Глава 44
Я думаю, что если вы идете в Послесмертие с мыслью, что там у вас будет шанс на искупление, то вы уже опоздали.
Хофнунгслос
Бедект со стоном очнулся.
Все не так плохо. Он ожидал, что будет больнее.
Пошевелился – и обожженная кожа везде потрескалась и пошла кровь. Он поднял левую руку и потрясенно посмотрел на нее. Обугленная кость. Странно, что он это место совсем не чувствует, ну да и ладно.
«Ведь это должно быть больно», – ошеломленно подумал он.
Попытался встать, но не вышло. Он скользнул взглядом по всему своему телу и увидел, что от его ног тоже остались только обгоревшие культи.
«И там мне тоже должно быть больно».
Внимание Бедекта привлек чей-то кашель, и он, опираясь на оставшуюся руку, с трудом повернулся посмотреть. На него, приоткрыв один подбитый глаз, глядел Морген; его лицо было до неузнаваемости обезображено побоями, а руки согнуты там, где природой им не положено, все суставы или жестоко сломаны, или вывихнуты. Бедекту случалось видеть, как от менее страшных ран умирали взрослые мужчины.
– Я видел тот огонь, – прошептал Морген так тихо, что Бедект вынужден был потянуться к нему поближе, чтобы расслышать.
– Да, был большой пожар, – согласился Бедект.
А вот и боль, которую он ожидал почувствовать. Горло было обожжено, так что говорить оказалось мучительно больно. Легкие как будто сварились.
– А что с Гехирн?
– С кем? – прохрипел Бедект.
– С той хассебранд.
– Она мертва. Все мертвы.
– Ну и хорошо.
– Морген.
– Да.
– Со мной все кончено. Твоя приятельница-хассебранд убила меня.
– Ты еще не умер.
– Скоро умру. – Очень скоро.
Бедект почувствовал, что вот-вот отпустит все то, что связывало его с жизнью. Его манила тьма, чьи прохладные объятия с каждой секундой становились все привлекательней.
– Я умираю, – сказал Морген. – Я не знаю, что прикончит меня раньше.
– О чем ты? – непонимающе спросил Бедект.
– Те раны, которые мне достались от людей Эрбрехена, или огонь, что зажгла хассебранд.
«О чем это мальчик говорит?» Бедект с трудом старался следить за его мыслью. Думать было тяжело.
– Так что же?
– Те, кого ты убиваешь, служат тебе в После-смертии, – прошептал Морген.
– Дело дрянь. – Бедект все понял.
– Вы должны убить меня.
Бедект рассмеялся. Смех был похож на кашель.
– И не проси. Это мое правило. Я не стану убивать детей.
– Вы должны это сделать. Гехирн ненавидит себя. Если она будет мной распоряжаться, я стану слишком опасен. – Бедект уставился на мальчика, а тот смотрел на него, приоткрыв один опухший глаз. – А поработитель… – Мальчик вздрогнул. – Нужно, чтобы это сделали вы, – умоляюще прошептал Морген.
– Но тогда я… Тебе придется мне служить.
– Вы несовершенны, но не воспользуетесь ребенком в своих интересах.
– Несовершенен? – спросил Бедект, пораженный наивностью мальчика.
– Это значит, что вы совершаете ошибки.
– Я знаю, что это…
– И это тоже ваше правило. Вы не станете использовать детей. Я буду свободен.
Может, и будет, но чем он станет, оказавшись свободным? Какой бог выйдет из этого ребенка? Нет, на самом деле Бедекта больше волновало другое. Ему очень хотелось понять, почему Морген так уверен, что Бедект не станет злоупотреблять тем, что в Послесмертии ему будет служить бог. Каким же человеком он представлялся Моргену? И отсюда возникал еще один вопрос:
«А каким человеком он на самом деле был?»
Ответа не было. Вместо этого Морген прошептал:
– Я скоро узнаю.
– Что узнаешь?
– Лгал ли мне Кёниг. Рожден ли я верой или… матерью. – Глаз мальчика закрылся. – Поторопитесь. Мало времени. Ухожу.
– Я не могу. Я остался без топора. Нож тоже застрял в чьем-то трупе.
Морген едва заметно улыбнулся, и стали видны обломки зубов, поразительно белые на фоне его обожженного и грязного лица.
– У меня есть. За поясом.
Бедект отыскал нож, спрятанный под рваной одеждой Моргена. Достать его единственной работающей конечностью оказалось нелегко, и, когда Бедекту это удалось, поле обзора у него настолько сузилось, что перед глазами словно открылся в темноте туннель. Безупречно чистый нож сверкнул в угасающих лучах. Знакомый нож.
– Откуда? – спросил Бедект.
– Это нож Штелен, – ответил Морген.
– Ох.
Когда мальчик успел его взять? После того как Бедект убил ее? Какая разница, решил он.
Когда Морген увидел нож, глаза его широко распахнулись. «Это не страх, – осознал Бедект. – Это понимание. Что увидел там мальчик?»
– Вот проклятие, – внятно проговорил Морген, не отводя взгляда от зеркальной поверхности клинка. – Они смеются. Они меня обманывали. Все это время… – Его опухшие глаза, из которых текли слезы, закрылись. – Будущее вовсе не было известно наперед. Я убил… Они меня в это втянули… заманили обманом. – Искалеченное тельце мальчика сотрясалось от рыданий. – Они Вознесутся вместе со мной.
– Они? – непонимающе спросил Бедект.
– Кёниг ошибся, – прошептал Морген срывающимся голосом. – Ауфшлаг ошибся. Я никакой не бог; я просто… просто…
– Морген?
Мальчик не ответил, хотя его грудь все еще резко поднималась и опускалась.
– Морген!
Ни слова в ответ.
«Что он там несет?» Но и не важно.
– Я не убиваю детей. Это мое правило.
Ни слова в ответ.
Но если он не… – тут он понял, в чем дело.
«Вот дерьмо!»
Та же самая хассебранд убила и Бедекта. Скоро он тоже умрет от ран. Даже если он убьет мальчика, Морген все равно в итоге будет служить той безумной женщине.
Если только…
Бедект вонзил нож Штелен в грудь Моргену, прямо в сердце. Он попытался вытащить оружие, но нож застрял в ране.
«Гребаные боги, только не это!»
Бедект попытался снова, из последних сил. Нож выходил из раны медленно; заскрежетал, зацепившись за ребро, – ну, давай же! – и вот клинок освободился.
У Бедекта из глаз покатились слезы радости. Он сжимал нож у себя на груди, обнимая его, будто любимую. Он сделал усилие и увидел окровавленное лезвие. Штелен. Сколько смертей они вместе повидали. Скольким она вонзила в спину этот самый нож? Скольким перерезала горло в темном переулке?
Бедект протащил нож вверх по своей груди, пока кончик не уткнулся в мягкую кожу под подбородком.
Еще один. Еще одна смерть.
Она будет его ждать. Там будет Штелен, и ему придется снова ее увидеть. Что он ей скажет? Что он мог бы ей сказать?
– Прости, что убил тебя, – прошипел Бедект и ударил себя ножом в горло так, что клинок вошел в мозг.