24
Нари

Слово эхом отзывалось у нее в голове, заставляя все внутри сжиматься, пока она торопилась обратно в лазарет. Она не была готова ни к чему срочному. Напротив, ее так и подмывало сбавить шаг. Пусть лучше кто-то умрет, не дождавшись ее, чем станет жертвой ее преступной некомпетентности.

Нари распахнула дверь лазарета.

– Ладно, Низрин, что…

От неожиданности она остановилась на полуслове.

Гасан аль-Кахтани сидел у изголовья ее пациента, гезирийского священнослужителя, который давно разменял третий век и теперь медленно превращался в уголь. Низрин сказала, что это довольно распространенное заболевание у джиннов в возрасте. Если его не лечить, заканчивается летальным исходом. Нари отметила, что возраст в триста с лишним лет уже сам по себе грозит обернуться летальным исходом, но взялась за лечение так же, как за любого другого пациента: поместила его у пульверизатора с паром и прописала ему водянистую грязь, заколдованную чарами, которым обучила ее Низрин. Старик лежал в лазарете уже несколько дней и выглядел нормально, когда она уходила: он крепко спал, и ожоги были сосредоточены у него на ногах.

Холодок пробежал у нее по спине, когда она увидела, с какой любовью сжимал король руку шейха. Позади стояла Низрин. Ее черные глаза смотрели предупреждающе.

– Ваше высочество, – пробормотала Нари. Она быстро сложила ладони и, решив, что это никогда не повредит, поклонилась. – Простите… я не знала, что вы здесь.

Король улыбнулся и встал.

– Не стоит извиняться, бану Нахида. Я услышал, что шейху нездоровится, и пришел помолиться за него.

Он повернулся к старику и положил руку ему на плечо, добавив что-то по-гезирийски. Ее пациент хрипло ответил, и Гасан рассмеялся.

Он подошел к Нари, и она через силу встретилась с ним взглядом.

– Как вы с моими детьми провели вечер? – спросил он.

– Очень хорошо. – У нее защипало кожу: она буквально на ощупь чувствовала исходящую от него силу. Она не удержалась, чтобы не добавить: – Не сомневаюсь, позже Ализейд все сам вам доложит.

Короля развеселило ее нахальство, и у него в глазах блеснул огонек.

– Верно, бану Нахида. – Он кивнул на старика. – Пожалуйста, помоги ему, чем можешь. Я буду спать спокойно, зная, что мой наставник сейчас в руках дочери бану Манижи.

Нари опять поклонилась, дождалась, когда дверь за королем закроется, и побежала к кровати шейха. Она надеялась, что еще не успела нагрубить ему или каким-то образом оскорбить, но это было маловероятно: лазарет ужасно сказывался на ее настроении.

Она выдавила улыбку.

– Как вы себя чувствуете?

– Намного лучше, – прохрипел он. – Ноги, хвала Богу, наконец перестали болеть.

– Тебе нужно кое-что увидеть, – сказала Низрин негромко.

Она приподняла одеяло шейха так, чтобы он ничего не видел, а Нари могла осмотреть его стопы.

Только их не было.

Мало того что они обратились в прах, но инфекция еще и перекинулась выше, на его худые голени. Яркая черная линия ползла к его левому бедру, и Нари сглотнула, сражаясь с испугом.

– Рада… рада слышать, что вам лучше, – сказала она со всей веселостью, на какую была способна. – Я только… э… посовещаюсь одну минутку со своей помощницей.

Она потащила Низрин подальше от его ушей.

– Что произошло? – прошипела она. – Ты же сказала, мы все исправили!

– Я ничего подобного не говорила, – поправила Низрин возмущенно. – От этой болезни нет лекарства, тем более в этом возрасте. Мы можем только тормозить ее развитие.

– Это мы так ее тормозим? После заклинания все стало только хуже! – Нари содрогнулась. – Ты слышала, что тут только что ворковал король о том, в каких он хороших руках?

Нари подозвала ее к аптечному шкафу.

– Поверь мне, бану Нари, король Гасан отдает себе отчет, насколько тяжелое его положение. Заболевание шейха Ауды хорошо знакомо нашему народу. – Она вздохнула. – Ожог расползается стремительно. Я послала гонца за его женой. До тех пор мы должны постараться облегчить его состояние.

Нари уставилась на Низрин.

– Что ты хочешь сказать? Нужно попробовать что-нибудь еще.

– Он умирает, бану Нахида. Он не доживет до утра.

– Но…

– Всех спасти нельзя. – Низрин мягко взяла ее под локоть. – Он старый джинн. Он прожил долгую счастливую жизнь.

Даже если так, у Нари не шло из головы, с какой привязанностью отзывался о нем Гасан.

– И, естественно, моей следующей неудачей должен оказаться близкий друг короля.

– Так вот что тебя беспокоит? – Сочувствие исчезло с лица ее помощницы. – Ты можешь хотя бы раз поставить нужды пациента выше своих? И пока ты не потерпела неудачу. Мы еще даже не приступили.

– Ты только что сказала, что мы ничем не можем помочь!

– Мы можем попытаться сохранить ему жизнь до прибытия его жены. – Низрин повернулась к шкафу. – Когда инфекция достигнет его легких, он задохнется. Есть одна процедура, которая поможет нам выиграть немного времени, но нужен кропотливый подход, и выполнять ее должна ты.

Нари это не понравилось. Она не бралась за сложные процедуры с того раза, когда она чуть не задушила женщину саламандрой.

Она нехотя последовала за Низрин. В свете бликующих факелов и пылающего в яме костра аптека казалась живой. Разнообразные ингредиенты дрожали и вытягивались за мутным матовым стеклом, и Нари невольно сделала то же самое. Она скучала по аптеке Якуба, где все продукты были такими знакомыми и всегда без исключения мертвыми. Имбирь от несварения, шалфей от ночной потливости – она знала, что и как использовать. Не то что ядовитые газы, живые кобры и даже целая птица феникс, растворенная в меду.

Низрин извлекла из фартука тонкий серебряный пинцет и открыла небольшой шкафчик. Она осторожно выудила оттуда блестящую медную трубочку длиной примерно с ладонь и тонкую, как папироса. Низрин держала ее на вытянутой руке и отдернула, когда Нари потянулась к ней.

– Голыми руками не трогать, – предупредила она. – Это производство Гезири, сделано из того же материала, что и лезвия зульфикаров. Рана от него неизлечима.

Нари убрала руку.

– Даже для Нахид?

Назрин мрачно на нее посмотрела.

– Как, ты думаешь, им удалось отбить Дэвабад у твоих предков?

– Тогда что мне с этим делать?

– Введешь это ему в легкие и в глотку, чтобы облегчить доступ воздуха, когда его способность дышать начнет выгорать.

– Предлагаешь проткнуть его волшебной гезирийской трубкой, которая разъедает плоть Нахид?

Когда Низрин успела научиться шутить?

– Нет, – отрезала Низрин. – Я предлагаю ввести это ему в легкие и в глотку, чтобы облегчить доступ воздуха, когда его способность дышать начнет выгорать. Его жена живет на другом конце города. Боюсь, на дорогу уйдет много времени.

– Что ж, будем надеяться, ходит она быстрее него. Потому что я с этой смертельной трубкой ничего делать не буду.

– Еще как будешь, – одернула ее Низрин. – Ты не откажешь ему в последнем свидании с женой только потому, что тебе страшно. Ты бану Нахида. Это твоя обязанность. – Она протиснулась мимо нее. – Возьми себя в руки. Я подготовлю его к процедуре.

– Низрин…

Но ее помощница уже вернулась к изголовью больного. Нари быстро вымыла дрожащие руки, наблюдая за тем, как Низрин помогает шейху выпить из чашки горячего чая. Он закряхтел, и Низрин положила ему на лоб холодный компресс.

Это она должна быть бану Нахидой. Эта мысль уже не впервые приходила Нари в голову. Низрин заботилась о пациентах, как о членах своей семьи. Она была доброй и дружелюбной, она была уверена в своих способностях. И несмотря на ее частые сетования на Гезири, она заботилась о старике без грамма предубеждения. Нари подавила вспышку зависти в душе. Она многое отдала бы, чтобы снова почувствовать себя на что-то способной.

Низрин подняла голову.

– Мы тебя ждем, бану Нахида. – Она снова посмотрела на священника. – Будет больно. Вы точно не хотите вина?

Он отрицательно покачал головой.

– Н-нет, – с трудом выговорил он дрожащим голосом. Он посмотрел на дверь, и даже это движение причинило ему ощутимую боль. – Думаете, моя жена…

Он сухо и хрипло закашлялся.

Низрин взяла его за руку.

– Мы дадим вам столько времени, сколько сможем.

Нари прикусила щеку, нервничая из-за его эмоционального состояния. Она привыкла видеть в страхе – слабость, в горе – легковерность. Она не понимала, как разговаривать с тем, кто обречен на смерть. Она сделала шаг ему навстречу и постаралась улыбнуться спокойной улыбкой.

Глаза шейха встретились с ее. Губы дрогнули, как будто он пытался ответить ей тем же, а потом вскрикнул и выпустил руку Низрин.

Помощница вмиг вскочила на ноги. Она распахнула на нем кафтан, под которым обнаружилась почерневшая грудная клетка. Его кожа тлела. Воздух заполнил резкий лекарственный запах, а Низрин точными движениями стала прощупывать ему грудину, а потом чуть левее.

Жуткий вид, казалось, ничуть не волновал ее.

– Неси поднос с инструментами и подай мне скальпель.

Нари все сделала, и Низрин вонзила скальпель глубоко в грудную клетку и, не обращая внимания на его стоны, вырезала кусок горящей кожи. Она придержала пальцами открытую рану и позвала Нари.

– Иди сюда.

Нари нагнулась над койкой. Под струей пенной черной крови расположилась надутая масса мерцающе-золотой плоти. Масса слегка трепыхалась, все медленнее и медленнее, покрываясь пепельным оттенком.

– Боже, – изумилась она. – Это его легкие?

Низрин кивнула.

– Прекрасно, не правда ли? – Она взяла пинцет с медной трубкой и протянула Нари. – Целься в середину и аккуратно вводи. Вводи не глубже чем на волосок.

Мимолетное изумление прошло. Нари перевела взгляд с трубки на тающие легкие старика. Она тяжело сглотнула, и ей самой вдруг стало трудно дышать.

– Бану Нахида, – поторопила Низрин.

Нари взяла пинцет и поднесла трубку к нежным тканям легких.

– Я… я не могу, – прошептала она. – Я сделаю ему больно.

Вдруг его кожа вспыхнула, и легкие рассыпались пепельной пудрой, а тление распространилось выше. Низрин быстро отодвинула его длинную бороду, обнажая шею.

– Тогда горло, это его единственный шанс.

Нари замешкалась, и Низрин зыркнула на нее.

– Нари!

Нари пошевелилась, поспешно поднесла трубку туда, куда указывала Низрин. Она вошла в шею легко, как нож входит в масло. Нари на секунду испытала облегчение.

И потом трубка ушла глубже.

– Нет, стой!

Низрин ухватилась за пинцет, когда Нари попыталась поднять трубку выше. В горле шейха послышался страшный посасывающий звук. Кровь запузырилась и пеной брызнула ей на руки, и все его тело охватила судорога.

Нари запаниковала. Она поднесла руки к его горлу, отчаянно надеясь как-то прекратить кровотечение. Его объятые ужасом глаза вперились в ее.

– Низрин, что мне делать? – закричала она.

По его телу пробежала очередная судорога, уже более сильная.

И его не стало.

Нари сразу поняла это. Слабый стук сердца споткнулся и умолк, и искорка разума погасла в его серых глазах. Грудь впала, и трубка засвистела, окончательно выпуская воздух.

Нари не шевелилась. Она не могла отвести глаз от измученного лица старика. Слеза скатилась из-под его редких ресниц.

Низрин закрыла ему глаза.

– Он умер, бану Нахида, – тихо проговорила она. – Ты пыталась.

Я пыталась. Нари превратила последние секунды его жизни в сущий ад. Его тело было не узнать: нижняя половина выгорела, горло было вспорото и окровавлено.

На дрожащих ногах она сделала шаг назад и заметила, что опалила собственную одежду. Ее руки по самые запястья были покрыты кровью и пеплом. Не говоря ни слова, она пошла к умывальнику и стала остервенело оттирать руки. Она чувствовала, что за ней наблюдает Низрин.

– Нужно привести его в порядок, пока жена не пришла, – сказала ее помощница. – Чтобы…

– Не выглядело так, как будто я убила его? – перебила Нари.

Она не обернулась. Она продолжала шкрябать кожу, хотя та уже начала болеть.

– Ты его не убивала, бану Нари. – Низрин встала с ней рядом возле умывальника. – Он сам умирал. Это был только вопрос времени.

Она хотела положить руку Нари на плечо, но Нари отдернулась.

– Не трогай меня.

Она чувствовала, что начинает терять контроль над собой.

– Это ты виновата. Я же сказала, что не справлюсь с таким инструментом. Я с самого своего приезда твержу, что не готова лечить больных. Но ты не слушаешь, ты только давишь на меня!

Что-то дрогнуло в лице женщины.

– Ты думаешь, я этого хочу? – спросила она с непонятным отчаянием в голосе. – Думаешь, я бы стала так давить на тебя, если бы у меня был выбор?

Этого Нари не ожидала.

– Что ты хочешь сказать?

Низрин упала на стул и обхватила голову руками.

– Король приходил не только для того, чтобы повидаться со старым другом, Нари. Он пересчитал все пустые койки и спросил, почему ты не лечишь больше больных. К тебе список ожидания, Нари, и он занимает двадцать листов и продолжает расти. И это только знать – одному Создателю известно, скольким еще горожанам нужны твои таланты. Кахтани хотят, чтобы здесь не было ни одного свободного места.

– Тогда им нужно потерпеть, – упиралась Нари. – Дэвабад двадцать лет протянул без целителя, наверняка можно подождать еще немного. – Она прислонилась к умывальнику. – Господи, даже люди учатся долгие годы, чтобы стать врачами, а они там лечат простуды, а не проклятия! Мне нужно больше времени для полного обучения.

Низрин выдавила скупой, безрадостный смешок.

– Тебе никогда не позволят получить полное обучение. Гасан, конечно, хочет заполнить лазарет больными, но его устроит, если твои способности никогда не выйдут за пределы базовых. Он будет вдвойне счастлив, если умрет половина твоих пациентов.

Когда Нари нахмурилась, ее помощница выпрямилась и удивленно посмотрела на нее.

– Ты что, не понимаешь, что тут происходит?

– Я, кажется, вообще ничего не понимаю.

– Им нужна твоя слабость, Нари. Ты дочь бану Манижи. Ты ворвалась в Дэвабад под руку с Дараявахаушем э-Афшином в тот день, когда толпа шафитов чуть не разгромила сектор Дэвов. Ты чуть не убила женщину просто потому, что была раздражена… Ты не заметила, что в тот день тебе удвоили охрану? И ты думаешь, что Кахтани будут способствовать твоему обучению? – Низрин наградила ее скептическим взглядом. – Радуйся, что на тебя не надевают железные кандалы, когда ты ходишь на встречи с их принцем.

– Я… – Нари была озадачена. – Но мне предоставили лазарет. И помиловали Дару.

– Королю пришлось помиловать Дараявахауша – он слишком любим нашим народом. Если бы Кахтани тронули хоть волос на его голове, взбунтовалась бы половина города. А лазарет… это всего лишь символ. Как и ты сама. Королю нужна целительница Нахида так же, как пастуху нужна овчарка: они бывают очень полезны, но всегда полностью во власти хозяина.

Нари одеревенела от злости.

– Я не чья-нибудь овчарка.

– Нет? – Низрин скрестила руки, все еще выпачканные в крови и пепле. – Тогда почему ты играешь им на руку?

– Что ты имеешь в виду?

Низрин подошла ближе.

– Ни для кого не секрет, что ты не можешь добиться успехов в лазарете, дитя, – предостерегла она. – Ты абсолютно проигнорировала Дэвов, которые собрались в Великом храме, чтобы посмотреть на тебя, и сбежала, не сказав никому ни слова. Ты не разжигаешь купель, прилюдно ешь мясо, все свободное время проводишь с этим изувером Кахтани… – Ее лицо стало мрачнее тучи. – Нари, неверность – не пустой звук для нашего племени. Мы слишком много выстрадали из-за наших врагов. Дэвов, которых подозревают в коллаборационизме… ждет нелегкая жизнь.

– В коллаборационизме? – не могла поверить Нари. – Не ссориться с представителями власти – это не коллаборационизм, Низрин. Это здравый смысл. А если то, что я съем шашлык, разбередит нервы сплетничающих огнепоклонников…

Низрин ахнула.

– Что ты сказала?

Слишком поздно Нари вспомнила, как ненавидели Дэвы это прозвище.

– Да ладно тебе, Низрин. Это просто слова. Ты знаешь, что я…

– Это не просто слова! – Бледные щеки Низрин пошли красными пятнами. – Это оскорбление, которое веками используют для того, чтобы демонизировать наше племя. Это они плюют нам в лицо, когда срывают вуали с наших женщин и избивают наших мужчин. Это вменяют нам в вину власти, когда хотят вломиться в наши дома и конфисковать имущество. И уж кто-кто, но чтобы ты так говорила…

Ее помощница встала и ушла вглубь лазарета, сцепив руки за головой. Потом она снова строго посмотрела на Нари.

– Ты хотя бы хочешь совершенствоваться? Сколько раз я повторяла тебе, как в лечении важно намерение? Как принципиальна вера при использовании магии? – Она раскинула руки, обводя весь лазарет разом. – Ты веришь здесь хоть во что-нибудь, Нари? Ты хотя бы заботишься о нашем народе? О нашей культуре?

Нари опустила глаза, стыдливо краснея. Нет. Она ненавидела себя за то, как быстро ей пришел в голову ответ, но это был честный ответ.

Низрин почувствовала ее дискомфорт.

– Так я и думала.

Она взяла смятое одеяло, забытое на кровати шейха, и безмолвно накрыла его тело, слегка задержавшись пальцами на его лбу. Когда она подняла глаза на Нари, в них читалось полное опустошение.

– Как ты можешь быть бану Нахидой, когда тебя ни капельки не интересует образ жизни, созданный твоими предками?

– Если я посыплю голову пеплом и полдня проторчу у купели огня, я стану лучшей целительницей? – Нари хмуро оттолкнулась от умывальника. Может, Низрин показалось, у Нари недостаточно переживаний после смерти шейха? – У меня соскользнула рука, Низрин. Она соскользнула, потому что мне нужно было сто раз попрактиковаться, прежде чем меня подпустили бы к такой процедуре!

Нари понимала, что ее заносит, но она была потрясена и расстроена, и ей уже поперек горла стояли все эти нереалистичные ожидания, которые свалились ей на голову, как только она переступила границу Дэвабада, и она продолжала:

– Хочешь знать, что я думаю о религии Дэвов? Я думаю, что это надувательство. Набор неоправданно сложных ритуалов, выдуманных для того, чтобы вы боготворили тех, кто все это сочинил. – Она зло скомкала в руках фартук. – Неудивительно, что войны выиграли джинны. Дэвы были так заняты, меняя масло в лампах и кланяясь в ножки кучке потешающихся Нахид, что даже не заметили вторжения Кахтани, пока…

– Довольно!

У Низрин лопнуло терпение. Нари никогда не видела ее в таком гневе.

– Нахиды вызволили всю расу Дэвов из жизни в услужении человеку. Только им хватило смелости сразиться с ифритами. Они построили этот город, волшебный город, равных которому нет в целом свете, чтобы править отсюда империей, простиравшейся на все континенты. – Она подошла ближе, и ее глаза метали молнии. – А когда появились твои ненаглядные Кахтани… когда улицы почернели от крови Дэвов и воздух сгустился от криков умирающих детей и изнасилованных женщин… наше племя огнепоклонников выжило. Мы выстояли. – Ее рот брезгливо скривился. – И мы заслуживаем лучшего, чем ты.

Нари стиснула зубы. Слова Низрин задели ее за живое, но она отказывалась признавать это.

Поэтому она швырнула свой фартук Низрин под ноги.

– Удачи в поисках новой целительницы.

И потом, стараясь не смотреть на джинна, которого она только что убила, Нари развернулась и выбежала из лазарета.

Низрин последовала за ней.

– Его жена скоро придет. Ты не можешь просто так уйти. Нари! – прокричала она, когда Нари распахнула дверь в свои покои. – А ну вернись и…

Нари захлопнула дверь у нее перед лицом.

Она закрыла щеколду. В комнате было темно – купель снова погасла, – но Нари было все равно. На подгибающихся ногах она добрела до постели, упала лицом вниз на пышное одеяло и впервые за все свое пребывание в Дэвабаде, возможно, даже впервые за последние лет десять позволила себе разрыдаться.

Нари не знала, сколько прошло времени. Ей не спалось. Низрин не меньше шести раз приходила и стучалась к ней в двери, тихо умоляя ее выйти. Нари не выходила. Она свернулась клубком на кровати и невидящим взглядом смотрела на огромный пейзаж, нарисованный на стене.

Ей сказали, что это Зариаспа. Фреску написал ее дядя, хотя это семейное наименование казалось фальшивым, как никогда. Они не были ее семьей. Этот город, эта религия, это якобы родное племя… все было чужим и непонятным. Ей вдруг ужасно захотелось уничтожить картину, опрокинуть купель огня, избавиться от всех напоминаний о долге, которого она никогда себе не просила. Единственный Дэв, который был ей небезразличен, отверг ее, а с остальными она не хотела иметь ничего общего.

Как по заказу снова раздался стук в дверь. Стук чуть тише обычного, в служебную дверь, которой редко пользовались. Нари поначалу пыталась не обращать внимания, но чем дольше продолжался стук, неуемный, как течь из трубы, тем больше она начинала бушевать внутри. Наконец она отбросила одеяло, соскочила с кровати, топая, подошла к двери и рывком распахнула ее.

– Ну что еще, Низрин? – бросила она.

Но на пороге стояла не Низрин. Это был Джамшид э-Прамух, и он был до смерти перепуган.

Он ввалился без приглашения, согбенный под весом огромного мешка, переброшенного через плечо.

– Прости меня, бану Нахида, но у меня не было выбора. Он просил, чтобы я принес его прямо к тебе.

Он положил мешок на ее кровать и щелкнул пальцами. Огоньки повспыхивали между ними и осветили комнату.

На кровати лежал не мешок.

Это был Ализейд аль-Кахтани.

Нари тут же бросилась к Али. Принц был без сознания и весь в крови. Бледный пепел покрывал его кожу.

– Что случилось? – воскликнула она.

– Его ударили ножом. – Джамшид протянул ей длинный, темный от крови кинжал. – Я нашел это. Ты сможешь его исцелить?

Ее обуял страх.

– Неси его в лазарет. Я позову Низрин.

Джамшид перегородил ей дорогу.

– Он сказал обратиться только к тебе.

Нари была в шоке.

– Какая разница, что он сказал! Я еще ничего не умею. Я не стану лечить королевского сына одна в своей спальне!

– Хотя бы попытайся. Он решительно настаивал, бану Нахида, и… – Джамшид бросил взгляд на беспамятного принца и понизил голос. – В Дэвабаде, если Кахтани отдает приказ… ты его исполняешь.

Они незаметно перешли на дивастийский, и от зловещих слов на ее родном наречии у нее кровь стыла в жилах.

Нари взяла окровавленный нож и поднесла его к лицу. Он был железным, но запах ничем не намекал на яд. Она коснулась лезвия. Металл не заискрился, не вспыхнул как костер – ничто не указывало ни на какие хитроумные волшебные напасти.

– Ты, случайно, не знаешь, он проклят?

Джамшид покачал головой.

– Сомневаюсь. На него напал шафит.

Шафит? Нари подавила в себе любопытство, всецело фокусируясь на Али. Если это обычная травма, то какая разница, джинн он или нет? Ты уже лечила такие раны.

Она склонилась над Али.

– Помоги мне снять с него рубашку. Мне нужно его осмотреть.

Туника Али была изодрана в клочья, и порвать ткань не составило труда. Нари насчитала три рваные раны, среди которых одна проходила насквозь до самой спины. Она положила ладони на самую глубокую рану и закрыла глаза. Она вспомнила, как делала то же самое, пытаясь спасти Дару: желая ему поправиться и представляя его кожу целой и невредимой.

Она приготовилась к видениям, но их не последовало. Зато она почувствовала запах морской воды и ощутила во рту солоноватый привкус. Но ее намерения оказались достаточно прозрачны: рана дрогнула у нее под пальцами, Али задрожал и слабо застонал.

– Создатель… – прошептал Джамшид. – Это невероятно.

– Держи его крепко, – предупредила она. – Я не закончила.

Она подняла руки. Рана начала затягиваться, но его плоть была все еще нездорового оттенка и пористой. Она легонько коснулась его кожи, и на поверхность выступила пенистая черная кровь, как если бы она сжала мокрую губку. Нари закрыла глаза и повторила процесс, но ничего не изменилось.

Хотя в спальне было прохладно, с нее градом валил пот, и даже пальцы взмокли. Вытерев руки об одежду, она приступила к другим ранам, и соленый вкус во рту стал более отчетливым. Али не открывал глаз, но сердцебиение под ее пальцами стабилизировалось. Он сделал судорожный вдох, и Нари села на корточки, чтобы оценить наполовину проделанную работу.

Что-то было не так. Может, дело в железе? Пока они путешествовали, Дара как-то обмолвился, что железо может сильно покалечить чистокровного джинна.

Я могу наложить швы. Они тренировались с Низрин, используя серебряную нить, заколдованную какими-то чарами. Эта нить обладала заживляющим действием, так что имело смысл попытаться. Нари не думала, что Али сейчас резко станет хуже и он умрет за те несколько минут, которые ей понадобятся, чтобы принести все необходимое из лазарета. Но это все равно была лишь догадка. Откуда ей было знать, что его органы уже не уничтожены и не растекаются по всему телу?

Али пробормотал что-то по-гезирийски и медленно разлепил веки. Его серые глаза непонимающе округлились, когда он увидел вокруг себя незнакомое помещение. Он попытался сесть, но только протяжно охнул от боли.

– Не шевелись, – предупредила она. – Ты был ранен.

– Я…

Его голос звучал сипло, и потом его взгляд упал на нож. Его лицо перекосилось и приняло опустошенное выражение.

– А…

– Али. – Она прикоснулась к его щеке. – Мне нужно сходить в лазарет за инструментами, хорошо? Побудь здесь с Джамшидом.

Джамшид был не очень доволен, но кивнул, и она выскользнула на улицу.

В лазарете было тихо. Пациенты, которых она еще не успела убить, спали, Низрин не вернется до утра. Нари поставила горшок с водой на горящие угли в костровой яме и достала серебряную нить заодно с иголками, старательно обходя взглядом опустевшую кровать шейха.

Когда вода закипела, она добавила в нее ложку вязкой смолы, немного меда и соли, следуя фармацевтическому рецепту, которому научила ее Низрин. После минутного колебания она раскрошила в смесь горошину готового опиума. Зашивать Али будет проще, если ему не будет больно.

В голове вихрем кружились вопросы. Зачем Али понадобилось скрывать попытку покушения на свою жизнь? Удивительно, что не сам король заявился в лазарет, требуя самого первоклассного лечения для своего сына, в то время как Королевская гвардия рыскала бы по улицам города, срывала двери с петель и арестовывала шафитов в попытке поймать заговорщиков.

Может, он как раз поэтому и хочет сохранить все в тайне? Известно, что Али питал к шафитам теплые чувства. Впрочем, не то чтобы она жаловалась. Всего несколько часов назад она тряслась от страха, как бы Гасан не покарал ее за случайное убийство шейха. А теперь в ее спальне отлеживался его младший – и, если верить дошедшим до нее слухам, любимый – сын, и его жизнь была всецело в ее руках.

Подхватив инструменты и отвар, Нари сунула под мышку медный кувшин с водой и побежала обратно в свои покои. Она открыла дверь и обнаружила Али в том же самом положении, как когда она уходила. Джамшид вышагивал вокруг кровати и, вероятно, жалел о стечении обстоятельств, которые привели его сюда.

Когда она вошла, он поднял голову и подскочил к ней, чтобы забрать из рук поднос с инструментами. Она кивнула на столик у камина.

Джамшид поставил поднос.

– Я позову его брата, – прошептал он на дивастийском.

Нари взглянула на Али. Принц был весь в крови. В состоянии шока он шарил дрожащими руками по перепачканным простыням.

– Уверен, что это хорошая идея?

– Уж лучше так, чем двоих Дэвов поймают с поличным, пока они заметают следы покушения на жизнь принца.

– Только быстро.

Джамшид ушел, и Нари вернулась к постели Али.

– Али? Али, – повторила она, не получив ответа. Он вздрогнул, и она потянулась к нему. – Пойдем к огню. Мне нужен хороший свет.

Он кивнул, но не пошевелился.

– Пойдем, – попросила она мягко, поднимая его на ноги.

Он протяжно зашипел от боли и обхватил рукой живот.

Она усадила его на диван и дала в руки горячую чашку.

– Пей.

Нари подтащила столик и разложила на нем нить и иголки, потом пошла в хаммам, откуда вернулась со стопкой полотенец. К этому моменту Али отставил отвар в сторону и глотал воду прямо из кувшина. С гулким стуком он поставил опустевший кувшин на стол.

Нари изогнула бровь.

– Пить захотелось?

Он кивнул.

– Извини. Увидел кувшин и… – у него был слегка обалдевший вид, и Нари не понимала, от опиума это или от травмы. – Я не мог остановиться.

– У тебя в организме, наверное, не осталось ни капли жидкости, – ответила она.

Сев на диван, она вдела нитку в иголку. Али до сих пор держался за бок.

– Убери руку, – попросила она и сама потянулась к нему, когда он не послушался. – Мне нужно… – она осеклась. Кровь на правой руке Али была не черной.

Она была темного алого цвета – кровь шафита. И ее было много.

У нее перехватило дыхание.

– Я так понимаю, нападающему не удалось уйти.

Али уставился на собственную руку.

– Нет, – тихо проговорил он. – Не удалось. – Он поднял голову. – Я приказал Джамшиду сбросить его в озеро… – Его голос доносился издалека, как будто он удивлялся какому-то диковинному факту, не имеющему отношения к нему лично, но его взгляд был мутным от мучений. – Я… я даже не уверен, что он был мертв.

Пальцы Нари задрожали на иголке. «В Дэвабаде, если Кахтани отдает приказ, ты его исполняешь».

– Допей отвар, Али. Ты сразу почувствуешь себя лучше, и все пройдет намного легче.

Он даже не отреагировал, когда она начала зашивать его. Она внимательно следила за точностью каждого своего движения – она не могла позволить себе ошибиться.

Несколько минут она работала молча, дожидаясь, пока опиум возымеет полный эффект, и наконец спросила:

– Почему?

Али отставил чашку – точнее, он попытался, но чашка выпала у него из рук.

– Что почему?

– Почему ты скрываешь, что тебя хотели убить?

Он замотал головой.

– Я не могу тебе сказать.

– Брось. Не жди, что я вылечу твои раны, так и не узнав, что случилось. Я же умру от любопытства. Мне придется сочинить какую-нибудь похабную историю.

Нари старалась говорить шутливым тоном и время от времени отрывалась от работы, чтобы понаблюдать за его реакцией. Он был совершенно обессилен.

– Умоляю, скажи, что это из-за женщины. Я всю жизнь буду припоминать тебе…

– Это не из-за женщины.

– Тогда из-за чего?

Али сглотнул.

– Джамшид отправился за Мунтадиром?

Нари кивнула, и его пробила дрожь.

– Он меня убьет. Он… – он вдруг прижал руку к голове, как будто борясь с головокружением. – Извини… у тебя есть еще вода? – попросил он. – Я… ужасно странно себя чувствую.

Нари подлила в кувшин воды из узкой бочки на стене. Она хотела налить воды в чашку, но он замотал головой.

– Весь кувшин.

Он забрал у нее сосуд и залпом осушил его точно так же, как и первый. Он вздохнул от удовольствия. Нари искоса посмотрела на него и продолжила накладывать швы.

– Осторожно, – сказала она. – Никогда не видела, чтобы кто-то так быстро выпивал столько воды.

Он не ответил, но подернутым все более заметной поволокой взглядом обвел ее спальню.

– Лазарет намного меньше, чем мне казалось, – произнес он сконфуженно, и Нари украдкой улыбнулась. – Как тут помещаются пациенты?

– Слышала, твой отец хочет, чтобы я брала на лечение больше больных.

Али безразлично махнул рукой.

– Он просто хочет стрясти с них деньги. Хотя нам они не нужны. У нас их и так много. Просто завались. Казна однажды просто лопнет по швам. – Он снова махнул рукой и уставился на нее. – Я не чувствую своих пальцев. – Сообщил он со странным равнодушием к такому открытию.

– Они на месте.

Король зарабатывает деньги на моих пациентах? Это не должно было удивлять ее, но она все равно почувствовала, как закипает в ней злость. Вот тебе и трещащая по швам казна.

Она не успела продолжить расспросы, потому что обратила внимание на влажную струю под пальцами. Она встревоженно посмотрела вниз, ожидая увидеть кровь, но жидкость была прозрачной, и, потерев ее между пальцами, Нари поняла, что это такое.

Вода. Она вытекала через щели в незатянувшихся ранах Али, вымывая кровь и просачиваясь в швы, разглаживая кожу на своем пути. Исцеляя его.

Ради всего святого, что за… Нари бросила озадаченный взгляд на кувшин, гадая, не было ли в воде какого-то секретного ингредиента.

Странно. Но она продолжала трудиться, прислушиваясь к все более бессвязным бормотаниям Али и периодически успокаивая его заверениями, что это нормально, что комната кажется синей, а в воздухе пахнет уксусом. Опиум благотворно сказался на его настроении, и с каждым новым швом наблюдая его улучшение, она, вопреки логике, начала расслабляться.

Ах, если бы я могла добиться таких же успехов с волшебными недугами! Она вспомнила испуганные глаза старика, уставившиеся на нее, когда он испустил последний вздох. Едва ли она когда-нибудь это забудет.

– Сегодня я впервые убила пациента, – исповедалась она негромко. Она не знала почему, но ей стало легче, когда она сказала это вслух – и слава богу, Али будет не в состоянии вспомнить это наутро. – Старика из твоего племени. Я допустила ошибку и убила его.

Принц уронил голову, глядя на нее блестящими глазами, но ничего не сказал. Нари продолжала:

– Я всегда мечтала об этом… ну, почти об этом. Я хотела стать врачом в мире людей. Я откладывала каждую свободную монету, надеясь, что однажды накоплю достаточно, чтобы заплатить какому-нибудь университету, который согласится принять меня. – Она погрустнела. – А тут я ужасно справляюсь. Как только мне начинает казаться, что я освоила что-то одно, как на меня без предупреждения сваливается дюжина новых проблем.

Али прищурился, изучая ее поверх своего длинного носа.

– Ты не ужасная, – решил он. – Ты мой друг.

Его открытость только усугубила ее чувство вины. «Он мне не друг, – говорила она Даре. – Он мишень». Конечно… мишень, которая стала ее единственным союзником, не считая самого Дары.

Вдруг ее посетила ужасная мысль. «Не хочу, чтобы и тебя втянули в их междоусобицы, когда Ализейда аль-Кахтани найдут с петлей вокруг шеи», – предупреждал ее Дара. Нари покоробило. Можно представить, что подумает ее Афшин об этой полуночной аудиенции.

Она резво наложила последний шов.

– Ты очень плохо выглядишь. Дай я помогу тебе смыть кровь.

Но пока она смочила тряпку в воде, Али уснул прямо на диване. Она стянула с него остатки окровавленной туники и бросила их в огонь. За туникой последовало и ее постельное белье. Нож она вытерла и оставила себе. Никогда не знаешь, когда что-то может пригодиться. Она, как могла, умыла Али от крови и, мимоходом полюбовавшись своими швами, прикрыла его тонким одеялом.

Сейчас ей даже хотелось, чтобы здесь была Низрин. Не только потому, что вид «изувера Кахтани», спящего у Нари в спальне, довел бы ее до сердечного приступа. Нари с удовольствием продемонстрировала бы ей, как блестяще она вылечила принца, чтобы посмотреть, как Низрин будет брать обратно свои бессердечные слова.

Дверь для прислуги наотмашь распахнулась. Нари подскочила и потянулась за ножом.

Но это был Мунтадир.

– Мой брат, – выпалил он с беспокойством в серых глазах. – Где…

В этот момент его взгляд упал на Али, и он бросился к брату и встал перед ним на колени. Он прикоснулся к его щеке.

– Он в порядке?

– Думаю, да, – ответила Нари. – Я дала ему кое-что для крепкого сна. Ему сейчас нельзя тревожить швы.

Мунтадир отдернул одеяло и ужаснулся.

– Боже… – он ненадолго уставился на раны брата, после чего опустил одеяло. – Я его убью, – зашептал он дрожащим от переизбытка чувств голосом. – Убью…

К ним присоединился Джамшид.

– Эмир-джан, – он взял Мунтадира за плечо. – Сперва поговори с ним. Может, у него была веская причина…

– Причина? Ты посмотри на него! Какая может быть причина, чтобы скрывать подобное? – Мунтадир с досадой вздохнул и перевел взгляд на Нари. – Мы можем его переместить?

Она кивнула.

– Только осторожно. Позже я приду проведать его. Ближайшие несколько дней ему будет нужен полный покой, хотя бы пока не заживут раны.

– Ну, уж что-что, а покой я ему гарантирую. – Мунтадир потер виски. – Неудачная тренировка.

Нари удивленно подняла брови, и он пояснил:

– Вот как все было, вы меня поняли? – спросил он, переводя взгляд с нее на Джамшида.

Джамшид засомневался.

– Никто не поверит, что я мог нанести твоему брату такие раны. Разве что наоборот.

– Никто, кроме нас, его ран не увидит, – ответил Мунтадир. – Он устыдился своего поражения, тайком пришел к бану Нахиде, полагая, что в знак дружбы может рассчитывать на секретность… и он не ошибся, верно?

Нари понимала, что сейчас не время торговаться. Она склонила голову.

– Разумеется.

– Вот и славно. – Он еще некоторое время смотрел на нее, и в его взгляде читались противоречивые эмоции. – Спасибо тебе, бану Нари, – проговорил он наконец. – Сегодня ты спасла ему жизнь. Этого я не забуду никогда.

Нари открыла им дверь, и двое удалились, неся спящего Али. Она до сих пор слышала отчетливое биение его сердца, у нее перед глазами стоял момент, когда он вздохнул и рана сомкнулась у нее под пальцами.

Она тоже этого не забудет.

Она закрыла за ними дверь, собрала инструменты и вернулась в лазарет, чтобы разложить все по местам – она не хотела вызывать подозрений у Низрин. В лазарете стояла тишина. Туманный воздух был неподвижен. Она поняла, что близился рассвет – ранний утренний свет помаленьку просачивался сквозь стеклянный потолок, пыльными лучиками падая на аптечный шкаф и столы. На пустую кровать шейха.

Нари остановилась и обвела взглядом эту картину. Матовые полочки с ингредиентами, которые ее мать знала как свои пять пальцев. Просторная и почти пустая половина комнаты, которая должна быть полна пациентов с их вечными жалобами, лавирующими среди них медсестрами, которые возились бы с инструментами и зельями.

Она снова подумала об Али: какое чувство удовлетворения она испытала, глядя на его крепкий сон, какое почувствовала умиротворение, наконец сделав что-то правильно после многомесячных ошибок. Она вырвала из цепких лап смерти не кого-нибудь, а любимого сына короля.

В этом была ее сила.

И настало время Нари обуздать ее.

На третий день у нее получилось.

Лазарет выглядел так, будто здесь разбушевалась припадочная мартышка. Повсюду валялись очищенные и никому не нужные бананы, которые Нари в сердцах расшвыривала, и изрезанные влажные останки звериных мочевых пузырей. В комнате стоял липкий запах переспелых фруктов, и Нари была готова поклясться, что больше в жизни не посмотрит на банан. К счастью, она была здесь в полном одиночестве. Низрин пока не возвращалась, а Дунур, доставив по ее требованию пузыри и бананы, решила спасаться бегством, очевидно, сочтя Нари окончательно чокнутой.

Нари вытащила на улицу стол и установила его в самой солнечной части террасы, выходящей в сад. Полуденная жара сводила с ума. В эти минуты весь Дэвабад отдыхал, прячась от солнца в темных спальнях и под раскидистыми деревьями.

Но не Нари. Она бережно прижимала одной рукой мочевой пузырь к столу. Этот пузырь, как и десятки предшествовавших ему, она наполнила водой и аккуратно разложила поверх него банановую кожуру.

В другой руке она держала пинцет со смертельно опасной трубкой из меди.

Нари прищурилась, хмуря брови, и поднесла трубку вплотную к банановой кожуре. Ее рука была тверда: на горьком опыте она убедилась, что, как бы ни бодрил чай, пальцы от него неизменно дрожат. Она приложила трубку к кожуре и надавила, на самый волосок. Она задержала дыхание, но пузырь не лопнул. Она вынула трубку.

В банановой кожуре зияла аккуратная сквозная дырочка. Пузырь под кожурой остался нетронут.

Нари выдохнула. У нее на глазах выступили слезы. «Не радуйся раньше времени, – осадила себя она. – Может, тебе просто повезло».

И только когда она повторила эксперимент еще дюжину раз, и каждый раз успешно, она успокоилась. Нари посмотрела на стол. У нее оставалась последняя банановая кожура.

Она подумала… и положила кожуру себе на левую ладонь.

Сердце стучало у нее в ушах. Но Нари понимала: если ей не хватит уверенности сделать это, она никогда не решится на то, что запланировала дальше. Она поднесла трубку и надавила.

Нари убрала трубку. Сквозь узкое, ровное отверстие она видела свою нетронутую кожу.

Я смогу. Ей просто нужно было сосредоточиться и практиковаться, не отвлекаясь на сотни других дел и обязанностей, которые тащили ее на дно: ни на пациентов, к которым она была не готова, ни на политические интриги, которые грозили подпортить ей репутацию.

Величие требует времени. Так сказал ей Картир. И он был прав.

Нари нужно было время. И она знала, как его получить. И она догадывалась, во что ей это обойдется.

Она тяжело вздохнула и опустила руку, нащупав кинжал у себя на бедре. Кинжал Дары. Она так и не вернула его – более того, они так ни разу и не виделись с того катастрофичного рандеву в храме.

Сейчас она вынула кинжал из ножен, погладила его рукоять и положила ладонь туда, куда раньше клал свою ладонь он. Долгое время она смотрела на кинжал, надеясь, что ее осенит и она придумает другой выход.

Потом она отложила кинжал.

– Прости, – прошептала Нари.

Она ушла с террасы и оставила кинжал на столе.

В горле стоял ком, но она не позволила себе заплакать.

Нельзя проявлять слабость перед Гасаном аль-Кахтани.