Глава 14
Альваху повезло. Если можно назвать везением то, что кутавшаяся в шерстяное покрывало, одетая только в окровавленные тряпки женщина так и не привлекла внимания ни одного хищника за все время, что она брела сквозь лес, то господину бывшему Инквизитору очень посчастливилось этой ночью.
... Очнулся он уже ближе к рассвету, когда под ногами неожиданно захлюпало. Альвах, который до того бродил, натыкаясь на кусты и деревья, и сбивая ноги о древесные корни, с некоторым удивлением обнаружил себя стоящим по колено в довольно широком ручье. Отрешенность, которая накрыла его сразу после побега, постепенно отступала. На смену ей приходило онемение истерзанных ночным переходом босых ног, которое поднималось выше колен, к бедрам, и уже сводило тупо нывший низ живота новыми спазмами.
Альвах не помнил, в какую сторону шел, и не понимал, где теперь находился. Время ночных блужданий выпало из его памяти, точно его никогда не случалось. Однако теперь он осознал, что замерзает, и это было первой разумной мыслью за долгое время. Бывший Инквизитор переступил босыми ступнями в обегавших его ноги мутных потоках. Но вместо того, чтобы выбраться обратно, в несколько неуверенных движений сорвал с плеч покрывало и выбросил его на берег. Едва он успел это сделать, колени подломились и Альвах с плеском осел в ледяную воду.
Холод пробрал до костей, схватил за самое горло. Но сидевшая по пояс в воде юная женщина словно не замечала его. Содрогаясь, она изо всех сил терла свое обнаженное тело мокрой тряпкой с въевшимися в нее пятнами крови так, словно хотела содрать кожу.
Но ни вода, от которой женское тело Альваха сводили жестокие судороги, ни мокрый песок, которым он, за неимением мыльного камня, царапал себя, не помогали. Память хранила каждое прикосновение, каждый удар и щипок, которыми награждал Седрик, липкий пот насильника, который втирался в грудь и живот его жертвы, его тяжелый, мужской запах. Альваху казалось, что этот запах он обоняет до сих пор, что тот остался на лице, въелся под шкуру. Собственные беспомощность и бессилие перед тем, кто смог, походя, взять с него то, что хотел, бесцеремонно, точно Альвах был вещью, доводили до исступления. И одновременно бывший Инквизитор понимал - он ничего не мог с этим сделать. Де-принц был в своем праве. И, если над романами у него не было власти, в случае соблюдения имперцами законов королевства, то романки были такой же собственностью правителя любой провинции, как и родившиеся в ней жены. Седрик Дагеддид не нарушил законов империи Вечного Рома. Он даже не сделал ничего сколько-нибудь предосудительного. Королевская кровь давала ему право на все. В том числе на каждую женщину в его королевстве.
Последняя мысль - о том, что он теперь женщина, бессильная и бесправная, вдруг вконец переполнили чашу терпения сдиравшего с себя кожу, корчившегося романа.
- Светлый! - отчаявшись оттереться от покрывавшего его шкуру несмываемого позора, Альвах заорал в низкое серое небо, которое было по-прежнему скрыто за тучами. - Светлый, я молю тебя! Услышь меня, услышь своего сына, что был рожден в твой день! Услышь, не оставляй меня в милости твоей, не...
Его женская глотка не издала ни звука. Зато Альвах явственно услышал еще очень далеко за деревьями басовитый песий лай.
Бывший Инквизитор знал, что это могло означать. Оставалось удивляться, что де-принц вообще так поздно обнаружил побег своей игрушки. Должно быть, он действительно оставил ее в покое на всю ночь.
Несколько мгновений юная женщина, которая застыла в страхе, что мгновенно поднялся в ее душе, была жертвой - беспомощной и беззащитной.
Но, должно быть, последняя молитва была угодна Светлому Лею. А может, в череде бегущих по небу облаков на короткий миг прояснилось, и отец мужей, наконец, услышал своего сына.
Потому что сознание Альваха внезапно прочистилось, полыхнув яркой и свирепой мужской злобой.
Он резко выпрямился и, коротко выжав, вновь обмотал тело простыней, стиснув ею колыхавшиеся груди. Потом оторвал от покрывала большой клок и, быстро перейдя ручей, отошел от него как можно дальше. Прицепив оторванную шерсть на куст, Альвах вернулся по своим следам обратно в воду и, напрягая силы, почти побежал против течения. Звуки погони были еще далеки, но приближались. И это подгоняло бывшего Инквизитора бежать, что было сил.
Бег почти заставил его согреться. Спустя какое-то время, начав оглядываться по сторонам, Альвах, наконец, увидел то, что ему было нужно. На ходу обвязав оставшуюся ему часть тонкого покрывала вокруг шеи на манер плаща, бывший Инквизитор подпрыгнул, ухватившись за свисавшие над ручьем ветви. Едва не бултыхнувшись обратно, Альвах, скрипнув зубами, кое-как подтянулся и вскарабкался на дерево, не касаясь берега ногами.
Боли все еще не оставляли его, но сделались глуше. Найдя в себе силы желчно помянуть посмеявшуюся над ним ведьму, бывший Инквизитор все же не мог не признать - ее проклятие работало лучше геттских часов, что представляли собой огромный каменный круг и вообще никогда не ошибались. Нанесенные ему увечья исцелялись, и очень быстро. Пройдет совсем немного времени, и его тело вернет здоровье. И - желанность в чьих-то глазах.
Подавив яростное рычание, Альвах легко, легче, чем предполагал в себе, прошелся по толстой ветке и перепрыгнул на соседнее дерево, что росло в удобной близости. Покривившись, выпрямился и, снова перебравшись по толстым сучьям на следующее, слез на землю. Расстояние, на которое он удалился от ручья, показалось ему недостаточным, чтобы собачий нюх его не учуял, если пса все-таки пустят искать след. Но дальше не было удобных деревьев, а потому приходилось довольствоваться, чем было.
Прислонившись грудью к стволу, Альвах тревожно вслушался. Несмотря на шум ручья, звуки погони сделались еще более явственными. Вне всяких сомнений, это были люди Седрика Дагеддида, во главе с самим де-принцем. Лай его пса Альвах бы узнал из тысячи. К счастью, преследователи еще не достигли ручья, а когда достигнут, простая уловка романа их задержит. Но - очень ненадолго. Альвах думал об этом, пока бежал через лес. Ветви хлестали незащищенные тканью лицо и руки, но бывший Инквизитор был даже рад - целыми женские прелести не были ему нужны. Куда хуже обстояло с босыми ногами. Они были сильно изранены, к тому же, он не раз ушибал их о древесные корни и упавшие толстые ветви. Низ живота по-прежнему тянул тупой и тоскливой болью. В довершение всех бед непривычный к слабости и малой выносливости нового тела Альвах стал сильно выдыхаться.
Однако, обстоятельства вновь помогли ему, представив передышку. Внезапно густой, поросший кустарником лес оборвался, и перед беглецом, насколько хватало глаз, простерлись осенние луга. Вдалеке темнели крышами дома большого поселения, вокруг которого тянулись скотьи изгороди и убранные поля. И сильно в стороне, ближе к лесу отстоял еще один дом. Дом казался довольно добротным, хотя никакого особого хозяйства вокруг него заметно не было.
Альвах остановился, прижимая ладони к низу живота. Он тяжело дышал, мысленно проклиная всех принцев, ведьм и инквизиторов, сколько их было на свете. Звуки погони на время утихли, но роман знал, что они вернутся. Псу Дагеддида потребуется не так много времени, чтобы вновь выйти на след.
Бывший Инквизитор в теле юной, слабой женщины смертельно устал. Он не ел уже несколько дней и за это время только и делал, что бродил по лесам, мерз, ввязывался в драки и пытался избежать навязчивого мужского внимания. Воистину раньше он не задумывался, что быть женщиной на самом деле так непросто.
Однако нужно было на что-то решаться. Он не мог вечность стоять на опушке леса, в ожидании появления Седрика и его людей. Так можно было и дождаться.
Одновременно идти в поселение в таком виде днем было нельзя. Альвах с тоской думал о том, что в этом случае может выйти еще хуже, чем с де-принцем, потому что число желающих "жениться" на нем может только увеличиться.
Они с Седриком обязательно встретятся - потом. Бывший Инквизитор был убежден в этом с мрачной уверенностью. Проклятому ублюдку еще предстояло узнать, что он выбрал не ту "женщину" для своих чадолюбивых помыслов. Но не теперь. К этой встрече еще предстояло подготовиться.
Альвах с досадой понял, что слишком рано ушел из ручья. Нужно было пройти еще дольше вверх по течению и, в конце концов, заставить проклятую собаку потерять свой след. Но вспомнив, как немели его босые ступни в ледяной воде, роман качнул головой - так к концу такого перехода можно было остаться вовсе без ног. Можно было попытаться обойти поселок, не заходя в него. Но одинокую оборванную путницу не могли не заметить даже издали. К тому же, лес за поселком кончался на долгие часы пути вперед. Лишь далеко на горизонте темнели все те же надоевшие велльские холмы. На ровном месте конный Седрик и его охрана нагонят свою жертву даже не особо торопясь.
К тому же Альвах не чувствовал в себе теперь сил идти дальше. Слабые и короткие, женские ноги едва держали его вес. Он с тоской вспоминал о своем огромном, длинноногом, сильном и выносливом теле бывшего легионера. Навряд ли Седрик взял с собой больше двух-трех воинов. Будь Альвах собой и имейся у него хотя бы плохонький меч...
Бывший Инквизитор подавил вновь было поднимавшийся из глубин его нутра страх. Мысль о мече была здравой. Он бросил еще один внимательный взгляд на дом, который стоял на отшибе. Несмотря на то, что дом, вне всяких сомнений, был частью поселения, он, все же, был выстроен достаточно далеко, чтобы появление женщины из леса осталось незамеченным для здешних жителей. Что до самого дома, веллы часто на отшибе ставили кузни, дабы копоть и гарь оттуда не заполоняли их улиц. А в кузне всегда можно было разжиться оружием.
Альвах не вполне представлял, как завернутая в так и не отмытую от крови простыню юница будет добывать оружие в кузне у какого-нибудь дородного кузнеца, подобного батюшке Бьенки. Но за спиной ему вновь послышался отдаленный песий лай. Вероятно, Седрик все-таки пустил свою тварь вверх, а не вниз по течению.
А значит, скоро ему вновь предстояло столкнуться с де-принцем. И лучше это было сделать вооруженным. Альвах предпочел бы смерть с оружием в руках необходимости понести от де-принца ребенка и перед лицом Лея быть объявленным не женихом, а невестой.
Зло дернув ртом, бывший Инквизитор замотался в вымокшее от простыни покрывало, и спешно двинулся к одинокому дому.
