День второй

«Жестокое убийство мастера Барраги взволновало Тайный Город. Все понимают, что преступление не останется без ответа, и ждут, какие действия предпримет Тёмный Двор. Напомним, что в прошлый раз счёт жертвам шёл на десятки, навы убивали целую неделю, полностью уничтожив всех, кто был причастен к смерти сородича, а также их родственников и многих друзей. Правда, с давнего убийства прошло триста сорок четыре года, и некоторые эксперты осторожно говорят о том, что, возможно, нравы Тёмного Двора немного смягчились…» (Тиградком)

«Вот уже неделю полиция фиксирует необычайно высокий уровень грабежей оптовых и мелкооптовых складов в городе и области. Преступления совершаются бессистемно: похищается одежда, обувь, бытовая техника и даже строительные материалы, но хуже всего то, что оперативники до сих пор не могут определить канал сбыта похищенного. Некоторые специалисты считают, что преступники отказались от традиционного сотрудничества со скупщиками краденого в пользу современных цифровых методов…» (ТВЦ)

– Где мы? – тихо спросила Дагни.

– Это моя старая квартира, – в тон ей негромко ответил Артём. – Моя первая квартира. Когда-то – моё постоянное жилище, а теперь я здесь почти не бываю.

– Но скучаешь, – проницательно заметила девушка.

Наёмник медленно обвёл взглядом единственную комнату, недорогую мебель, часть которой он когда-то купил по объявлению, и она уже была старой, а часть собирал сам, путаясь в инструкциях и сваленных в один пакет крепежах, посмотрел на массивный компьютер на пыльном столе, на рубашку, которую он однажды повесил на спинку стула, потом ушёл, переодевшись, и она висела брошенная уже несколько лет. Вздохнул и улыбнулся:

– Эта квартира напоминает мне о прошлой жизни.

– Когда ты не знал о Тайном Городе?

– Да.

– И был счастлив?

– Был слеп.

– Сейчас ты счастлив? – поинтересовалась девушка.

– Сейчас мне гораздо веселее.

– Шрамы добавляют смеха?

– Шрамы появляются у всех: или на теле, или в душе, – медленно ответил Артём. – Если нет шрамов, значит, ты бессмысленно продавливаешь пружины дивана.

– Да ты философ, – без иронии отозвалась девушка.

– Это не вывод, а наблюдение.

– У тебя много шрамов?

– Достаточно. – Наёмник помолчал. – А у тебя?

И услышал неожиданно честный и неожиданно грустный ответ:

– Немного, но они очень глубокие.

Рана Дагни оказалась не столь опасной, как виделась во время боя. Страшный коготь прошёл по касательной, не сильно надрезав мышцы, и, несмотря на обилие крови, угрозы для жизни не было. Артём промыл и продезинфицировал рану, обработал заживляющим бальзамом, стянул края заживляющим эрлийским клеем и перебинтовал. Подумал и дал не очнувшейся после удара по голове девушке понюхать «Пыльцу Морфея», погрузив тем самым в глубокий сон до позднего утра. Дагни нашла себя на диване, под тонкой простынёй, голой и перевязанной. И как только она пошевелилась, сидящий в кресле наёмник открыл глаза.

– Зачем ты меня спас? – спросила девушка, усевшись и прислонившись спиной к стене. И натянув простыню до подбородка.

– А что мне оставалось делать?

– Мог бы уйти.

– Значит, не смог.

– Почему не смог? Ты же убийца.

– Ты тоже.

– Поэтому не понимаю твой поступок.

– Никого в жизни не приходилось спасать?

Дагни промолчала.

– Значит, на мой счёт ты ошиблась, – размеренно продолжил Артём. – И тот факт, что мне приходится убивать, не делает меня убийцей.

– Ты убиваешь за деньги, – заметила девушка.

– Мы никогда не берёмся за грязные дела.

– Этим ты утешаешься?

– Я не считаю, что должен чем-то утешаться, но если бы ты меня спасла, у меня не возник бы вопрос: зачем?

– А что бы ты спросил? – заинтересовалась Дагни.

– Я бы сказал тебе спасибо.

Девушка закусила губу и отвернулась.

– Ты пьёшь кофе?

– Чёрный, с молоком и без сахара.

– Никуда не уходи.

Наёмник вернулся с кухни меньше чем через пять минут, и отметил, что Дагни осталась в той же позе, в какой он её оставил: закутанной в простыню, подобравшей колени к груди, облокотившейся на стену. Не развязно облокотившись, не уверенно, а съёжившись, прижавшись так, чтобы не ударили сзади.

Маленькая девушка, очнувшаяся в чужом доме.

Растерянная.

Артём протянул ей кружку с горячим кофе, вернулся в кресло и продолжил разговор:

– Кто хотел тебя убить?

– Ты знаешь, кто я? – вопросом на вопрос ответила Дагни, отхлебнув кофе.

– Догадываюсь, – кивнул наёмник, хотя мало что понял из путаного рассказа Птиция. Но не мог признаться в некомпетентности.

– А раз догадываешься, то почему спрашиваешь? Многие хотят меня убить.

– Но не у всех это получается, – хмыкнул Артём.

– До сих пор – ни у кого. – Девушка улыбнулась ему в ответ, и наёмник поздравил себя с первой по-настоящему удачной репликой.

– Откуда ты взялась?

– Это долгая история.

– Торопишься?

– Меня ищут.

– Квартира надёжно замаскирована, – сообщил Артём. – Даже наблюдатели Великих Домов сочтут её пустой.

– То есть я могу убить тебя и никто ни о чём не узнает?

– Моё тело найдут дня через два, когда сообразят, что я слишком долго не выхожу на связь, – легко ответил наёмник.

– Ты действительно меня не боишься? – без всякой шутливости спросила Дагни. – Или думаешь, что я считаю себя чем-то тебе обязанной?

– Хотела бы убить – убила бы сразу, – ровно ответил Артём.

– Ты ждал моего пробуждения в кресле. – Девушка дёрнула рукой и едва не пролила кофе на простыню. – Безоружный!

Ответом стало молчание. И ещё – спокойный взгляд. Очень спокойный. Артём прекрасно понимал, что идёт по лезвию, но показывал Дагни, что сознательно выбрал этот путь и не собирается с него сворачивать.

– Надо было тебя убить, – пробормотала девушка, возвращая на место соскользнувшую простыню.

– Никогда не жалей о несделанном.

– У меня ещё есть возможность, – улыбнулась Дагни. – И квартира не так уж безопасна: твой приятель наверняка донёс о случившемся.

– Птиций? – Наёмник покачал головой. – Он не станет этого делать.

– Он действительно хотел предложить мне ангажемент? – поинтересовалась девушка. – Или ты выдумал, чтобы сбить меня с толку?

– Действительно хотел, – подтвердил Артём.

– Идиот.

– В целом согласен, но ведь благодаря его идиотизму мы узнали друг друга.

– Тебе нужно держаться от меня подальше.

– Теперь поздно.

– Да, теперь поздно.

Маленькая рыжая девушка произнесла фразу тоном опытной, многое повидавшей женщины. Тоном, который абсолютно не сочетался с её внешностью.

Дагни, казалось, застыла между юностью и молодостью, не решаясь или не желая подчиниться законам времени. Наполовину женщина, наполовину девочка… Фигура хрупкая, ломкая, но при этом – неожиданно большая, развитая грудь. Маленькое лицо, на котором она с лёгкостью создавала по-детски наивное выражение, и усталый взгляд глаз, которые слишком многое видели.

И украшения…

Как выяснилось, Дагни носила множество колец, соединенных тончайшей золотой цепочкой. Простых колец, без камней, зато покрытых чернёной арабской вязью. Кольца блестели на всех пальцах девушки, в обоих ушах – по три в каждом, в правой ноздре и в левом соске. Золотые кольца и цепь опутали рыжую загадочной сетью, и наёмник понимал, что видит не украшения, а артефакт. Красивый артефакт, вживлённый в тело девушки.

– Ты не смог бы их снять, – тихо сказала Дагни, перехватив взгляд Артёма. – Кольца останутся на мне до самой смерти.

– Это был твой выбор?

– Какая теперь разница?

– Огромная.

– Всё в прошлом.

– Прошлое создаёт будущее, – жёстко произнес Артём. И повторил: – Это был твой выбор?

– У меня никогда не было выбора, – взорвалась девушка и на этот раз всё-таки расплескала кофе. Сначала расплескала, а затем и вовсе швырнула кружку на пол. – У меня не было выбора с того самого момента, как я родилась… С того самого момента, как меня зачали, у меня не было выбора! Мне его не дали! Не дали! Мое будущее было определено в тот миг, когда я родилась такой, какая есть. С этого момента всё было предопределено, и я ждала, когда ко мне придут и скажут: «Пора». Я не понимала этого, но жила лишь до этого момента, а дальше… Дальше всё рухнуло, и теперь я называю жизнью совсем другое существование, не то, о котором мечтала… Ты спрашивал, доводилось ли мне кого-нибудь спасать? Нет. НЕТ! Постоянно, день за днём, неделя за неделей, я только и делаю, что убиваю. Если я кому-то оставляю жизнь, то лишь потому, что мне это выгодно, а потом всё равно её забираю. И ты – первый… Ты первый… Ты… – Дагни уткнулась в колени, спряталась за сложенными руками и всхлипнула: – Я не знаю, что делать?.. Не знаю…

У Артёма было два варианта дальнейших действий. Первый: перебраться на диван, положить руку на вздрагивающие плечи девушки и попытаться её успокоить. Но, зная себя, наёмник догадывался, к чему это может привести. Поэтому он вздохнул, поднял брошенную кружку и вышел на кухню, предоставляя Дагни возможность успокоиться самостоятельно.

Постоял у окна, бездумно разглядывая соседние дома, затем достал телефон и набрал номер напарника.

– Наконец-то, – проворчал Кортес. – А то я уже начал волноваться.

– Ты? – удивился Артём.

– Ладно, не стал, – благодушно признался старший наёмник. – Но ты слишком долго молчал.

– Телефон был отключён.

– Прячешься? – Тон Кортеса остался спокойным, даже чуть расслабленным, но Артём понял, что напарник насторожился.

– Да.

– Что-то важное?

– Можно сказать и так… – Артём выдержал паузу. – Ты когда появишься?

– Не сегодня, дружище, я за границей.

– По нашему делу?

– Разумеется. – Кортес тоже помолчал. – Как твои дела?

– Я нашел девчонку.

– Ого! И как?

– Всё непросто, – не стал скрывать молодой наёмник. – Но не так плохо, как я ожидал.

– Единственное, что я пока понял: она очень опасна, – медленно произнёс Кортес. – Не наделай глупостей.

– Я постараюсь, – пообещал Артём.

– Гм… не чувствую в голосе должной уверенности, – протянул Кортес. – Мне вернуться?

– Пожалуй, нет, сейчас ты мне скорее помешаешь.

– Тебе виднее, дружище.

– Да.

Артём отключил телефон, вернулся в комнату – ни Дагни, ни её одежды уже не было, – подошёл к столу и с улыбкой прочитал наспех нацарапанную записку:

После нахального явления Мамани, её невнятных угроз и неприятного для великого фюрера поведения компаньонов, которые чётко дали понять, что не станут вмешиваться в назревающую междоусобицу, Кувалда решил провести спешное совещание сторонников. Ну, не сторонников, поскольку таковые у одноглазого отсутствовали, поскольку каждый уйбуй в мечтах видел себя великим фюрером, а союзников… Ну, не то чтобы союзников – их у Кувалды не было по той же самой причине, а тех, кто мог из-за женской активности потерять больше, чем приобрести, и при этом обладал достаточным авторитетом в своём клане. Среди Дуричей таковых не оказалось вследствие недавней резни и последовавшим за ней возвышением Мамани. От Гниличей одноглазый призвал в кабинет ненавистного Абажура – дерзкого, но, к сожалению, популярного среди сокланов уйбуя, давно покушающегося на абсолютную власть лидера семьи. А от родных Шибзичей заявился Копыто, и именно он стал автором первой сенсации совещания.

– Надо кого-нибудь из Дуричей притащить, – проворчал Абажур, которому показалось весьма неуютно в окружении двух Шибзичей. От такого количества вероятных противников глаза авторитетного уйбуя, и без того косые, принялись разбегаться с удвоенной скоростью, что мешало ему сосредотачиваться и смущало даже привычных ко всякому собеседников. – А то обидятся.

– Некого звать, – сообщил Кувалда. – Их Маманя так скрутила, что пикнуть не смеют.

– Как тебя когда-то, – тут же заметил Абажур, пытаясь сфокусировать взгляд на боевом поясе великого фюрера, ну, чтобы быть готовым к тому, что в процессе дискуссии лидер семьи выхватит оружие.

– Что? – изумился одноглазый.

– Ты Соплю ей заделал? Заделал, – объяснил свою мысль Гнилич. – Вот и получается, что она тебя скрутила. Когда-то.

– Мля… – Великому фюреру давно надоела история с якобы дочерью, которую хитрая Маманя обозвала Кувалдовной и попыталась пропихнуть в преемники, но и ругаться он устал. Хотят безмозглые сородичи верить, что Сопля – его наследница, пусть верят. Всё равно не переубедишь.

Однако ни обругать Абажура, ни в очередной раз откреститься от родства с Соплей одноглазый не успел.

– Не надо сюда Дуричей, – неожиданно произнёс Копыто.

– Почему?

– Потому что я – Дурич.

– Это как? – опешил Кувалда.

– Они тебя покусали? – испугался Абажур, ощупывая кобуру. Но пистолет отобрали при входе в фюрерскую башню и, вспомнив об этом, Гнилич впал в отчаяние, поскольку не хотел быть покусанным и превратиться в Дурича. А пребывая в отчаянии, на всякий случай он взялся правой рукой за ближайший табурет.

Что же касается Копыто, то он пропустил вопрос Абажура мимо ушей, сосредоточившись на ответе одноглазому:

– Я вчера пошёл к Дуричам…

– И они тебя покусали? – перебил изменённого Копыто авторитетный Гнилич и придвинул табурет ещё ближе.

– Мля, Абажур, заткнись уже, никто меня не кусал, – отмахнулся уйбуй Шибзичей. – Я к Дуричам подошёл, когда они у своей казармы семечками плевались, и спрашиваю: «Что, пацаны, баба у вас теперь в уйбуях?»

– А какая связь? – не понял великий фюрер.

– Надо было разговор начать, – туманно отозвался Копыто. – Ну, я и начал с семечек. Что, спрашиваю, теперь баба у вас в уйбуях?

– А семечки при чём?

– Так ведь плевали.

– А баба в уйбуях?

– А разве нет?

– Связь гфе?

– Я спрашиваю: пацаны, баба у вас теперь в уйбуях? – терпеливо ответил Копыто, мысленно поражаясь непроходимой тупости одноглазого вождя.

– Так и спросил? – вновь не сдержался Гнилич.

– Так и спросил, – подтвердил Копыто.

– А они?

– Побить хотели.

– Я бы побил.

– Ну, ты известный побитель.

– Каким ты меня назвал?

– Слушай, Абажур, хватит метаться посрефи совещания, – недовольно произнес Кувалда, которому до сих пор не была ясна связь семечек и бабы в уйбуях, и он не хотел ещё больше усложнять разговор. – Пусть Копыто закончит, тогфа ты его и покусаешь, понятно?

– Нет.

– Вот и заткнись! – И одноглазый повернулся к уйбую: – Так Фуричи тебе вломили или нет?

– Сначала хотели, – повторил Копыто.

– А потом?

– А потом передумали, потому что сами понимают – влипли с Маманей по самое не балуйся, и теперь над ними вся семья хихикает, – сообщил уйбуй. – Они всё понимают, только сделать раньше ничего не могли.

– А теперь смогли?

– Теперь – да, – хихикнул Копыто. – Я им говорю: какого хрена, Дуричи, вам под бабой сидеть или вообще лежать? Не по-пацански, в натуре, так над собой измываться, давайте я теперь стану перед великим фюрером за вас говорить, всё лучше, чем эта баба. Мне нетрудно, помучаюсь, а вам позора меньше.

– А они? – выдохнул Гнилич.

– Согласились, конечно, – спокойно ответил Копыто. – Я ведь всё как есть сказал, не подкопаешься, так что теперь, если что, то я – Дурич. В смысле, Дурич – тоже.

– Мля… – Абажур почувствовал себя настолько обманутым, что едва не лишился косоглазия. Получается, кому-то можно быть одновременно и Шибзичем, и Дуричем, а кому-то – дулю с маслом? Несправедливо!

Но вслух он ничего говорить не стал, потому что их в кабинете всё равно оставалось двое против одного, и не важно, кто теперь Копыто, потому что он все равно оставался Шибзичем, хотя бы наполовину.

– То есть ты теперь Фурич? – уточнил не менее изумленный Кувалда.

– Да, я теперь Копыто Шибзич-Дурич, – подтвердил уйбуй и важно добавил: – Как Петров-Водкин.

– Как кто? – хором спросили собеседники.

– Не обращайте внимания, – отмахнулся довольный произведённым эффектом Копыто. После чего вытащил из кармана плоскую фляжку и сделал большой глоток.

Почуяв запах виски, Кувалда вспомнил, что собрались они не просто так, а по серьёзному делу, достал из ящика стола бутылку и наполнил три стакана. Сначала хотел налить два, чтобы наказать жадного, не поделившегося фляжкой Копыто, но потом вспомнил, что уйбуй теперь дважды Шапка, и решил пока не нагнетать.

При виде стакана Копыто молниеносно убрал флягу, и дикари выпили, как положено – залпом.

– Мля, я вот сейчас с тобой разговариваю, а кажется, буфто мне снится, – сообщил одноглазый, шумно выдохнув.

– Мне тоже, – поддакнул Абажур, в надежде, что Шибзичи передерутся.

– Ты тоже спишь? – заинтересовался Копыто.

– Вы заколебали – спать во время совещаний, прифурки! – неожиданно рявкнул великий фюрер.

– Ты сам сказал, что спишь.

– А теперь нет!

– И нам нельзя?

– Никому.

Уйбуи замолчали.

Некоторое время совещание продолжалось в беззвучном режиме, затем великий фюрер понял, что ничего не происходит, и продолжил:

– Короче, Маманя хочет фенег…

– Алименты?

– Нет, не алименты, – ответил Кувалда, досчитав примерно до четырёх. – Маманя хочет к казне семейной присосаться и жировать на семейные фохофы.

– Как ты? – продолжил осведомляться Абажур.

– Что, завифно? – окрысился одноглазый.

– Просто хочу уточнить.

– Тётки могут, – со знанием дела сообщил Шибзич-Дурич. – Сначала приходят такие, мол, мы не местные, нам бы только за правду или по любви, а потом оглянуться не успеешь, они уже на шее и ножки свесили.

– Ножки у них кривые, – заметил Абажур. – У Сопли, в смысле. А про Маманю я вообще молчу.

– Ещё Штанина приходила, – добавил Кувалда. – Говорила, что буфет у тебя уйбуем.

– У Гниличей? – поперхнулся Абажур.

– Ага.

– Мля! – От ужасающей перспективы глаза авторитетного уйбуя разлетелись, как кегли в боулинге – во все стороны сразу. – Давайте я её убью?

– Сейчас нельзя, – вздохнул великий фюрер. – Иначе я бы уже фавно эту проблему убил. В полном, мля, составе.

– А как ещё ты их от семейной казны отсосёшь, если не убивать? – не понял Абажур, стуча себя по виску, чтобы глаза вернулись на более-менее вменяемую орбиту.

– Лучший выход, – добавил Копыто.

– Выхоф куфа? – уныло осведомился Кувалда.

– На кладбище.

– Королева запрещает.

– А мы ей не скажем!

– Жуций, сука, кажфый взфох Сопли на камеру снимает и челам потом профаёт!

– Мля…

С одной стороны, современные технологии дикарям очень нравились, особенно круглосуточное бесплатное порно в сети и «ЭлектроБарыга», который давал гораздо лучший, по сравнению с жадным Урбеком, процент от продажи краденого. С другой стороны, излишняя открытость мешала привычному семейному укладу, заключающемуся в регулярных оздоровительных междоусобицах.

– Тогда, может, сначала Жуция прикончим? – кровожадно предложил Абажур, ухитрившись направить оба глаза на бутылку виски. – Скажем, что не знаем, как там он с того этажа выпал, а потом его операторы отсюда разъедутся в страхе, и мы тётками займёмся.

– За конца нас точно убьют.

– Тогда на фига ты нас позвал? – недоумённо осведомился Копыто.

– Фумал, у вас мозги работают, – язвительно ответил Кувалда.

– Тогда наливай.

Великий фюрер взялся за бутылку, а Гнилич неожиданно предложил:

– Давайте Копыто на Сопле женим?

– Что?! – поперхнулся Шибзич-Дурич.

– Зачем? – не понял одноглазый.

– Глядишь, присмиреет, – объяснил Абажур.

– Кто?

– Оба.

– Размечтался! – опомнился Копыто. – Не буду я ни на ком жениться.

– Это ещё почему? – осведомился великий фюрер, которому в целом приглянулась идея присмирить одновременно и шустрого Шибзича-Дурича, и надоедливую Кувалдовну. – Почему жениться не станешь?

– Тесть не нравится? – ехидно поинтересовался Абажур.

Одноглазый навострил уши, подозревая зарождающуюся измену, но Копыто выкрутился:

– Тёща у Сопли неподходящая, ехидна, а не тёща, – и сам перешёл в атаку: – Ты, Абажур, специально всякие глупости придумываешь, чтобы совещание сорвать.

– Зачем? – не понял одноглазый.

– Потому что, если мы ничего не придумаем, королева на тебя разозлится, и Гнилич в великие фюреры пролезет.

– Враньё! – завопил Абажур.

– Фороги на вершину не разгляфит, – заржал Кувалда. – Чтобы в великие фюреры пролезть, нужно поф банфаной не лысую башку иметь, а мозги.

– Может, они у меня есть, – не подумав, ляпнул обидевшийся Гнилич, и одноглазый уставился на него с большим подозрением.

– Что, сука, опять измену замышляешь?

– А когда я её раньше замышлял? – попытался отболтаться тот, но не вышло.

– А что, не замышлял? – ещё более грозно осведомился великий фюрер.

В комнате повисла тишина, которая обычно наступает незадолго до репрессий. Ну, в качестве затишья и чтобы палач успел приготовиться. А поскольку государственная виселица была в данный момент занята под съёмочную площадку, все присутствующие одновременно подумали, что ближайшие репрессии примут форму выпадения из окна. Как говорится, не рой другому яму – сам в неё попадёшь.

– Выпей, Абажур, на дорожку, – предложил Копыто и многозначительно кашлянул.

Гнилич побелел, несколько секунд подвывал, глядя на ставших серьёзными собеседников, после чего выдохнул:

– Чтобы тебя королева полюбила, надо подвиг совершить!

Продемонстрировав, что стресс и стакан виски способны творить чудеса.

– Какой пофвиг? – удивился Кувалда.

– Какой-нибудь крутой подвиг, только быстро, – ответил Абажур, понимая, что от скорости ответа напрямую зависит его жизнь. – И тогда можно будет и Маманю грохать, и весь её выводок – после такого героизма королева о них даже не вспомнит.

– После какого героизма? – окончательно растерялся Кувалда.

– Тебе решать, – пожал плечами Гнилич, обрадованный тем, что великий фюрер перестал думать о репрессиях и занялся чем-то более непонятным, то есть отвлёкся надолго. – Можно тот грузовик найти, за которым сюда вампиры, навы, чуды и люды приезжали. Он, походу, всем нужен, и если ты его королеве найдёшь, то сразу сможешь делать всё, что захочешь, хоть с Маманей, хоть с Соплей и не важно, дочь она тебе или как.

Подозрительный грузовик в Форт пригнал Иголка, один из бойцов десятки Копыто, и именно из-за этого фургона штаб-квартиру Красных Шапок атаковали масаны, едва не учинив грандиозную бойню. Но бойня обратилась в неразбериху, во время которой грузовик провалился в портал, и где он сейчас, не знали даже Великие Дома. Или же один из них делал вид, что не знает – но об этом не особенно прозорливые дикари не подумали.

– Не найфём мы фургон, – вздохнул Кувалда. – Если у навов не получилось, нам ловить нечего.

И вновь взялся за бутылку.

– Ага, – подозрительно покладисто поддакнул Копыто. – Ага…

И отвёл взгляд в сторону.

Сантьяга покинул Тайный Город вскоре после полуночи, но перед отъездом крепко помог Ортеге, назначив на пост оперативного руководителя Богу – чтобы разгрузить старшего помощника. Бога воспринял назначение с грустью. Ортега же не стал скрывать охватившую его радость и с энтузиазмом занялся изучением информации о Старце Горы, благо, было её не так много. В своё время Великие Дома не оценили гениальное открытие Саббаха, точнее, не сразу поверили, что «какой-то беглый рыцарь» способен изобрести столь невероятных големов, как джинны, а когда опомнились и попытались договориться, он уже стал Старцем Горы, повелителем небольшого, но сплочённого государства низаритов, и атака на него могла привлечь к Тайному Городу внимание Инквизиции. А в тот момент Великие Дома боялись этого намного больше, чем потери перспективного открытия. Через сто с лишним лет после смерти Саббаха, когда основанное им государство было уничтожено Хулагу, агенты Тайного Города кинулись изучать наследство Старца, внимательно проверили легенды о книге, которую он якобы написал, объявили награду за кольца, которые он якобы создал, но ничего не нашли. И до вчерашнего дня все были уверены, что джинны – не более чем красивая сказка.

До вчерашнего дня…

Ортега припомнил огненного монстра, прошедшего сквозь дверь и не заметившего тяжелейший магический удар, и покачал головой, пробормотав:

– Не верю, что тебя нельзя убить. Не верю.

Ортега не сомневался, что советники или князь обязательно отыщут оружие против джиннов, но понимал, что им требуется информация. Которую ещё нужно добыть.

Освежив в памяти историю Хасана ибн Саббаха, помощник комиссара вплотную занялся агентом Барраги – Мусой, потребовав от «ласвегасов» собрать об этом челе максимально полную информацию, а главное – тщательно изучить историю его перемещений в течение последнего года. Затем Ортега принялся готовиться к поездке, поскольку догадывался, что Тайный Город придётся покинуть, но сборы были прерваны сообщением об обнаружении в Измайловском парке растерзанного голема, в котором «ласвегасы» определили мстителя Барраги.

Останься ястреб в своем обычном размере, его гибель могли и не заметить: в густой траве останки небольшой искусственной птицы рано или поздно исчезли бы без следа, но во время атаки мститель увеличил свой размер почти в двадцать раз, и проезжавший мимо охранник «Ящеррицы» не мог не обратить внимания на огромную тушу. Охранник был людом и немедленно доложил о находке в Зелёный Дом. Прибывшая в парк ведьма отыскала на големе метку Барраги, поняла, что перед ней останки мстителя, и поставила в известность Тёмный Двор. Прошло ещё двадцать минут, и над доставленной в одну из лабораторий Цитадели тушей уже колдовал срочно вызванный Ферга – вечный соперник Барраги в борьбе за титул лучшего мастера големов Тёмного Двора. Ортега дал Ферге время разобраться с останками, появился в лаборатории примерно через час и сразу же поинтересовался:

– Ты сможешь что-нибудь с этим сделать?

– Могу сжечь, – молниеносно среагировал Ферга.

Несмотря на то, что они с Баррагой были ровесниками, выглядел этот мастер, как подавляющее большинство навов, значительно моложе, на тридцать пять – сорок человских лет, и общаться с ним Ортеге было намного удобнее.

– А если серьёзно?

– Если серьёзно, то нужно разбираться, – развёл руками Ферга. – Радует, что голова цела, но я не уверен, что смогу извлечь из неё полезную информацию. Голову без тела, как правило, начинает крепко глючить. А учитывая, что мы говорим о големе, возможны любые варианты.

– А если подключить его к компьютеру?

– Ортега, ты насмотрелся фантастических фильмов, – усмехнулся мастер. – Мы ведь колдуны, а не биоинженеры, у големов разъёмов нет и вай-фай они не цепляют.

– Не смотрел я никаких таких фильмов, – проворчал Ортега. – В смысле, не так много… И про магию мне не рассказывай.

Ортеге был нужен убийца, а в мозгу растерзанного ястреба находилась информация о преступнике: аура, внешность, запах и другие приметы, позволившие мстителю разыскать его в многомиллионной Москве. Разыскать, чтобы погибнуть. К сожалению, кто бы ни убил голема, он профессионально стёр следы своего пребывания в Измайловском парке, и мозг птицы оставался единственной зацепкой. В этой части расследования.

– Ферга, – тихо произнёс Ортега. – Нужно обязательно что-нибудь придумать.

Несколько секунд Ферга молчал, глядя на голову мёртвого голема, после чего протянул:

– Я сделаю имитацию тела, пересажу в него мозг ястреба и постараюсь вновь его запустить. Если получится, он вновь отправится на охоту, но мы будем за ним следить. – Мастер выдержал паузу и закончил: – Я всё понимаю, Ортега, но другого выхода нет.

Теперь их осталось всего семеро.

Семь колдуний, продавших душу Ярге. Семь зелёных ведьм, предавших свой народ. По-настоящему предавших.

В любом Великом Доме, ну, может быть, за исключением Тёмного Двора, случались кровавые междоусобицы, когда кланы и группировки сходились в жесточайшей схватке в борьбе за высшую власть. Действуя без жалости и без сомнений. Торопясь к заветной цели, несмотря ни на что. Такие истории не являлись предметом гордости, их не рассказывали детям, а победители старались поскорее о них забыть, но все понимали, что внутренние распри – часть естественного хода вещей. Амбиции порождают кровь, и право на власть нужно доказывать силой.

Так было, так есть и так будет.

Но семь ведьм, собравшихся сейчас в королевском кабинете, переступили черту, когда обратились за помощью к Ярге, когда признали власть первого князя и согласились поставить свой Дом на колени. Они знали, что этого им не простят, и потому крепко держались друг друга.

Их лидером была Всеведа, Берегиня Трона, опытная ведьма, совершившая головокружительную карьеру от офицера специальной службы Зелёного Дома до основного претендента на корону. Справа от Берегини сидела фата Ванда, возглавляющая «секретный» полк, всегда спокойная и строгая, не изменившая деловому костюму и единственная, кто положил перед собой блокнот и авторучку. Слева от Всеведы расположилась фата Сияна, исполняющая обязанности воеводы дружины Дочерей Журавля, сильный и смелый боевой маг, но, увы, далеко не стратег. В обычном случае Сияна могла надеяться разве что на должность обер-воеводы, но обстоятельства вознесли её гораздо выше, и возникшее у ведьмы головокружение от успеха слегка беспокоило Всеведу. Ещё две колдуньи представляли «секретный» полк: обер-воевода Туга и Квета, а шестая была подчинённой Сияны – обер-воевода Дочерей Журавля Зарина. Последней заговорщицей, и последней примкнувшей к заговору, являлась фата Яронега, единственная из присутствующих, кто не состоял на военной службе.

Их было всего семеро, но они планировали подмять под себя весь Великий Дом.

И пока у них получалось.

– Мы почти добились победы, сёстры, – произнесла Всеведа, медленно оглядывая помощниц. – Нам осталось сделать всего два шага, два самых главных шага, ради которых мы всё затеяли. Уверена, мы справимся.

– Обязательно, – подтвердила Сияна.

Остальные ограничились сухими кивками, поскольку знали, что Всеведа ценит в сотрудниках собранность, а не эмоции.

– И сейчас мы должны вплотную заняться выборами в Большой Королевский Совет, – продолжила Берегиня. – Мы не имеем права их проиграть.

Потому что именно члены Совета будут выбирать королеву, и каждый голос в нём был в буквальном смысле слова на вес золота.

– Мы делаем всё, что можем, – негромко произнесла Ванда.

– Но, к сожалению, обстоятельства складываются не так хорошо, как хотелось бы, – мягко перебила «секретную» воеводу Всеведа. – В настоящий момент я твёрдо могу рассчитывать лишь на голоса Услады и Малуши, их баронов и Сдемира.

Две пожилые жрицы доменов Выхино и Марьино давно растеряли амбиции и послушно следовали в кильватере королевы, а за отсутствием королевы – в кильватере Берегини. Их могли бы переубедить, но Всеведа зорко следила за тем, чтобы Услада и Малуша не общались с её оппонентами, и не сомневалась, что сумеет удержать их на своей стороне до выборов.

– Пять голосов, – едва слышно произнесла Яронега.

Совет состоял из баронов и жриц, всего – шестнадцать участников. Претенденты лишались права участвовать в голосовании, а для получения короны требовалось набрать простое большинство из числа оставшихся членов Совета.

– Следующий вопрос: Измайлово и Люблино, – Всеведа посмотрела на «секретную» воеводу: – Ванда?

– Похоже, Ружена и Бакула заключили союз и продвигают на освободившиеся посты своих ставленников, – ответила та негромко. – Наилучшие шансы стать бароном Люблино имеет Ждамир – Ружена уже его поддержала.

– Почему он? – поинтересовалась Сияна.

– Троюродный брат Бакулы.

– Понятно…

– А Бакула, в свою очередь, продвигает на пост жрицы домена Измайлово эту дылду Цвету. Она давняя подруга Ружены. – Ванда вздохнула. – К сожалению, авторитет Бакулы и Ружены в доменах весьма велик, и нет сомнений, что они своего добьются.

– То есть эти два домена мы потеряли…

Ружена была весьма амбициозной и энергичной женщиной, поставившей себе целью стать королевой и уверенно к ней идущей. Заполучив титул жрицы, она немедленно принялась интриговать против благодетельницы-Всеславы, благодаря которой взлетела столь высоко, сформировала собственную партию, пыталась отстранить королеву от власти и теперь первой объявила о своём участии в выборах. Ружена могла твёрдо рассчитывать на три голоса, и можно сказать, что десять членов Совета со своим выбором определились.

– Если мы попытаемся помешать измайловцам и люблинцам продвинуть на посты своих ставленников, случится крупный скандал, и Ружена станет нашим врагом не только на выборах, – продолжила Ванда. – Сейчас нам выгодно стравить её со Снежаной.

– Это верно, – подумав, кивнула Всеведа. – А что Снежана?

– Пока ведёт себя очень-очень тихо, но нет сомнений, что она удержит контроль за Сокольниками.

– Плохо.

– Удержит, вне всяких сомнений, – повторила Ванда. – Снежана до конца стояла на стороне Всеславы, и соколы этого не забудут. Так что можно сказать, что она назначит в домен своих ставленников.

– Снежана уже объявила, кого поддерживает? – угрюмо спросила Сияна.

– Ольгу, двоюродную племянницу Параши – на пост жрицы, а бароном Снежана хочет сделать Скурата, из младшей ветви семьи Мечеслава. В домене обоих уважают и, без сомнений, выберут.

– Жаль…

– При всём уважении, Ольга – не Параша, а Скурат – не Мечеслав, – жёстко произнесла Ванда. – Сокольники, конечно, богатый и сильный домен, но его лидерам придётся много работать, чтобы обрести авторитет предшественников.

– Но голоса в Совете они получат сразу, – обронила Всеведа.

– Именно так, Ваше величество.

– И если Снежана выдвинет свою кандидатуру, она также может рассчитывать на три голоса.

– Совершенно верно.

– И главное сражение развернётся вокруг Перово, – добавила Яронега.

В ходе недавних потрясений этот домен пострадал значительнее остальных: в нём погибли и жрица, и барон, и теперь все стороны мечтали посадить на их места своих сторонников.

– С бароном Перово более-менее ясно: Велинег, штаб-воевода дружины, обладает в домене большим авторитетом, и его уже выбрали Хранителем. Конкурентов у Велинега нет, но кого он поддержит на Совете – неясно.

– Колеблющиеся бароны обычно следуют совету своих жриц, – рассмеялась Сияна.

– Что же касается жрицы… – Ванда выдержала короткую паузу. – Снежана выставляет Елицу, авторитет которой весьма высок, а Ружена…

– Ружена выставляет меня, – с улыбкой произнесла Яронега. – Не зря я три последних года смотрю ей в рот, хихикаю над её дурацкими шутками и рассказываю всем, какая она красивая.

За эти годы Яронега возненавидела жрицу так люто, что готова была продать душу кому угодно, лишь бы её уничтожить.

– Я буду молчать, но в последний момент тоже выступлю на твоей стороне, – сказала Всеведа. – Полагаю, поддержка Берегини поможет убрать с пути Елицу.

– Уверена в этом, – кивнула Ванда.

– А Ружена подумает, что я играю против Снежаны…

– И сильно удивится во время голосования на Совете, – рассмеялась Яронега, представляя, как вытянется физиономия ненавистной жрицы, когда она поддержит Всеведу.

– Но у нас всё равно не хватает голосов, – заметила Ванда. – Даже если Велинег послушает Яронегу, это всего семь.

А нужно восемь, потому что формально в Большом Королевском Совете не шестнадцать членов, а семнадцать – включая королеву, и именно от этого числа отсчитывались голоса во время выборов. Семнадцать минус три кандидата – четырнадцать. Для победы нужно восемь…

– А вдруг Снежана не выставит свою кандидатуру? – предположила Сияна.

– Она не отдаст власть Ружене, – покачала головой Всеведа. – Снежана ей не верит и правильно делает. Ружена предала Всеславу, и если Снежана её поддержит, то потеряет доверие соколов.

– И Ружена не откажется от схватки, – протянула Ванда. – А значит, нас ждёт второй тур.

– Не обязательно, – Всеведа выдержала эффектную паузу. – Я хочу взять Сокольники.

И ей удалось произвести впечатление.

– Как? – с искренним любопытством спросила Яронега.

– Сейчас это маловероятно, – прищурилась Ванда. – Или я чего-то не знаю?

– Если мы убьем Ольгу, они просто перенесут выборы, – сообщила Сияна, сторонница простых и понятных решений.

– Мы её не только убьём, но и дискредитируем, – объяснила Берегиня.

– Каким образом?

– Подсунем Ольге фургон Сдемира, – жёстко ответила Всеведа. – Сделаем их соучастниками.

– И убьём? – уточнила Сияна.

– Без этого никак, – хмыкнула Берегиня.

– Соучастниками не получится, – обронила Ванда, которая уже начала продумывать детали операции. – Сделаем лучше: Сдемир шёл по следу фургона, надеясь захватить его и стать героем, отыскал фургон, но погиб в борьбе с… с охранниками… с големами, например. Нельзя делать их соучастниками, поскольку тень предательства Сдемира обязательно ляжет на вас, Ваше величество. И Ружена этим воспользуется.

– Ванда, ты как всегда права, – улыбнулась Всеведа. Берегиня прекрасно понимала все эти обстоятельства, но намеренно выдала непродуманную версию, чтобы воевода «секретного» полка смогла продемонстрировать свой ум. – Итак, предложение: кто-то убивает родителей Ольги, Ольга приезжает и умирает от естественных причин… скоротечного сердечного приступа… Через некоторое время мы находим фургон, в котором лежит мёртвый Сдемир. Следы в фургоне указывают на то, что это Ольга – или по её приказу, – захватили его в Южном Форте. Сдемир нашёл фургон, но погиб…

– Кто убил родителей Ольги? – деловито уточнила Ванда.

– Сдемир, – усмехнулась Всеведа.

– Причина?

– Он их пытал, надеясь добраться до фургона. Родители Ольги тоже участвуют в заговоре.

– Понятно… – «Секретная» воевода помолчала, уставившись в стол перед собой, после чего кивнула: – Идея жизнеспособна. Я займусь…

– Нет, ты слишком занята выборами. – Берегиня мягко прикоснулась к руке «секретной» воеводы и перевела взгляд на Сияну: – Ванда поможет разработать план, но его реализацией займешься ты.

– С удовольствием!

Воевода Дочерей Журавля так хотела выслужиться, что совершенно не подумала о грозящей исполнителю опасности: ведь в случае провала он становится крайним.

– Вас не смущает, что фургон – собственность Ярги? – тихо спросила Яронега.

– Заурд добудет себе новые «костюмы», – вздохнула Всеведа. – А если мы проиграем выборы, он потеряет Зелёный Дом.

– Кого предложим на место Ольги? – осведомилась Ванда.

– Квету, – Берегиня ободряюще улыбнулась зардевшейся соратнице. – Ты из домена Сокольники, и твой магический уровень позволяет претендовать на титул. А поскольку ты не так уж известна Великому Дому, то можешь рискнуть и пойти на выборы: поражение не отразится на твоей репутации. Наоборот, тебя запомнят.

– Для меня честь служить Вашему величеству, – Квета склонила голову.

– Мы объявим о твоем выдвижении сегодня вечером, – Всеведа вновь улыбнулась и обратилась к остальным соратницам: – Это только начало, сёстры, только начало. После моей победы мы обязательно переформатируем Круг Жриц, и каждая из вас получит то, чего заслуживает!

Великие Дома ошибались: исчезнувший из Тайного Города рыцарь Ханс фон Сарбат не был Старцем Горы. В действительности он был его отцом и учителем, и без его знаний, опыта и умений Хасан ибн Саббах – несмотря на глубокий ум и несомненный гений, не смог бы создать уникальных джиннов и стать легендой: и для челов, и для Тайного Города.

Благодаря отцу Хасан получил и блестящее образование, и магические способности. Он рос умным и любознательным, а главное – совсем не трусливым. Отец научил его презирать опасность, отвечать ударом на удар, быть сильным и всегда стремиться к большему. Отец говорил: «Слабаков убивают или топчут», и хороший сын навсегда запомнил его слова.

Скромный в быту, но дерзкий и решительный при достижении поставленных целей, Хасан с младых ногтей был увлечён идеей создания справедливого государства, не рая и не утопии, но свободной и хорошо защищённой страны, жители которой, возможно, и не купались бы в роскоши, зато были бы избавлены от гнёта владетелей и несправедливости их судей. Хасан мечтал обрести покой и умиротворение, сделать людей если не совершенно счастливыми, то хотя бы довольными жизнью, но понимал, что даром ничего не даётся, а не способная защищаться страна не просуществует и года… Точнее – даже не возникнет.

«Если они узнают о твоих способностях, они тебя убьют, – говорил сыну рыцарь. – Челы отвыкли от магии, но сразу поймут, что ты стоишь выше, а значит, ты должен придумать нечто такое, что отобьёт у них охоту лезть к тебе. Нужна собственная, беззаветно преданная лично тебе армия… Нужны солдаты, готовые за тебя умереть. Причём такие солдаты, против которых будут бессильны и челы, и маги Тайного Города».

«Но где их взять?» – спросил тогда Хасан.

И услышал единственно возможный ответ:

И Хасан ибн Саббах придумал.

Он учился, как проклятый, проводя за книгами дни и ночи напролёт, но не зазубривая магические выкладки, а обдумывая их, выстраивая цепочки возможного развития заклинаний, постепенно привыкая фантазировать, проектировать принципиально новые заклинания, на основе уже изученных, но не останавливаясь, а развивая их, уходя так далеко в магические тайны, что даже отец не всегда понимал, чем занимается Хасан.

Когда будущему Старцу Горы было семнадцать лет, рыцарь Ханс фон Сарбат признал, что сын обошёл его в магическом мастерстве.

Когда будущему Старцу Горы исполнилось девятнадцать, рыцарь Ханс фон Сарбат погиб.

А в двадцать три года будущий Старец Горы выковал первое золотое кольцо и собственноручно нанёс на него аркан Заклинателя, сделав первый шаг к созданию армии джиннов.

Разрабатывая план поисков, Кортес исходил из того, что Дагни могла взять кольца где угодно, поскольку не было никаких свидетельств того, что они хранились вместе с книгой. За прошедшие века наследство Саббаха могло тысячи раз перейти из рук в руки, и Аламут, и Багдад были разграблены, причём не по одному разу, поэтому идти по следу колец не имело смысла. Более того, кольца бесполезны без книги, и даже заполучив их, таинственный некто столкнулся бы с необходимостью отыскивать записи Саббаха, а значит, нужно идти по их следу. Но при этом помнить, что книгу Саббаха пытались найти все Великие Дома, и никому из них не улыбнулась удача.

Почему?

Над этим вопросом Кортес думал всю ночь.

С одной стороны, поиски начались слишком поздно, через сто с лишним лет после смерти Старца, когда созданное им государство пришло в упадок и Хулагу стёр его с лица земли. И та лёгкость, с которой был сокрушён Аламут, показывала, что наследникам Хасан ибн Саббах тайну джиннов не доверил. Книга и кольца исчезли, пропали или были спрятаны… Скорее всего, были спрятаны: как бы Старец ни относился к своим потомкам, он не мог допустить гибели государства, а значит, скрыл сокровища на случай, если страну придётся защищать. А скрыть их он мог лишь в любимом Аламуте…

Но через сто с лишним лет Аламут пал, а книга пропала.

– Книгу не нашли, или её забрали, – пробормотал Кортес, разглядывая сделанные в магазине Генбека записи.

Хитрый Хамзи запрещал копировать свои драгоценные тома, и в результате приходилось работать по старинке – пользуясь блокнотом и авторучкой, но такой способ нравился Кортесу больше современного электронного: пока пишешь, успеваешь обдумать прочитанное, полнее погрузиться в тему, лучше её понять, а значит – сделать правильный вывод.

Итак, если предположить, что книга и кольца оставались в Аламуте, то высока вероятность того, что после падения крепости ими завладели победители. И первый подозреваемый – Ала ад-дин Джувейни, замечательный учёный, сопровождавший Хулагу в походах. Библиотека Саббаха славилась по всему Востоку, после взятия Аламута Джувейни долго её изучал, а потом частично присоединил к библиотеке своего господина, а частично сжёг – те книги, которые он признал еретическими.

Была ли среди уничтоженных книга Саббаха?

Или Джувейни врал на допросах?

Но зачем? Зачем ему врать? Да и что мог понять учёный, пусть и талантливый, в записях профессионального мага? Джиннов, уникальных големов, умеющих изменять плотность собственного тела, мог создать исключительно одарённый и сильный колдун, его книга стала бы для Джувейни загадкой, он бы не продвинулся дальше первого абзаца и, сочтя сей труд еретическим, приказал бы книгу сжечь.

– Но почему, собственно, Джувейни? – Кортес так удивился неожиданно пришедшей мысли, что произнёс вопрос вслух. – Ведь был ещё Насир ад-дин ат-Туси! Джувейни пришел с Хулагу, а Туси всю жизнь прожил в государстве Старца. Джувейни сжег библиотеку, а Туси в ней работал. Не получилось ли так, что все искали сокровище не там, где следует? Допустим, Джувейни действительно сжёг книгу Саббаха, но почему он не приказал переплавить золотые кольца? Как получилось, что их нашли?

А так: колец в библиотеке Саббаха не было. Во всяком случае, когда до неё добрались Хулагу и Джувейни. Они нашли книгу Старца, но кольца и, возможно, копия книги, были спасены.

– И я думаю, – негромко произнес Кортес, глядя на выведенное на блокнотном листе имя: «Насир ад-Дин ат-Туси», – что это сделал ты.

Но что это меняет?

В первую очередь – географию. Ат-Туси отправился в Багдад и наверняка прихватил наследство Саббаха с собой. И спрятал там.

– Несколько лет назад Багдад захватили и разграбили, – протянул наёмник, барабаня пальцами по столешнице. – Не удивлюсь, если кольца были приговорены к переплавке, но попались на глаза кому-то сведущему и спасены им… А затем этот «кто-то» отыскал книгу Саббаха и вплотную занялся возрождением старого аркана.

Кортес догадывался, кем мог быть этот «кто-то», но решил не забегать вперёд и продолжить расследование.

Затем он позволил себе несколько часов сна, проснувшись, собрал необходимое снаряжение, продумал легенду и отправился к шасам в «ТрансПортал» – договариваться насчёт магического перехода на Ближний Восток.

На работу Птиций приехал в сопровождении двух замечательных девушек: темноволосой и черноглазой Феризе, стройной до того, что казалась хрупкой фарфоровой куколкой, и улыбчивой белокурой Светланы, ямочки на щеках которой могли бы свести с ума даже Казанову. Со стороны казалось, что жизнелюбивый конец обзавёлся новыми подругами, но опытным жителям Тайного Города достаточно было одного взгляда на спутниц управляющего, чтобы понять, что весёлая блондинка – опытный боевой маг высокого уровня, а тоненькая брюнетка – чёрная моряна, оборотень, способный предстать перед противником в образе трехсотфунтового монстра, обладающего полным иммунитетом к магии. Красотки служили в армии Зелёного Дома, а в свободное время подрабатывали телохранительницами. Надо заметить, что стоили их услуги весьма недёшево, но после ночного инцидента Птиций решил не скупиться и обратился к тем, кого считал лучшими.

Мужчин, в силу определённых причин, конец больше не рассматривал.

В кабинет Светлана вошла первой, внимательно оглядела помещение магическим взглядом, убедилась, что угрозы в виде спрятавшихся убийц или смертоносных заклинаний отсутствуют, и лишь после этого разрешила войти концу. Сама осталась на пороге и строгим голосом предупредила:

– Мы будем снаружи.

– Почему не здесь? – немедленно среагировал Птиций.

– Чтобы тебя не отвлекать.

Зачем управляющий называл эту комнату кабинетом, так и осталось невыясненным, поскольку из «деловых» предметов красотка-телохранитель обнаружила только ноутбук. Зато присутствовал камин, перед которым в чудесном беспорядке были разбросаны шёлковые подушки и шкуры экзотических животных, кушетка, диванчик, креслица, а в дальнем углу виднелась роскошная кровать с балдахином. Логово могло произвести впечатление на любое женское сердце, пропитав его романтикой в неперевариваемых количествах, но Светлана и Феризе не позволили усомниться в своих профессиональных качествах. Услышав предложение конца, Феризе улыбнулась, Светлана отвернулась, и девушки покинули кабинет, плотно прикрыв за собой дверь.

Птиций проводил их плотоядным взглядом, хмыкнул, пробормотал:

– Ну как тут не отвлечься?

И…

…вскрикнул.

Хотел вскрикнуть, но просочившийся через вентиляцию джинн успел вернуть своей плоти крепость и взял конца за горло. В буквальном смысле слова: у голема оказались настолько длинные пальцы, что он с лёгкостью обхватил ими шею несчастного толстяка и крепко сдавил, полностью перекрыв доступ кислорода. Крик превратился в сдавленное бульканье, не услышанное опытными красавицами, Птиций в ужасе вытаращился на страшного голема, а через секунду обвис, решив прикинуться мёртвым. Но обмануть голема, а точнее – его хозяина, не удалось: сотканный из пламени джинн подержал обвисшего конца в воздухе, показав, что может играть в эту игру вечно, а когда Птиций открыл глаза, джинн едва заметно улыбнулся, чуть ослабил захват, позволяя бедолаге отдышаться, и спросил:

– Ты действительно хотел предложить ангажемент?

– Да, – прохрипел толстяк, поражаясь тому, что до сих пор не сгорел. Удивительный голем дышал жаром, заставляя конца жмуриться, но рука, которой он держал на весу пленника, была обыкновенной температуры тела.

– Ещё никто не делал шоу с настоящими джиннами… – продолжил толстяк, обрадованный тем, что страшная ведьма проявила к нему дружелюбный интерес. Именно дружелюбный: конец ухитрился разглядеть на губах голема тень улыбки и понял, что девушка настроена… во всяком случае не кровожадно. – Ты могла бы прославиться на весь Тайный Город.

Ответ прозвучал через несколько секунд, и хотя бездушный голем продолжил разговор спокойным голосом, Птиций догадался, что ухитрился поднять управляющей им девушке настроение.

– Кажется, я понимаю, чем вы привлекаете женщин.

Услышав это, конец привычно охамел и самоуверенно заявил:

– Ещё не знаешь.

Перестал пучить глаза и прищурился, словно собираясь соблазнить голема.

– Чего не знаю? – растерялась девушка.

– Ты не знаешь, чем мы привлекательны, что можем и что умеем. – Птиций попытался высвободиться из захвата, но, несмотря на растерянность Дагни, пальцы джинн не разжал. Не смутившись этим, конец бодро продолжил: – Мы обязательно должны встретиться, чтобы ты лично убедилась в моих словах. Обещаю: ничего более волнующего в твоей жизни не случится, и память о нашей встрече сохранится у тебя до следующего свидания. А потом сотрётся, поскольку ты будешь очарована моими следующими фантазиями…

– Пожалуй, нам следует отложить разговор.

– Приезжай ближе к полуночи, – деловито велел окончательно осмелевший Птиций. Осмелевший, несмотря на то, что его горло по-прежнему пребывало в захвате. – У меня как раз будет два свободных часа…

– Сегодня не получится.

– Тогда созвонимся. – Он вытащил из кармана брюк смартфон и принялся вводить новый контакт. – Как тебя зовут?

Дагни запрокинула голову и расхохоталась. Джинн остался равнодушен.

– Не отвлекайся, – велел конец, которому не понравилась затянувшаяся пауза. – А если ты обиделась на то, что я выделил тебе мало времени, то поверь: для первого раза двух часов более чем достаточно.

– Для того, чтобы наша встреча состоялась, ты должен соблюсти несколько условий, – отсмеявшись, сказала Дагни.

– Можно подумать, это мне нужно, – проворчал окончательно забывшийся конец. В следующую секунду джинн чуть сдавил кулак, и толстяк торопливо произнёс:

– Я слушаю.

– Ты должен держать язык за зубами.

– Это я умею.

– Неужели?

– Я никому не скажу, что ты у меня была. Хотя, с другой стороны, наша связь – это своего рода знак качества…

«Кем нужно быть, чтобы захотеть его убить? – неожиданно подумала Дагни. – Психопатом? Маньяком? Зверем?»

В её представлении, Тайный Город населяли могущественные волшебники, хладнокровные, умеющие убивать воины, с которыми следует вести противостояние не на жизнь, а на смерть, но конкретно этот толстяк… В нём не чувствовалось ни угрозы, ни подлости, ни опасности.

Но в следующий момент девушка сжала в кулак всю свою волю и только так сумела справиться со знаменитым обаянием концов. К тому же ей повезло – Дагни находилась в двух милях от улыбающегося Птиция.

– Ты можешь думать о чём-то другом?

– О чём ещё имеет смысл думать? – искренне удивился конец. – О мире во всём мире?

– Ну, это ты хватил.

– Вот-вот, – он шмыгнул носом. – Телефон дашь?

– Держи язык за зубами, и, может быть, мы действительно встретимся, – неопределённо пообещала Дагни.

– Ладно, поверю на слово, – вздохнул Птиций, возвращая смартфон в карман. – Поставь меня на пол.

– И ты должен будешь молчать, даже когда к тебе придут навы, – закончила девушка.

– Ко мне придут навы? – вздрогнул конец.

– Могут прийти.

– Зачем?

– Останки голема нашли недалеко от «Ящеррицы», – напомнила Дагни. – Тёмные могут поинтересоваться, не видел ли ты чего-нибудь подозрительного…

– Я буду держать язык за зубами, – пообещал Птиций, с опаской глядя на пламя джинна и теряя последние остатки самоуверенности.

– И придумай, как ты сможешь объяснить неожиданное появление у тебя телохранительниц.

– Они мне ещё понадобятся? – тут же спросил толстяк.

Дагни помолчала, а затем коротко ответила:

– Нет, – подумав, что дурацкий Город превращает её в тряпку.

– Девочки, что это было?! – громко поинтересовался Жуций, когда оплёванные и обозлённые женщины ворвались в штабной фургон, который конец благоразумно оставил за пределами Форта. – Кто мне обещал шикарные кадры захвата власти? Кто говорил, что порвёт великого фюрера на камеру? Кто планировал этот эпизод, я вас спрашиваю?! Почему вместо революции вышла свара?

Концы генетически не могли долго ругаться на женщин, и все их скандалы в обязательном порядке заканчивались постелью, но сейчас был иной случай: поскольку в постель ни с одной из «девочек» Жуций не пошёл бы даже под угрозой кастрации, он мог себе позволить орать в голос. И орать долго. Вдумчиво. Выговариваясь за все те случаи, когда скандалы получались короткими и ненасыщенными.

– Вы провалили идеальное задание!

– Какие наглые твари! – проревела Маманя, подлетая к бару. – Скоты!

Выдернула из гнезда бутылку виски, сильным, но прекрасно просчитанным ударом в донышко выбила пробку и припала к горлышку. Увидев такую ловкость, Жуций с уважением присвистнул.

– Все мужики – сволочи, – поддакнула Штанина, подсовывая тётке Дурич стакан.

– Ещё какие! – ухитрилась пробубнить Маманя, не вынимая горлышко изо рта.

Штанина с вожделением сглотнула.

– Я сразу говорила, что ничего у нас не получится, – заметила Сопля, вынимая карманное зеркальце.

– Это тебе зачем? – с подозрением осведомилась Маманя, наконец-то отлипнув от виски.

– Съёмка скоро.

– Там тебя покрасят.

– Во-первых, накрасят, а не покрасят, и даже вообще загримируют, – уточнила Сопля. – Во-вторых, мне нужно дойти до площадки, и я должна сделать это красиво. Ведь я – публичная персона.

– Публичная, да, – хихикнула Штанина, продолжая подсовывать тётке Дурич стакан. – Ты у нас известная публичная персона, одних фотографий на форуме сто десять страниц с комментариями во всех позах.

– Кто бы говорил, – вступилась за дочь Маманя, и при первых же звуках её недовольного голоса глупая Гнилич молниеносно заткнулась.

Сопля хмыкнула.

Тётка Дурич помолчала, выразительно глядя на проштрафившуюся Штанину, затем плеснула ей, правда, вдвое меньше, чем собиралась изначально, вновь глотнула из горла и пообещала дочери:

– Не волнуйся: всё у нас получится. И деньги мы у Кувалды заберём.

– Как?

– Раз не хотят делиться – мы станем тут главными.

– Сразу? – выдохнула Сопля.

– Сразу.

– А чего ждать? – с энтузиазмом поддержала Маманю Штанина. – Одноглазый просто так не сдастся и мужиков своих тупых будет против нас подначивать, значит, нужно самим власть брать! Мы тут власть!

И тут же заглянула Мамане в глаза. Искательно. Мол, я правильно сказала?

– Возьмём, – согласилась тётка Дурич. – Надо показать королеве, что мы тут сила, а чтобы показать – нужно стать властью. Семья хочет перемен! Семья хочет женщину-уйбуя и женщину-фюрера!

– Я согласна, – неожиданно заявила Сопля, продолжая таращиться в зеркальце. – Можешь меня записывать.

– Куда? – с подозрением осведомилась Маманя. – В фюреры?

В фургоне повисла напряжённая тишина.

Все присутствующие, включая Штанину, понимали, что великофюрерское кресло тётка Дурич желает себе и конкурентов, даже в лице собственной дочери, не потерпит. А поскольку Маманя отличалась крутым нравом, ближайшая судьба глуповатой Сопли могла сложиться печально: нож под ребро, пуля в глаз или удавка на шею. Как говорится, родственные чувства – это хорошо, но следует помнить о субординации.

– Ты снимаешь? – прошептал Жуций.

– Снимаю, – подтвердил оператор. – А вдруг стрелять начнут?

– Это женщины, – успокоил подчинённого конец. – Они будут не стрелять, а душить друг дружку.

– Надеюсь.

– Нет, в фюреры меня не надо, – нервно хохотнула опомнившаяся Сопля и решила спрятать зеркальце в карман. Сообразила, что это движение могут неправильно понять – тётка положила лапу на кобуру с «Глоком», – и тут же остановилась. И начала нервно вертеть зеркальце в руке. – Я лучше потом, по наследству, то есть когда тебе надоест…

– Я поняла, – кивнула Маманя. – И рада, что ты осознала.

– Более чем, – заверила родную кровь младшая Дурич. И с облегчением выдохнула.

Тётка покосилась на Штанину, та с размаху прижала правую руку к той груди, что болталась над сердцем, а левой протянула будущей великой фюрерше пустой стакан, показывая, что верность нужно вознаграждать.

Маманя ухмыльнулась и наполнила ёмкость виски.

– Убьем Кувалду? – спросила Сопля, с презрением поглядывая на булькающую крепким пойлом Штанину.

– Возглавим его, – ответила Маманя.

– Народ за нами не идёт, – посетовала Сопля. – Не желает подчиняться. Почему-то.

– Почему? – заинтересовалась тётка Дурич, которая тоже видела, что Шапки с трудом воспринимают смену гендерной политики, и не знала, что с этим делать.

– Потому что народ – скотина.

– Рабское сознание, – рыгнула справившаяся с содержимым стакана Штанина. – Привыкли на Кувалду ишачить и не хотят на нас. Одно слово – быдло тупое.

– Генетические отбросы, – скривилась Сопля. – Смотреть, как я трахаюсь, так «лайки» зашкаливают, а когда я им говорю, что стану уйбуем – начинают ржать.

– Не повезло нам с народом, – вздохнула Штанина.

– Народу не повезло, потому что вы плохо ему втемяшиваете, как ему повезёт, если он для вас революцию сделает, – объяснила Маманя. – Нужно предъявить народу свою власть, женскую, как та, что у королевы, только лучше, и для Красных Шапок. И назовем её… ЖенСовет!

– Кому совет? – не поняла Штанина.

– Женщины должны понять, что они – сила, – прошептала Сопля, сообразившая, куда клонит родная кровь.

– А мы – власть, – кивнула Маманя.

– Все женщины великой семьи Красных Шапок должны принимать участие во власти!

– А властью будем мы.

– Мама, ты гениальна!

– Будет у нас революция в шоу, будет, – прошептал довольный Жуций. – И без моей помощи справились.

– Дуричей я беру на себя, – продолжила Маманя. – Шибзичей мало, и у них Кувалда, а вот Гниличи… – Она перевела взгляд на Штанину и ехидно сообщила: – В клане тебя не любят.

– Абажур в авторитете, гад, тяжело с ним, – вздохнула Штанина.

– Придумай что-нибудь.

– Что?

– Расскажи всем, какой он дурак.

– Не верят.

– Расскажи, какая ты умная.

– Ещё больше не верят.

– Ну, тогда не знаю… – Маманя оглядела молодую Гнилич. – Покажи им грудь.

– Уже.

– В смысле?

– Ну, на видосике она уже была… – протянула Штанина. – В смысле – я была на видосике… то есть мы с ней – с грудью были на видосике, когда я говорила, что готова за клан грудью встать…

– Видела я тот видосик, – хихикнула Сопля. – Ерунда какая-то во всех смыслах.

– За собой следи! – возмутилась Штанина. – У тебя там тоже всё повисло!

– Ты кого вислой назвала, стерва?!

– Может, и стерва, зато у меня всё торчком.

– Тихо! – рявкнула Маманя, отметив про себя хрупкость сложившегося политического союза. – Ругаться вы умеете, знаю, но лучше это для челов приберегите, а при мне не надо, я тута серьёзные дела кручу. – Помолчала, давая подчинённым возможность полностью осознать услышанное, и посмотрела на Штанину: – Ещё раз покажи. От тебя не убудет, а в политических целях, может, и прокатит твоя грудь, у нас народ любит, когда торчком.

– А может, мы Штанину заменим на симпатичного гомосексуалиста? – неожиданно предложила Сопля.

Настолько неожиданно, что заставила поперхнуться обеих собеседниц.

– Меня?

– На кого?

– За что ты со мной так?

– Где ты найдешь гомосексуалиста?

Жуций присвистнул, но промолчал, также поражённый неожиданным поворотом шоу «Отверженные».

– Да, отсталая у нас всё-таки семья, – помолчав, согласилась Сопля. – На весь Южный Форт ни одного гея… Может, чела какого-нибудь загримируем?

– Ты совсем сдурела? – опомнилась тётка Дурич. – Во-первых, зачем нам геи, когда есть Штанина? Во-вторых, зачем вообще геи?

– Мама, вы совершенно не понимаете современность, – надула губки Сопля. – Геи нынче в тренде. И только тупые одноглазые гомофобы этого не понимают.

– Наша современность всегда одинакова: грабим – пьём виски – снова грабим, – сообщила дочери Маманя. – Без вариантов. Куда ты здесь гея вставишь?

– Надо выйти из этого порочного круга.

– Перестать пить?

– Нет, – чуть помолчав, ответила Сопля. – Из этого круга нам не выйти.

– Тогда откуда брать деньги на виски?

– Ну…

– Когда придумаешь – приходи. А пока слушай меня. – Маманя вновь повернулась к Штанине: – Насчёт геев не волнуйся – пока тебя на них менять не будем, но взамен ты Гниличей агитируй и сделай так, чтобы стать уйбуем у них. Потому что иначе Сопля и впрямь какого-нибудь чела загримирует для рейтинга, а тебя на свалку истории. Поняла?

– Поняла.

– Тогда вперёд: вешай свои агитационные материалы на каждую стенку, но чтобы к завтрашнему утру в клане тебя зауважали.

Штанина кивнула и уныло вздохнула.

Хасан ибн Саббах создавал из себя Заклинателя постепенно, в течение трёх лет, кольцо за кольцом, подробно описывая происходящее в дневнике, который впоследствии стал книгой. Хасан шёл медленно, потому что в начале работы его сложнейший аркан ещё не был до конца разработан, каждое новое кольцо становилось плодом длительных изысканий и раздумий, новые магические «кирпичики» появлялись в «подобном диковинному дворцу» заклинании неспешно и аккуратно, шаг за шагом превращая Хасана ибн Саббаха в Заклинателя джиннов. Но у Ярги такого количества времени попросту не было. Зато присутствовали глубокий ум, запредельное магическое мастерство и колоссальный опыт. Заполучив книгу Старца Горы, первый князь Нави внимательнейшим образом её изучил и придумал, как создать Заклинателя в течение месяца. Он был осторожен, но безжалостен, поскольку требовался быстрый результат, и поэтому тот месяц Дагни частенько снился…

В кошмарах.

Сама операция прошла на удивление гладко: быстро и без осложнений. Её проводил лично Ярга, которому ассистировали шесть опытных магов, но даже им потребовалось восемь часов, чтобы опутать девушку золотой паутиной, в точном соответствии с инструкциями Саббаха. После операции Дагни спала трое суток, а когда пришла в себя, с радостью обнаружила бурлящую внутри силу.

А ещё через день её организм взбесился, потому что вместо мягкого вживления, которое практиковал Саббах, Ярга применил шоковый удар, не уговаривая, а заставляя тело принять магическое золото Старца Горы. И от боли, которую испытывала Дагни, не помогали даже разработанные Яргой снадобья. Боль рвала её на части, сжигала изнутри, заставляла выть и мечтать о смерти. Боль шептала, что ни одно могущество не стоит такой цены, а когда боль понимала, что её не слушают – принималась мучить девушку с удвоенной силой.

Не было ни пощады, ни помощи, но девушка выжила. Прошла через тот страшный месяц и приняла вспыхнувший внутри огонь.

Стала Заклинателем.

Легенды о джиннах ходили по Востоку издревле, Саббах, разумеется, не мог создать существо, исполняющее желание, он искал воинов, непобедимых и послушных, способных на равных сражаться с магами Тайного Города, и он их нашёл: удивительных, сотканных из огня воинов, против которых не было оружия ни у челов, ни у Великих Домов.

Благодаря им Хасан ибн Саббах создал государство своей мечты, может, и не такое справедливое, каким он его задумывал, но и не такое жестокое, как страны, его окружавшие. Небольшое государство, на которое никто не рисковал нападать. Хасан создал армию преданных воинов, их стали называть ассасинами, но самые известные и самые невероятные из приписываемых им подвигов в действительности совершили джинны…

Тебриз…

Старинный город раскинулся перед стоящим на горе Ортегой. Старинный и одновременно новый. Современные дома, дороги, снующие автомобили, прохожие… Старинный город жил обычной современной жизнью, и даже наву не казался таинственным, хранящим многовековой секрет.

За годы, прошедшие со смерти Джувейни, Тебриз пережил множество войн и вторжений, его крушили и вновь отстраивали, он менялся вместе со страной и уходил всё дальше от того поселения, в котором нашёл вечное упокоение несчастный учёный. В глубине души Ортега не верил, что сумеет найти в Тебризе что-нибудь интересное, но «ласвегасы», тщательно изучившие последние перемещения Мусы, хором уверили нава, что именно в этом городе чел провёл больше всего времени и именно из него прибыл в Тайный Город. Спорить с аналитиками Ортега не стал, молча собрался, построил магический портал в Иран и теперь, разглядывая Тебриз, размышлял над тем, как следует начать поиски: через официальные каналы, воспользовавшись идеально подделанными документами высокопоставленного сотрудника министерства обороны, или же сразу перейти к магическим исследованиям, постараться отыскать остатки ауры Мусы и по ним узнать, какие именно места посещал чел.

В итоге Ортега решил начать с магии, поскольку аура истончалась с каждым часом, накинул на себя морок, сделавшись невидимым для окружающих, и стал неспешно спускаться с горы к старинному, но такому современному городу.