Глава 18

Впереди было еще больше пустыни.

Дорога пострадала от непогоды, как это случилось и на третьем этапе Гонки. И хотя она по-прежнему лидировала, создавалось ощущение, что темп Яэль был мучительно медленным, так как она перемахивала на своем байке через ямы: больше обходя, меньше мчась. Декорации не помогали – Яэль никогда не была в месте столь пустынном, как дикая природа за пределами Каира. Бесконечные горизонты, сплошное расстояние и великое небытие. В первую ночь, когда Яэль заглушила двигатель «Цюндаппа» и поставила палатку, не было ничего. Только молчание и тяжелая темнота – шум, который она носила внутри себя. Всегда.

Так она узнала, что была не одна.

Шаги за ее палаткой были мягкими. Даже не шепотом над песком. Яэль встала, когда услышала их – сердце напряжено, в руке пистолет.

Шум прекратился.

Она схватила свой электрический фонарик и выскользнула из палатки. Блестела пара глаз – жуткие звёзды цвета морской волны. Яэль подняла пистолет, выключила свет. Глаза опрометью бросились бежать. Проблеск песчаного меха блеснул по освещенному клочку пустыни. Просто пустынный лис. Вероятно, привлеченный к ее лагерю консервной банкой с говядиной и печеньем из упаковки, которые она съела несколько часов назад.

Яэль снова поставила П-38 на предохранитель, опустила пистолет в карман и нагнулась, чтобы поднять фонарь. Вот тогда она их и увидела: человеческие следы, растянувшиеся на песке. Расположенные слишком далеко друг от друга, чтобы быть ее собственными.

Каждое из чувств Яэль обострилось, когда она обернулась и посмотрела на лагерь. Запах прохладного песка, ореол ее палатки на свету, тени, тянущиеся от нее кругами… растворяющиеся в одинокой, одинокой ночи. Ни звука.

Ничего.

Яэль была единственной живой душой в своем лагере. Но это знание с трудом успокаивало ее. Ни один гонщик не возьмет на себя труд пройти пешком весь путь до ее лагеря (и потерять часы драгоценного сна), чтобы просто оставить следы.

Что-то было не так.

Она повернулась к своему байку. «Цюндапп» стоял там, где она его припарковала, щеголяя обычными потертостями и вмятинами. Его шины были полными, не проколотыми. (Тогда ее гость вероятно не Такео). Бензопровод был цел. Двигатель не испорчен, заводится с первой попытки.

Но не ее следы тоже были здесь. Усеянные только задними шинами и…

Ее фляги с водой.

Яэль повернулась к ним с опустившимся сердцем. Все четверо были там, где она их оставила, уложенные в кофры, но стоявшие криво. Одна из крышек была слишком свободной. Когда Яэль отвинтила ее и поднесла открытую флягу к ноздрям, она поняла.

Это была работа Ивао. Кацуо должно быть отправил его найти применение его пристрастию к подмешиванию наркотиков в еду и питье.

Запах снотворного был слабым. Его не обнаружил бы никто, кроме любого прошедшего невротическое обучение у Влада (Нюхай это! Нюхай то! Один глоток и ты здоров!). Тщательно вышколенный нос Яэль сказал ей, что это было успокоительное – один глоток и десятиминутное преимущество Яэль исчезло бы.

Сначала она прокляла Ивао, затем Кацуо – и подумать только, она почти жалела Победоносного! – а потом и себя. Тщательно охраняй свою провизию. Она так не сделала. Не сделала, и теперь все фляги с водой были испорчены.

Яэль может и не приняла наркотик, но ущерб был нанесен. Багдад был более чем в дне езды – все на солнце, через земли, где воды было мало. Горло Яэль пересохло от одной только этой мысли.

Она вылила все свои фляги на рассвете, наблюдая, как вода превращается в кристальные нити в лучах восходящего солнца, искрясь золотым и оранжевым, прежде чем исчезнуть в песке. Она очистила гальку с дороги, позволила ей упасть в свой рот, когда поехала. Она вызывала слюноотделение, делала утро сносным.

Заправочные станции не помогут. Там не было бездонных колодцев, из которых можно было взять воду, а только мужчины, разбившие лагерь с бочками бензина рядом с дорогой, охранявшие собственные ограниченные водные пайки. (Их предупредили об этой засушливой станции в Каире, дали две дополнительных фляги на этап и приказали распределять их. Из-за этого, вероятно, Кацуо и направил Ивао в первую очередь в лагерь Яэль). Ей удалось выпросить несколько глотков воды у чиновника гонки на первой остановке, но это только усугубило ее жажду. К полудню внутри нее появились трещины, и они распространялись. Яэль начала видеть воду везде, где ее не было. (В мерцании тепла чуть ниже по дороге. В тени скал). Лука в ее голове продолжал говорить – такой же самодовольный и кровожадный, как настоящий: «Скоро, очень скоро, я тебе понадоблюсь».

Никто больше из остальных должностных лиц заправки не был готов расстаться с драгоценной водой, и с наступлением темноты Яэль чувствовала себя разбитой, готовой развалится на кусочки. Она не доедет до Багдада.

Зачем ему нужно было быть таким правым? Трудно было сказать, как далеко позади был лагерь Феликса или захочет ли он дать ей напиться. Но Лука… его лагерь обязан был быть недалеко от нее. И у него есть запас воды.

На то, чтобы дойти до лагеря Луки, у нее ушло пять минут. Галька по-прежнему клацала у Яэль в рту, шлифовала зубы. Она чуть не поперхнулась ею, когда подошла к палатке юноши и позвала его.

Он вышел до того, как его имя сорвалось с ее губ, хотя было очевидно, она застала его врасплох. Его куртку, рубашку и Железный крест нигде не было видно. Голые мышцы и кожа в сиянии полумесяца. Серебряный жетон уперся в его грудь. Пистолет Люгера блестел в его руке, направленной на ее лицо.

Яэль слишком страдала от жажды, слишком устала, чтобы поднять руки. У нее даже не было энергии ненавидеть его.

– А, фройляйн. – Рука Луки опустилась, когда он отметил ее присутствие, заправляя свой пистолет обратно в брюки. Брови взлетели высоко, а линии на животе углубились. Не самая искусная попытка поиграть мускулами. – Нравится то, что вы видите?

Это были очень привлекательные мышцы. Стоившие по меньшей мере тысяч разбитых сердец немецких девушек. Но Яэль скорее выщипала бы один за другим все волоски на теле, чем признала это.

– Во-возвращаясь к Р-риму… – Сухость в горле ощущалась как ржавая бритва. Яэль прочистила его и попыталась снова. – В Риме ты предположил, что мы могли бы быть союзниками. Ты сказал, что мы нужны друг другу.

– Я так понимаю, это не светский визит. – Его глаза долго удерживали ее. Черные во всем, кроме радужки. Они блестели – глубоководный синий, голубая вода. Считывали в своем нечитаемом стиле, в то время как она разваливалась на сухие, сухие куски. Рука здесь. Ребро там.

– Мне нужна вода, – сказала Яэль. – Достаточно, чтобы добраться до Багдада.

– Вода? – Лука обернулся. Мышцы прокатились по его спине, когда он достал майку, надел ее через дикие, растрепанные на ветру волосы. Свободной рукой он погладил щетину на челюсти:

– Я не знаю. Я сохранил немного для бритья…

– Пожалуйста. – Яэль стиснула зубы сильнее, ненавидя унижение и жажду, приползшие через ее голос. Так много усилий, чтобы в голосе не звучало отчаяние. Был ее пистолет, тяжелый в левом кармане, и нож, спрятанный в сапоге, но она знала, что не будет достаточно быстра, чтобы силой захватить воду Луки. Это не для такой, как она, иссушенной.

– С бородой здесь ужасно жарко, – продолжал он. – Весь этот зуд и волосы ослабляют концентрацию.

Он должно быть шутит. Должно быть.

– Кацуо пытался выкинуть меня из гонки, – сообщила ему Яэль. – Он послал Ивао подмешать наркотик в мою воду. Он сделает то же самое с тобой.

– Конечно, сделает! У тебя на жаре мозг испортился, фройляйн? Ты забыла все, чему я учил тебя в прошлом году? – Лука развел руками. – Гордость Кацуо – все для него. Почему ты думаешь, я все это время держусь позади? Потому что два – мой любимый номер? Лучший способ справиться с Кацуо – позволить ему думать, что он побеждает.

– Ты сейчас впереди него, – указала она.

– Да. Ну. Последний раз, когда я позволил тебе исчезнуть из виду, чуть меня не убил, и я проиграл гонку. Будь я проклят, если это случится снова.

Образ Луки с протянутыми руками начал плавать. Как если бы его смел мираж. Песок под Яэль начал наклоняться. Она не знала, сколько еще сможет стоять на ногах.

– У Кацуо осталось, по крайней мере, еще двое союзников, – сказала она. – Гонка Оси не пройдена еще даже на половину. Если я сейчас отстану, ты будешь единственной реальной угрозой для Кацуо. Он придет к тебе со всем, что имеет. Ты вылетишь с гонки до Нью-Дели.

Яэль смотрела, как вероятные с ее слов сценарии разворачиваются у Луки на лице. Пути впереди: пыльный Багдад, бритвенно-острые скалы, нанизанные между пещер и горных проходов, так много мест, чтобы соскользнуть или попасть в засаду.

– Полагаю, что способен выдержать небольшую щетину. Некоторым девушкам нравится вид дикого бродяги. – Он снова потер подбородок. – Я дам тебе одну из своих фляжек при двух условиях.

Яэль стояла в ожидании. Изо всех сил стараясь не рухнуть.

– Первое: ты будешь должна мне услугу, которую я могу потребовать в любое время.

Она затрясла головой. Ее мир разлетелся от этого движения:

– Только если она не подразумевает твой выигрыш без борьбы.

– Честно. – Лука поднял другой палец. – Второе: ты прямо сейчас сядешь и покуришь со мной. По-настоящему. С настоящими словами. Как мы делали это раньше.

Колени Яэль быстро сложились. Даже когда она сидела, земля, казалось, вращалась под ней, серебряные лунные пески напрыгивали на нее, как волны. Она выплюнула свою гальку, боясь, что может проглотить ее.

Лука опустился перед ней на колени. Его руки были еще вытянуты. Фляжка в одной руке, сигареты в другой.

Она взяла и то и другое.

Вода была теплой и с привкусом жести, но это была жизнь. Яэль сделала два глубоких глотка, и хотя ее горло жаждало больше, она закрыла крышку. Ей нужно растянуть ее.

Лука сидел, прислонившись к скатанному спальному мешку. То, как он зажег сигарету, было похоже на магию. Он чиркнул спичкой по каблуку своего сапога. Позволил свечению пламени вспыхнуть и исчезнуть, как ярко освещенный пепел.

Попытка Яэль была более неуклюжей. Ее спичка зажглась со второго раза.

Она винила в этом трясущиеся от жажды пальцы. Когда ее сигарета наконец зажглась, Лука вздохнул и поднес свою к губам.

– Я думал, что раскусил тебя, – сказал он после долгой затяжки. То, как он смотрел, напомнило Яэль льва. Глаза храбрые и глубокие. – Девять месяцев я лежал без сна ночью и вспоминал, что ты сделала. Но теперь… теперь не знаю, как тебя понимать. Девушка, которая оставляет брата умирать в пустыне, но испытывает чувство вины за мальчишку, которого даже не знает?

– Я оставила Феликса без способности действовать. Не умирать. – Яэль подняла сигарету к губам. У нее был ужасный вкус. Девушка гадала, каким образом люди могут делать затяжку за затяжкой. Сигарету за сигаретой. Пачку за пачкой. Как они позволяли дыму жить внутри них, как будто он был ничем.

– Так ударив в висок? Один килограмм лишнего давления и пока-пока, дорогой братец. – Лука сделал резкое движение по горлу. Угли рассыпались из его сигареты, падая на землю, как злые звезды. Умирающие одна за другой.

– Думаешь, я бы убила родного брата? – Яэль выплюнула эти слова, но вкус пепла остался: цепкий, гнилой.

– Я никогда не знаю, чего от тебя ожидать, фройляйн. – Глаза Луки сузились, по-прежнему изучали ее в своем стиле мудрого льва. – Ты для меня абсолютно проклятая загадка. Каждый раз, думая, что нашел истинную тебя, я обнаруживаю совершенно новый слой секретов. После гонки в прошлом году я все гадал, был ли хоть один момент честности между нами.

– Честно? Я думаю, что курение отвратительно.

– Появляется настоящая Адель! – Лука засмеялся и сделал еще одну затяжку. – Поэтому все те ночи, что мы сидели под этим небом и ты скуривала почти половину моей пачки, ты просто притворялась?

– Что-то вроде того.

– Тогда ты должна мне два блока сигарет. Они не дешевы, знаешь ли. Особенно после того, как Гитлер запретил их. – Лука выпустил дым из легких. – Как наш уважаемый фюрер склонен поступать со всем хоть немного интересным или стоящим.

– Я заплачу тебе в Токио. Из части своего выигрыша, – сказала ему Яэль, несмотря на то, что знала, что этого никогда не случится. Если Железный крест вручали на церемонии перед Балом Победителя, то деньгами награждали позже. После ее вальса с фюрером и падения империи. Она к тому моменту уже уйдет далеко.

– Я по-прежнему жду, когда ты докуришь, – сказал Лука.

– Сделка есть сделка. – Яэль снова выдохнула, свернув язык. После этого ей будет нужно еще воды.

Он опять засмеялся. Больше искр упало в песок, исчезло в тишине.

Тишина. Кругом тишина. Она кричала между ними.

– Иногда я скучаю по этому. Ты. Я. Секреты. Звезды. – Его слова сворачивались с дымом – клочья горящего воздуха, который на самом деле выглядел мило. – Я думал, что непобедим. До тебя.

– Кацуо победил тебя, прежде чем я приняла участие в гонке, – сказала Яэль.

– Я хорошо осведомлен о своих потерях, фройляйн. Даже если я их не показываю. – Рука Луки потянулась к задней части шеи, потерла там цепочку. – Ты знаешь, что я говорю не о гонке.

Было так много версий Луки Лёве – национал-социалист и гонщик, порочный и гордый, а затем это… большее – всему нашлось место внутри него. Оболочка менялась каждую минуту. Лица внутри лиц. Маски внутри масок. Куклы в куклах.

Какая версия была реальной? Все? Ни одна?

Но этот Лука Лёве, сидящий перед ней сейчас, любил настоящую Адель. Яэль видела это в его глазах – в синеве и глубине которых отражалось лицо Адель – в дрожи пальцев, держащих сигарету, в мучительно изогнутых губах.

Он любил ее достаточно, чтобы причинить боль.

– Когда я проснулся в Осаке в прошлом году, я думал, что армия разгромила мою голову, так сильно она болела. Но это было ничего. Ничто по сравнению с тем, как я чувствовал себя внутри… – он на мгновение остановился. – Я должен был тебя ненавидеть. Я пытался. Иногда я даже думаю, что ненавижу. Но это чувство никогда не задерживается.

– Кто знает, может, ты никогда не любила меня. Может, ты разыгрывала меня все время. Или может, ты просто увидела свой шанс выиграть в Осаке и воспользовалась им. Но есть две истины, в которых я уверен.

– Какие?

– Я люблю тебя. – Это были самые искренние, решительные слова, которые Яэль когда-либо от него слышала. На мгновение она забыла вкус пепла, покрывавший ее язык.

Но он все еще был там. Прилипал к небу. Скользил между зубами.

Яэль стряхнула со своей сигареты весь пепел. Она догорела до фильтра. Сигарета Луки тоже затухала. Янтарное свечение на его лице умирало. Вырвав его из ее поля зрения.

– А какая вторая? – спросила она.

– Эта гонка – Гонка Оси 1956 года – моя. – В его голосе не было никакой угрозы. Только глубокая убежденность. – Я не дам тебе снова выиграть.

Сигарета Яэль сгорела. Сделка свершилась. Она похоронила окурок в его же собственном пепле и встала.

Лука не удосужился встать. Новые тени выросли на его лице, смыкаясь между ними, когда он смотрел на нее.

– Ты из опасной породы, Адель Вольф. Но я всегда готов к вызовам.

И затем наступила полная темнота. Убивая его сигарету с дымным шипением.