— Это возмутительно! Вы опоздали на целых пятнадцать минут! — поздоровался с Майлзом начальник секретной службы Ватикана Антонио Палардо.

— С моей коллегой случился приступ. Я был вынужден сопроводить доктора Мейерс в больницу, поскольку у нее нет родных и близких, — волнуясь и краснея, оправдывался Шон.

Антонио Палардо показался ему не особенно приветливым, как и все бывшие военные и полицейские. С мраморным выражением лица он сухо представился и заставил ученого второй раз пройти через рамку металлодетектора, забывшего впопыхах выложить из кармана ключи. По дороге в кабинет понтифика он объяснял на ходу, загибая пальцы на обеих руках, основные правила поведения с наместником Бога на Земле во время предстоящей беседы. Майлз запомнил всего семь из них:

«1. Не позволять себе фамильярного отношения к Папе Римскому. Обращаться к нему строго — Ваше Святейшество, а не Папа, сеньор, мистер, сэр и тому подобное.

2. Не лезть к нему с поцелуями в порыве проявления христианской любви к ближнему, иначе мне придется „поставить вас на место“.

3. Стараться не чихать и не кашлять, а если уж невтерпеж, то в строго противоположную сторону от Папы.

4. Не перебивать понтифика, пытаясь удивить его своими глубокими познаниями библейских текстов, а также сомнительными подробностями из жизни Христа, почерпнутыми из апокрифов. В особенности не спрашивать, что он думает по поводу характера отношений между Иисусом и Марией Магдалиной, а также, почему он до сих пор не предал анафеме Дэна Брауна, спекулирующего на глубоких религиозных чувствах христиан.

5. Не глазеть на него неотрывно с идиотским, умиленным выражением лица.

6. Не пытаться взять у него автограф и не просить прикоснуться к вашему нагрудному крестику.

7. Не давать обещаний перевести все свои сбережения на личный банковский счет понтифика и исправно в дальнейшем платить ему десятину. Этот вопрос можно обсудить с камерарием по окончании аудиенции».

Переступив порог, Майлз удивился простому убранству хорошо освещенной комнаты с широкими арочными окнами, выходящими на ухоженный сад, разбитый во внутреннем дворе резиденции. В кабинете не было ничего лишнего, но вместе с тем чувствовался изысканный вкус и композиционная завершенность строгого классического стиля. Все предметы внутреннего убранства были на своих местах. Растерявшись от волнения при виде дремлющего в кресле понтифика, молодой ученый принялся рассматривать картины великих итальянских мастеров.

Заметив, что камерарий задумался о чем-то своем, отец Винетти поспешил первым доложить о прибытии гостя:

— Ваше Святейшество, позвольте представить вам доктора Майлза из университета Торонто.

Понтифик приподнял голову и лишь слегка кивнул в ответ. Смотритель архива дал понять ученому, что можно присесть, и предложил ему чашку зеленого чая, который уже успел остыть. Аромат мяты немного успокоил учащенное сердцебиение, но не настолько, чтобы избавить Шона от волнения. Майлз постарался расслабиться, приготовившись к вопросам. Папа посмотрел на настенные часы, которые представляли собой целое произведение искусства с библейским сюжетом вертепа, и, выдержав небольшую паузу, первым обратился к ученому:

— Все чаще и чаще люди опаздывают ко мне на встречу.

Шон открыл рот, чтобы извиниться, но Папа перебил его.

— Я знаю, что в этом нет вашей вины. В Риме стало невозможно планировать время нахождения в дороге из-за пробок, поэтому опоздания теперь уже в порядке вещей.

Взглянув на камерария, он продолжил:

— Кардинал Сантори говорит, что город наводнили дешевые корейские автомобили, розданные в кредит даже тем, кто не имеет водительских прав, так что очень скоро мы будем надевать респираторы, как японцы в Токио.

Доктор Майлз вежливым кивком головы поприветствовал кардинала, сообразив, что Папа в ходе разговора уже представил своего секретаря.

— Сегодня утром я, как обычно, перечитывал Библию и снова невольно задумался.

Секунд на шесть возникла пауза, а затем понтифик продолжил:

— Для чего Господь сделал сердце фараона упрямым, и тот не позволял сынам Израиля уйти из Египта? Только ли для того, чтобы явить все эти знамения и чудеса, или Всевышний преследовал еще какую-то цель? — спросил понтифик, изучая наполовину прикрытыми глазами гостя.

Шон сразу почувствовал себя неуютно. Он понял, что святые отцы решили ему устроить экзамен. Ему меньше всего сейчас хотелось доказывать, что докторскую степень ему присвоили заслуженно, а не за красивые глаза или за деньги, но из уважения к Папе он все же ответил:

— Ваш вопрос входит в обязательную программу обучения второкурсников нашего университета. С вашего позволения, я буду использовать поменьше прилагательных и говорить кратко.

Отец Винетти слегка покраснел. Он никак не ожидал от Майлза такого категоричного начала беседы.

— Бог хотел показать фараону, что может при желании лишить человека свободы выбора, и тот не в силах будет повлиять на ход событий, происходящих в его жизни. Он может удержать человека от раскаяния, и тот умрет, так и не пожалев о своих злодеяниях. В конечном счете мы не в состоянии постичь, почему Он кому-то дает шанс и наказывает, — чтобы человек исправился, а другого укрепляет в своих заблуждениях и душевной слепоте, — ответил Шон, глядя в окно.

Кардинал Сантори слегка прокашлялся и, удивленно приподняв бровь, спросил:

— То есть, другими словами, вы учите студентов тому, что Господь вынуждает человека грешить?

Шон развел руками, хотел что-то сказать, но затем передумал. Весь разговор изначально скомкался и пошел совсем не так, как он себе представлял. Залившись краской, он залпом выпил почти весь чай. Первым, что пришло ему на ум, было встать из-за стола и, поблагодарив за гостеприимство, попрощаться. Но, вспомнив о Марте, он понял, что, кроме католического священника, обряд экзорцизма провести будет некому. Собравшись с мыслями, он все же нашел более-менее подходящий ответ на каверзный вопрос кардинала:

— Когда еврейский народ погряз в грехе идолопоклонства, Всевышний передал Свое послание через пророка Йешаягу…

— Вы имеете в виду пророка Исайю, — уточнил отец Винетти.

— Да… я преподаю студентам иудаизм и стараюсь произносить имена ветхозаветных праотцов и пророков предположительно так, как они должны были звучать на самом деле, поэтому мне тяжело с ходу перестроиться на привычные для христианского уха искаженные версии.

Кардинал слегка скривился в недовольной ухмылке, расценив слова теолога-иудаиста не иначе как камень в огород всего христианского мира.

Шон привык к похожим ухмылкам, которые вообще никогда не сходили с лиц представителей Теологической комиссии Ватикана во время его выступлений на международных конференциях, поэтому он спокойно продолжил свою мысль:

— Так вот, мы находим в его пророчествах следующие слова: «…ожирело сердце народа этого, и оглохли уши его, и глаза его закрыты, чтобы не увидел он глазами своими и не услышал ушами своими, и чтобы не поняло сердце его, и не вернулся бы он к Господу и не исцелился».

Понтифик еще сильнее прищурил глаза, внимательно сканируя молодого ученого.

— Аналогичная идея заложена в послании пророка Элиягу, простите, — Илии, к еврейскому народу. Характеризуя вероотступников своего времени, он сказал: «…и обратил Всевышний их сердца вспять». Я полагаю, приведенные мною высказывания дают исчерпывающий ответ на ваш вопрос, кардинал… э…

— Кардинал Сантори, но вы должны ко мне обращаться согласно церковному этикету: «Ваше Высокопреосвященство», — уточнил секретарь Папы, недвусмысленно дав понять рассеянному гостю, что в Ватикане фамильярность недопустима.

Доктор Майлз заретушировал забывчивость натянутой улыбкой и решил закруглиться с ответом:

— Идею, заключенную в словах этих великих пророков, можно сформулировать одним предложением: «Если человек сознательно упорствует в своем грехе, систематически отвергая вразумления, ниспосылаемые Небесами, то Всевышний, в конце концов, лишает грешника возможности раскаяться и быть прощенным».

Возникла неловкая пауза. Отец Винетти слегка прокашлялся. Он разделял точку зрения доктора Майлза, поскольку в жизни все именно так и происходило, но, конечно же, не мог признать это вслух, да еще и в присутствии Папы, поэтому лишь вежливо возразил:

— Я полагаю, вам как теологу хорошо известно о христианской доктрине всепрощения, которая учит тому, что у человека вплоть до смертного одра остается возможность встать на путь истины и покаяться в своих грехах. И никто не может отказать ему в этом.

— Пока человек жив, он вправе сделать свой выбор: упорствовать ему дальше, отвергая Христа, или все же принять его в свое сердце и быть спасенным, — добавил Сантори.

Майлз не хотел дальше углубляться в этот вопрос, поскольку он был основополагающим в христианской религии. Он молча налил себе чай.

Задумавшись, Папа бросил взгляд на вечнозеленые деревья за окном. Глянцевые листья под легким дуновением ветра лениво раскачивались и переливались, отражая солнечный свет и радуя глаз своей свежестью.

«Странно, почему именно он. Впрочем, кто знает? Человек видит лишь то, что видно глазу, а Господь видит то, что в сердце».

Молодой преподаватель университета на первый взгляд явно не дотягивал, чтобы называться Божьим Избранником — человеком, который, по мнению понтифика, должен был быть не иначе как святым пророком с просветленным взглядом и, желательно, с посохом. Согласно пророчествам, непосредственно от него зависело рождение Антихриста и, как следствие, жизнь многих миллионов верующих. Но, веря в трезвый ум отца Винетти, всегда скептически относившегося к разного рода «научно обоснованным» теориям и лжезаявлениям о том, что Антихрист уже среди нас, и он — не кто иной, как президент Обама, Папа все же решил предоставить возможность молодому ученому до конца раскрыть себя:

— Ну что же, доктор Майлз, вы дали исчерпывающий, а главное — искренний ответ на мой вопрос.

Понтифик перевел взгляд на картину, на которой был изображен допрос Иисуса первосвященником Каиафой. Не отводя глаз от нее, он почти шепотом сказал:

— Все мы, кто раньше, кто позже, проходим по дороге изнурительного паломничества через тревогу, смятение и страх за свой завтрашний день. От страданий еще ни один человек не был избавлен — ни бедный, ни богатый. А готовы ли вы принять их как должное, при этом осознавая, что страдаете незаслуженно, а по причине, известной только одному Богу?

В возникшей тишине отчетливо проявился едва слышный шум от кондиционеров, нагнетающих прохладный воздух в кабинет.

— Исходя из ваших церковных канонов, человек не имеет права спрашивать Бога о причине своего незаслуженного, на его взгляд, наказания. Он должен принять его со смирением в надежде на то, что Господь вознаградит его впоследствии сторицей. Не знаю. Лично у меня эта идея пока что не укладывается в голове. Я считаю, что сын вправе и должен спросить Отца, чем он Его огорчил. А иначе напрашивается вывод, что ему это попросту безразлично.

— Смиренномудрие христианских святых мучеников — это непередаваемый духовный опыт, приобретенный в результате множественных сражений с дьявольскими искушениями, — сказал падре Винетти, подчеркивая тем самым, что перед ними сидит всего лишь обычный преподаватель университета и его нельзя строго судить.

— Согласен с вами, падре. Я не святой, да и вряд ли я когда-нибудь им стану, чтобы безропотно принимать от Бога как доброе, так и злое. Я ничего такого не сделал, чтобы получать от Него злое. Вот, собственно, и все. Больше мне добавить нечего.

Понтифик удивился этому искреннему, живому ответу. Он не привык слышать голос, идущий от сердца у тех, кто желал добиться его расположения. Будучи осведомленными, что Папа всеми возможными способами борется за сохранение имиджа традиционного католицизма во всем мире, даже сильные мира сего старались использовать в беседе с ним только бесспорные доктрины христианской догматики. И хотя Майлз ничего предосудительного вроде бы и не сказал, все же Папа почувствовал легкий оттенок бунтарства, исходящий от молодого ученого.

«Откуда у него эта сила и уверенность, неужели он действительно посланник… Нет-нет… Господь дал бы мне знак. А вдруг это искушение, посланное Сатаной, чтобы ввести нас в заблуждение и опозорить на весь мир этим ритуалом»? — одолевали сомнения понтифика.

— Считаете ли вы вероятным, что видение, посетившее вас в пещере, могло быть всего лишь ярким сном? — решил воспользоваться паузой Сантори.

— Разумеется, считаю, но что от этого меняется?

— Ну как что, тогда все сказанное вами — не более, чем плод вашей фантазии. Мы, конечно же, примем информацию о вашем восхождении на Небеса к сведению, но вы у нас будете уже сто четвертым посланником Бога только в этом году, — расставил все по своим местам кардинал, желая побыстрее прекратить этот «балаган», начатый отцом Винетти.

Это было последней каплей в чаше терпения Майлза. Он встал из-за стола. Чувствуя себя оскорбленным сомнениями, которые сквозили в вопросах Папы, и грубостью камерария, он все же выдавил из себя подобие улыбки и спокойно сказал:

— Если это все, ради чего вы меня к себе пригласили, то позвольте откланяться. Мне было приятно пообщаться с вами, но, к сожалению, мне пора вернуться к делам, не терпящим отлагательств. В конце концов я выполнил свой долг и передал вам пергамент.

Отец Винетти залился краской. Он никак не ожидал, что кардинал Сантори сознательно сорвет встречу с Избранником одной лишь фразой, вставленной в то время, пока Папа обдумывал решение. Словно прочитав на его лице эти мысли, понтифик достаточно строго обратился к своему секретарю:

— Кто разрешил вам принимать решения вместо меня и от имени Ватикана делать заявления?

— Но я ведь только хотел… — попытался оправдаться камерарий.

— Прошу вас, доктор Майлз, присядьте и извините моего секретаря за поспешные выводы и предвзятое отношение. Он не знает о том, что произошло в архиве, и о результатах радиоуглеродного анализа пергамента.

Кивком головы понтифик дал понять Палардо, чтобы тот вывел на плазменный экран вчерашнюю запись, сделанную камерами видеонаблюдения. Перемотав в ускоренном режиме сцену со смеющимися охранниками, Антонио нажал кнопку воспроизведения с того момента, когда Майлз начал читать текст. В тот момент, когда огненные языки опустились с потолка и принялись вращаться вокруг ученого, превратившись в раскаленные кольца, все увидели какие-то размытые полупрозрачные фигуры с подобием плазменных мечей в руках, окружившие его со всех сторон. У кардинала округлились от изумления глаза. Он понял, что явно перегнул палку и теперь отношение понтифика к нему резко изменится. Папа терпеть не мог грубость и унижение человеческого достоинства, тем более, если они исходили от лиц духовного сана.

Шон удивился не меньше кардинала. Он не видел эти загадочные фигуры и теперь с живым интересом рассматривал их.

— Странно, я бы предположил, что это серафимы, но они полупрозрачные и без крыльев, и эти мечи, как из «Звездных войн». А может, у вас в архиве просто живут привидения? — спросил Майлз, но, увидев, что лица служителей Божьих остались серьезными, понял, что им не до шуток.

Приняв решение, но не обронив ни единого слова, Папа указал взглядом смотрителю архива на небольшой кейс, в котором поддерживались постоянная температура и влажность. Падре очень бережно вытянул из него пергамент с Шем ха-Мефорашем. Он уже был обработан укрепляющим составом, приготовленным по древнему рецепту, который художники-реставраторы Ватикана передавали своим ученикам на протяжении многих поколений и держали его в строжайшей тайне.

«Надо же, прошел всего один день, а они уже успели привести его в порядок. Вот бы Марта удивилась такой скорости».

Прочитав мысли Майлза, смотритель архива улыбнулся и внес ясность:

— К счастью для всех нас, именно вы, сами того не ведая, спасли этот пергамент от полного разрушения.

— Но ведь я просто-напросто вложил его в самый обыкновенный конверт с денежными купюрами, и ничего более.

— Полагаю, вам известно, что ни один документ, находясь в естественных природных условиях, даже будучи защищенным от дождя, ветра и резкой перемены температур, не смог бы сохраниться в течение трех с половиной тысяч лет. И лишь только благодаря герметично закрытому саркофагу пергамент, вложенный в хошен, кое-как дотянул до наших дней.

— Ну и в чем же в таком случае заключается моя заслуга?

— Если бы вы, не приведи Господь, положили этот конверт в дорожную сумку или просто в книгу, то пергамент просто рассыпался бы на следующий день на мелкие кусочки от пересыхания. Но поскольку вы, не долго мудрствуя, засунули его в свой внутренний карман, он постепенно напитывался влагой вашего тела через конверт, что в сочетании с теплом и создало идеальные условия для укрепления структуры растительных волокон. Ну а денежные купюры забирали излишнее количество влаги на себя.

— Надо же, как все просто, — напомнил о себе Палардо.

— В силу объективных причин я вам вчера многое не мог рассказать, но теперь, когда Его Святейшество позволил это сделать, вы должны знать, что в настоящее время происходит вокруг вас, — перешел к делу отец Винетти.

Он открыл книгу Разиэля на заранее выбранной странице с предположительным текстом благословения и придвинул пергамент ближе к ней.

— Не замечаете сходства?

— Да, действительно, очень любопытно. Алфавит идентичный. Это видно невооруженным взглядом, да и первые семь ключевых слов Шем ха-Мефораша в книге тоже записаны. Вот они, сразу над текстом, — указав пальцем на верхнюю часть страницы, удивился Майлз.

— Что вы имеете в виду? — удивленно спросил кардинал.

— Эти слова — своего рода код допуска — только после того, как я прочитывал их, перед моим взором открывался истинный текст Божьего имени. Он проявляется в виде бегущей строки из пылающих букв, которых просто нет в тексте.

— Из откровения Папы Гонория нам известно, что Избранник должен благословить слуг Сатаны, прочитав над ними отрывок из книги Разиэля, и если он при этом произнесет тайное имя Бога, то все прочитанное им действительно осуществится, — стараясь быть максимально кратким, пояснил отец Винетти. — Можете ли вы прочитать нам этот отрывок, чтобы мы услышали, о чем конкретно он повествует?

— Да, конечно, хотя всего три дня назад я не смог бы выполнить вашу просьбу. Этот алфавит удивительный, и аналогов ему не существует.

Склонившись над книгой, доктор Майлз нашел нужную главу и начал негромко читать вслух:

Закончив чтение, Майлз поднял глаза:

— В тексте, прочитанном мною, в том месте, где перечисляются благословения, приведены приблизительно те же слова, правда, со значительными сокращениями, которые Всевышний передал через Моисея всему израильскому народу перед вхождением в Землю обетованную. Судя по тому, как евреи быстро одержали ряд впечатляющих побед над народами, которые были гораздо многочисленнее и сильнее их, это благословение действительно работало. Если честно, я бы тоже не отказался получить такое же, но в наше время это невозможно.

— Ну а если мы вам скажем, что это все-таки возможно и что этим благословением хотят воспользоваться далекие от Бога люди? — сказал кардинал Сантори.

— И не только люди… — добавил отец Винетти.

— Не только люди… Я не ослышался?

— Да, доктор Майлз, именно так все и было предсказано:

«Из крови Избранника Божьего, останков первозданного Адама, запечатанных вод бездны и святой земли семь духов великих сотворят плоть, в которую облечется Сатана. И познает дьявол дочь человеческую в ту ночь, а она родит ему сына с черной душой, не от Бога. И нарекут его Антихристом», — прочитал хранитель архива отрывок из свитка с текстом откровения Папы Гонория, которое было записано почти восемьсот лет назад.

Тяжело вздохнув, он добавил:

— По всей видимости, вы и есть тот самый Избранник, так как до сих пор книгу Разиэля никто прочесть не смог.

— Если все именно так, как мы предполагаем, то ваше рождение было заранее запрограммировано, если так можно выразиться, — пояснил кардинал, не отрывая глаз от пергамента с таинственным Шем ха-Мефорашем.

— То есть, вы хотите сказать, что я косвенно буду причастен к рождению Антихриста?

— Ну почему же косвенно? Именно благодаря вам и станет возможным его зачатие, ибо Сатана, так же, как и все ангелы, является бестелесным существом. Вы же, отдав свою кровь, самым непосредственным образом посодействуете в сотворении тела для него. Облекшись в плоть, дьявол познает дочь человеческую, как сказано в откровении Папы Гонория, и та родит ему сына. Более того, судя по тому, как быстро развиваются события, это может произойти уже сегодня в полнолуние, и вне всяких сомнений главной скрипкой в этом дьявольском оркестре будете именно вы. В предсказании недвусмысленно сказано, что только Избранник сможет оживить книгу Разиэля, и когда она «заговорит», на него снизойдет благодать с Небес и перейдет на двенадцать человек из числа тех, у кого в руках богатство и власть. Они и станут первыми слугами Антихриста, — ответил кардинал Сантори, окончательно развеяв все сомнения Майлза.

— Но разве Сатана сам не может благословить их? Отдайте ему книгу, и пусть он сам зачитает ее хоть до дыр. Я уверен, что Шем ха-Мефораш он знает наизусть. Вот пусть и произносит его, и создает себе плоть, и вообще — делает, что хочет. При чем здесь я и моя кровь? Я донором никогда не был, и уж тем более не стану делать этого для дьявола! — возмутился ученый.

Камерарий не смог скрыть радостной улыбки. Он ни в коем случае не хотел допустить, чтобы дело пошло дальше разговоров. Еще до прихода доктора Майлза в кабинет понтифика он твердо решил отговорить его от участия в сатанинском обряде, который был возмутительным по своему смыслу и противоречил всем христианским канонам. Однако в силу определенных обстоятельств сделать это он должен был незаметно для отца Винетти и Папы, а тем более для ничего не пропускающего мимо глаз и ушей начальника секретной службы Ватикана Антонио Палардо. Кардинал хотел уже ненавязчиво дать понять ученому, что он на его стороне, но отец Винетти первым высказал свое мнение:

— Позвольте вам напомнить как теологу, что ни благословение, ни проклятие не находятся во власти Сатаны, иначе бы он уже давным-давно установил свою власть в мире и не дожидался того короткого отрезка времени в несколько лет, когда Господь даст ему «подержаться за руль» в облике Антихриста. Поэтому рождение дьявольского сына, далеко идущие последствия которого даже тяжело себе представить, никогда бы и не состоялось без Божьего на то соизволения.

— А что, если я откажусь от участия в ритуале, разве сможет тогда Сатана меня насильно заставить это сделать? — возмущенно спросил доктор Майлз.

— Вы забыли о том, что эту миссию возложил на вас Господь, а не он. К тому же слуги Люцифера знают наши слабые места. Они знают, куда ударить, и не преминут этим воспользоваться, — вмешался в разговор понтифик.

Не желая показывать присутствующим свои истинные чувства, он поднялся и подошел к широкому окну, чтобы полюбоваться великолепной палитрой редких экзотических растений, привезенных со всего света. Сидя в кресле за рабочим столом, Папа мог видеть только ухоженные кроны деревьев, поэтому всегда подходил к окну, когда необходимо было все тщательно обдумать. Он окунался в яркие краски цветущих орхидей, хризантем и роз, в первую очередь выделяющихся на живом холсте небольшого сада, в котором тени неустанно играли в прятки и бегали наперегонки со светом. Понтифик понимал, что в этот раз от его принципиальной позиции зависела судьба многих людей и репутация самой Католической церкви. Он также прекрасно понимал своего камерария, уловив в его взгляде желание «откреститься» от всего. Но он верил в неотвратимость предсказания Папы Гонория III, которого Католическая церковь причислила к лику святых. Возможные варианты развития будущих событий проносились у него в голове, и, нащупав ниточку, ведущую к выходу из лабиринта, он тихо спросил:

— Скажите, доктор Майлз, у вас есть любимая девушка?

Осознав истинный смысл вопроса, Шон опустил голову, обхватив ее руками из-за нахлынувших на него чувств. Отец Винетти подал ему стакан с прохладной водой.

Сделав несколько глотков, Майлз быстро взял себя в руки:

— Ее зовут Марта Мейерс, она доктор археологии и вместе с профессором Штейманом была свидетелем тех удивительных вещей, которые происходили в пещере. К счастью для нас, мы не пострадали, но далеко не всем так повезло.

— У вас остались какие-то снимки? — спросил кардинал, сцепив пальцы от напряжения.

— Да, конечно же. Прошу извинить мою забывчивость. События вчерашней ночи и сегодняшнего утра, произошедшие с Мартой, напрочь выбили меня из колеи, — ответил Шон, вытягивая из левого кармана пиджака конверт с фотографиями, которые успела вчера днем проявить Марта. Выданная банкоматом гостиницы небольшая сумма наличных денег потянулась за конвертом и разлетелась под длинным столом. Возникла неловкая ситуация, но святые отцы, не обратив на это никакого внимания, с нескрываемым интересом уже передавали фотографии друг другу. Шон принялся собирать разлетевшиеся купюры. Когда он выпрямился, то увидел изумление на лицах служителей Божьих. Сделанные Мартой снимки саркофага, меноры, хошена и стен со священным текстом привели их в состояние легкого шока.

— Снимки сделаны профессиональной камерой, это сразу видно по их отличному качеству. Я надеюсь, пленка находится у вас? — спросил кардинал, не в силах оторвать взгляд от фотографий.

— К сожалению, она у доктора Мейерс. Я нашел сегодня утром на ее столе только фотографии и решил их забрать, так как люди Белуджи, без сомнений, уже перевернули ее квартиру вверх дном, — на ходу соврал Шон.

Он не имел морального права отдавать пленку Марты даже самому Папе. К тому же до тех пор, пока она была у него в правом кармане, он мог быть спокоен за то, что с неоспоримым доказательством достоверности всей этой истории все будет в порядке.

Кардинал не удержался и задал следующий вопрос, так как негативы интересовали его в этот момент больше, чем все остальное:

— А где сейчас находится доктор Мейерс?

— Ночью ее ранил снайпер, а утром проявились настолько пугающие признаки демонической одержимости, что врачу психиатрической больницы пришлось девушку временно обездвижить. Ее положили в стационар. То, что я видел сегодня утром, действительно страшно. Когда я заглянул в ее глаза, то сразу понял, что на меня смотрит кто-то другой — властный и жестокий.

— Если наш извечный противник форсирует развитие ситуации, то мы, в свою очередь, не должны уклоняться от встречи со Злом, ибо постижение и понимание его начала только укрепляет дух человека, — сказал Винетти, обратившись к понтифику.

— И все же меня беспокоит моральная сторона этого вопроса! — категорически отвергнул кардинал Сантори саму мысль вмешательства Ватикана в эту ситуацию.

— Я хотел бы обратить ваше внимание на то, что по своей сути это будет не какая-то разнузданная оргия. Участники этого ритуала благословятся устами Божьего Избранника. При этом в тексте благословения мы легко узнаем слова, записанные в Deuteronimium Ветхого Завета, так что сам по себе обряд никак нельзя назвать еретическим, — возразил хранитель архива.

Понтифик плотно сжал губы, но затем все же решился и высказал свое предположение:

— Бурно развивающиеся тенденции греховных устремлений современного человека и без прихода Антихриста угрожают постулатам католицизма и целостному единству самого христианства, которое, скорее всего, значительно поредеет в ближайшее время. Но останется здоровая и крепкая верою община, и ее вряд ли можно будет смутить даже теми удивительными чудесами, которые собрался явить Антихрист, чтобы завладеть человеческими сердцами.

Обеспокоенный неоднозначным ответом понтифика, кардинал попытался нагнать побольше страха на доктора Майлза:

— Что касается судьбы самого Избранника, то мы знаем из ветхозаветных писаний, что благословение, произнесенное человеком незадолго до смерти, имеет особенную силу, и лишь только тогда оно оказывает неизменно эффективное воздействие на тех, кто его получает. Вот почему ветхозаветные патриархи и благословляли своих сыновей перед тем, как отойти в мир иной. И даже Моисей незадолго до своей смерти возложил руки на голову Иисуса Навина, передав ему часть Святого Духа, который покоился на нем. К тому же в пророчестве нигде конкретно не сказано, какое количество крови Избранника необходимо будет Сатане для сотворения плоти.

В возникшей тишине стало слышно, как автоматически отключился кондиционер, доведя температуру и влажность воздуха в кабинете до установленных параметров.

— Одним словом, — продолжил Сантори, — есть очень веские причины предполагать, что на завершающем этапе ритуала доктора Майлза попытаются лишить жизни.

— Если мы сделаем вид, что этот ритуал не имеет к нам никакого отношения, то ситуация выйдет из-под нашего контроля, а они все равно добьются своего — выкрадут Избранника, а затем принесут его в жертву дьяволу. Тогда мы действительно вряд ли сможем ему чем-то помочь, и никогда не узнаем ни имени дочери человеческой, от которой родится Антихрист, ни имен его будущих слуг! — изложил хранитель архива наиболее вероятный, по его мнению, вариант развития событий.

Все, что необходимо было выяснить, понтифик уже выяснил и сделал выводы для себя. Разногласия между кардиналом и отцом Винетти становились все более явными, поэтому он решил на сегодня закруглиться с беседой:

— Я сообщу вам о своем решении, когда это будет необходимо. Но вне всяких сомнений, наше участие в этом ритуале представляется мне противоречащим здравому смыслу. Если он должен произойти по воле Всевышнего, то он произойдет, несмотря ни на что. Прежде всего необходимо обеспечить безопасность доктора Майлза и Марты Мейерс. Не только духовное, но и физическое спасение человека — вот что всегда являлось приоритетом для Католической церкви. В смутные времена Средневековья люди спасались от преследования именно в храмах.

Переведя взгляд на Палардо, понтифик спокойно обратился к нему:

— Из предсказания нам известно, что обряд будет проходить где-то в старой базилике в итальянских Альпах. Я попросил бы вас, Антонио, связаться с аэропортами севера Италии и попробовать отследить закономерность передвижения VIP-персон. Хотя информация об их полетах хранится в секрете, все же, я думаю, для вас это особого труда не составит.

Палардо почувствовал себя неуютно. Он знал, что в поле его зрения автоматически попадали все финансовые магнаты, стоящие одной ногой в могиле, поскольку ради исцеления и продления жизни, скорее всего, именно они могли быть, так же, как и Белуджи, потенциальными участниками ритуала.

— Позвольте узнать, Ваше Святейшество, могу ли я использовать информационные ресурсы, имеющиеся в наличии у моих коллег из различных спецслужб, с которыми мы сотрудничаем?

— Чем меньше людей вы вовлечете в это дело, тем лучше будет для нас всех. Не следует сгущать краски. Если бы кто-то хотел очернить нашу церковь, то более подходящую тему тяжело было бы и придумать. Все должно быть строго конфиденциально. Помните, мы не можем просить власти задержать людей только потому, что они решили вечером вместе встретиться в базилике и почитать на досуге апокрифическую книгу Разиэля.

Отец Винетти обратился к Майлзу, пытаясь немного отвлечь его от гнетущих мыслей:

— Доктору Мейерс ничем не смогут помочь в муниципальной психиатрической лечебнице, скорее наоборот. Мы немедленно перевезем девушку оттуда в женский монастырь «Санта Франческа Романа». Во всяком случае, там ее никто не будет принудительно накачивать барбитуратами и за ее исцеление будут неустанно молиться сестры.

— Ну что же, тогда давайте займемся делом и не будем терять времени. Для ритуала им нужна полная луна, поэтому картина сегодня полностью прояснится, — подытожил понтифик.

Лицо кардинала Сантори стало мрачнее тучи. Он был явно озабочен нежеланием Папы передать ему право самостоятельно принимать решение по дальнейшему ходу развития событий.