Новости о растущих в Великой Бразилии беспорядках просочились в Трасти–таун от сочувствующего европейского ученого, который сотрудничал с одним из геномагов. Но большинство надзирателей посчитали, что ни к чему хорошему беспорядки не приведут. Великие семьи могущественны. Всякое недовольство будет безжалостно подавлено, и в конце концов ничего не изменится.

— Надзирателям надо верить, что революция захлебнется. Они лично заинтересованы в сохранении статус–кво, — пояснила Эми Ма Кулибэли Фелису Готтшалку. — Надзиратели, возможно, и не осознают сами, но они политизированы настолько же, насколько и обычные заключенные.

— Беспорядки — не революция, — ответил Фелис. — Смутьяны и зачинщики, может, и хотели бы сделать свой бунт революцией — но до сих пор ни у кого не получалось. И вряд ли получится когда–либо.

Они играли в шахматы, и, как обычно, Фелис попал в безнадежный эндшпиль — однако сдаваться не спешил, надеясь на ошибку Эми, хотя опыт давно показал: она не ошибается.

— Насколько я понимаю, обычным людям Великой Бразилии пришлось платить за Тихую войну, оккупацию систем Сатурна и Юпитера — а большие кланы богатели на украденных технологиях, — заметила Эми. — А теперь правительство хочет воевать с Тихоокеанским сообществом из–за кусков льда в пустоте. Дочерей и сыновей призовут в армию, исчезнут последние крупицы свободы, города превратятся в мишени для вражеских ракет. Людям надоело. Они хотят перемен.

— Но ведь простым хотением ничего не изменишь, — сказал Фелис и передвинул пешку на шестую горизонталь, угрожая уцелевшему слону Эми.

— Это ты из личного опыта? — с лукавой усмешкой осведомилась она.

Пару недель назад она коротко остригла волосы и выкрасила их в иссиня–черный цвет, а теперь накрасила и губы темно–пурпурной помадой, положила черные тени под глазами, подчеркивающие хрупкую белизну кожи.

— Нужно понимание того, что и как следует менять, — заметил Фелис.

— Возможно, они хотят того, что было у нас до войны, — сказала Эми и передвинула ладью на клетку в сторону. — А не хватает лишь вождя, который бы показал правильную сторону.

Фелис увидел, что если он возьмет слона, то ходом ладьи ему будет поставлен мат, и двинул вперед последнюю оставшуюся пешку. Эми вывела слона из–под угрозы, поставила шах, заставила отступить вражеского короля, затем привела вторую ладью на ту же горизонталь — и поставила мат.

— Я уже давно проиграл, — потирая онемевшие пальцы левой руки, объявил Фелис.

Теперь он получал дозы стероидов внутримышечно и инъекциями, но эффект был не лучше прежнего.

— Всегда дерешься до конца, — заметила Эми.

— Так учили.

— Твой нос выглядит совсем неплохо — по крайней мере, в здешнем свете.

— Думаю, я начал меняться еще до того, как Эдз Желот сломал мой нос. Надеюсь, перемены продолжаются, — сказал Фелис.

— Но не с твоими эндшпилями.

— Если не доигрывать всякую игру до конца, как надеяться на выигрыш?

— А что бы ты сделал, если бы пало правительство? — спросила Эми.

— Если бы случилась революция?

— Если бы она победила.

— Не знаю, — признался Фелис. — Это еще не значит, что нас освободят.

— А если освободят?

— Полечу на Землю, если смогу.

— Разве ты не хочешь сначала вылечиться? — спросила Эми.

— Но меня ведь смогут вылечить на Земле, разве нет?

— Мы можем полететь вместе, — улыбаясь, сказала она.

— В Новую Зеландию?

— Почему бы нет? Я уверена — она еще существует и в порядке.

На тюремную платформу сел военный корабль, роботы сгрузили строительные материалы, перенесли под большой купол и соорудили еще один малый в виде полусферы рядом с западным краем кратерной стены. Через два дня после завершения работ над куполом и проверок на герметичность явился второй корабль и выгрузил толпу заключенных с Земли. Их отвели под новый купол и сразу приставили к работе — сооружать бараки. Пошли слухи, что на Луну привезли ученых–измеников и отпрысков сильных кланов, выказавших симпатию к бунтовщикам, — но в точности никто не знал, потому что новых заключенных держали в полной изоляции от старых обитателей лагеря.

Эми сказала, что новые секретные заключенные — признак слабости правительства Великой Бразилии.

— Если бы президент Набуко был уверен в победе над революцией, то убил бы пленников, а не посылал сюда.

— Они заложники, — определил Фелис.

— Именно. Если правительство падет, они станут залогом в торге о милосердии.

— А как насчет нас?

— Будем надеяться, что мы тоже представляем ценность или для одной стороны, или для другой, — сказала Эми.

Вскоре после прибытия новых заключенных исчез один из узников–дальних, Гетер Лайл, специалист по многомерной топологии. Когда он не явился на ежедневный сеанс связи с коллегами из Великой Бразилии, администрация приказала надзирателям обыскать бараки и поля вакуумных организмов. Ближе к вечеру труп нашли в нескольких сотнях метров от нового купола. Гетер Лайл сидел, скрестив ноги, склонив голову, а его кислородная маска, баллон и снаряжение лежали рядом. Идеальная картина самоубийства.

Вечером Фелис спросил Эми, заговаривал ли Гетер о самоубийстве.

— Я плохо знала его, — ответила она.

— Как и ты, он был из Афин.

— Как и многие другие здесь.

— Заговаривал ли он вообще про самоубийство в то время, когда ты проводила очередную медицинскую проверку? — спросил Фелис.

— Если и заговаривал, то конфиденциально. Между доктором и пациентом.

— Разве теперь это важно?

— Для меня — важно, — отрезала Эми. — Фелис, что у тебя на уме?

— Это не самоубийство.

— Не самоубийство?!

— Видишь ли, — поскреб в затылке Фелис, — повсюду в тюрьме системы слежения постоянно, каждую минуту фиксируют сигналы с наших имплантатов. Но Гетера Лайла искали несколько часов. То есть его имплантат был отключен либо удален.

— Ты же понимаешь, что это невозможно.

— Кто–то из охраны мог отключить имплантат Гетера через систему слежения, заманить математика на поля и убить его.

— Если нас сейчас прослушивает охрана, ты создашь себе большие проблемы, — предупредила Эми.

— Да им наплевать на то, что мы думаем.

— Похоже, ты так по–настоящему и не изменился, — заключила она. — Ты все еще ищешь тех, кого мог бы спасти.

— Гетера Лайла я спасти уж точно не могу.

— Ты думаешь, что кто–то убил его, и хочешь спасти других от той же участи, — сказала Эми.

— Ты могла бы поговорить со своим приятелем, европейским доктором. Спроси его, не оказалось ли на теле Гетера Лайла необычных синяков, признаков борьбы.

— Фелис, Гетер убил себя, — с необычной суровостью отрезала Эми. — Он нашел слепое пятно в системе наблюдения и снял маску. Способ не худший для самоубийства, почти безболезненный. От высокой концентрации углекислого газа человек теряет сознание раньше, чем начинаются внутренние кровотечения из–за низкого давления. Люди и раньше убивали себя так здесь. И будут еще. Оставь. И не делай глупостей.

— Когда умрет кто–нибудь еще, ты поймешь, что я прав, — сказал Фелис.