Глава 12
Немного русского шансона
Имя заведению придумали без малейшего проблеска фантазии, называлось оно «Уткина Заводь». Похоже, как раз к нему я приближался по сходящейся спирали, когда бездумно катил по темным улочкам, – точь-в-точь словно акула, сужающимися кругами подбирающаяся к жертве. Или к самке… Запасными маловероятными вариантами стали АЗС и закрытая по ночному времени «Пятерочка».
Небольшую парковочную площадку машины заполняли едва ли на четверть. Наверное, большинство завсегдатаев обитает в зоне шаговой доступности… Знакомиться с этой публикой не хотелось, райончик тот еще, и наверняка здесь тусуется какая-нибудь приблатненная гопота… Из «Уткиной Заводи» доносился разухабистый шансон, подтверждая мои мрачные подозрения. Визиты чужаков в места, где люди пьют спиртное под этакие записи, редко завершаются тихо и мирно…
– Дана, я оставляю тебя в машине. Тут всего можно ожидать, не угонят, так свинтят все четыре колеса легко и просто.
– Вообще-то для борьбы с автоворами давненько изобретена сигнализация…
– А воры давненько научились ее отключать, – в тон подхватил я. – Давай не будем спорить, ладно? Остаешься здесь и в случае чего поднимаешь тревогу.
…В одном я ошибся: хриплый баритон, услаждавший слух публике, звучал не в записи, а принадлежал живому исполнителю. Он сидел за синтезатором, а за его спиной, на неосвещенной части сцены, смутно виднелись два гитариста.
В остальном действительность оправдала ожидания. Здесь курили, хотя курение в заведениях общепита не первый год запрещено. Здесь деловито, словно спеша успеть к заданному сроку, опрокидывали стопку за стопкой мрачные и коротко стриженные личности в кожаных куртках, словно вынырнувшие из 90-х. Трое сурово и солидно выглядящих мужчин о чем-то совещались, и столик их как будто огораживала невидимая стена – за соседними никто не сидел. Компания молодых людей, засевшая в углу, уже успела изрядно нализаться. Юноши зыркали по сторонам, не иначе как в поисках приключений…
Пройдя к стойке, я попросил бокал пива. Бармен глянул со смесью презрения и подозрительности. Пришлось быстренько внести коррективу, добавив к заказу сто пятьдесят водки, – взгляд его стал равнодушным.
Свободных столиков хватало. Я сел так, чтобы видеть всех и чтобы за спиной была стена. И начал разглядывать здешних женщин, стараясь делать это не слишком демонстративно.
Инстинкт, пригнавший меня сюда, подтверждал: да, все правильно, ты пришел, куда следовало… Но на конкретную женщину не указывал.
Какая же из них?
Надо определить побыстрее, пока вон те юноши не решили, что моя физиономия – самый подходящий тренажер для их кулаков, а такая дурная мысль с их стороны более чем вероятна.
Какая?
Женщин здесь было не так уж много, что облегчало задачу.
Три соплюшки, затесавшиеся в компанию молодых людей и выглядящие вдвое пьянее кавалеров? Нет. Нужная мне красавица сегодня плавала в виде акулы, а после этого организм не принимает алкоголь в больших количествах, по себе знаю…
Еще две дамочки сидели у стойки на высоких вращающихся стульях и казались на порядок более трезвыми. Уже теплее… С их статусом я не смог определиться. Не то профессионалки в ожидании клиента, не то любительницы в ожидании съема. Ожидание затягивалось – лучшие дни дамочек давно миновали, и сейчас обе проходили по разряду «я столько не выпью».
Поразмыслив, я не отверг эти две кандидатуры, но отложил в глубокий запас… Очень уж спокойны. По моим воспоминаниям, нужную мне женщину должно сейчас «колбасить не по-детски», как выражаются Ихти и Импи. Она должна метаться, не понимать, что с ней происходит, и внешне это должно как-то проявляться… Из одного случая непозволительно делать уверенные выводы, но дамочек у стойки я пока вывел из рассмотрения.
Осталась последняя, шестая кандидатка.
Сидела она дальше всех от меня, в одиночестве. Выглядела вроде бы постарше соплюшек и помоложе не то профессионалок, не то любительниц… Но расстояние и освещение не позволяли точно определить возраст.
Одну деталь я сумел разглядеть, и показалась она обнадеживающей: пепельницу перед женщиной переполняли окурки, причем не обычные короткие бычки, а едва прикуренные и тут же погашенные сигареты. Признак того, что колбасит? Не по-детски? Вполне возможно…
Женщина не то почувствовала мой взгляд, не то прочитала мысли. Поднялась, шагнула в мою сторону…
Она?
Тоже чувствует зов и движется навстречу?
Через пару секунд и несколько ее шагов я понял, что ошибся: идет не ко мне, на сцену…
Происходившее на сцене я отмечал (в таких местах надо отмечать все, если не хочешь покинуть их на носилках), но не считал интересным… А происходило там вот что: исполнитель завершил очередную балладу, повествующую о трудностях побегов из мест заключения по весенней заснеженной тундре. После чего обратился к слушателям с коротким спичем: напомнил, что зовут его Михаил Рваный и что он готов петь для почтеннейшей публики хоть до утра, но потерянное, сами понимаете где, здоровье не позволяет делать это без перерыва… И, отправляясь передохнуть, он рад вновь представить собравшимся Катю Заречную, – она, как все знают, исполняет песни, написанные им, Михаилом, для женского голоса.
Значит, он не просто исполнитель, но еще и автор, – слабое знакомство с отечественным шансоном не позволило мне сразу определить сей нюанс. Впрочем, ктулху с ним, с Михаилом Рваным… Несравненная Катя Заречная интересовала меня гораздо больше.
На сцене совершилась рокировка. Звезда шансона микрорайонного масштаба отчалила отдыхать, один из гитаристов занял место за синтезатором, Катя расположилась у стойки микрофона.
Сейчас, на освещенной сцене, я мог рассмотреть ее лучше. Лет двадцать семь, пожалуй, плюс-минус… В общем, симпатичная, но, как говорится, на любителя: короткая стрижка, резкие черты лица с широко расставленными глазами. Фигура тоже не вполне отвечает канонам: плечи широковаты, а бедра – наоборот… Такие фигуры, кстати, характерны для девушек, с детства серьезно занимавшихся плаванием. Одежда Кати соответствовала имиджу свойской «пацанки с раёну» – джинсы, кроссовки, рубаха унисекс.
Она начала петь.
Вокал меня не впечатлил. Песня авторства Михаила Рваного – тоже. Поведала она о молодой здешней девчонке, сменявшей Уткину Заводь и первую свою любовь на огни и деньги Москвы, но счастья такой обмен, разумеется, не принес.
Катя проникновенно выводила припев:
В Уткиной Заводи плавают утки,
Уткину Заводь мочат дожди,
Уткина Заводь,
Уткина Заводь,
Уткина Заводь,
Меня ты не жди-и-и-и-и…
А я ломал голову: она или нет? Если не она, то я ошибся во всем.
Вслед за лирической историей последовала более задорная песенка «А я даю не всем». По-моему, Катя ее не допела до конца. Финал получился оборванным на полуслове – и публика, и оба аккомпаниатора смотрели недоуменно. Мои подозрения укрепились.
Под жидкие аплодисменты Катя сошла со сцены. Я ждал, что там появится набравшийся сил Рваный (отдыхал он где-то вне зала). Но нет, не появился – окопавшийся за синтезатором гитарист начал тихонько, без слов, наигрывать «Yesterday».
Ну что же, повод для знакомства появился…
Я поднялся с места.
* * *
– Разрешите присоединиться?
Она не сказала ни «да», ни «нет», – и я счел это согласием, уселся за ее столик.
– Вам что-нибудь заказать?
Она вновь промолчала. Никаких напитков перед ней не стояло, лишь пепельница – новая, пустая, замененная во время выступления. Но зрачки Кати заставили заподозрить, что для снятия напряжения она использует не алкоголь, другие вещества.
Я начал нести какую-то пургу о впечатлении, произведенном на меня ее песнями. Она оборвала на полуслове короткой репликой:
– Десять тысяч.
– ???
– За десять тысяч – здесь, в машине. За двадцать – к тебе, до утра. Деньги вперед.
Прайс-листами на сексуальные услуги я обычно не интересуюсь, и все же цена мне показалась несуразно высокой для заведения такого пошиба. А слова «деньги вперед» позволяли думать, что до самого интересного дело может не дойти. Клофелин в рюмку, удар кастетом от щедрот сообщника на выходе из заведения… мало ли способов. Не исключен и другой вариант: такая постановка вопроса просто отсекает граждан, считающих, что, проставив женщине пару бокалов, они получают законное и неотъемлемое право на интим…
– Заманчивое предложение… Но давай сначала поговорим, хорошо?
– Говори… – произнесла она равнодушно, глядя куда-то мимо меня.
Разговор не складывался… На мои вопросы Катя отвечала невпопад либо молчала. Но затем мелькнуло кое-что интересное.
– Он вообще не ел мяса… – произнесла она без какой-либо связи с моей предыдущей репликой. – И в дом его запрещал приносить… И в магазины, где были прилавки с мясом, не заходил… Понимаешь?! Ни хрена ты не понимаешь…
Я и в самом деле ни хрена не понимал. Осторожно спросил:
– «Он» – это кто?
Катя вновь ответила невпопад:
– Сегодня твой день… Мне нужен мужик. Пойдем, трахнешься бесплатно.
Зов, притащивший меня сюда, практически смолк, я его не ощущал. Но он никуда не исчез, лишь затаился – и сейчас хлестнул, как бичом. Кархародон проявился в мозгу: «Да! Пойди! Трахни! Потом убей!» – однако Чернецов пока держал ситуацию под контролем.
Я залпом допил водку, желая выгадать пару секунд для поиска отмазки. Не потребовалось, порыв Кати угас почти мгновенно, и она вернулась к прежней теме:
– Не ел мяса… А потом повесился, оставил записку, одно слово: «Простите!», а отец не знал, ему сказали, что сам умер…
«Не буду ни о чем расспрашивать, и так все расскажет», – решил я, и в общем-то был прав, но не учел один фактор: на сцену вернулся Михаил Рваный. С нового ракурса я смог разглядеть, что псевдоним он выбрал не с кондачка – по щеке тянулся неровно заживший шрам, от уголка губ к уху.
Отдохнув и набравшись сил, Рваный начал петь. И банально заглушал Катю. А переспрашивать нерасслышанное я опасался, сбить ее сейчас с мысли легче легкого… Она ведь не мне рассказывает, она изливается мирозданию, и лучше не напоминать лишний раз о своем присутствии…
В результате обрывки фраз я слышал, лишь когда смолкал голос барда и звучали инструментальные проигрыши.
Получалось примерно так:
Отвели меня на лобное место
И вогнали пулю в лобную долю,
Зарыдала, забилась невеста,
Кореша по первой приняли стоя.
(…все передохли с голодухи, и друзья, и соседи, и девушка его, он один…)
И душа сквозь дырку новую в теле
Улетела, словно птица на волю.
Кореша, докушав водку, запели,
Лишь невеста все волчицею воет…
(…совсем пацаном был, папаша-то мой, но на всю жизнь запомнил, и мне…)
В небесах ворота райского сада
Стерегут менты, все в белых фуражках,
Отрастили крылья, как для парада,
С ними опер с РОВД, Зыков Пашка.
(Опер Зыков наверняка не был выдуманным персонажем – его фамилия вызвала оживление среди слушателей баллады, хлопки и громкие одобрительные выкрики, – и эта пауза не принесла мне никакой новой информации).
Я ж его, и померев, не забуду,
Он меня с волыной взял возле хазы,
Жив ли, мертв, – но пришибу, сукой буду,
Он, считай, мне лоб зеленкой намазал.
(…прямо в ванной, на крючке для полотенец, два дня там висел, пока…)
Размахнулся я, чтоб выписать сразу
Звездюлей по сытой Пашкиной морде,
Но случился непредвиденный казус,
Ведь рука осталась в зэковском морге…
Баллада казалась бесконечной. Главный ее персонаж обнаружил, что роль святого Петра на небесах исполняет районный прокурор, и попытался вписаться в мусульманский рай, но и там не сложилось, затем последовал торг с Буддой по поводу следующего земного воплощения… А в паузах я кое-как, с пятого на десятое, уразумел, что речь – не в балладе – идет о Катином не то дедушке, не то прадедушке, выжившем в блокаду. За счет чего выжившем, она прямо не говорила, но пассажи о послевоенном неприятии мяса явно намекали на каннибализм…
Все складывалось одно к одному. Откушенная нога туриста, куски мяса, выдранные из тела рыбака, воспоминания о предке, грешившем каннибализмом…
Я сочувствовал ей, если честно. Вспоминал свои метания в похожей ситуации – и сочувствовал. Одновременно понимал, что придется ее убить. Иначе никак. Два кархародона-оборотня в городе – на одного больше, чем допустимо. «Акулий зов» прикончит мою кое-как устоявшуюся жизнь и заодно прикончит брак с Нейей, а к этому я не готов.
Прежде чем приступать к решительным действиям, надо было исключить любую возможность ошибки. Баллада наконец-то завершилась, и я спросил самым жестким тоном, на какой оказался способен:
– Думаешь, тяга к человечине передается по наследству?
Она уставилась так, словно только что проснулась, причем от ведра ледяной воды, выплеснутой на голову. Потом вскочила, устремилась к выходу.
Так даже лучше… Закончим разговор без свидетелей. Я поспешил следом.
…Из густой тени навстречу шагнула темная фигура. С боков надвинулись еще две. Блеснуло лезвие ножа.
– Зря ты, баклан, к Мишкиной телке стал клеиться, – произнес голос с неким даже сочувствием.
Сочувствие было фальшивым. Не закончив фразу, говоривший ткнул меня ножом в печень.
* * *
– Ты цел? – встревоженно спросила Дана, когда я ввалился в машину.
– До свадьбы заживет…
Осторожненько коснулся скулы, прилетело по ней неслабо. Ничего, до июня и свадьбы еще долго, и первая же двойная трансформация излечит травму.
Ненавижу драки… Вечно мне в них достается. Поскольку вынужден следить не столько за противником, сколько за кархародоном в своем мозгу. Он, знаете ли, заполучив контроль даже над человеческим телом (хилым и слабым в сравнении с пятиметровой акулой), способен натворить дурных дел…
В результате мне прилетает, от боли и злости контроль слабеет, и… И дурная моя репутация получает еще одно подтверждение.
– А они там целы? – допытывалась Дана.
– Целы, целы… – почти не соврал я: сломанное запястье не такая уж большая плата за неудачную попытку проткнуть мне печень. – Ножик отобрал, и пусть гуляют.
Троица легко отделалась. Чернецов спешил за Катей Заречной, кархародон без затей преследовал самку – оба не хотели терять время на добивание поверженных.
Увы, даже сократив до минимума процесс, догнать Катю не удалось.
– Сюда, на парковку, не выходила только что женщина?
– Выходила, – подтвердила Дана.
– Ушла или уехала?
– Уехала.
– Ты запомнила марку и номер машины? – сгоряча задал я исключительно глупый вопрос, Дана никогда и ничего не забывает.
– Я записала на видеорегистратор, можешь сам посмотреть.
Порыв немедленно броситься в погоню я подавил. В конце концов, мою уверенность к делу не подошьешь, «акулий зов» не запротоколируешь. Весь Институт сейчас работает над версией Властимира, готовится уничтожать бычью акулу, – и тут вылезу я с кардинально новой идеей и со свежим трупом на руках в качестве доказательства. Добром такая авантюра не закончится.
Нет, надо брать Катю Заречную с поличным, под водой, в акульей ипостаси.
Заодно и у нее появится шанс решить дело в свою пользу, хоть и небольшой. Так будет правильно, по-честному.
