшин не ударил Мунтадира, даже не оскорбил его, по сути.

Не будь дураком. Али принял решение. Он щелкнул пальцами, привлекая внимание Джамшида. Он понятия не имел, почему капитан вдруг так разнервничался.

– Джамшид? Дараявахауш гостит у вас дома, так?

Джамшид кивнул, все еще избегая смотреть Али в глаза.

– Да, принц.

– Ясно. – Он хлопнул Джамшида по плечу, и тот аж подскочил. – Ступай домой. Если до утра он не вернется, поставь Цитадель в известность. А если вернется, передай ему, что завтра его ждут в придворном собрании для разговора о том, что произошло тут сегодня. – Он помедлил и нехотя добавил: – И расскажи отцу. Я помню, что Каве предпочитает первым узнавать обо всех делах Дэвов.

– Сию минуту, принц.

Ему явно не терпелось смыться.

– И, Джамшид…

Джамшид наконец встретился с ним взглядом.

– Спасибо тебе.

Джамшид только кивнул в ответ и поспешил прочь. Али сделал глубокий вдох, старательно игнорируя острую боль. Дишдаша намокла и прилипла к животу, и, когда он прикоснулся к ней, его пальцы испачкались кровью. Наверное, разошлись швы.

Он поправил черный кафтан на себе так, чтобы спрятать кровь. Если бы час был дневной, он бы тайком разыскал Нари, но пока он доберется до лазарета, будет уже около полуночи, и бану Нахида будет спать в своей постели.

Нельзя к ней идти. В первый раз Али повезло, что его не застали в спальне Нари. Отправляться туда во второй раз было слишком рискованно, тем более с учетом слухов, которые непременно расползутся после сегодняшнего. «Перебинтуюсь сам, – решил он, – и подожду в лазарете». Во всяком случае, если кровотечение усилится, он будет всего в двух шагах от Нари. План казался ему логичным.

Впрочем, в последнее время так часто случалось – прямо перед тем, как все шло наперекосяк.