Маша не любила ездить в автомобиле ни с кем, кроме мужа. Если машину вел Леонид, она была спокойна, но другие водители, тем более таксисты, не вызывали у нее доверия. Таксистом сейчас любой может стать. А может, у него водительский стаж две недели? Или он больной, эпилептик?

Однако выбора не было: в гостях они собирались выпить, так что за руль Лелику нельзя. Маша посмотрела на мужа. Они были вместе уже много лет, но она до сих пор могла сказать, что не только любит Лелика – он ей по-настоящему нравится. Как человек, как мужчина.

Она была уверена, что в этом-то и состоит секрет их счастливого брака. Ведь любим мы, невзирая не недостатки внешности и характера, прощая измены, пьянство, лень, грубость, глупость. А когда тебе все в любимом человеке нравится – это необыкновенное везение.

Маше нравилась рассудительность мужа, его спокойная уверенность и надежность. Нравился его профиль – немного тяжеловатый, но мужественный. Нравились крупные руки, которые сейчас лежали на коленях, короткий ежик волос, запах кожи, смешинки в глазах…

Леонид заметил ее взгляд и обернулся. Приподнял бровь: «Все хорошо?» Она легко качнула головой: «Все отлично».

Когда люди долго живут вместе, им необязательно произносить слова вслух, чтобы понимать друг друга.

Маша поправила юбку, поглядела в окно. Скоро они будут на месте.

– Как ты думаешь, стоило Кате с ним сходиться? – тихо спросила она.

Леонид пожал плечами:

– Это ее решение.

– Разве это нормально, когда люди долго живут вместе, а потом один из них решает, что ему тесно в этих отношениях и он хочет попробовать, не будет ли лучше где-то еще? – не успокаивалась Маша.

С Катей говорить на эту тему не получалось: она ясно дала понять, что не допустит обсуждений. Автомобиль слегка качнуло на повороте, и Маша вцепилась в спинку кресла перед собой.

– Наверняка у него появился кто-то, просто он не стал говорить этого Кате. А когда роман закончился, прибежал обратно!

Леониду не хотелось говорить на эту тему. Диковинным образом любой разговор о чужих отношениях неизменно выруливал на их отношения с Машей. А это был тонкий лед.

Он знал, чего жена ждет на самом деле: чтобы он сказал, что поведение Артура ненормально и что сам Леонид так никогда не поступит. Разумеется, он это сказал – и Маша успокоилась, расслабилась, прижалась к нему.

Но правда была в том, что это верно лишь наполовину.

Да, сам он так не поступил бы: знал, что нашел свою женщину, не сомневался в этом. Но в то же время прекрасно понимал, что если бы не был в этом уверен, то ничто не удержало бы его от попыток найти лучшую долю.

В глазах женщин это предательство.

По мнению мужчин – поиски истины.

В одном Леонид был уверен на все сто: дело было не в том, что Артур решил сбегать налево. «Ходоком» муж Машиной подруги не был: общаясь с ним много лет, пусть и не став по-настоящему близкими друзьями, такими, как Катя с Машей, но все же приятельствуя, Леня хорошо знал Артура и не допускал такой мысли.

Они выбрались из низкой машины, которая едва не царапала брюхом асфальт, и направились к многоэтажке, где жили Катя и Артур. У подъезда им встретилась Вера Сергеевна – празднично одетая, оживленная, шумная, нагруженная пакетами и свертками, и дальше они пошли уже все вместе.

И Леонид, и Маша, глядя на Веру Сергеевну, думали об одном и том же: насколько же мало Катя похожа на свою мать. Просто удивительно.

Катя опасалась, что что-то может пойти не так, но праздник удался. Приготовленные ею блюда были безупречны – все ели и нахваливали. Ей удавалось направлять беседу в нужное русло, избегая опасных тем. Артур остроумно и добродушно шутил, Маша была мила и очаровательна, молчаливость Леонида уравновешивала болтливость Веры Сергеевны. Нужно сказать, мать вела себя превосходно: никаких дурацких шуток про «квадратную свадьбу» или пошловатых баек из жизни работников торгового центра.

Поняв, что ссор и склок не предвидится, к середине вечера Катя выдохнула и стала получать удовольствие от общения с близкими.

«А ведь это правда – у меня нет никого ближе. Самые родные люди собрались за этим столом, – подумала она. – Пожалуй, за это стоит выпить!»

– У меня тост! – провозгласила Катя, поднимая бокал с вином.

– Давай! А то только гости хорошие слова говорят! – откликнулась Вера Сергеевна. Раскрасневшаяся Маша улыбнулась подруге с другого конца стола.

Расходились ближе к десяти вечера. Маша и Леонид вызвали такси, и Катя с Артуром решили проводить их до машины. Мужчины собирались «подымить» у подъезда – оба курили, если случалось выпить.

Мать оставалась с ночевкой. Прислушавшись к себе, Катя решила, что рада этому. Может, сказалось наличие алкоголя в крови, а может, она была благодарна матери за тактичность, с которой та вела себя, но сейчас Катя, как никогда, чувствовала родство с нею, испытывала пронзительную, щемящую нежность. Хотелось посидеть рядышком, болтая ни о чем, просто помолчать, обнявшись. И угодить хотелось – сделать для матери что-то хорошее, доброе, попросить прощения – за прошлое, за будущее…

Но главное, это ведь Артур предложил ей остаться, а утром пообещал подвезти Веру Сергеевну до дому. В этом предложении, которого Катя никак не ожидала, во взгляде матери, который наполнился благодарностью и теплотой, тоже было что-то значительное, важное.

– Молодец он у тебя! – шепотом сказала Маша.

– Идите, провожайте гостей. Знаете, как говорят? Хороших людей надо на семь шагов от дома провожать!

– Чтобы не вздумали вернуться? – пошутил Леонид.

– Чтобы уважение оказать, – парировала Вера Сергеевна и добавила: – А я посуду помою! – И рванулась в сторону кухни.

– Нет-нет, мам, я сама! – быстро проговорила Катя. – А ты лучше…

Она замялась, но Артур пришел на помощь:

– Фотографии пока посмотрите. Из отпуска.

– Точно! – обрадовалась мать. Она обожала это занятие, могла разглядывать снимки часами.

Катя включила ноутбук, куда по обыкновению скачала все снимки, и объяснила матери, как нужно их просматривать.

– Разберусь, не дурнее паровоза, – сказала Вера Сергеевна, устраиваясь в кресле с ноутбуком на коленях. Верхний свет она погасила, оставив включенным лишь настенное бра в дальнем углу.

Выходя из комнаты, Катя обернулась. Она редко видела мать такой – умиротворенной, спокойной, никуда не спешащей. На лице ее лежал голубоватый отсвет, и оно казалось строже, но вместе с тем моложе.

– Не скучай, мам! – сказала Катя. Хотя ей хотелось сказать совсем другое. «Я люблю тебя».

Мать вскинула глаза и улыбнулась.

– Не буду. А вы не торопитесь. – И снова углубилась в свое занятие.

Катя вышла на лестничную клетку и тихонько притворила за собой дверь.

На улице было темно и прохладно. Фонари освещали замершие пустые автомобили, лавочки у подъездов, немногочисленных прохожих, спешащих по домам, собачников, что вышли прогуляться со своими питомцами.

В глубине двора, на детской площадке, еще играли самые неугомонные малыши, а их матери сидели на лавочке.

«Я тоже, может, скоро буду вот так сидеть, и смотреть на своего сына или дочку, и разговаривать с другими мамами про кормление и прививки!» – подумалось Кате.

Хотя ей пока сложно было думать об этом всерьез, мысль доставила удовольствие. Нет, сегодня определенно ее день. И отличный вечер.

Артур и Леонид курили легкие ароматные сигареты, Катя с Машей сидели на лавочке.

– Здорово посидели, – вторя Катиным мыслям, сказала Маша. – Душевно, весело.

– Ага. Вкусно было?

Маша закатила глаза и вздохнула, что должно было означать: «Спрашиваешь! Ты великий кулинар, что за вопрос!»

Леонид докурил сигарету и щелчком отправил ее в урну. Артур тоже выбросил окурок, коротко посмотрел на Катю и подмигнул ей.

Свет фонаря падал на его лицо, и она подумала, какой он все-таки красивый мужчина. Ее мужчина.

В груди что-то сладко сжалось, голова закружилась.

«Предвкушение всегда так чудесно…» – как-то вскользь, томно подумала Катя и представила, как Артур склоняется к ней и его четко очерченные губы прижимаются к ее губам. Она почти почувствовала руки Артура на своем теле, ощутила пьянящий жар в голове и в животе.

– А вот и наше такси! – громко сказала Маша, разрушая волшебство момента.

Все разом засуетились, засобирались, принялись громко говорить, бурно прощаться, уверять друг друга в том, как замечательно все прошло, и обещать встречаться такой компанией чаще.

Такси медленно выползло со двора, и Катя с Артуром пошли домой. В лифте их словно бросило друг к другу, и они целовались так страстно, неистово и отчаянно, будто это был последний поцелуй перед казнью.

– Мы как шестнадцатилетние подростки, – задыхаясь, проговорила Катя, – в лифте обжимаемся…

– Когда смотрел на тебя там, во дворе, только и думал, как… – Не договорив, Артур снова прижал ее к себе, но в этот момент лифт остановился и двери раскрылись.

Они оторвались друг от друга и вышли, держась за руки, как малыши-первоклассники. Около их двери стояла соседка. Увидев Катю с Артуром, Лилия Ивановна почему-то ахнула и вроде бы смутилась.

«Подслушивала, что ли?» – с оттенком брезгливости подумала Катя.

Она недолюбливала Лилию Ивановну за излишнее любопытство, неприятную хитринку во взгляде и длинный язык. Соседка была классической пенсионеркой-сплетницей, из тех женщин, что часами торчат у подъезда, перемывая кости другим жильцам.

Но сейчас Кате не хотелось думать о плохом, задавать неудобные вопросы, ставить Лилию Ивановну на место. Слишком хорошо было у нее на душе, и так хотелось сберечь в себе чувство покоя и радости, сознание того, как сильно она любит и любима.

Однако уже в следующее мгновение, сквозь счастливый дурман и легкое возбуждение на поверхность сознания прорвалась мысль: что-то случилось! Лилия Ивановна неспроста выбралась из своей квартиры. Тут же словно разбился стеклянный защитный кокон, в уши грянула какофония: кто-то кричал, что-то звенело, падало и …все эти звуки неслись из-за их двери!

– Уйди! Помогите! Люди! Уйди!

Женский голос, искаженный паникой, пронзительный, срывающийся на визг, был почти не узнаваем.

Артур выпустил Катину руку, в два прыжка оказался рядом с дверью, забарабанил по ней.

– Вера Сергеевна!

Катя, растерянная, оглушенная, так и осталась стоять возле лифта.

– Сижу у себя, слышу – шум! – торопливо, проглатывая окончания слов, заговорила Лилия Ивановна. – Думаю – батюшки! Никак убивают друг дружку!

Открылась еще одна дверь, оттуда высунулась голова с намотанным на волосы, наподобие тюрбана, полотенцем.

– Что тут у вас? – выходя в коридор, недовольно спросила молодая женщина, имени которой Катя не знала. Женщина с мужем недавно сняли эту квартиру.

– Думала, они ругаются, а они – вон где! – В глазах Лилии Ивановны читался ужас, смешанный с жадным любопытством. Она переминалась с ноги на ногу, будто пританцовывала. – Там-то кто?

– Уйди! Уйди! – летело из квартиры.

– Катя! Ключи! – выкрикнул Артур. – Быстро!

Резкий повелительный окрик заставил оцепеневшую, ничего не понимающую Катю встряхнуться. Она кинулась к мужу, одновременно пытаясь нашарить ключи в кармане кофты, которую накинула, выйдя провожать гостей.

– Мама! – прошептала она, трясущейся рукой протягивая связку Артуру.

– Мама! – подхватила Лилия Ивановна, округляя глаза. – Батюшки! Как же это…

Тюрбан закачался из стороны в сторону, его обладательница прижала руки ко рту.

Артур сунул ключ в скважину и силился повернуть его.

Кате вспомнилось, как она вот так же не могла открыть дверь, когда они вернулись из отпуска. Муж держал сумки, пока она возилась с замком, и тут, не ко времени, запел-заголосил телефон – звонила…

– Мамочка! – завопила Катя, бессильно ударив кулаком по двери. Та распахнулась, словно этого и ждала, и они с Артуром ввалились в прихожую.

Да так и замерли на пороге, ошеломленные увиденным. Краем сознания Катя понимала, что обе соседки топчутся за их спинами, пытаясь разглядеть хоть что-то. В воздухе плыли запахи меда и ванили – видимо, тюрбан размотался и свалился с головы соседки. С той поры этот сладкий аромат всегда ассоциировался у Кати с бедой, несчастьем, страхом.

В квартире теперь было неестественно тихо. Мать больше не кричала. Все двери оказались нараспашку. Посреди прихожей валялась корзина с цветами, которую сегодня принесли Маша с Леонидом.

Катя оставила квартиру погруженной в полумрак. Теперь же лампочки были зажжены везде, даже в ванной. Вера Сергеевна, видимо, не захотела оставить в доме ни одного темного уголка. Позже полицейские скажут, что несчастная женщина под влиянием чего-то, что ей мерещилось, бестолково металась по квартире – отсюда опрокинутые стулья, сдвинутый с места обеденный стол с остатками праздничного ужина, разбитий светильник, сорванные с гардин шторы. Все выглядело так, будто она убегала от кого-то, пыталась спастись, крича от ужаса.

В кресле лежал раскрытый ноутбук – с экрана счастливо улыбались Артур и Катя, запечатленные в обнимку на палубе яхты.

– Наверное, услышала что-то и встала. Положила ноутбук в кресло, пошла проверить, – позже говорил Артур, когда они с Катей пытались найти объяснение случившемуся.

Ворвавшись в квартиру, они бросились в гостиную, заглянули в спальню – пусто. В ванной тоже никого.

– Мама! – звала Катя, не получая ответа.

Она боялась найти мать лежащей на полу, в крови, истерзанную, недвижимую, но Веры Сергеевны нигде не было, и это давало надежду. Может, испугалась чего-то, забилась в угол, сидит и ждет, когда ее спасут?

Артур побежал в кухню, Катя – за ним. Больше искать было негде.

Но кухня оказалась пуста: Веры Сергеевны не было и здесь.

– Тогда где же… – Начала было Катя и осеклась, наткнувшись взглядом на белое, как сметана, потрясенное лицо мужа. Он смотрел на нее, не отводя глаз, и губы его подрагивали, кривились.

– Что? – выдохнула она, и тут увидела то, что секундой раньше заметил Артур.

– Катюша, – беспомощно проговорил он, протягивая к ней руки.

Она не заметила его жеста, сделала шаг и ухватилась за столешницу.

Окно было открыто – они всегда открывали его летом, в жару. Только вот москитной сетки не было. Ветерок трепал занавески. Ночная мгла свободно вливалась внутрь, будто черная болотная вода.

Сетка валялась внизу, под окнами.

Там же лежало и переломанное тело Веры Сергеевны.