По словам известного социолога Ирвинга Гофмана, жизнь — серия представлений, в которых каждый из нас постоянно управляет впечатлением, производимым на других. Если принять это определение, общественные места выполняют функцию сцены, как и наши дома. Архитектура, ландшафт, размеры сцены и другие действующие лица влияют на наше поведение и отношение к окружающим.

Человек может справить малую нужду в темном переулке среди стен, расписанных граффити, но вряд ли станет это делать в ухоженном дворе в доме престарелых. Он будет вести себя прилично, если чувствует, что он в окружении семьи или друзей, или будет знать, что за ним наблюдают, чем когда окажется в каком-нибудь грязном переулке. По убеждению Гофмана, это осознанный, прогнозируемый ответ на стимулы окружающей среды. Результаты недавних исследований показали, что иногда мы реагируем, не обдумывая свои действия. Как и другие животные, человек эволюционировал так, что на подсознательном уровне оценивает риски и вознаграждение окружающей среды.

Эволюционные биологи Дэвид Уилсон и Дэниел О’Брайан провели эксперимент, в ходе которого показали группе нерезидентов изображения разных улиц города Бингемтона, штат Нью-Йорк. На одних улицах были полуразвалившиеся дома, неухоженные газоны и лужайки, мостовая в трещинах. На других — чистые тротуары, аккуратные дома и дворы. После этого респондентам предложили поучаствовать в игре, разработанной экономистами-экспериментаторами. Им сказали, что они должны будут заключить сделку с кем-то из жильцов тех улиц, которые видели на фото. Думаю, вы уже догадались, каким было поведение респондентов: они с большим доверием и щедростью отнеслись к людям, живущим на аккуратных, ухоженных улицах. Их поведение можно счесть логичной реакцией на сигналы о культуре каждого из увиденных сообществ. Например, вид ухоженных улиц говорит о том, что живущие здесь уважают социальные нормы. На мнение респондентов влияло даже состояние мостовой, которое не имеет отношения к тому, насколько заслуживают доверия жители улицы.

На самом деле наша реакция на окружающую среду зачастую не поддается ни логике, ни здравому смыслу. Например, хотя большинство людей согласятся, что температура наших рук не должна влиять на наше отношение к незнакомцам, результаты лабораторных экспериментов подтверждают, что, когда человек держит в руках кружку с горячим напитком, он больше склонен доверять незнакомым людям. Еще один эксперимент показал, что люди более щедры и склонны помочь, когда они сходят с эскалатора, двигающегося вверх, чем с эскалатора, двигающегося вниз. Любое движение вверх стимулирует более открытое и благожелательное поведение.

Психологи пытаются объяснить эти корреляции. По одной из теорий, человек воспринимает окружающую среду как метафору: физическое тепло он переносит на отношения; поднимаясь на высоту, он испытывает возвышенные чувства. По другой версии, известной как теория управления страхом смерти, все действия человека мотивированы постоянным глубинным страхом гибели. Если следовать этой логике, трещины на мостовой на улицах Бингемтона вызывают бессознательный страх, заставляющий держаться подальше от живущих здесь людей. Каким бы ни был механизм, очевидно, что окружающая среда посылает человеку неуловимые сигналы, заставляющие его по-разному реагировать на социальный ландшафт, даже если эти сигналы не имеют никакого отношения к рациональному анализу окружающей среды.

Нейробиологи выяснили, что стимулы окружающей среды вызывают в головном мозге немедленную реакцию еще до того, как человек успевает ее осознать. Когда человек передвигается в пространстве, гиппокамп — библиотека памяти — мгновенно включается в работу. Он сравнивает, что человек видит в каждый момент, с более ранними воспоминаниями, чтобы составить ментальную карту пространства. При этом он посылает сигналы в центры страха и вознаграждения. Соседняя область мозга, гипоталамус, дает гормональный ответ на эти сигналы еще до того, как человек решит, насколько безопасна среда. Места, которые выглядят слишком стерильными или непонятными, вызывают выброс адреналина и кортизола — гормонов, отвечающих за страх и тревогу. Те, которые выглядят знакомыми, простыми и вызывают приятные воспоминания, стимулируют выработку серотонина и окситоцина — гормонов, отвечающих за хорошее настроение и доверие.

«Мозг человека отличается высокой способностью к адаптации и постоянно подстраивается под условия окружающей среды», — объяснил мне нейроэкономист Пол Зак, когда мы встретились в Анахайме. Зак — исследователь, который выявил ключевую роль окситоцина в установлении межличностных отношений. В отличие от некоторых млекопитающих-одиночек, у человека много рецепторов окситоцина в древнейших структурах головного мозга, так что он способен дать по газам еще до того, как человек завел разговор с другими.

Градостроителям стоит серьезно отнестись к этому вопросу, ведь ни культурный, ни биологический механизмы не гарантируют, что человек всегда будет относиться к незнакомцам доброжелательно. Например, датские ученые выяснили, что окситоцин, который должен вознаграждать за совместное или альтруистическое поведение, также стимулирует проявления ксенофобии. В ходе эксперимента группе датских студентов ввели синтетический аналог окситоцина, а затем предложили решить стандартную моральную дилемму: вы бы столкнули человека под поезд, если бы это спасло пять человеческих жизней? Под воздействием окситоцина студенты не захотели жертвовать людьми с традиционными датскими именами, но были готовы пожертвовать жизнью человека с мусульманским именем. Такое деление по национальному признаку может показаться угнетающим, но подумайте о том чуде доверия и взаимодействия, которые вызывают в людях хорошие города, особенно приятные общественные места. Организация пространства способна пробудить доверие и эмпатию, и мы начинаем считать большее число людей заслуживающими доверия и заботы.

Для демонстрации этой идеи на практике Зак предложил мне прогуляться по одной из улиц в Южной Калифорнии, где чувство единения и счастья ощущается сильнее всего. Словно подчеркивая печальное состояние общественных мест в Америке, эта улица находилась за воротами Диснейленда.

Мы пересекли зеленый газон вокруг тематического парка, затем имитацию городской площади со зданием ратуши и пошли по улице Мэйн-стрит США, которая стала воплощением счастливого городского ландшафта. Нас окружала пестрая людская толпа всех возрастов и рас: гуляющие держались за руки, толкали перед собой детские коляски, глазели на витрины, фотографировались.

Мы решили разбавить идиллию легкой неучтивостью. По рекомендации Зака я начал слегка задевать проходящих плечами, а затем толкать их более грубо. На улицах обычного города такое поведение довольно быстро спровоцировало бы конфликт, но здесь меня просто останавливали, а иногда даже улыбались и извинялись. Я несколько раз попытался потерять бумажник, но мне тут же его возвращали с энтузиазмом, граничащим с ритуалом. Тогда мы повысили ставки. Мы подходили к случайным прохожим и просили нас обнять. От двух взрослых мужчин эта просьба звучала странно, но все, к кому мы обращались, без сомнений и колебаний раскрывали нам свои объятия. Поведение людей казалось таким же мультяшным, как и само место, где мы были.

Поведение посетителей Диснейленда объясняется многими факторами, и не в последнюю очередь тем, что, отправляясь в этот парк, люди заранее настраиваются на счастье. При этом Зак посоветовал мне не игнорировать влияние городского ландшафта. Ни одно здание на Мэйн-стрит не превышает трех этажей, но неиспользуемые верхние этажи создают визуальную иллюзию. Они сжаты до 5/8 от стандартного размера, и это придает им игрушечный и приятный вид. И каждая деталь этой псевдоулицы — от полосатых тентов и позолоченных надписей в витринах до гипсовой отделки на фасадах — направлена на то, чтобы погрузить посетителей в ностальгические воспоминания и заставить расслабиться. Это место очаровало Эстер Штернберг, одного из первых нейроиммунологов. Штернберг изучает взаимосвязь между окружающей средой, здоровьем и головным мозгом. Она сделала вывод, что проектировщики Мэйн-стрит США непостижимым образом поняли нейробиологию этого места. «Им это блестяще удалось. В 1950–1960-е годы, задолго до возникновения неврологии, они поняли, как организовать окружающее пространство, чтобы люди от тревоги и страха перешли к ощущению счастья и надежды», — объяснила мне Эстер.

Чтобы понять, почему это место так влияет на людей, нужно знать, как мозг связывает воспоминания и эмоции. Яркие и выразительные объекты Мэйн-стрит — причудливая железнодорожная станция, городская ратуша, замок Спящей красавицы в отдалении — служат ориентирами для посетителей, снижая естественную для незнакомых мест тревогу. В то же время они являются эмоциональными триггерами. Гиппокамп реагирует не только на визуальные сигналы, но и на сигналы от всех органов чувств, включая нос. И когда посетитель видит полосатый тент или чувствует запах сдобного печенья, плывущий над тротуаром, у него возникают воспоминания, вызывающие ощущения безопасности и спокойствия. И их порождают не только личный опыт человека, но и придуманное прошлое. Это настолько мощный эффект, что в общественных местах медицинских заведений для ухода за пациентами с деменцией воспроизводится Мэйн-стрит в миниатюре. Ее узнаваемые символы и уличная активность успокаивающе действуют на пациентов, напоминая им о жизни в небольших городках.