Глава 10
Савельев с Осиным уединились на опушке рощи и начали обсуждать свои дальнейшие действия.
— Как мыслишь, Егор Михайлович, идти нам в лесной стан или нет? — спросил Дмитрий.
— Поначалу надо разобрать проход по одной из двух троп и сразу же предупредить об этом баб, находящихся в стане. А то ломанутся они туда вместе с малыми детишками, да и потонут.
— Это верно. Накажешь своим людям сделать так. Закроешь западную тропу.
— Добро.
— Ну а я с пятью ратниками двинусь в лес по восточной.
— Не мало ли берешь людей с собой?
Савельев улыбнулся и спросил:
— Думаешь, что бабы возьмутся за рогатины и станут оборонять свой стан?
— А что, разве такое не может случиться? Они запуганы, ждут мужей, а тут ты с ратниками. Им сразу станет ясно, что мужиков их побили либо пленили и увели в Тверь, на лютую смерть. Испугаются, тем более что Брыло наверняка застращал баб. Мол, и вас с детьми ждет казнь, если нам не удастся прорваться. За себя бабы не станут драться, а вот за детей своих они с голыми руками на медведя бросятся. Матери все же.
Князь ненадолго задумался, затем произнес:
— Придется мне убеждать их в том, что казнить их никто не собирается.
— Они тебе поверят?
— Думаю, уговорю, а нет, оставлю в покое. Захотят сидеть на болоте, ну и пусть их остаются. Но только если отдадут короба с сокровищами и икону.
— Не так просто будет все это получить, — сказал Осин, взглянул на князя и продолжил: — Дмитрий Владимирович, бабы в лесу не обычные. Все они — разбойничьи жены и дочери. Завидев тебя, могут закрыться в какой-нибудь клети да поджечь себя вместе с детьми.
— Успеем затушить. Дерево на болоте влажное, так просто не разгорится. Собьем огонь, если что.
— Эх, и не знаю, как лучше. Может, двумя отрядами налететь да силой их оттуда вытащить?
— Нет, — ответил Савельев. — Так мы только хуже сделаем. Сила здесь не поможет. Надо уговором действовать.
— Ты тут начальник, тебе и решать, князь Дмитрий.
В это время на дороге объявился тверской воевода Опарь, с ним с десяток ратников. Они остановились у кучи мертвых тел.
— А вот и наши геройские воины.
— Они-то тебе зачем в таком числе?
— У Опаря два десятка ратников и лошадь с телегой. Пусть оцепят дорогу и закроют проход в рощу, чтобы бабы сдуру не вздумали разбежаться. Лови их потом.
— Да уж, это дело неблагодарное.
— Но задание Опарю я сам определю. Ты ступай к своим. Закрывайте западную тропу. Кто знает, вдруг на сухих местах вдоль нее разбойниками запасные щиты заготовлены? Бабы бросят их на топь и пройдут. Вот тогда нам точно по всему полю до самого села за ними бегать придется.
— Добро, сделаю.
Савельев подошел к Опарю и сказал:
— Приветствую тебя, воевода!
Опарь выглядел растерянным. Он видел дружинников Савельева и Осина, которых здесь никак не должно было быть.
Но лишних вопросов воевода задавать не стал.
— Доброго здравия, Дмитрий Владимирович! — сказал он. — Лихо вы этих разбойников порубили. Сколько же их всего было?
— Тридцать. Двое живы, Брыло в том числе.
— Это тот, которого все считали за Меченого?
— Он самый. Пойдет к своему двойнику Пурьяку вместе с рядовым лиходеем.
Ратники Опаря стали появляться повсюду.
— Сколько же ты людей взял с собой, Петр Данилович? — спросил Савельев.
— Три десятка.
— А сказано было сколько взять?
— Два, князь Дмитрий Владимирович. Но я же как лучше хотел. А вдруг разбойники прижали бы вас, на болотах их оказалось бы больше, чем вы думали? Тут-то я и помог бы.
— Ладно. Один десяток отправь на середину поля в сторону села. Второй расставь вдоль рощи вон там. — Савельев указал место выхода восточной тропы. — Третий пусть держится на дороге. В общем, перекрой все пути, по которым можно бежать отсюда. Ты понял?
— Вопрос дозволь, Дмитрий Владимирович?
— Спрашивай.
— Зачем надо людей в поле выводить?
— Тебе честно ответить?
— А как же еще?
— Ну, коли честно, то я не хочу, чтобы они мешались тут. Если кто из баб или подростков побежит, пусть поймают. Особливо предупреди своих стражников насчет того, что баб и детей, вышедших из леса, я и пальцем не позволяю трогать. Узнаю, что кто-то плеть в ход пустил, прикажу самого выпороть! И ни слова осуждения или обиды. Молча все делать. За это ты по всей строгости ответишь.
— Это что же, бабам лиходеев и слова супротив сказать не можно?
— Им еще много чего наговорят. Так ты меня понял?
— Понял, князь.
— Исполняй и сам будь у выхода тропы.
— Добро.
— Ступай!
Дмитрий отправил прочь тверского воеводу, собрал своих ратников и объявил:
— Кузьма, Осип, Тарас, Бажен и Филат, пойдете со мной в разбойничий стан.
Новик, Горбун, Дрога, Кулик и Черный вышли вперед.
Князь объяснил им суть задания и добавил:
— Ведем себя вежливо, так же спокойно, как с обычными, мирными селянами. Вам молчать, разговаривать с бабами буду я. Предупреждаю, что бы ни происходило, насилия не применять ни в каком виде. Если, конечно, не возникнет прямая угроза жизни или здоровью кого-то из вас.
Горбун не сдержался и спросил:
— А если возникнет угроза?
— Тогда защищайтесь, только без перебора. Каждый из вас может скрутить бабу или оглушить ее. Но не рубить! Наша главная задача — завладеть иконой, если получится, то и сокровищами, а вывод семей разбойников — дело третье. Они могут и отказаться, тогда мы оставим их в стане.
— Вот это верно, — воскликнул Гордей Бессонов. — По-человечьи. Бабы и детишки не в ответе за мужей и отцов. Раз они сумели уйти из холопства и не были пойманы сразу, то сейчас это свободные люди. Им и выбирать, как жить.
— Так-то оно так, — проговорил Новик. — Да ведь сгинут они на болотах.
— Захотят, выйдут, — парировал Гордей. — Главное, не принуждать их. А потом выйдут. Бабам самим жрать что-то надо, детей кормить. Да и хвори все больше народу валить начнут. Их уже ныне лечить надо.
— Все! — поставил точку Савельев. — Названные ратники, за мной! Остальным быть в подчинении у Бессонова. — Князь повернулся к помощнику. — Тебе же, Гордей, велю глядеть за людьми из отряда Опаря. Чтоб они тут насилия не устроили. Это пресекать жестко, даже в отношении воеводы.
— Понял, князь!
Вскоре дружинники во главе с Савельевым вступили на тропу, ведущую к разбойничьему стану. Сначала они шли по воде, которая доходила до краев сапог, но не переливала через них. Потом воины шагали по крепким дощатым щитам, надежно закрывавшим бездонную топь.
Вскоре они увидели остров довольно больших размеров. Многие деревья на нем были срублены. Оно и понятно. Для строительства нужен лес, для топки печей — дрова. Зимой здесь, на болоте, холоднее, чем в поле. Сперва воины заметили землянки, а потом и два сруба, один жилой, другой хозяйственный. И никого из людей!
По конструкции, напоминающей сходни, дружинники перешли на остров. Кругом стояла тишина, только птицы щебетали в кустах.
— Закрывайте тропу! Никого без моей команды не выпускать! — приказал Савельев Черному и Кулику.
— Почему? — с удивлением спросил Черный. — Ведь у дороги целое войско стоит.
— Да потому, что бабы здешние могут икону отсюда вынести да перепрятать. Ищи потом ее.
— Ага, понял.
— Но обращаться с ними так, как я говорил.
— Само собой.
— Остальные за мной, оружие не вынимать!
Савельев, Новик, Горбун и Дрога вышли на центральную площадку у хозяйственного сруба, за ним увидели крохотную часовню. Все же разбойники иногда молились. Площадка же явно использовалась для схода всего лесного лихого народа. Сейчас же стан будто вымер.
— Осип, пройди к первому срубу. Это наверняка жилище Брыло. Отрежь выход из дома к болоту, — сказал Савельев Горбуну.
— А как отрезать-то, князь, если эти самые болота со всех сторон?
— Значит, не допусти, чтобы кто-то из дома выскочил и добежал до болота в любую сторону.
— Понял, — буркнул Горбун и ушел.
Савельев же крикнул:
— Люди! Мы ратники особой государевой дружины, нас всего шесть человек. Выходите, не бойтесь, худого не сделаем, поговорим, разрешим кое-какие вопросы. Я, князь Савельев, обещаю, что никто вам не причинит ничего худого.
В ответ — тишина.
Дмитрий крикнул второй раз, третий.
Наконец из ближней землянки показалась худая бабенка с младенцем на руках.
Она выглянула, осмотрелась и так же громко выкрикнула:
— Сестры, их тут действительно мало, и сабли у них в ножнах. — Женщина подошла к Савельеву и сказала: — Я Марья Колупаева, жена Андрея, который на рассвете ушел со всеми. Отвечай, мой муж жив?
— Тяжко мне, Марья, такое говорить, но скрывать правду я не привык. Твой муж мертв.
Ратники ожидали, что женщина с младенцем упадет на землю и забьется в рыданиях, но она только покачала головой и сказала:
— А ведь говорила я ему, что не следует сюда идти. Тут смерть. Да разве мужик послушается бабу? Вот и нашел Андрей погибель свою. Как он помер-то?
— О том, что произошло между лесом и рощей, я расскажу сразу всем бабам. Пусть выходят, не боятся. Я, князь Савельев, никогда не нарушаю своих обещаний.
Но бабы и без зова Марьи начали выходить из землянок. С ними были младенцы, детишки постарше, подростки лет двенадцати, но тех мало, особенно девчонок. Все они встали полукругом и настороженно глядели на ратников.
Савельев посмотрел в сторону жилого сруба. Горбун перехватил его взгляд и пожал плечами. Это означало, что там тихо, никто не выходил.
Вскоре толпа стала большой. Дружинники оказались в плотном кольце. Савельев поднял руку. Все замолчали.
— Новость у меня для вас печальная, — проговорил воевода. — Из ваших мужиков в живых остались только двое: Федот Щука и Игнат Брыло, изрядно подраненный. Их доставят в тверскую темницу, где уже сидят главарь шайки Меченый и его подельник боярин Воронов. Вскоре они предстанут перед государевым судом.
Кто-то закричал, кто-то заплакал, но, в общем, толпа не распалась, не забилась в истерике, не разбежалась.
Савельев продолжил:
— А ведь еще вчера я встречался с Игнатом Брыло. Он сообщил мне, что шайка готова сдаться, вернуть сокровища и икону, похищенные из царского обоза. В этом случае ваши мужики не погибли бы. Царь Иван Васильевич милостив. Он следует правилу, гласящему, что повинную голову меч не сечет. Без наказания не обошлось бы, конечно. Государь всех отправил бы в ссылку, на тяжкие труды, но ваши мужья остались бы живы. Но что сделал Брыло? Вместо сдачи он удумал совершить прорыв. Намеревался с мужиками уйти, оставив вас здесь, потому как с семьями далеко не убраться. Тем более пролив кровь и другой царской дружины. Я ждал Брыло там, где мы договорились. Вместо этого на мой отряд налетели разбойники с двух сторон. Мы были готовы к этому, отбили нападение и уничтожили шайку. Теперь ответьте мне, кто виноват в том, что ваши мужья, отцы, братья полегли в бою? Я, воевода царской дружины, готовый исполнить уговор, или Игнат Брыло, погнавший мужиков на верную гибель? Молчите? Значит, все понимаете. Вот такая горькая судьба постигла ваших мужиков.
— И что нам теперь без них делать? — выкрикнула бледная молодая женщина.
— Вернуть нам сокровища и икону, отнятые у царской дружины, и выходить из леса. То, что вы храните в своих закромах, нас не заботит. Это все ваше.
— А дальше что? Ссылка, подневольный труд, жизнь в нищете и лишениях?
— Бог милостив. Вы это знаете и без моих слов. Таков же и царь Иван Васильевич. Его суд будет справедлив. За что вас наказывать, коли вы не ходили на разбой? Злодейства совершали ваши мужья, отцы, братья, но вы за них не в ответе. Даю слово, что буду просить царя отпустить всех. У вас есть дети, они вырастут, парни женятся, девушки выйдут замуж. Возникнут новые семьи, у них родятся детишки. То, что было здесь, станет страшным сном, а потом и вовсе забудется. Я предлагаю вам собраться и пройти по правой от острова тропе к дороге. Там вас встретят тверские ратники и проводят до города. Князь Микулинский обещал мне, что вы будете обеспечены жильем на первое время. На днях в Тверь должны прибыть царские следователи. Они окончательно решат, куда вас отправить, дабы вам здесь не мстили те люди, у которых ваши разбойники убили таких же мужей, отцов и братьев. Но непременное условие вашей скорой свободы — это возвращение иконы и коробов с сокровищами, похищенными из обоза уничтоженной царской дружины.
— А что с нами будет, коли мы откажемся уходить отсюда? — спросила все та же бледная женщина.
— Что ж, дело ваше. Верните сокровища и икону, и мы уйдем. Вы же можете убрать за нами щиты на топях, и никто не пройдет к вам. Но и вы лишитесь возможности вернуться к нормальной жизни. Желаете остаться на болотах и помирать, так и делайте, принуждать не буду. Отдайте короба да икону, и мы оставим остров. Слово князя!
Бабы начали переговариваться. Одни утверждали, что верить ему нельзя, другие заявляли, что все одно их силой выведут с болота, и тогда пощады не жди. Надо выходить, иначе всех загубят.
Савельев терпеливо ждал.
Большая часть женщин уже начала склоняться к согласию, как вдруг из окна жилого сруба, которое выходило не к болотам, а к площади, раздался крик:
— Что, бабы, решили на поклон убийцам ваших мужей пойти? Так вы им без сокровищ и иконы не нужны. А они у меня. Я их не отдам! — Женщина выставила из окна зажженный факел: — Пусть сгорит икона, которая так нужна царю, пусть все здесь пылает, ноне будет по-ихнему. А вы, бабы, коли не хотите подохнуть вместе с детьми, бейте князя и его ратников, снимайте щиты с топи. Как-нибудь проживем.
Ее крик произвел действие на баб. Они стушевались, стояли, переглядывались, пребывали в большом смятении.
Горбун тоже услышал этот вопль. Он обошел сруб, одним ударом выбил факел из руки жены Брыло, а потом вытащил женщину на улицу. Она была настолько худа, что пролезла бы не только в оконце, но и в щель под дверью. Осип затушил факел, связал взбесившуюся бабу, встал и посмотрел на Савельева. Мол, все в порядке, воевода.
Тот оглядел толпу и спросил:
— Вы знали, что Брыло прячет у себя похищенные сокровища?
Бабы молчали.
— Думаете, что Меченый, Брыло или их ближние торговцы поделились бы с вами? Да они бросили бы вас тут и ушли бы с сокровищами в Ливонию или Литву, а весь царский гнев пал бы на вас. Но время идет. Если не желаете уходить, скажите, уйдем мы. Только подумайте о своей судьбе и участи своих детей, покуда мы заберем то, что по праву принадлежит государю.
Он кивнул ратникам, и они пошли к дому, в котором жил Брыло.
Горбун уже был там. На скамье у печи лежал паренек. Ему явно нужна была помощь. Но Авдотья не думала о родном сыне. Ей, как и мужу, золото затмило очи.
Короба и суму дружинники нашли в погребе и достали оттуда. Савельев распахнул суму, развернул холстину, и перед ратниками предстала чудотворная икона. Дмитрий поцеловал ее, аккуратно положил на стол. Все воины перекрестились. Слава богу, икона была цела.
Горбун открыл короба и воскликнул:
— Вот это да! Тут ведь…
Савельев прервал его.
— Во втором коробе тоже сокровища? — спросил он.
— Да.
— В погребе все посмотрел? Там ничего из клада не осталось?
— Нет. Там ничего, кроме него, и не было, — ответил Осип.
— Выходим отсюда. Новик, Дрога, Кулик и Черный — несете короба, я — икону. — Воевода взглянул на Горбуна и приказал: — Осип, ты прикрываешь! Мало ли что. Дойдем до тропы, там вы встанете. Я вернусь и узнаю, что порешили бабы.
Ратники вышли на улицу и увидели, что там уже никого не было. Женщины и дети выносили из землянок узелки.
Савельеву все стало понятно. Он остался на площадке, а воины пронесли короба до тропы.
К Дмитрию подошли две первые семьи с тремя детьми от четырех до шести лет.
— Мы готовы, князь.
— Подождите немного. Соберутся еще три семьи, тогда вместе и пойдете. Я сейчас подойду. — Савельев прошел к ратникам с сокровищами и иконой и приказал:
— Выносите! Но аккуратно, смотрите под ноги. Не дай вам бог сойти с тропы или сорваться со щитов. Короба тяжелые, золото быстро уйдет в топь.
Новик улыбнулся и заявил:
— Донесем, Дмитрий Владимирович. Теперь уж это добро никуда не денется.
— На дороге короба с иконой сразу в телегу, под охрану наших ратников.
— Нам вернуться сюда? — спросил Дрога.
— Вам, Тарас, после прохода до дороги отдых будет нужен. Да и зачем вы здесь? На острове мы с Горбуном управимся.
— Лады.
Ратники подхватили короба и понесли их по тропе.
Савельев вернулся на площадку. Там уже собрался десяток семей, готовых к выходу из стана.
Князь выбрал пять и спросил:
— Как идти, вы сами знаете или вам проводник нужен?
— Помним, как заходили. После ничего не менялось, только щиты крепче ставились. Тут один вопрос возник, князь.
— Спрашивайте.
— На дальней опушке табун и небольшое стадо. Как бы их взять с собой? Или они нам больше не потребуются?
— Коней и скот выведем. Потребуются они или нет, станет ясно позже, но никто не тронет и их.
— Ясно.
Первая пятерка пошла вслед за ратниками. Так вот, по пять семей, Савельев переправил к дороге всех обитателей разбойничьего стана.
Отказалась идти только одна старуха. Она сидела на пне и теребила в руках передник.
Савельев подошел к ней и спросил:
— А ты что, бабка, не пошла?
— Куда мне старой идти? Это у молодых новая жизнь, может, и сложится, а мне поздно что-то начинать. Здесь помру.
— Так ведь и похоронить будет некому.
— Мой муж перед самой своей смертью наказал затопить его тело в болоте. Так и я сделаю, лягу на тонкий щит среди топи и дождусь кончины.
— Это не по-христиански.
Старуха посмотрела на Савельева и проговорила:
— Вся наша жизнь сволочная, не христианская. С малолетства тяжкий труд, немного счастья, когда с мужем встретилась да свадьбу сыграли, потом опять это проклятое холопство. Очень уж гадостный и злой у нас боярин был. Никого не отпускал на волю. Продавал людей, как скот. Бежали мы, как Игнат и Козьма нас позвали. Сюда пришли. Думали, вот она, свобода. Но что это за свобода такая, когда живешь в землянке на острове, а вокруг болота? Была у меня икона. Молилась я каждый вечер, чтобы Господь смилостивился, сделал нашу жизнь хоть немного легче. Без толку. Утопила я ту икону в грязной жиже, а с ней и свою веру. Потому-то, наверное, так и вышло, что скоро сын погиб, а потом и муж помер. Вот только меня Господь не принимает. Я не нужна ему. Да и что мне сказать на Страшном суде? Так что нет у меня будущего. Ни тут, ни в царстве небесном. Какая тогда разница, что с телом моим будет, если душе суждено вечно маяться?
— Это ты зря. Пошла бы в монастырь, покаялась бы. Крови на тебе нет. Там сестры помогли бы, а померла, так по-людски и похоронили бы.
— Нет, князь, не пойду. Хочешь, тащи силой. Только доволочишь ты меня до первой топи, не дальше.
Савельев вздохнул и сказал:
— Ладно, оставайся. Тропа будет открыта. Передумаешь, выйдешь к людям.
Князь обошел логово разбойников, в последний раз оглядел его. Горбун подхватил связанную Автодью и понес на плече легко, как перо.
Они вышли на дорогу, когда появилось солнце, лучи которого пробили поредевшие тучи. Светило стаяло в зените.
«Как же быстро время летит! Я вроде бы только что голову ломал над тем, как бороться с шайкой, а уж все позади», — подумал Дмитрий.
Горбун бросил Авдотью в телегу с золотом.
К Савельеву подошли Опарь и Осин.
— Князь, твой замысел удался полностью, — сказал Егор.
— Вот теперь радости во дворце будет! — воскликнул Опарь. — Только князь Микулинский очень удивится.
Савельев взял суму с иконой, забросил ее на плечо и дал команду в обход села Дубино идти в Тверь, к Васильевским воротам.
Опарь тоже выслал вперед гонца.
Поэтому встречать объединенную дружину вышла едва ли не вся Тверь. Началось с посада, жители которого приветствовали славных ратников, грозили бабам, женам, сестрам, детишкам разбойников. Но никто не кинул в них ни камня, ни горсти земли. Ратники плотно обступили баб и детей.
За рвом у моста стоял князь Микулинский. Позади него держалась небольшая свита.
Савельев окликнул Опаря, и тот подъехал к нему.
— Ты послал гонца в город, Петр Данилович?
— Я, князь. Не сдержался, хотел поделиться великой радостью.
— А разве я разрешил тебе делать это?
— Но, Дмитрий Владимирович, что в том плохого?
— А то, воевода, что нам надо было тихо войти в Тверь. Зачем этот шум?
— Думаешь, найдутся смельчаки, готовые еще раз посягнуть на клад?
— Здесь, в городе и округе, таких точно не будет, а вот дальше — не знаю. Богатство слишком уж велико. Ради него лихие люди пойдут на все. Но ладно, что сделано, то сделано.
Князь Микулинский с распростертыми объятиями подошел к Савельеву.
Тот соскочил с коня, но обниматься не стал.
— Это лишнее, Дмитрий Иванович, — сказал он. — Тебе уже доложили, что золото и икона у нас, весь клад взяли. Прикажи Опарю доставить его в безопасное место и выставить усиленную охрану, в которую, кроме его ратников, войдут и мои люди.
— Конечно, Дмитрий Владимирович! Я сделаю все, что надо. Но ты меня удивил! Это же надо было такую игру затеять! Сам будто в Новгород поехал, а собрал войско тут, у меня под носом, выманил лиходеев из топей и перебил. Но ты имел полное право на это.
— Это ладно. Что-нибудь о новых следователях известно?
— Да, вечером они должны быть здесь. Главным у них князь Земнов-Орехин Борис Александрович, с ним пять бояр да дружина числом в сотню. Воевода Дмитрий Глебов. Они с утра вышли из Каменки и сейчас уже где-то на половине пути. Я недавно послал людей навстречу им.
— После того как получил сообщение о том, что нам удалось вернуть вторую часть клада с иконой и побить шайку?
— Признаюсь, Дмитрий Владимирович, да.
— Понятно. Мы, как видишь, привели с собой семьи разбойников.
— Вижу. Я им устрою веселую жизнь. Они узнают, как идти против власти.
— Их вины ни в чем нет.
— Как это нет, Дмитрий Владимирович? Это же жены и дети кровавых лиходеев.
— И что? Это вина?
— Беглые холопы.
— Коли смогли убежать так, что их не поймали, то уже и не холопы. Разве нет?
— А что же мне с ними делать?
— Я смотрю, тут настоятельница монастыря.
— Да, матушка Ольга.
— Попроси ее, чтобы забрала к себе баб и детей, пока жители не устроили самосуд, за который тебе придется отвечать головой, князь. Да помощь в монастыре оказать надо. Хворых много, есть и дети.
— Я решу этот вопрос.
— Еще вот что. В стане разбойников осталась старуха. У леса пасутся кони, домашний скот. Старуху надо силой доставить в монастырь, коней и скот перегнать туда же. Для этого используй ратников. После чего вели им сжечь все на острове, щиты разобрать. Троп к этому разбойничьему логову не должно остаться.
— Добро, Дмитрий Владимирович, сделаю.
— И немедленно, князь, до приезда следователей.
— Прямо сейчас займусь этим.
— А покуда повели народу разойтись.
— Да, князь.
Дмитрий вошел к себе и с немалым удивлением увидел в комнате гонца князя Крылова.
— Петр, ты? Откуда и зачем? Как ты прошел во дворец, что Микулинский не узнал об этом? Или ему известно о твоем прибытии?
— Приветствую тебя, славный воевода, князь Дмитрий Владимирович Савельев! — с улыбкой проговорил гонец.
— И тебе долгих лет! Ты на вопросы-то мои ответь.
— Отвечаю по порядку. Откуда я? Вестимо, из Москвы, от князя Крылова Юрия Петровича. Зачем? Дабы передать тебе наказ государя. Как прошел во дворец? При таком столпотворении сделать это было нисколько не сложно. Знает ли тверской тысяцкий о моем прибытии? Нет. И не должен знать, покуда ты не исполнишь наказ государя.
— В чем наказ?
— Государь был уверен, что особой дружине удастся выполнить задание. А когда Юрий Петрович Крылов передал ему твою просьбу заменить людей Осина, он понял, что работа по кладу близится к успешному завершению. Посему и послал меня к тебе. А передать велел следующее. Коли сокровища, а главное — икона у тебя или в кремле, то тебе не надо дожидаться приезда царских следователей. Ты должен забрать разбойника Меченого, боярина Воронова, клад и икону, потом вместе с десятком Осипова покинуть Тверь. Сделать это следует скрытно. Князю Микулинскому, коли у него возникнут вопросы, ответить одно: таково повеление государя. Более никаких речей не вести, а самому тысяцкому наказать держать в тайне ваш уход.
— А скажи, Петр, с чем связана эта спешка?
— С тем, князь, чтобы обеспечить безопасность сокровищ и иконы. Государь полагает, что найдутся и другие злодеи, желающие овладеть золотом и иконой. Это может быть не шайка местных разбойников, а куда более серьезная сила.
— У Ивана Васильевича есть данные о том, что кто-то готовит еще одно похищение клада?
— Нет. Но государь привык просчитывать все до мелочей. Разве он не прав, поступая так?
Савельев погладил бороду и ответил:
— Конечно, таких негодяев может найтись много. Тем более что теперь, после похищения клада шайкой Меченого, о нем знают все встречные и поперечные не только в Твери, но и на Москве. Петр, государь, конечно же, прав.
— Тогда думай быстро, как устроить тайный выход дружины с ценным грузом.
— Это я сделаю. Икона со мной. Забрать короба, вытащить из темницы Меченого и Воронова — дело недолгое. Выйти сейчас, когда князь Микулинский ожидает прибытия следователей, тоже будет несложно. Если что, я успею его предупредить, наказать, чтобы лишнего не говорил, но вот как нам идти? Слишком уж многим людям было известно, каким путем пойдет дружина Ивана Кузнеца. Ты знаешь, чем это закончилось.
Емельянов поднялся и сказал:
— Государь подумал и об этом. — Он достал из-за пазухи свиток, протянул Савельеву. — Здесь, князь, начертан путь, по которому следует идти тебе и Егору Осину.
Савельев развернул свиток, посмотрел на ломаную линию, проведенную по чертежу, и спросил:
— Государь предлагает нам идти так?
Емельянов ответил:
— Он не предлагает, Дмитрий Владимирович. Это приказ. Идти только так!
— Значит, этот путь определил сам Иван Васильевич? Ого, через Старицу, удельное владение князя Владимира Андреевича, двоюродного брата нашего государя!
— Только так, Дмитрий Владимирович. Далее на Волоколамск, но не заходя в город. Вы обойдете его через большое село Глебово и двинетесь на Москву.
— Почему нам велено обойти Волоколамск?
Гонец пожал плечами.
— О том не ведаю. Наверное, на то есть свои причины.
— Остановки в Старице, у Жуковки и у села Старое, которое в дневном переходе от Москвы. Крюк получается немалый, более пятидесяти верст. Спокойная стоянка только в Старице, на подворье удельного князя. Остальные в поле и в бору. А это не постоялые дворы. Придется еду с собой брать. Что по срокам?
— Погоди, Дмитрий Владимирович, еще не все насчет пути.
— Говори, Петр.
— В десяти верстах от Москвы дружина Осина должна пойти прямо, а ты двинешься к Воробьево, где встретишься с Иваном Васильевичем. Там произойдет передача клада, главаря шайки, продажного боярина Воронова, а главное — бесценной иконы. На чертеже это не отмечено. Мне велено было на словах передать.
— Понятно.
— Но Осин до времени не должен знать, что вам предстоит разойтись у Москвы. А теперь по срокам. Нынче шестнадцатое августа. У Воробьево тебе следует быть до наступления темноты двадцатого числа. Там тебя будет ожидать сам государь всея Руси.
— Для клада, пленных и припасов придется купить на посаде две лошади и пару телег. Те, что есть, брать не следует. Выход с ними из кремля будет слишком заметен. А вот их приобрести скрытно не получится.
Гонец улыбнулся и сказал:
— Об этом велено было позаботиться мне.
— И что?..
— Пошли пару ратников на торговый посад, к купцу Евдокиму Стренину. Лошади и телеги у него во дворе стоят. Стренин не ведает, для чего они. Воинам следует одеться попроще и сказать купцу, что они от Петра Емельянова, рязанского торговца.
Савельев рассмеялся и спросил:
— И давно ты стал рязанским торговцем?
— Нынче с утра и уже перестал им быть. Но тебе…
— Петр, я знаю, что мне делать.
— Понял, князь, молчу.
— А ты останешься здесь до приезда следователей?
— Нет. С вами пойду. Но для этого мне надо так же скрытно уйти из города. Посему, покуда народ не разошелся, двину сейчас и буду ждать вас у Гиблой рощи. Ее, как ни крути, не объехать.
— Хорошо, будь со стороны, ближней к Черному лесу.
— Уразумел.
— Добро. Если у тебя все, то иди.
Гонец князя Крылова покинул палату Савельева.
Дмитрий же князь прошел до Осина, смотревшего, как обустраиваются на отдых его ратники:
— Егор! — позвал Савельев.
Тот повернулся.
— Да, князь?
— Подойди.
Осин подошел. Савельев довел до него повеление государя.
Как ни странно, тот не удивился этому, сказал лишь:
— Разумный шаг.
— Тебя ничего не смущает?
— Нет. Государь полностью прав. Он сам определил нам путь, заботился о нашей безопасности и, конечно же, о сохранности клада. Это очень разумно.
— Ладно. Твои люди пусть отдыхают, но по первой команде сбор. Отправь двоих ратников в обычной одежде на торговый посад. Пусть твои люди найдут купца Евдокима Стренина, скажут ему, что они от рязанского купца Петра Емельянова, и заберут у него пару лошадей с телегами и съестными припасами. Остальным надо будет выйти к месту нашей схватки с шайкой Меченого. Через разные ворота, по два-три всадника. Я так же скрытно постараюсь увести из города свой отряд. Встретимся на дороге между Черным лесом и Гиблой рощей и начнем ночной переход до Старицы. Там отдых.
Осин кивнул и сказал:
— Понял. Приказ на выход я получу лично от тебя?
— Его может передать тебе любой из моих ратников.
— Добро.
Савельев направился к пленным. В коридоре он встретился с князем Микулинским. Тот выглядел озабоченно и в то же время по-деловому.
— Что-то новое, Дмитрий Иванович? — спросил Савельев.
— Только что прибыл гонец от князя Земнова-Орехина. Государевы следователи и охранная дружина находятся в двадцати верстах от города.
— Это значит, что где-то после вечерней службы они подойдут к городу.
— Да, так.
— Готовишься?
— А как же иначе, Дмитрий Владимирович?
— Мне нужен доступ к сокровищам, а так же к Воронову и Меченому.
— Зачем, князь?
— Не могу сказать. Напоминаю о царской грамоте и моих особых полномочиях, прописанных в ней.
Князь Микулинский тяжело вздохнул, полез в карман, достал ключ и сказал:
— Это от подвального замка, где находятся сокровища, а икона и так у тебя. Охране я повелю исполнять все твои приказы. Но…
— Что? — спросил Савельев и взглянул на него.
— Скажи, князь, что ты задумал.
— Об этом ты, Дмитрий Иванович, узнаешь. Но все, что бы я ни делал, следует держать в тайне. Таково высочайшее повеление государя.
— Даже от высоких гостей?
— Главному среди них говори. Более никому.
— Опять загадки.
— И еще, Дмитрий Иванович, стража, оберегающая сокровища и преступников, должна оставаться на постах до твоего особого распоряжения. Тебе придется отдать его по прибытии следователей, никак не раньше. А насчет загадок скажу, что вся наша жизнь — сплошная тайна.
— Тут ты прав, Дмитрий Владимирович. Я подчиняюсь.
— А иначе предстал бы перед суровым судом государя. Но я не хочу пугать тебя. Ты достоин высочайшей милости. Твоя заслуга в возвращении сокровищ и иконы, в успешных поисках зачинщиков похищения, убийства ратников царской дружины, неоценима. Я так и доложу царю.
— Да, Дмитрий Владимирович, ты уж отметь меня.
— Но при условии, что мой приказ будет исполнен должным образом.
— За это не беспокойся.
Начало смеркаться, когда к темнице подошла лошадь с телегой и возницей, ратником дружины Осина. Возле заднего входа во дворец встала вторая повозка. Исполняя приказ тысяцкого, стража пропустила ратников. Им потребовались считаные минуты на то, чтобы погрузить в телеги короба и связанных пленников, накрыть их рогожей.
Темнело быстро. Обе дружины по два-три человека вышли в посады, из них, минуя село Дубино, двинулись к Черному лесу и Гиблой роще. Они встретились на месте сражения с разбойниками и направились к дороге, ведущей на Старицу.
Через полчаса после этого в Тверь въехали царские следователи во главе с князем Земновым-Орехиным.
Уж что там было далее, то нам неведомо.
Сводный отряд под общим командованием князя Дмитрия Владимировича Савельева прошел путь в триста семьдесят верст и благополучно добрался до небольшой деревушки Самга, расположенной в десяти верстах от Москвы. Невдалеке от селения воевода приказал всем остановиться.
Дмитрий подозвал к себе Осина и сказал:
— Все, Егор Михайлович. На этом наше совместное путешествие закончилось. Теперь твоей дружине надо идти прямо через деревню.
— А вы? — спросил Осин.
— А у нас другой путь. Не взыщи, Егор, на то воля государя. Большое тебе спасибо за все. Думаю, на Москве встретимся, вдоволь попьем хлебного вина.
— Ничего, Дмитрий Владимирович, не понимаю, но мне того и не надо. Повинуюсь. А насчет встречи да вина, так мое подворье недалеко от твоего. Людей спросишь, они подскажут. Отчего не погулять после работы?
— Давай, Егор, веди дружину дальше.
Дружина Осина ушла в деревню. Дмитрий же повел своих ратников на то место, которое было им уже знакомо.
На холмы недалеко от Воробьево дружина вышла, когда солнце приближалось к закату, строго в установленный срок.
Горбун, шедший в передовом дозоре, обернулся и крикнул:
— Князь, впереди царь и Крылов, за ними стража. Они уже ждут нас.
Савельев посмотрел вперед. Да, так оно и было.
Завидев дружину, от стражи отделились два всадника. Впереди держался государь всея Руси Иван Васильевич Грозный.
Ратники особой дружины спешились, встали в строй, держа коней за уздцы. Савельев передал своего скакуна Бессонову-старшему, пошел вперед.
Государь подъехал к дружине и соскочил с коня. За ним спешился и Крылов.
Савельев доложил:
— Государь, твое задание выполнено. Ордынский клад и икона, похищенная с Афона, найдены, отняты у разбойников и доставлены сюда. Шайка истреблена, захвачен ее главарь Меченый, он же Козьма Пурьяк. Взят и тверской боярин Всеволод Михайлович Воронов. Именно он и московский боярин Толгаров задумали это преступление.
— Где икона? — спросил царь.
Савельев снял с плеча суму, достал из нее икону, протянул государю.
Тот встал на колени, поцеловал икону, истово перекрестился, поднялся и обнял Савельева.
— Благодарствую, князь. Ты сделал великое дело.
— Я, государь, всего лишь исполнял твой приказ.
— Да, но исполнить его мог только ты и твои ратники.
Царь прошел вдоль строя и обнял каждого ратника. Те сильно засмущались. Горбун даже начал икать. Никто не ожидал подобного.
Иван Грозный повернулся к Крылову и проговорил:
— Князь, всем ратникам выдать по десять рублей. Сокровища определить в казну. — Иван Васильевич даже не посмотрел на содержимое коробов, показал, что икона для него была куда важнее. — С преступниками будет отдельный разговор. Тебя, князь, я награжу особо в кремле, куда ты должен прибыть, хорошо отдохнув. Да и всем твоим ратникам покой не помешает. Покуда две недели, дальше видно будет.
Крылов подозвал стражников, те забрали короба с сокровищами. Царь еще раз сердечно поблагодарил ратников, вскочил в седло и пошел прямой дорогой на Москву. Князь Крылов и стража следовали за ним.
Ратники особой дружины расслабились. Надежа Дрога ударил по спине Горбуна, не перестающего икать, и заявил:
— Да что же это за напасть-то такая с тобой?
— Вина бы выпить, — проговорил Горбун. — Тогда пройдет.
Ратники рассмеялись.
Заботливый Бессонов подал товарищу небольшой бурдюк.
— Держи вот, лечись, а то надоела уже твоя икота.
— Я что, разве виноватый? Как царя увидел, вроде и не в первый раз уже, а все одно дыхание перебило. — Он взял у Бессонова бурдюк, сделал несколько глотков, которыми умудрился опустошить емкость, звонко крякнул, вытер усы и бороду. — Ну вот, теперь совсем другое дело.
Ратники рассмеялись громче.
Савельев же приказал:
— По домам, друзья! Уходим по двое-трое. Как обычно. Послезавтра приглашаю всех к себе на подворье. С меня добрый обед.
— Это дело! — сказал Горбун и улыбнулся.
Ему стало совсем хорошо.
— Ну а сейчас, Горбун, Дрога, Балаш, пошли!
Как стемнело, на холмах не осталось никого.
Особая дружина достойно выполнила и второе задание царя. Теперь ратникам можно было и отдохнуть перед тем, как выйти на следующую схватку с ярыми врагами государя всея Руси.
