9

Покой мне этой ночью и не снился, мне вообще ничего не снилось. Возможно, поэтому проснулся я утром свежим и отдохнувшим. Да-да, как бы удивительно это ни звучало, но ни похмелье, ни полученные накануне побои особых хлопот мне не доставляли. Да, одно ухо было чуть покраснее другого, да, скула чуть припухла, но никакой утренней помятости и головной боли не было и в помине. Уж не знаю, в чем тут дело: может, местный воздух благотворен для меня, а может, клин клином вышибают, и тот здоровяк своей молодецкой оплеухой невольно запустил во мне антипохмельный процесс, не знаю. Просто констатирую тот факт, что с утра я был свеж и полон сил.

Ну, а то, что начало происходить после моего раннего и, подчеркну, добровольного пробуждения, меня не так уж сильно удивило. Привыкать уже начал к тому, что спокойной жизни у князя Бодрова быть не может в принципе. По крайней мере, в Ивангороде.

Я заканчивал завтракать, когда во входную дверь настойчиво постучали. Гостей я не ждал, но и подвоха никакого не ждал тоже. Государь должен был прибыть лишь к обеду, старший царевич продолжал улаживать какие-то дела на границе с Силирией, а до их прибытия вряд ли кто-то мог доставить мне какие-то глобальные проблемы. Тот же всемогущий Глазков хотя и дал понять, что продолжает наблюдать за мной, но без указания свыше ничего предпринимать не станет. Буйные головы вроде Сахно попритихли, наученные его горьким опытом, а больше я ниоткуда опасности не ждал. Вернее, не знал, откуда ее можно ждать.

Что что-то идет не так, стало ясно по шуму в прихожей и сдавленному вскрику отправившегося отпирать двери слуги Семена. Игнат с проклятьями бросился в угол гостиной за шпагой, я крепче сжал в одной руке вилку, в другой столовый нож. Невесть что за оружие, но другого под рукой не оказалось, и это стоило принять к сведению.

В комнату вошли три солдата и унтер в форме Зеленодольского пехотного полка, причем один из рядовых держал за ухо моего слугу. Следом за ними появилось и главное действующее лицо этого представления – полковник того же самого полка. Знаком я с ним не был, но слышать о князе Григорянском уже приходилось. Был он богат, красив, далеко не глуп, но отличался чрезвычайно высоким мнением о себе любимом. И что немаловажно, Григорянские, так же как и Бодровы, были потомками удельных князей, то есть тоже являлись какими-то там дальними родственниками царствующей фамилии.

Выглядел князь Василий весьма раздраженным, если не сказать взбешенным. Верхняя губа, украшенная щегольскими усиками, подрагивала, темные глаза метали молнии, тонкие брови нахмурены. По моим прикидкам был он старше меня лет на пять, чуть повыше ростом, но с уже явно обозначившимся брюшком, что характеризовало его скорее как любителя вкусно поесть, нежели как любителя физических упражнений. Впрочем, это всё было очень условной оценкой.

Едва я понял, кто передо мной, стала ясна и причина этого нахального утреннего вторжения. Аукнулось мне вчерашнее столкновение с его людьми. Но это уже явный перебор, товарищ Григорянский, не того ты масштаба фигура, чтобы такие «наезды» на меня устраивать.

Кровь ударила в голову, и я лишь огромным усилием воли заставил себя сдержаться. Только наградил выкручивающего ухо Семена солдата тяжелым многообещающим взглядом.

– Сейчас же. Отпусти. Моего слугу, – потребовал я, выделяя интонацией каждое слово.

– Они подчиняются моим приказам, Бодров, – насмешливо сказал Григорянский, подходя ближе к столу.

– Игнат, пистолет! – не оборачиваясь, я протянул назад левую руку, и Лукьянов шустро вложил в нее заряженный пистолет.

– Ты не посмеешь, – князь небрежно махнул рукой, однако его подчиненные обеспокоенно переглянулись, а тот, кого я продолжал буравить взглядом, ослабил хватку.

– Я в своем праве, – холодно ответил я и, вытянув вперед руку, спустил курок, – вы ввалились ко мне домой без спроса.

Грянул выстрел, на зеленодольцев посыпалась выбитая пулей из стены штукатурка, а я невозмутимо протянул разряженный пистолет назад Игнату:

– Следующий! А вас, господа зеленодольцы, предупреждаю, что следующую пулю запущу в лоб этому молодцу!

Не ожидавшие такого приема люди Григорянского явно были впечатлены, и только присутствие их командира не позволяло им с чистой совестью ретироваться. А вот мой слуга обрел свободу и быстренько перебежал ко мне за спину.

– Всем, кроме князя, выйти в коридор и дверь за собой прикрыть! – скомандовал я, вновь наводя на непрошеных гостей пистолет.

Нет, я в девяностых годах братков по улицам трещавшей по швам страны не гонял, маловат был. Зато с приблатненными малолетками, во всем старавшимися походить на коротко стриженных перекачанных героев того времени, сталкиваться приходилось. И я отлично понимал, что перед этой публикой ни в коем случае нельзя дать слабину. Никаких вежливо-корректных разговоров, никаких логических построений и призывов к здравому смыслу, только сила. По-другому они не понимают. Сейчас просто необходимо показать, кто в доме хозяин, лишь потом можно будет общаться.

Солдаты обеспокоенно переглянулись между собой, а унтер-офицер вопросительно посмотрел на князя. Тот нехотя кивнул головой.

Кто бы мог подумать, что мне пригодится именно опыт общения с гопниками из моего параллельного мира! А я-то переживал, что, фактически попадя в прошлое, никак не могу воспользоваться никакими знаниями! Смех да и только…

– Игнат, Семен, выйдите, – добившись ухода солдат, я посчитал, что правильнее будет разговаривать с Григорянским с глазу на глаз, и, как только за моими людьми закрылась дверь, обратился уже к нему напрямую: – Слушаю тебя внимательно, Василий Федорович. Да ты присаживайся, в ногах правды нет.

– Ты напал на моих людей! – проигнорировав и мое предложение, и миролюбивый тон, с ходу заявил Григорянский. – Они не выполнили мое поручение, вследствие чего я не сдержал слова, данного одной наглой особе. А я всегда держу свое слово!

– Вообще-то я шел на балкон подышать свежим воздухом, – попытался оправдаться я, – и это они на меня напали.

– Не нужно шляться где попало по ночам и, тем более, не нужно мешать моим людям!

Всё понятно, случай клинический, излечению не подлежит. Господин Григорянский у нас принадлежит к породе упертых дуболомов, считающих себя вершителями судеб и свято верующих в свою непогрешимость. Никакими логическими доводами такого не переубедить. Осталось только выяснить: пришел ли он просто ругаться и запугивать или хочет дуэли.

– Князь, ты сам себя-то слышишь? Понимаешь, о чем говоришь? Ты натравил своих людей на графиню Ружину! Троих здоровых мужиков на одну беззащитную женщину! Мало того, твои подручные напали на меня, князя и полковника царской армии! И сделали это не по незнанию!

– Ружину нужно было проучить! – продолжал гнуть свою линию Григорянский.

– Блестяще! – я картинно поаплодировал. – Просто блестяще! Ничего умнее в голову не пришло, кроме как отправить своих разбойников порезать ей платье?

– Ты не заговаривайся, Бодров! И в дела мои не лезь!

– Григорянский, чего ты хочешь? Чего ты приперся, что тебе нужно от меня? – ей-богу, продолжать разговор было бессмысленно, мы словно на разных языках разговаривали.

– Сатисфакции, Бодров, чего же еще? – и в мою тарелку плюхнулась заранее стянутая с его руки перчатка.

– Вот как?

– Конечно, если ты не хочешь извиниться, – князь произнес это так надменно, что даже если бы я и хотел извиниться, то тут же передумал бы. – Но сделать это придется при моих людях!

Просто какой-то хрестоматийный персонаж, олицетворяющий надменную глупость. А ведь мне его характеризовали как весьма неглупого человека. Ошибочка? Или есть какой-то подвох? Впрочем, какая разница? Он тут наговорил уже столько, что исключил любые пути для мирного разрешения конфликта.

– Не придется, Григорянский, не придется, – я брезгливо, двумя пальчиками выудил перчатку из салата и бросил обратно хозяину, выпачкав тому мундир и заставив позеленеть от злости. – Тянуть не будем, прямо сейчас идем на задний двор и решим наш вопрос.

– Я убью тебя, Бодров! – прошипел мой оппонент.

– Всенепременно!

Спустя четверть часа я в сопровождении Игната и Афанасия вышел на задний двор дворца. Место было не то чтобы укромное, но, по крайней мере, гораздо менее посещаемое по сравнению с подходами к парадной лестнице. Кузьмич появился в самый последний момент, был изрядно возбужден и разрывался между желанием как можно скорее донести до меня какую-то новость и нежеланием отвлекать меня в ответственный момент. Но я и сам уже был полностью сосредоточен на предстоящем поединке, следовательно, любым новостям вольно или невольно придется подождать.

Григорянский появился в сопровождении трех офицеров своего полка. В связи с чем возникал интересный вопрос: сколько зеленодольцев проживает в Крепости? Эти вояки вообще на службу отвлекаются или их служба заключается в постоянном нахождении близ своего командира? Как-то попахивает использованием служебного положения в личных целях.

Кстати, одним из офицеров оказался тот самый Миша-здоровяк, с которым мне довелось свести столь близкое знакомство накануне вечером. Глядя на него, я демонстративно приложил ладонь к пострадавшему вчера уху. Медведь сделал вид, что не смотрит на меня. Хорошо, потом поговорим.

– Ну что, Бодров, готов к смерти? – Григорянский наигранно хохотнул.

Вот он сейчас думает, что подобной «шуткой» запугивает меня, выводит из состояния душевного равновесия. А по мне, так это он сам в себе не уверен, вот и пытается настроиться, накрутить себя.

– Хватит болтать, князь, – ответил я, разминая кисти рук, – начнем, а то у меня сегодня еще много дел.

– Где твои секунданты?

– Мне достаточно Лукьянова, – я кивнул в сторону одетого по форме Игната.

– Но он не дворянин!

– Мне плевать.

– Сильно же тебя по голове били, Бодров, на твоем севере, – в голосе противника даже послышались сочувствующие нотки. – Раньше бы ты с пеной у рта требовал себе секунданта званием не ниже капитана или титулом не меньше графа.

– Я поумнел с тех пор, – скромно ответил я, сбрасывая с себя камзол.

Однако конец октября на дворе, сыро, промозгло. Того и гляди, ночные морозы ударят, а там и до зимы недалеко. В общем, находиться на улице в одной рубашке было очень неуютно. Придется побольше двигаться, не застаиваться на месте. Можно считать погоду дополнительным стимулом для активного ведения поединка.

Вскоре все формальности были улажены, и от одного из зеленодольцев прозвучало резкое:

– Ан гард, господа!

Мы синхронно отсалютовали друг другу и стали в позицию. Ну, понеслось!

Григорянский сделал шаг вперед и обозначил прямую атаку в плечо. Только обозначил, потому что нанести укол не позволяла дистанция, да и в общем движение было не резкое, осторожное, рассчитанное на прощупывание моей реакции, а не на поражение. Я ответил связкой парад-рипост (защита-ответ), целя в верхний внутренний сектор, а если точнее – в грудь. Противник парировал с ответом опять в плечо, я отбился и попытался поразить запястье руки с оружием. Князь развернул кисть, и острие моего клинка звякнуло о вражескую гарду, после чего я быстро разорвал дистанцию.

Шаг вперед, шаг назад, притоп – с обеих сторон идет игра дистанцией. Равно как и игра оружием: кисти рук поворачиваются влево-вправо, вверх-вниз, застывают на мгновение, чтобы тут же снова включиться в этот аритмичный танец. Клинки с легким звоном скрещиваются раз, другой, третий, скользят, переносятся с левой стороны на правую относительно друг друга, сплетаются в попытке взять под контроль соперника, чтобы выиграть мгновение для своей атаки.

Григорянский отступает на шаг назад и опускает руку с оружием – то ли приглашает атаковать, то ли пытается усыпить мою бдительность, а прищуренные глаза при этом цепко следят за каждым моим движением и ищут бреши в обороне. Князь уверен, что успеет взять защиту при моей атаке и подловить меня на неточном движении. Что ж, давай проверим, только немного не так, как ты ждешь.

Я резко дергаюсь всем телом, делая вид, что срываюсь в атаку. Противник мгновенно реагирует поднятием шпаги, и вот тогда я сокращаю дистанцию, подбиваю его клинок вверх и молниеносно колю в плечо. После чего отскакиваю назад, уклоняясь от запоздалого удара в руку, и тут же наказываю соперника за слишком амплитудное движение резаной раной предплечья.

Ругнувшись, полковник Зеленодольского полка отпрянул назад. На предплечье он предпочел не обращать внимания, но вот плечо зажал левой рукой – видимо, укол оказался чувствителен. Впрочем, длилось это лишь несколько секунд, после чего князь поспешил принять боевую стойку, делая неуместными предложения о прекращении поединка.

На этот раз он решил прибрать инициативу к рукам и активно пошел вперед. Несколько раз подряд Григорянский атаковал меня в верхнюю часть тела, после чего резко перенацелился на мою ногу. Но все эти действия не вызвали у меня каких-либо затруднений, всё было слишком просто, предсказуемо и не очень быстро. Уж не знаю, раны ли сыграли тут свою роль или я просто быстрее оппонента. Главное – не терять бдительность, не расслабляться раньше времени.

В следующей схватке мне удалось поймать противника в контратаке. Уловив начало его атакующего движения, я двинулся навстречу и, сбив батманом клинок влево, провел укол в правую грудину. Князь машинально отмахнулся, я парировал и попытался еще раз достать предплечье, но тут уж он был начеку.

Последовали еще две-три вялых сшибки, после чего я попробовал поразить Григорянского в выставленную вперед ногу, но не попал и вместо этого сам получил резаную рану плеча. Хорошо, что не сильно, на излете, но все равно неприятно.

Воодушевленный своей удачей, князь решается на атаку «стрелой» – вытянув руку со шпагой, совершает прыжок вперед. Неожиданно и опрометчиво, если не сказать – безрассудно! На мой взгляд, применение противником этого приема никак не диктовалось ходом поединка. Я парировал со смещением в сторону и в следующий момент оказался слева от пытающегося остановиться соперника, а потому имел отличную возможность насадить его на свою шпагу. Однако в самый последний момент я развернул клинок и ударил его по левой лопатке плашмя. Полковник дернулся всем телом, но не остановился. Мне пришлось присесть, чтобы пропустить над головой его отчаянную отмашку. В следующую секунду острие вражеского клинка просвистело в опасной близости от моего лица, в ответ на что я в быстром выпаде еще раз нанес укол в правое плечо противника. На этот раз князь даже вскрикнул от боли, и всем всё в этом поединке стало ясно.

– Довольно, господа, довольно! – вразнобой закричали все трое секундантов Григорянского. – Довольно! Остановитесь!

Одного взгляда, брошенного на оппонента, мне оказалось достаточно, чтобы понять: он ни за что первым не заговорит о сдаче. Будет молча умирать, даже если его станут резать на куски. С одной стороны – достойно уважения, с другой, учитывая абсолютную ничтожность повода к дуэли, – несусветная глупость. Подтверждая мои догадки, Григорянский перехватил шпагу в левую руку и встал в боевую стойку.

– В самом деле, князь, – я еще не знал, как на мое возвращение отреагирует царь-батюшка, а потому, в ожидании встречи с ним, мне не хотелось отягощать свой послужной список смертью или тяжелым ранением князя Григорянского, – нам бы врага вместе рубить, а мы меж собой грыземся.

– Если потребуешь прилюдных извинений, то я лучше умру, – медленно произнес в ответ противник, утирая рукавом сорочки пот со лба.

– Кто бы сомневался, – усмехнулся я. – Не нужны мне твои извинения, Василий Федорович. Нужно, чтобы ты и твои люди просто проявили уважение к одной молодой особе.

– Ты о Ружиной, что ли? – Григорянский даже опустил шпагу от удивления. – Да ты знаешь, что она творит?

– Догадываюсь, князь, догадываюсь. Ты только не забывай, что, по сути, она просто девчонка, только что лишившаяся отца и брата. Она просто не знает, что делать, ей не на кого опереться. А у нас вместо поддержки она встречает лишь зависть и презрение. Неправильно это.

– Да ты же сам ее приживалкой прозвал!

– Каюсь, дураком был. Теперь поумнел!

– Чего ты конкретно хочешь, Михаил Васильевич? – о, прогресс в отношениях, впервые он меня по имени-отчеству назвал.

– Да всё просто, Василий Федорович. Хочу исправить ситуацию, в которую Наталья попала, в том числе и по моей дурости. Не нужно никаких дружеских отношений, просто оказывайте ей уважение. То, что наследница корбинской земли чувствует себя в Ивангороде изгоем, это неправильно.

– Думаешь, это что-то изменит?

– Если ты со своими людьми да я со своими начнем демонстрировать свое уважительное отношение к Ружиной, да еще царевич Алексей к нам присоединится, куда ж остальным деваться? Побегут, как миленькие, дружбы у графини искать.

– Исполню, раз уж проиграл, – князь невесело усмехнулся, – хотя и не совсем понимаю твои мотивы. Но ты всегда был странным, спишем это на очередную твою странность.

Григорянский испытующе смотрел на меня, словно ожидал реакции на свою последнюю фразу. А вот не дождется! Обидеться я не обиделся, это для местных такая острота на грани фола, а для моего времени – всего лишь банальная повседневность. Но и шутить в ответ не буду, не друзья мы с Григорянским, даже пока не приятели, особенно если вспомнить, что час назад он вломился ко мне со своими солдафонами. А как дальше сложится, посмотрим. Поэтому я просто протянул ему руку, и мы скрепили рукопожатием окончание дуэли.