Глава 20

Ауфшлаг, нервный и сильно вспотевший, добрался до покоев Швахера Зухера. Он пригладил жирную бахрому волос вокруг лысины и изо всех сил старался взять себя в руки. Сердце вовсю колотилось, а на спину давил нож, засунутый за ремень, который Хоэ затянул потуже, чтобы не слишком напоминать походный шатер. Не ослабить ли ему ремень на одну дырочку? А вдруг нож выпадет? Ауфшлаг несколько раз спокойно вдохнул и выдохнул, но сердце не перестало бешено стучать. Сможет ли он совершить то, что собирался? Что еще важнее, решится ли он на это?

– Да, – прошептал он.

Рука Ауфшлага потянулась к дубовой двери, чтобы постучать, но остановилась на полпути от одной мысли, которая пришла в голову Ауфшлагу. «А вдруг зеркальщик Геборене все это предвидел?» Кёниг часто жаловался на то, что возможности молодого зеркальщика ограничены, но ведь Кёниг всеми был недоволен, у каждого находил недостатки. Верховного жреца Геборене все всегда не устраивало. Хотя еще никто не обнаружил многочисленные трупы Филе Зиндайн, мерере, служившей телохранителем Моргена, но вполне могло случиться, что Швахер уже знает все.

«А вдруг Кёниг там поджидает, уже зная о моем предательстве?»

Нет. Если бы Кёниг заранее знал о планах Ауфшлага, он никогда бы не допустил, чтобы Моргена похитили.

Ауфшлаг осторожно постучал и тут же услышал ответ:

– Войдите.

Зайдя, он тут же оказался лицом к лицу со Швахером; тот стоял и глядел на него. У зеркальщика, которого легко можно было бы принять за подростка, не просматривалось никаких следов насилия над собственным телом, которые обычно встречаются у таких, как он. После долгих исследований Ауфшлаг знал, что чем более чудовищны увечья зеркальщика, тем большей силой он обладает.

«Теория, – вдруг подумал Ауфшлаг, – хороша до тех пор, пока не сталкивается с реальной жизнью». Быстрым взглядом он обвел комнату, стараясь отыскать зеркала, которые, как он полагал, обязательно должны там быть. Ни одного зеркала он не увидел. По просторной, без каких-либо украшений комнате нельзя было ничего сказать о том, что за человек этот молодой зеркальщик. Небольшой очаг казался дочиста отмытым, совершенно чистым, как будто им никогда не пользовались. Ауфшлаг уставился на очаг. Неужели этот зеркальщик зимой здесь мерзнет? Или же это проявление какого-то навязчивого психоза? Почему-то чистота камина напомнила ему о Моргене.

– Что угодно? – поинтересовался зеркальщик.

– Ваши зеркала…

– Я держу их в других комнатах, – сказал Швахер, мальчишеское лицо которого имело невинное выражение. – Это единственный способ хоть ненадолго остаться в покое.

Ауфшлаг с понимающим видом кивнул, стараясь скрыть удивление. «Почему я всегда должен казаться знающим человеком, даже с теми, кто очень скоро умрет?»

– Мне нужно, чтобы вы мне кое-что показали. Нескольких человек. Мне нужно увидеть, куда они направляются.

Швахер склонил голову набок и вопросительно поднял бровь.

– А за кем мы шпионим?

Ауфшлаг объяснил, какое время, место и какие лица его интересуют, и молодой зеркальщик привел его в другую комнату, где висело единственное массивное зеркало в позолоченной резной раме. Вместе они посмотрели, как три безжалостных вора долго убивают Филе Зиндайн, снова и снова. Они видели, как похититель, который был меньше ростом, чем остальные, и носил мантию архиерея Геборене – да кто бы такого принял за архиерея, – рванул через толпу Филе и убил единственную настоящую. Они увидели, как похитители забрали Моргена и покинули храм, как направились на запад, в сторону Найдриха.

– Мы должны… – заговорил Швахер.

– Подождите.

Швахер поморщился в растерянности: сцена в зеркале дрогнула и изменилась, и теперь там был виден Ауфшлаг, который, стоя в тени, глядел вслед уходящим похитителям.

– Вы наблюдали, как они уходят, – ошарашенно сказал зеркальщик. – Они забрали Моргена и…

– Убей Швахера, – отчетливо прошептало отражение Ауфшлага. – Подольше отвлекай Кёнига, чтобы похитители, которые увезли мальчика, успели уехать подальше. Внуши ему ложные представления относительно того, куда направились похитители. – Отражение уныло смотрело на собственные руки.

Ауфшлаг поглядел на свои руки и на острый нож, который сжимал в тот момент. Его внимание привлекло движение в зеркале, и он увидел, как пятится отражение зеркальщика с округлившимися от ужаса глазами, а отражение Ауфшлага шагает на него с ножом.

– Простите меня, – сказало отражение Ауфшлага.

Швахер все понял. Глаза у него округлились, и он попятился.

Ауфшлаг пошел на него.

– Простите меня, – произнес он.

Потом, когда Швахер уже лежал, безнадежно истекая кровью, Ауфшлаг обратил внимание на зеркало. Перед своим концом зеркальщик ненадолго заглянул туда и увидел ближайшее будущее. Но это ничего не изменило, и двое мужчин воспроизвели сцену, показанную зеркалом, точь-в-точь, будто марионетки, с которыми как следует отрепетировали пьесу.

Хотя Швахер мертвым лежал у ног Ауфшлага, отражение зеркальщика все еще стояло в зеркале, наблюдая за главным ученым и как будто чего-то ожидая.

– Почему? – обратился к отражению Ауфшлаг. – Почему ты на меня так смотришь? Теперь, когда Швахер мертв, ты постепенно поблекнешь и умрешь? – У него пробудилось научное любопытство, и он внимательно разглядывал зеркало и отражение. «Почему оно все еще остается?» – Ты не собираешься постепенно поблекнуть и исчезнуть, так ведь? – Ауфшлаг почесал жирную бахрому волос. – Ты не поблекнешь и останешься тут до тех пор, пока не обнаружат тело. – Отражение наблюдало за ним. – Ты будешь здесь и сможешь рассказать им, кто это сделал. Ты умеешь говорить?

Отражение Швахера смотрело на него молча. Оно выжидало.

– Ты потом сможешь опознать меня, выдашь, что это я… – он замолчал и сглотнул слюну, – убийца Швахера, – договорил Хоэ.

Отражение стояло неподвижно, не моргая.

– Ах да. Ты же видел будущее и знаешь, что произойдет дальше. Ты ждешь, когда я все пойму сам.

Отражение наблюдало, как Ауфшлаг что-то искал в комнате, пока он наконец не нашел тяжелую кочергу на подставке возле очага. Он вернулся к зеркалу и к ожидавшему в нем отражению; Ауфшлага там, в зеркале, было не видно.

– Что сейчас происходит – я это делаю, я это должен сделать или это нечто, что я мог бы сделать? – спросил Ауфшлаг зеркало.

Без всякого выражения на лице отражение Швахера наблюдало за главным ученым.

«Не удивительно, что оно не отвечает, – подумал Ауфшлаг. – Я же не зеркальщик».

– Я мог бы просто уйти, – сказал он зеркалу.

Отражение Швахера наклонило голову налево и все так же наблюдало за Ауфшлагом. Как бы ни внушал себе тот, что он может что-то выбрать, все равно казалось, что никакого выбора у него нет. Если он решит не разбивать зеркало – просто чтобы доказать, что у него есть такая возможность, – отражение могло бы кому-нибудь рассказать о его поступках. «Я не могу позволить себе такой риск».

Ауфшлаг ощущал тяжесть чугунной кочерги, лежавшей у него на ладони. «Это не убийство. Это затяжная иллюзия, ничего больше».

Ауфшлаг разбил зеркало и выбежал из комнаты. Битое стекло хрустело под его подошвами, будто обвиняя его. Промчавшись по залу несколько ярдов, он перешел на шаг, что позволило ему выглядеть солиднее. Не следует вызывать подозрения своим внешним видом. И тут у него возникла мысль, от которой он остановился и застыл с озадаченным лицом.

– А правда ли, что разбить зеркало – к несчастью? – спросил он вслух, обращаясь в пустой зал. – Все верят, что это так. – Нет. Это звучит как-то неправильно. – Все верят, что это так. – Он прислонился к прохладной каменной стене. Почему он не подумал об этом раньше? – Да и к черту! – Что вообще означает «несчастье»? Скажем, он ушибет палец на ноге, или несчастье – это значит, например, что он разобьется насмерть?