Глава десятая. Солнце не горит
Рассвет был мягким и тихим, ласковым, теплым, неизбежно проникающим через тонкие занавески охотничьего домика. Пение утренних птиц вливалось в тихий шум моря и создавало удивительную музыку. Такое утро однажды было у каждого человека на этой земле – прекрасное начало дня, после которого хотелось жить. Божественный подарок всему живому.
Виктор проснулся и открыл глаза. Солнечный луч приятно согревал лицо, хотя в домике было прохладно. Он вспомнил ушедший вечер, и внезапно ему стало ужасно стыдно за вчерашнее свое решение. Шкипер перевел взгляд на Симонова, спокойно спавшего на топчане в другом углу. Ему захотелось разбудить товарища и покаяться ему в своей глупости, преступном желании несусветного идиотизма. Как он подумал оставить своего друга? Одного? С трупом на руках?
Смутьянов закрыл глаза и беззвучно заплакал. Неужели вчерашнее его отчаяние стоило того, чтобы расстаться с жизнью? Стоило ли оно того, чтобы оставить единственного своего друга, почти брата, одного? Эгоист, безмозглый эгоист! Никогда он больше не поддастся этому ужасному чувству. Отчаяние ничто, в сравнении с предательством, которое он чуть не совершил вчера. Он давно уже не мальчик, но муж. Хотя, такой поступок не просто безрассуден, а унизителен для любого человека. Это последняя ступень достоинства, на которой может стоять человеческое существо. Он будет держаться, драться и жить ради своего друга, ради своего человеческого достоинства, как должен жить любой советский человек. Вопреки всему.
Смутьянов встал с кровати и начал растапливать печь. Сухие дрова – пусть Бог хранит того человека, который заготовил топлива впрок – разгорелись сразу и тепло заполнило комнату. Симонов все еще спал – оно и к лучшему. Что ему вчера пришлось пережить? Постоянно повторяющийся кошмар. Вчера он чуть не потерял единственного спутника и убил человека. Намеренно? Опять нет. Гвозди оказались посреди доски, медлить было нельзя, а оружия не было. Даже если бы у него была возможность взять упавший пистолет, то Вячеслав не стал бы стрелять. Не такой он человек. Не стал бы дозорный стрелять из оружия в живого человека, тем более, не дав тому ни одного шанса. Сразу на поражение. Виктор – да, он мог бы. Если бы напали на дозорного, он бы ни на минуту не задумавшись, выстрелил в нападающего. Теперь рисковать нельзя, всё теперь опаснее и сложнее, как в древние времена. Он бы застрелил того бедолагу без тени сомнения, просто из страха, что тот может напасть снова, сделать что-то ему или Вячеславу.
– Господи, как же я дошел до этого… – Виктор закрыл лицо руками. Действительно ли это его мысли? Он и правда готов убить человека из страха? Какая низость… мерзко. Стать убийцей, дикарем, нападающим на всё, что угрожает. Возможно, он сам спровоцировал того мужчину, очевидно, повредившегося рассудком. Безумец мог возомнить себя зверем и напасть на встречного, воспринимая его как угрозу. Человек с оружием опасен вдвойне, а у Виктора был пистолет в руках. И вот такой исход – никто не виноват в нем. Ни он, ни Симонов, ни сам бродяга. Вода ему пухом.
Шкипер краем глаза заметил, что Симонов проснулся и лежит, глядя в потолок. Может, занят своими мыслями, не стоит его отвлекать. Дрова трещали в печке, Виктор поставил чайник на плитку сверху и начал готовить на маленьком столике утренний чай. Простое, безыскусное, неизменное меню двух стариков – байховый чай, галеты, колотый сахар.
– Доброе утро, Вить, – Симонов поднялся с кровати и потянулся. – Это, честно говоря, первое столь доброе утро за последние две недели. То мы с тобой в холоде, то в голоде проснемся, а тут хоть поживем мальца, как люди.
– Доброе, Слав. Да, поправим здоровье, сил наберемся и дальше двинем. Отмыться надо, отстираться, высушиться пока погода позволяет.
Они сели за стол, разлили чай и почему-то приуныли, потупили головы. Вступив в новый день с новыми заботами и трудностями, старики снова испытали чувство тяжести этих будней. Вроде отступила острая необходимость бежать и спасаться, искать безопасное место, но напряжение не отпускало. Виктор поднял кружку с чаем.
– Помянем?
– Помянем. Земля им всем пухом, – кивнул Вячеслав, и они, молча, пригубили обжигающий напиток. Сахар вприкуску, галеты крошились на ветхий столик. Моряки немного повеселели. Дозорный изрядно проголодался из-за вчерашних переживаний, и была вскрыта банка тушенки из Павилосты – одна из последних. Продовольствие кончалось, нужно было обыскать здесь всё и двигаться дальше. Если за островом города поражены, то придется голодать – урожай давно снят, на полях ничего не найти. Но ничего, переживем, на крайний случай перейдем на подножный корм, в местах, где нет заражения.
– Вить, ты как, в норме? – они окончили завтрак и сидели у печки.
– Да ничего, уже лучше. Сам как? Тебе тяжелей пришлось, – шкипер повел плечом, словно разминаясь, и посмотрел на товарища.
– Ну… не просто это все. Я стараюсь не думать уже, внутри как окаменело всё. Может я и правильно всё сделал, ты бы на моем месте поступил точно так же.
– Это верно. Не кори себя, время сейчас такое – страшное. Бог знает, что там дальше будет.
Моряки распределили задачи и занялись делом – Симонов пошел поискать что-нибудь вокруг, а Смутьянов занялся обследованием домика. Оказалось, что под столом имеется крышка погреба, но там, кроме пары старых картофелин, ничего не нашлось. Виктор бережливо поднял их наверх, завернул в тряпку и положил в вещи – неизвестно, может, землю грызть скоро придется, нужно беречь любую еду. Кроме этого, в углу нашелся туповатый топор и рыболовная удочка из орешника, тонкая и простая. Не считая пару одеял и подушек в доме ничего не было, но находки шкипер сразу перенес на катер. Симонов вернулся с тонкими прутиками ивы в руках.
– Ну и зачем они тебе? – спросил Виктор, ставя чайник на печь и готовя всё к обеду.
– У нас таблетки есть? – Симонов хитро прищурил глаза.
– Ну… есть немного, – Недоумённо сказал шкипер.
– А обезболивающие есть, анальгин там?
– Нет, этого не было, я не нашел. А что тебе с него? – Виктор пожал плечами.
– Эээ, а ты и не знаешь, пень рязанский! Кора ивы – это первое средство, когда таблеток нет! – дозорный многозначительно поднял палец. – Меня прадед ещё научил, как верно кору снимать, чтобы самый сок этот обезболивающий, достать. Она мягкая должна быть, средняя кора, потому лучше всего молодые ветви брать. Ещё лучше, ежели по весне – тогда кора мягкая, плотная, в стружку её производи и чай заваривай. Также тополя можно применять – тоже имеют эффект.
– Не брешешь? – Нахмурился шкипер.
– Обижаешь, Михалыч! Натурально говорю – так от зубной боли и всякого прочего мои все лечились, до ста лет жили! – Симонов развел руками.
– Ну, поверю на слово, Бог с тобой, – пожал плечами Виктор и вернулся к еде.
Пообедав, они прилегли отдохнуть и снова взялись за обсуждение дальнейших планов. Стоило идти вдоль берега или продвигаться вглубь Эстонии? У них опять не было информации о поражении городов, а без этого и более вероятного вектора движения. Нужно было выбираться на северо-восток, в центральную Россию, потому что люди скоро оправятся от удара, и начнется полномасштабная война. Стоило найти какое-нибудь начальство, найти помощь, передать слова капитана подлодки Харитонова. Жив ли он еще? Теперь всеми способами нужно пробиваться к Ленинграду, Пскову, ближайшим русским городам, если они ещё целы. Идти к своим – теперь это было очевидно обоим старикам.
Немного вздремнули – урвали у реальности свой «адмиральский час» – и принялись за стирку. Симонов набрал достаточно вещей в Павилосте, чтобы обеспечить приличный вид ещё на пару лет, но их одежда и белье требовали стирки. Вячеслав сделал замеры воды – стирать можно, не опасно. Они выстирались, согрели воды, и вымылись, сменили белье на чистое. Уже к вечеру вернулись в домик и сели чаёвничать. Налили кипятка, разложили нехитрую снедь. Вдруг, дозорный громко рассмеялся.
– Вот и видок у нас, а! – Хлопнул он ладонью по коленке. – Рожи розовые, как у поросят с парилки, а сами заросшие, небритые как соловьи! Ты когда последний раз стригся, Михалыч?
– Да… черт его знает, я раз в месяц хожу в цирюльню, – Виктор почесал седую щетину. – Да, рожи у нас бандитские, явно.
– Короче, первым делом сходим в баньку и побреемся-наодеколонимся, выглядим, как с большой дороги только вышли, – рассмеялся Симонов.
Под смех поужинали, прибрали со стола, вышли и сняли вещи с дерева – солнце и морской ветер просушили их за несколько часов. Оделись потеплее, и присели на ступеньках домика. Виктор достал бережно охраняемую пачку папирос и два старика, жмурясь от удовольствия, закурили. Птицы замолкали, ложились спать, в траве стрекотали кузнечики, и море усиливало свой прибой. Хорошее утро и спокойный вечер – вот единственное настоящее сокровище, которое нашли два старых моряка. Сумерки спускались на лес, замолкала сама природа, наступала тихая ночь.
