Монастырские библиотеки, мастерские эпохи Возрождения вплоть до их реконструкции движением Arts & Crafts, объединения художников XX века, Баухаус или Ульмская школа дизайна неизменно предлагали больше, чем плоскую иерархию, культуру процессуального и проектного менеджмента или командную и сетевую работу. Кто решился сделать творчество главным в своей жизни, тот вступает в орден, о существовании которого даже не подозревал. Этот человек неподвластен более никакому авторитарному руководству, зато он должен соответствовать требованиям индивидуального созидателя. Его тайная догма: концентрация, внутренний покой, способность принимать решения, минимальная финансовая обеспеченность и «своя комната». Все эти требования остаются непременными для творческой работы.

Для испанско-индийского исследователя религий Раймона Паниккара монашеский образ жизни больше не привязан (или привязан не только) к монастырям или конкретной религии. На протяжении тысячелетий существуют монашеские общины, в их случае и идет речь об архетипе человеческого бытия: «Не каждый может или способен вступить в монастырь, но каждый носит архетип монаха в себе, и о нем необходимо заботиться. Монашеское — краеугольный камень, часть, измеряющая сущности человека…»

Когда творчество становится образом жизни, оно покидает рамки работы и больше не ограничено желаниями заказчика. Оно живет увлеченной самоотверженностью. Не результат, но сама деятельность созидателя — движущая сила. Речь тут не столько о проблеме, сколько о загадке: понимает ли творец, почему он сделал что-то центром своей жизни? В любом случае во все времена можно видеть множество людей, которые целиком посвятили себя творчеству.

Паниккар видит две добродетели внутреннего монашества: духовное простодушие, в котором познаётся простота вещей, и умиротворенная многогранность, «соединяющая все элементы так, чтобы вместе они соответствовали великой всеобщности, высшему, всепримиряющему единству». Те, кто живут и работают творчески, производят гораздо больше, чем незначительные инновации в отдельных отраслях: они конструируют образ жизни. И какими бы разными ни казались их замыслы, есть нечто, что объединяет этих индивидуалистов.

Философ Ролан Барт размышлял и писал на такие непохожие темы, как язык любви, смерть своей матери, фотография, Япония и литературоведение. Творчество этого мыслителя не укладывается ни в какие рамки. Хотя он оставался на расстоянии от церкви и веры, но интересовался древним монашеством и той эпохой, когда оно уже существовало, но еще не было ни монастырей, ни официальной церкви с ее догматами. Ролан Барт был поражен образом жизни отшельников. В одном из докладов он описал идиоритмию — жизненный уклад, представляющий сегодня позитивную утопию для творческих людей.

В ситуациях, когда люди работают и живут вместе или поодиночке, он видел две крайности, обе из которых препятствуют творчеству. Первая — отшельничество еремитов. Радикальное отшельничество не рекомендуется, потому что творчество нацелено на ответную реакцию и побуждение. Сотворенное хочет обратно в мир, и, чтобы это было возможно, сегодня оно требует коммуникации и сетевой работы. Вторая крайность — коллективные формы монастырской общины, социального давления или трудовой культуры агентств постмодерна, принуждающие к командной работе: они почти не оставляют пространства для личности и ее индивидуальности.

Существует ли золотая середина? Для Ролана Барта существует: «Ни вдвоем, ни со многими. Что-то вроде упорядоченно нарушаемого уединения». Идиоритмики охраняют свое уединение, но осведомлены о других, кто живет так же. Христианские отцы-пустынники знали о многих других отшельниках и поддерживали с ними контакт, не отказываясь от своего образа жизни. Тем самым они избегали давления коллектива, не обособляясь полностью от мира. Для Барта это было той формой, в которой «каждый следует собственному ритму», не нарушая общий такт. Он тосковал по этой «срединной, утопической, райской, идиллической форме». Сегодня актуальна попытка вновь ее реализовать.