Глава четырнадцатая. Побывать где не был
Восход разбудил шкипера, пробившись сквозь пыльное стекло автомобиля. Протерев глаза и прямо сев на сиденье, Смутьянов посмотрел на дозорного – тот выглядел бодро, смотрел на дорогу, иногда вытаскивая в окно дозиметр.
– Утро доброе, Вячеслав Игоревич – зевнув сказал шкипер.
– Доброе, Виктор, доброе – дозорный кивнул, не отрываясь от дороги – Мы уже сто километров отмотали, пока ты спал.
– Серьёзно? – шкипер нахмурился и достал карту – Радиационный фон?
– В норме. Или дозиметр накрылся и мы светиться начнем аки лампада божья – усмехнулся Вячеслав.
– Рядом… Таллин проехали! – Виктор выглядел совсем ошарашенным – Слава, ты чего меня не разбудил?!
– Я… – моряк выглядел виноватым – Я свернуть решил.
– Куда свернуть? На юг? Где мы сейчас, Слава?! – Виктор тряс картой.
Машина затормозила. Не отрываясь от дороги, Симонов вдруг сосредоточенно нахмурился и не оборачиваясь к товарищу, положил голову на руль.
– Мы у Кийу. Таллин я проехал не останавливаясь. Там тоже самое, что с Ригой. На дорогах тоже, что в Павилосте. Не хотел, чтобы ты видел, вот и проехал.
– Слава, ну… спасибо, конечно, но ты не прав. Мы могли бы найти что-нибудь, помочь кому-нибудь… – Виктор растеряно смотрел на товарища.
– Нет там ничего. Тишина, пыль и трупы. Из города все бежали, да остались на выезде. Не хочу больше такого видеть – дозорный закрыл глаза.
– Ладно… давай в город. Бензин есть? – погрустневший, Смутьянов расслабился на сиденье.
Вместо ответа Симонов завел машину и они двинулись дальше молча. Впереди показался город – дымящийся, черными облаками вздымавший руки к небу, молящий о милосердии. Брошенное дитя индустриального человечества. Бесполезный для мира, он горел с очищающем огне, подготавливающий себя для первых детей мироздания – животных.
Они припарковались в роще недалеко от города и Симонов решил пойти на разведку один – дозорному нужно было отдохнуть.
Уже выходя из машины, Виктор на секунду помедлил, наблюдая за засыпающем товарищем и положил на пассажирское сидение пистолет. «Лучше я, чем он. Добрая душа». Развернувшись и поправив вещмешок на плечах, старый моряк двинулся к городу, потея под резиновым костюмом и противогазом. Солнце давало тепло в этот осенний день увядающей Эстонии. Все умирало вместе с природой. Впереди зима.
Город был пуст, исключая нескольких тел разбившихся людей, прыгнувших из окон, спасавшихся от пожара. «От пожара ли?» – Виктор нахмурился, вспомнив безумца. Наверняка кто-то при виде этого инфернального действия сошел с ума и решил покончить с собой. А он сделал бы так? Останься в душной квартире – несомненно. Бороться – это для бойцов, для людей, которым каждый день кажется вызовом. Жить в стали корабля, дышать одним воздухом казарм с сотней душ, дышать пылью с в забое шахт, по локоть в крови спасать людей – вот что значит быть бойцом. Каждый вздох с болью и радостью преодоления. Без этого сердце не бьется и жизнь неизменна скучна, без вечной настороженности, готовности действовать.
Подойдя к бензоколонке, Виктор вспомнил, что забыл канистру в машине. Возвращаться не стоит, придется искать тару здесь – пошарив в подсобных помещениях, он нашел какое-то ведро, в которого слил бензин. Оставив ведро на улице, вошел в здание автовокзала – Симонов просил определенную деталь, какая бывает в приемниках. Искомое обнаружилось в кабинете начальника станции – просторном кабинете, который покинули в спешке. Радио было исправно, но обесточено – Виктор просто сгреб его в охапку, перевязал и прикрепил к вещмешку. Уже собираясь выходить, он заметил кусочек бумаги на зеленом бархате стола. Подойдя поближе, он вчитался в строки и глухо засмеялся: заметка гласила, что некая Любовь Григорьевна тайно беременна от начтанции и потому рассчитывает на скорейшее разделение с ним его жилплощади, «потому как жить с пьяницами в общежитии невозможно». Виктор зло скомкал бумажку и выкинул в окно – наверняка, там мог валяться этот несчастный, одно только интересно: выбросился ли он до того, как узнал эту новость или после? Шкипер махнул рукой и вышел из кабинета. Подхватив на улице ведро, он весело пошел в сторону машины. Улов не ахти, но запас у них есть, а больше не увезут – пропадет. Подойдя к машине, постучал по крыше – Вячеслав даже не проснулся.
Разоблачившись и съев две таблетки, Смутьянов перелил бензин в пустеющую канистру, взял немного еды и сел на водительское сидение. Стараясь тише хрустеть галетой, он тупо уставился перед собой, практически не моргая. Что с ними стало? Что с ним стало? Все кажется нормальным. Наверное, это шок от пережитого. А может он родился заново, но уже в аду. Дремота сменила трапезу внезапно и Виктор заснул.
– Витя… Вить, подъем, дело есть – дозорный тряс за плече товарища.
– Да, ага… Что? – шкипер мотал головой, смахнув крошки с подбородка.
– Я рацию починил! – радостно дозорный махнул рукой и показал на капот. Там шумел аппарат с антенной.
Виктор вылез из машины, потянув затекшие руки к небу. Протер глаза, подошел к капоту и присел на него. Рация казалось такой же бесполезной, как вчера – мертвый кусок железа.
– Есть что? – без надежды в голосе спросил шкипер.
– Нет, тишина, но я не искал особо – Вячеслав крутил ручки, вслушиваясь в эфир.
Вечер принес за собой холод заходящего солнца. Ничего больше нет.
– Я первый дежурю, иди поспи – шкипер хлопнул по плечу товарища и полез в машину за костюмом. Какой смысл? Вокруг тишина. Рация берет 18—20 км, контакт с группой наверняка был потерян, значит…
Рация стихла. Белый шум прервался громогласным взрывом абсолютной тишины. Связь.
– Говорит ком… дки… нга… нов. Ответьте.
Ошарашено отстранился от машины дозорный. Смутьянов замер с пистолетом в руке.
– Мы ищем выживших, направление норд-ост-тень-норд, идем по морю. Повторяю: говорит капитан первого ранга…
Симонов схватил рацию и подбежал к Виктору, протягивая ему наушники – тот схватил их и громогласно, на всю округу закричал:
– Устюг! Устюг! Я слышу вас, черти морские! Мы живы! Мы в Эстонии!
В ответ была тишина. В ней были лишь два склонившихся над коробкой с антенной моряка.
– Устюг! Подлодка Устюг! Это я, шкипер Смутьянов, боже мой, ответьте!
Тишина. Внутренности сжались, стало резко холодной – спугнул. Спугнул. Счастье свое, спасение спугнул, хоть бы ответили. Шкипер зажмурился.
– Смутьянов слышу тебя! Слышу! – на другом конце звучал смех – Невероятно!
– И я тебя, капитан! Вот вы черти везучие, черт вас дери! Я в Эстонии, иду от Таллина на восток, со мной дозорный маяка у Готланда, Вячеслав Симонов. У нас есть машина – вы где?
– Мы… дем… встать у берега не можем, а то бы приняли на борт. Слушай внимательно: мы получи… гнал… штадт. Понял?
– Нет, Харитонов, повтори! – Виктор вцепился в рацию так, что побелели костяшки пальцев.
– Повторяю: мы получили сигнал, выжившие есть, двигаемся в порт Кронтадт, город Кронштадт. Понял? У нас погибла часть экипажа, поврежден один из отсеков, так что идем медленно и без погружений. Двигайтесь к Ленинграду вдоль берега, если там нет пораженных участков, то сможем где-нибудь вас принять на борт.
– Принял, Харитонов, принял! Спасибо! Не рискуйте – мы доберемся, доведите людей, экипаж важнее. У нас есть припасы и лекарства, средство передвижения и топливо, ориентировочно через трое суток выйдем к границе РСФСР, а там проложим курс до Кронштадта.
– Удачи, Виктор. Будем живы – свидимся. Удачи.
Связь прервалась. Белый шум в эфире был похож на аплодисменты множества зрителей. Моряки опустились прямо на землю у машины. Они сидели, улыбались и молчали. Услышать чужой голос в эфире через сотни километров пути, узнать о базе выживших, увидеть цель – невероятно. Удача, преследовавшая их всю дорогу, снова оказалась верной подругой.
– Слав… ты был в Кронштадте? – спросил шкипер охрипшим голосом, смотря пред собой.
– Нет, не бывал – Симонов улыбался, всё ещё не отпуская рацию.
– Значит побываешь.
