Глава 14

Два дня Яэль ехала одна. Каждый город, который она проезжала, был пуст, за исключением автозаправочных станций Гонки Оси, в которых разместились несколько загоревших арийских лиц. Песок утрамбовался у дверей домов как сугробы. Никто не жил на этом побережье годами. Согласно данным Райнигера, коренное население деревень было депортировано в трудовые лагеря в течение года после Великой Победы. Она ехала через мертвую землю.

Скорость Яэль на этом последнем участке пустыни была огромной, подпитываемая сверкающим взглядом Луки. Ножом Кацуо. Ее ночь в лагере была короткой. Она оставалась на дороге, пока не исчезли последние следы света и собрала свою сломанную палатку до того, как рассвет озарил восточные дюны. Топливо и вода были ее единственными остановками за день – драгоценные минуты, проведенные в городах-скелетах. Каждый раз, пополняя бензобак и фляги, она изучала дорогу позади нее. Сканировала горизонт на пыль и движение.

Они приближались. Она это чувствовала своими костями. Настоятельную необходимость оставаться впереди. И она была впереди. Ее «Цюндапп» первым достигнет Каира. Этот город, по крайней мере, процветал. Его воздух плыл пьянящими ароматами дизеля и благовоний. Сушеного навоза и тепла. Его улицы были запутанными и живыми: тяжелые тележки с гранатами и инжиром, коленопреклоненные верблюды, нетерпеливые внедорожники. Яэль лавировала между ними, как могла, вплоть до контрольно-пропускного пункта.

Должностные лица Гонки Оси не ждали ее. Судья, следящий за временем, сидел слегка ссутулившись, сонный, в кресле. Персонал «Рейхссендера» и японские журналисты сидели вокруг повидавшего виды карточного стола: шарфы обмотаны вокруг головы, бутылки минеральной воды истекают потом у их локтей.

Когда Яэль закатилась в полевой лагерь, выражения их лиц были, как у Луки: ошеломленные, затем решительные, когда они побежали за своими камерами. Судья, следящий за временем, почти выпал из своего кресла, когда бросился записывать ее время.

Адель Вольф: 5 дней, 6 часов, 11 минут, 28 секунд.

Яэль вытерла дни пыли со своего до сих пор перевязанного лица и посмотрела на числа. Менее недели, время в пути от Германии до Каира. Это был хороший темп. Отличный, на самом деле.

Но будет ли его достаточно?

У нее было два часа, десять минут, и двадцать восемь секунд, чтобы это выяснить.

Ответы Яэль на вопросы «Рейхссендера» были равнодушными, мертвыми. (Да, буря была ужасной. Да, конечно, приятно добраться до Каира первой. Нет, она не имела ни малейшего представления, что ее брат будет участвовать в гонке). Ее внимание было приковано к дороге, как только она сняла куртку, заменила бисеринки пота на лбу глотками минеральной воды.

Прошел час.

Она смотрела на улицу из-за карточного стола, оставляя своей бутылкой мокрый отпечаток на дереве в виде буквы O. Вынимая из миски сушеный инжир и финики. Скручивая концы светлых волос Адель (это может и успокаивало нервы Адель, но только не ее). Хоть что-то, чтобы заставить секунды идти быстрее.

Каждый шум двигателя, каждый визг колес вдали ускорял сердцебиение Яэль. Она все еще ожидала увидеть байк Луки, поворачивающий из-за угла. Или Кацуо верхом на его «Цюндаппе», полного решимости сохранить номер один перед своим именем. Но это были не они… не они… не они… Минуты проползали. Надежда вцеплялась все крепче и крепче в горло Яэль.

Ворота полевого лагеря оставались пусты. Два часа, десять минут, двадцать девять секунд.

Я впереди! Все те месяцы обучения на автобанах, коллекционирование километров и дорожной грязи… были не зря. Эти мысли ярко горели, когда Яэль смотрела, как судья, следящий за временем, пишет мелом имя Адель Вольф в верхний слот. Она подняла пустую бутылку минеральной воды, произнося тост в безоблачное небо: Поприветствуем же это!

Лука первым завернул за угол, весь покрывшийся пылью, когда его байк занесло на остановке. Щетина на его лице была неровной. Он так и не закончил бритье.

Лука Лёве: 5 дней, 6 часов, 21 минута, 2 секунды.

– Ты выглядишь смешно. – Яэль, все еще наслаждающаяся своим триумфом, не могла не подразнить юношу, когда он подошел к ее столу неловкими, выдающими ссадины шагами.

– Сказала девушка, на которой бинтов больше, чем на мумии. – Лука рухнул в кресло и бесцеремонно положил ноги на стол. Сапоги и пыль. – Где дорогой братец?

Яэль выловила финики из чаши. В те длинные часы, когда не было никого, кроме нее, неба и дороги, она усиленно пыталась не думать о Феликсе. Как он рухнул без боя. Как она просто оставила его – озадаченного – в море песка, с пульсирующим виском и сломанным байком.

Память мучила ее. Больше, чем должна была бы. Но сейчас он выбыл из гонки. Яэль только надеялась, что он не перегрелся внутри палатки.

– Я ему не нянька, – сказала она и ударила по финику.

– Ну, а он определенно кажется твоей нянькой. – Повязка исчезла с носа Луки, но он по-прежнему бережно его касался. Кончиками пальцев он убрал полоски пыли, обнажив фиолетовый синяк под ними. – Повезло, что у меня достаточно красивая внешность, чтобы позволить некоторую суровость.

– Я отлично справляюсь сама. – Яэль кивнула на доску, где мелом было написано время Луки. Второе место.

С рынка доносился хор сирен. Брызги семян и цвета, когда ящики с фруктами начали падать на землю. Все это было усыпано проклятиями поставщиков, когда Кацуо завернул за угол и промчался мимо хронометриста. Его байк остановился в самый последний момент, его передняя покрышка встала всего в нескольких сантиметрах от стола. Выхлопные газы ударили в лицо Луке и Яэль…

Цуда Кацуо: 5 дней, 6 часов, 24 минуты, 11 секунд.

Кацуо не смотрел на свои цифры. Его взгляд заострился на Яэль, когда он слез со своего байка. Это был взгляд охотника: жаждущий и злой за очками. Яэль встретила его, удержала, прокусив финиковую косточку так сильно, что боялась, что ее зубы могут сломаться.

Наконец, юноша повернулся. Вышел без слов.

– Ты теперь в центре внимания, фройляйн. Может, ты и отлично справляешься сама, но никто не проходит эту гонку самостоятельно. – Лука снял скрещенные ноги со стола, наклонился к ней. Ближе, ближе. Пока Яэль не почувствовала щетинки его небритой челюсти, густой аромат кожи его куртки. И хотя солнце над ними нещадно палило, Яэль ощутила, как мурашки запели у нее прямо под кожей, угрожая вырваться на свободу. Адреналин. Страх. Что-то еще.

Что-то большее.

Губы Победоносного были так близко к уху Яэль, что ему оставалось только прошептать:

– Скоро, очень скоро, я тебе понадоблюсь.