Глава 2
«Морские котята»… и большие аллигаторы

Мы летели дальше, высоко поднявшись над южной оконечностью Оманского пролива. Мы направлялись на северо-восток долгие 650 километров на высоте тринадцати с половиной километров над Аравийским морем. Мы пересекли шестьдесят первый меридиан утром, еще затемно. Так мы оказались к югу от иранского пограничного порта Гаватер, где рубеж с Пакистаном проходит прямо по линии океана.

Командир Хили тихонько посапывал. Акс разгадывал кроссворд из «New York Times». Было чудом, что наушники Шейна не взорвались – настолько громко играл в них рок-н-ролл.

– Тебе и правда обязательно слушать это дерьмо так громко, парень?

– Но она же клевая… Чувак, расслабься.

– Боже милосердный!

Наш «C-130» продолжал реветь, теперь отклонившись чуть севернее, прямо к побережью Белуджистана, который растянулся на 760 километров вдоль северной оконечности Аравийского моря и контролировал стратегические, внутренние и внешние нефтяные пути в Персидском заливе. Несмотря на мятежных вождей диких племен, Белуджистан стал частью Пакистана после отделения от Индии в 1947 году. Но это совсем не значило, что вождей устраивал этот договор.

Вероятно, будет полезно вспомнить, что ни один народ – ни турки, ни татары, ни персы, ни арабы, ни индусы, ни британцы – так никогда до конца и не завоевали Белуджистан. Члены этих племен даже сумели дать отпор Чингисхану, а его ребята были «морскими котиками» тринадцатого века.

Ни нам, ни кому-либо еще не говорят, где проходит путь внедрения специальных войск США в любую страну. Но в Белуджистане есть большая американская база в прибрежном городке Пасни. Мне кажется, мы приземлились где-то неподалеку, задолго до первых проблесков света, а потом продолжили полет над четырьмя горными хребтами и пролетели еще 400 километров по направлению к другой военной базе США рядом с городом Долбандином.

Остановку мы там не делали, но Долбандин лежит всего в 100 километрах от афганской границы, и воздушное пространство там безопасно. По крайней мере, настолько, насколько возможно в этой чуждой, дикой стране, которая словно сдавлена в треугольнике между Ираном, Пакистаном и Афганистаном.

Белуджистан с его бесконечными горами – безопасный рай для многих рекрутов «Аль-Каиды» и бойцов «Талибана», которые находятся в бегах, и в настоящий момент страна предоставляет приют почти шести тысячам этих потенциальных террористов. И несмотря на то, что командир Хили, я и все остальные парни были в пятнадцати километрах над этой огромной, почти ненаселенной и такой скрытной землей, мне все-таки было не по себе. Я был рад услышать от экипажа самолета, что мы наконец вошли в воздушное пространство Афганистана и теперь летели на север, прямо к Кабулу.

Я уснул где-то над пустыней Регистан, к востоку от одного из величайших водных путей Афганистана – реки Гильменд протяженностью около 1200 километров, которая орошает большую часть возделываемых земель на юге.

Я не помню своих снов, но, думаю, они были о доме. Так обычно бывает, когда я служу за океаном. Мой дом – это небольшое ранчо в сосновых лесах Восточного Техаса, рядом с Национальным заповедником «Сэм Хьюстон». Мы живем на длинной глинистой проселочной улице, в довольно пустынной части штата, недалеко от пары-тройки других ранчо. Одно из них – прилегающее вплотную к нам – примерно в четыре тысячи раз больше нашего, и иногда из-за этого наш участок кажется гораздо больше, чем есть на самом деле. Я подобный эффект оказываю на своего брата-близнеца Моргана.

Он всего на семь минут старше меня, мы примерно одной комплекции (метр девяносто пять, вес около 100 кг). Но почему-то ко мне всегда относились как к самому младшему в семье. Вам даже никогда бы в голову не пришло, что семь минут могут так повлиять на жизнь. Но так произошло у меня, и Морган всегда находился в положении старшего мужчины.

Он тоже служит в SEAL, хоть и немного ниже меня по званию – потому что я поступил на службу раньше. Но он до сих пор берет на себя свободное командование, если мы делаем что-то вместе. А случается это довольно часто, так как у нас общий дом в Колорадо, рядом с казармами SEAL.

В любом случае, на нашем ранчо в Техасе два или три дома, и главный – одноэтажный каменный домик, окруженный большим деревенским огородом, состоящим из небольшой грядки с кукурузой и еще пары рядов овощей. И вокруг него, насколько хватает глаз, лежат широкие пастбища. Это тихое местечко, дом скромной религиозной семьи.

С самого детства в нас с Морганом воспитывали веру во Всевышнего. Однако родители не заставляли нас ходить в церковь, ничего подобного. И по сей день наша семья – нечастый посетитель Храма Божьего. Вообще, я – единственный, кто ходит в церковь на регулярной основе. Каждое воскресное утро, если я дома, езжу в католическую церковь, где люди меня уже знают. Я не был крещен католиком, но эта вера мне подходит, ее основы и доктрины мне просто принять и исполнять. Еще с малых лет я знал Двадцать третий и еще несколько псалмов от начала до конца.

А еще я считаю, что последний папа Иоанн Павел был самым святым человеком в мире, бескомпромиссным Римским Владыкой, человеком, чьи моральные устои были непоколебимы. Строгий отец Иоанн Павел. Может, слишком строгий для русских. Я всегда считал, что, не будь он викарием, мог бы стать отличным спецназовцем.

Дома, в нашем тихом лесном уголочке, жизнь кажется довольно беззаботной. Большая часть проблем там связана со змеями. Отец научил нас, как с ними справляться, особенно с королевскими аспидами и медноголовыми гадюками. Хотя водятся там и гремучие змеи – восточные бриллиантовые гремучки, и большие королевские змеи, которые едят остальных своих сородичей. В местных озерах изредка можно встретить водяного щитомордника, и вот он – довольно неприятное существо. Эти змеи любят гоняться за людьми, но я, хоть их и не люблю, совсем их не боюсь. Морган иногда охотится на змей из спортивного интереса – ему нравится гоняться за ними.

Где-то километра через полтора от нас, вверх по улице, находится пастбище огромного гурта техасских лонгхорнов – особой породы коров, выведенной на моей родине. За нашим домом стоит конюшня с несколькими стойлами для лошадей моей мамы. Некоторые из них принадлежат ей, некоторые – другим людям и просто находятся у нее на постое.

Люди присылают ей лошадей ради ее волшебного дара оживлять больных или слабых животных и приводить их в полную боевую готовность. Никто не понимает, как она это делает. Она просто лошадиная волшебница. Но у нее есть специальные способы кормления. Например, для определенных видов больных скаковых лошадей есть какое-то варево из водорослей, которое, как она клянется, может сделать Секретариата из любого ковбойского пони. Прости, мам. Я не хотел тебя обидеть. Это была просто шутка. Серьезно, моя мать – замечательная наездница. Из измученных и дохлых кляч она делает лоснящихся, здоровых скакунов. Я думаю, поэтому лошадей постоянно к нам привозят. Мама может одновременно справляться только с десятью, и каждое утро в пять часов она уже приходит в амбар, чтобы ухаживать за своими подопечными. Если набраться терпения, можно ясно увидеть тот эффект, который она оказывает на лошадей, те очевидные результаты, к которым она приходит благодаря своим знаниям и умениям.

Моя мама родом из Техаса, как и семь поколений семьи до нее, хотя однажды она и переезжала в Нью-Йорк. В нашем краю это как переезд в Шанхай, но мама всегда была довольно привлекательной блондинкой, и она хотела сделать карьеру, пойти в стюардессы. Но длилось это недолго. Мама очень быстро вернулась на обширные земли Восточного Техаса, к своим лошадям. Как и все мы, она чувствует, что Техас – это часть ее души. Как и моей души, души отца и, определенно, как самая суть Моргана.

Никто из нас не смог бы жить в другом месте. Только там мы по-настоящему дома, с людьми, которых мы знаем и которым доверяем вот уже много лет. Никто не сравнится с техасцами по их эмоциональности, оптимизму, крепости дружбы и благопристойности. Я понимаю, что не все с этим согласятся, но для нашей семьи это так. Вдалеке от дома мы чувствуем себя не в своей тарелке. Можно даже не пытаться притворяться.

Это значит, что мы гораздо раньше других начинаем скучать по дому. Но я вернусь туда сразу, как только закончится моя военная служба. И я надеюсь в свое время умереть там. Не проходит и дня вдали от дома, когда я не думаю о нашем маленьком ранчо и о моем большом круге семьи и друзей, не вспоминаю, как мы пили пиво на крыльце дома и как рассказывали друг другу длинные истории. Некоторые из них были наполнены правдивыми фактами, какие-то вымышлены, но абсолютно все наполнены весельем.

И раз уж я затронул эту тему, расскажу, как фермерский мальчишка из Восточного Техаса превратился в унтер-офицера первого класса и командира группы спецназа SEAL США. Если попробовать объяснить коротко, вероятно, это произошло благодаря таланту, хотя не скажу, что у меня его больше, чем у остальных. На самом деле мои природные качества не такие уж выдающиеся. Я довольно крупный, потому что это было дано мне просто от рождения. Я довольно сильный, потому что очень многие люди приложили кучу усилий, чтобы меня натренировать. Я невероятно целеустремленный, потому что, если у тебя нет выдающихся талантов, как в моем случае, приходится постоянно стремиться вперед, а как же иначе?

Я буду усиленно работать даже в одиночку. Я буду двигаться дальше и дальше до тех пор, пока не уляжется пыль на дороге. К тому моменту я часто остаюсь единственным из претендентов. Может, я не самый лучший в спорте, пусть не самый быстрый, но можно сказать, что я довольно ловкий. Я знаю лучшую позицию и хорошо предугадываю исход событий. Думаю, что именно поэтому я был довольно-таки сносным спортсменом.

Дайте мне мячик для гольфа, и я могу забросить его довольно далеко. Только потому, что гольф – игра, которая требует постоянной и непрерывной практики. Это мой стиль упорства. На это я однозначно способен. Я могу играть с большим отрывом, хотя я и не был от рождения Беном Хоганом (кто не знает – это довольно знаменитый игрок в гольф). А Бен, кстати, тоже техасец. Мы родились на расстоянии 150 километров друг от друга, а у меня на родине это, считай, почти через дорогу. Бен знаменит тем, что тренировался больше чем любой другой гольфист всех времен. Это уж должно что-то значить.

Я родился в Хьюстоне, но рос недалеко от границы с Оклахомой. У моих родителей – Дэвида и Холли Латтрелл – в те времена была большая ферма, около 1200 акров земли. У нас было 125 голов лошадей, в основном чистокровных верховых и квотерхорсов. Моя мама управляла программой разведения, а папа был ответственным за скачки и операции по продаже.

Мы с Морганом росли среди лошадей, кормили их, поили, вычищали стойла и, естественно, ездили. Почти каждые выходные мы садились в дилижанс и отправлялись на скачки. В то время мы были еще маленькими, а родители были отменными наездниками, особенно мама. Так мы и учились. Мы работали на ранчо, чинили изгороди, вовсю размахивая молотками уже в девять лет. Мы с Морганом таскали огромные тюки сена на чердак, работая, как взрослые, с самого раннего детства. На этом настаивал отец. И долгие годы наши дела шли отлично.

В то время и сам Техас переживал свои лучшие времена. В Восточном Техасе, где одна за другой воздвигались буровые установки, а все окружающие их люди становились мультимиллионерами, цена нефти поднялась аж на 800 процентов в промежутке между 1973 и 1981 годами. Я родился в 1975 году, когда эта волна только начала набирать силу, и надо сказать, что семья Латтрелл находилась в те времена достаточно близко к ее гребню.

Для моего отца ничего не стоило скрестить красивую кобылку и жеребца за 5000 долларов, а потом продать их годовалого жеребенка за 40 000 долларов. Так он и делал. Моя мама была истинным гением в вопросе лечения лошадей: она покупала их за бесценок, потом посвящала долгие месяцы нежной и бережной заботе о них, выкармливала и выращивала молодых скакунов, которые стоили, по меньшей мере, в восемь раз больше, чем она заплатила изначально.

Разведение лошадей было отличным, стоящим делом. Скаковые лошади стояли на одном уровне с «Ролексом», «Роллс-Ройсами», бизнес-классом, дворцами и очень крутыми яхтами. По всему штату появлялись отличные офисные помещения, строились новые высотные здания. Розничная торговля была на самом высоком уровне, как никогда ранее. «Скаковые лошади – прекрасно. Пришлите мне шесть. Шесть самых быстрых, мистер Латтрелл. Так я точно выиграю в каких-нибудь скачках».

Эти пропитанные нефтью деньги тут же уходили на развлечения, и люди делали состояния на всем, что носило оттенок роскоши, на всем, что ублажало эгоистичные натуры нефтяных магнатов, которые тратили и брали взаймы суммы, доселе невиданные.

Для банков ничего не стоило выдать заем более 100 миллионов долларов геологоразведчикам и нефтедобытчикам. Какое-то время в США насчитывалось около 4500 буровых установок, и большая часть из них находилась в Техасе. Кредит? Это было просто. Не моргнув глазом, банк выдавал кому угодно миллион баксов.

Когда я был совсем еще ребенком, моя семья пережила очень тяжелый удар, и, конечно, я с тех пор тщательно изучал финансовые вопросы. В некотором роде я рад, что это случилось. Я научился быть более осторожным: не только зарабатывать деньги, но и вкладывать их, обеспечивать свою финансовую безопасность.

Я стал очень осторожно относиться к удаче, когда она приходит, и научился держать свою жизнь под контролем. Уже намного позже я осознал, что эффект обвала рынка в Техасе увеличился в тысячи раз, потому что деятели нефтяной индустрии искренне считали, что деньги и удача никак не связаны. Они думали, что их достаток стал результатом их выдающегося ума и смекалки.

Никто и не задумывался о том, что мировой нефтяной рынок контролируется на Среднем Востоке мусульманами. Все, что случилось, корнями уходило в Арабские страны, которым помогла политика президента Картера в области энергетики.

Обвал рынка был вызван наложением эмбарго на нефть и Исламской революцией в Иране, когда аятолла захватил власть шаха. Предпосылки событий были геополитическими. А Техасу только и оставалось безучастно и беспомощно наблюдать, как проявляло себя изобилие нефти на рынке, как цена за баррель стала стремительно снижаться, достигнув невероятно низкого уровня в $9 против начальных $40.

Произошло это в 1986 году – мне тогда и 10 лет не было. В то же время гигантский Первый национальный банк «Мидленд» штата Техас обвалился, был признан неплатежеспособным государственными финансовыми инспекторами. Это был просто огромный банк, и последствия его обвала коснулись всего штата. Эра беспечных трат и повального инвестирования закончилась. Парням, которые строили себе дворцы, пришлось продавать их с большими убытками. Почти невозможно было продать роскошную яхту, а дилеры «Роллс-Ройс» почти что вышли из бизнеса.

Вместе с коммерческими гигантами, погубленными падением цен на нефть, была уничтожена и лошадиная ферма Дэвида и Холли Латтрелл. Быстрые жеребята и кобылы, которых отец оценивал в 35—40 тысяч долларов, теперь стоили всего 5 тысяч – меньше, чем было потрачено на их содержание. Моя семья потеряла все, включая и наш дом.

Но мой отец – человек неунывающий, целеустремленный и строгий. В ответ на неудачи он купил меньшее ранчо и занимался теми же испытанными техниками разведения лошадей, которыми давно уже жили они с мамой. Но дела опять пошли наперекосяк. Моей семье теперь пришлось жить с дедушкой, места в доме на всех не хватало, и Морган спал на полу.

Мой отец, который всегда старался держать связь с нефтехимической промышленностью еще с тех пор, как вернулся из Вьетнама, вернулся опять к работе и за очень короткий период времени снова встал на ноги, заключив пару крупных сделок. Мы съехали от дедушки в большой четырехэтажный дом, и нам казалось, что вернулись хорошие времена.

Потом одна из самых крупных сделок сорвалась, и мы каким-то образом опять все потеряли, снова переехали – теперь уже в район, похожий на сельские трущобы. Понимаете, мой отец, хоть и был рожден за границей Техаса – в Оклахоме, – всегда был техасцем в душе. Он показал себя смелым, как лев, на службе во Вьетнаме, где служил в артиллерии. А в Техасе настоящие мужчины не отсиживаются на своих деньгах. Они каждый раз возвращаются в дело, рискуют и, когда достигают отличных результатов, хотят их только улучшить. А мой отец – настоящий мужчина.

О нем многое можно было сказать просто по тому, как он называл свои фермы, большие и маленькие: ферма «Одинокая Звезда», ранчо «Северная развилка», «Метеор». Он всегда говорил: «Я скорее буду целиться в звезду и попаду в пень, чем стрелять в пень и промахнуться».

Я даже описать не могу, насколько бедны мы были в то время, когда мы с Морганом пытались учиться в колледже. Я устроился на четыре работы, чтобы платить за обучение и комнату, да еще отдавать кредит за грузовик для фермы. Я работал спасателем в бассейне колледжа, подрабатывал с Морганом на стройке, мы были то садовниками, то землекопами, то стригли газоны. По вечерам я работал вышибалой в местном захудалом баре, полном лихих ковбоев и драк. И все равно я голодал, пытаясь прокормить себя примерно на двадцать долларов в неделю.

Когда нам было по двадцать одному году, Морган сломал ногу во время скольжения на вторую базу, играя в бейсбол. Когда его привезли в больницу, Морган оповестил врачей, что у нас нет денег. Каким-то образом хирург согласился прооперировать его и загипсовать ногу, оформив ему долгосрочный кредит. Но анестезиолог не согласился бы оказывать свои услуги Моргану без оплаты.

Нет никого отважнее, чем мой брат. Он просто сказал: «Хорошо, мне не нужна анестезия. Почините меня так. Я могу вытерпеть боль». Хирург был поражен и сказал Моргану, что не может проводить операцию подобного рода без анестезии. Но Морган упорно стоял на своем: «Док, у меня просто нет денег. Просто вы справитесь с моей ногой, а я справлюсь с болью».

Эта идея никому не нравилась, особенно хирургу. Но когда в больнице появился Джейсон Миллер – приятель Моргана по колледжу – и увидел, в какой агонии тот находился, он отдал ему все деньги до последнего цента, чтобы оплатить анестезию.

Но я забегаю вперед. Когда мы были мальчишками и работали с лошадьми, мой отец был очень, очень строг с нами. Он считал, что хорошие оценки были самым главным для нас, а плохие были абсолютно неприемлемы. Как-то мне поставили двойку за поведение, и он выпорол меня подпругой от седла. Я знаю, что отец делал это ради нашего же блага, пытаясь воспитать в своих сыновьях дисциплину, которая в будущем сослужит им хорошую службу.

Но он управлял нашими жизнями железной рукой. Он часто говорил: «Однажды меня не станет, и тогда вы останетесь одни. Я хочу, чтобы вы понимали, насколько трудна и несправедлива жизнь в этом мире. Я хочу, чтобы вы оба были готовы к любому аду, который может встретиться вам на пути».

Он не давал нам ни малейшего послабления. Непослушание даже не обсуждалось. Грубость каралась чуть ли не смертным приговором. У нас не было свободы действий. Он настаивал на послушании и тяжелой работе. И он не переставал этого требовать даже тогда, когда мы были на мели. Наш отец был сыном дровосека из Арканзаса, еще одного невероятно сурового человека, и он старался воспитывать в нас эту стойкость к обстоятельствам и стремление прочно стоять на ногах при малейшей возможности.

Мы постоянно работали в лесу, в глухих чащах Восточного Техаса среди сосен, красных дубов и амбровых деревьев. Отец научил нас хорошо стрелять в возрасте семи лет, купил нам ружье 22-го калибра «Remington Nylon 66». Мы могли сбить летящую банку из-под пива на расстоянии в 150 метров. Это все были развлечения обычных сельских мальчишек. Деревенские дети в деревенской глуши учатся жизненно необходимым для них навыкам.

И отец научил нас выживать. Он рассказывал, что можно есть, а что нельзя. Он показал нам, как построить себе укрытие, научил рыбачить. Он даже научил нас, как заарканить и убить дикого кабана: закинуть пару длинных петель на его шею и дернуть, а потом молиться всем святым, чтобы он не смог кинуться на тебя в ответ. Я все еще помню, как его разделать и зажарить мясо.

Дома, на всех ранчо, где мы жили, папа показывал нам, как сажать и выращивать кукурузу и картошку, овощи и морковь. Часто, когда мы оставались без денег, мы этим и выживали. Оглядываясь назад, могу сказать, что это был очень серьезный курс обучения для пары мальчишек с фермы.

Что важнее всего – он научил нас плавать. Папа и сам был исключительным пловцом, и для него это очень много значило. Он в воде был превосходен, и именно благодаря ему я достиг таких успехов. Но почти во всем Морган был лучше, чем я. Он очень одаренный бегун, борец, снайпер и штурман, как на суше, так и на море. Он всегда легко и успешно справлялся со всеми экзаменами, когда мне приходилось ночами корпеть над книгами, зубрить, тренироваться и тратить столько времени, сколько было мне доступно. Моргану это не стоило никаких усилий.

Он был удостоен чести произносить речь по прохождению Базового курса подводника SEAL, за что проголосовали его сокурсники. А я знал, что так и будет, еще прежде, чем он поступил на курс. Есть только одна вещь, в которой он не сможет меня победить: я быстрее передвигаюсь под водой, в этом у меня преимущество. И он это понимает, хотя, может, и не признает.

Рядом с местом, где мы жили в детстве, было большое озеро, и там отец нас тренировал. Каждое долгое теплое техасское лето мы проводили на берегу, плавали, соревновались друг с другом, ныряли и тренировались. Мы в воде двигались как рыбы – такого результата и добивался наш отец.

Он потратил много месяцев, обучая нас нырять – сначала просто, а потом и со снаряжением для дайвинга. У нас хорошо получалось, и люди даже платили нам за то, чтобы мы поискали и подняли со дна потерянные ключи и другие ценности. Конечно, отец полагал, что это может быть слишком легко, и ставил условие, что нам заплатят только в том случае, если мы найдем конкретный правильный предмет.

У нас иногда случались стычки с проплывающими мимо аллигаторами, но один из моих друзей-техасцев, Трей Бейкер, показал нам, как с ними справиться. Я один раз боролся с аллигатором и был чрезвычайно рад, когда этот малыш решил, что с него хватит, и уплыл в более спокойные воды. Но и по сей день мой брат любит бороться с этими машинами для убийства – просто ради забавы. Конечно, он сумасшедший. Иногда мы берем старую лодку с плоским дном, чтобы порыбачить на озере, и один из этих больших крокодилов подплывает к борту.

Морган быстро оценивает противника: «Ноздри на расстоянии 20—25 сантиметров от глаз, так что он в длину где-то от двух с половиной до трех метров». Морган ныряет в воду прямо, входя в нее под небольшим углом, и устраивается поверх аллигатора, руками зажимая ему челюсти. Потом он вращает и поворачивает их, забирается ему на спину и все это время держит крепко сомкнутыми огромные челюсти, смеясь над охваченным паникой чудищем с глубин.

Через несколько минут им обоим это надоедает, и Морган отпускает крокодила. Мне всегда кажется, что это – самая опасная часть. Но я никогда не видел, чтобы аллигатор предпринял еще одну попытку напасть на Моргана. Они всегда поворачиваются и уплывают из этого места. Морган просчитался всего один раз в жизни, и на его руке по сей день красуется линия из шрамов от зубов аллигатора.

Мне кажется, отец всегда хотел, чтобы мы стали «морскими котиками». Он всегда рассказывал нам об этих элитных воинах, о том, чем они занимаются и за что борются. По его мнению, они олицетворяли все лучшее, что есть в американцах: смелость, патриотизм, целеустремленность, отказ от принятия поражений, ум и отличное понимание всего, что они делают. Все наше детство и отрочество он рассказывал нам об этих парнях. За эти годы мы впитали его слова, и, я полагаю, именно поэтому мы с Морганом оба решили встать на этот путь.

Мне было лет двенадцать, когда я понял, что, без сомнения, пойду служить в SEAL. И я знал об этом спецподразделении гораздо больше, чем большинство ребят моего возраста. Я понимал всю жесткость подготовки, необходимый уровень физических данных и необходимость супернавыков в воде и считал, что смогу с этим справиться. Папа часто говорил нам о важности меткой стрельбы, и я знал, что с этим справлюсь тоже.

Спецназовцы должны чувствовать себя как дома на любой самой глухой и заброшенной территории, должны быть способны выживать, обитать в джунглях, если это необходимо. Мы с братом тогда уже хорошо это умели. К возрасту двенадцати лет мы, словно пара маленьких дикарей, чувствовали себя как дома в большом мире природы, были на короткой ноге с гарпуном и ружьем, легко могли выживать вдали от дома.

Но глубоко внутри я осознавал, что требовалось нечто большее, чтобы попасть в одно из самых лучших боевых подразделений в мире. А именно – определенный уровень физической подготовки и силы, которого могут добиться только те, кто отчаянно этого желает. Ничего не случается просто так. Всегда приходится бороться. В нашем уголке Восточного Техаса живет очень много ребят из специальных войск, действующих или в отставке – это неизвестные никому люди из стали, большинство из них – герои, не воспетые никем, кроме их собственных семей. Но они служат в Вооруженных силах США не ради личной выгоды или славы.

Они делают это потому, что в глубине своих гранитных сердец чувствуют легкую дрожь, когда видят звездно-полосатый флаг, развевающийся над их головами на парадной площади. Их тела сами встают по стойке «смирно», когда эти люди слышат национальный гимн США. Когда под звуки военного оркестра, играющего президентский марш США «Hail to the chief», выходит президент, наступает торжественный момент для всех и каждого из них, для нашего президента, для нашей страны, для тех ценностей, которые Америка воспевает, и для многих людей, у которых без Америки не было бы шанса.

У этих могучих воинов были другие варианты жизненного пути, другие дороги, которыми они могли пойти – гораздо более легкие. Но они выбрали самую сложную из всех – ту узкую тропинку не для известных патриотов-фанатиков. Они выбрали путь великих патриотов, путь, на котором могло потребоваться пожертвовать своей жизнью за Соединенные Штаты Америки. Путь, который подходит только для людей, настолько жаждущих служить своей стране, что больше ничто для них не имеет значения.

Возможно, в современном мире, повернутом на знаменитостях, это не слишком популярный выбор. Но ребятам из спецподразделений на это начхать. Наверное, чтобы понимать это, надо знать их лично. И даже тогда понять это иногда нелегко, потому что большинство этих ребят – скромные, совсем неразговорчивые парни. Заставить кого-то из них сказать что-нибудь самодовольное и хвастливое почти невозможно. Конечно, они знают о высшем призвании, потому что поклялись защищать эту страну и сражаться за нее. И когда зазвучат барабаны, они пойдут в атаку.

И когда барабаны звучат, сердца тысяч любимых и близких замирают на секунду – это знакомо им, как никому другому. Но для бойцов спецназа их долг и обязательства важнее, чем чье-то болящее за них сердце. И эти отлично подготовленные воины автоматически берут оружие и снаряжение и идут вперед, подчиняясь желаниям и приказам их главнокомандующего.

Генерал Дуглас Макартур однажды предупредил своих кадетов, что если они станут первыми, кто не справится с подготовкой, то «миллионы призраков в оливковых, коричневых, голубых и серых беретах поднимутся из могил с белыми крестами и прогремят эти магические слова: Долг, Честь, Государство». Нет нужды в призраках для бойцов SEAL. Эти слова выгравированы в наших сердцах.

Многие парни в Восточном Техасе были готовы потратить свое время, при этом не ожидая никакой награды, чтобы показать детям, чего стоит стать рейнджером, получить зеленый берет или быть зачисленным в SEAL. Об одном из них мы все знали. Это бывший сержант «зеленых беретов», который жил неподалеку от нас. Его звали Билли Шелтон, и если он когда-нибудь прочтет эти строки, то, вероятно, умрет от стыда, увидев свое имя в печати в строках благодарности.

За плечами у Билли была блестящая военная карьера «зеленого берета»: он участвовал в сражениях во Вьетнаме, позже состоял в правительственных группах захвата SWAT. Он был одним из самых стойких мужчин, которых я когда-либо встречал, и в один прекрасный день, прямо перед моим пятнадцатым днем рождения, я собрал всю смелость в кулак, пришел к Билли на порог и спросил, сможет ли он заняться моей подготовкой, чтобы я однажды мог стать «морским котиком». Он как раз обедал и вышел открывать дверь, все еще дожевывая. Этот парень был настоящей горой мышц, обтянутых кожей, без единого грамма жира. В моих глазах он выглядел так, словно мог побороть носорога.

Я робко и неуверенно задал свой вопрос. Он оглядел меня с ног до головы и сказал: «Придешь сюда же завтра, в четыре». А потом просто захлопнул дверь у меня перед носом. В то время я все еще был немного мал, но тут же понял его посыл: без лишних разговоров. Все в округе знали, что Билли готовит ребят для службы в спецвойсках. И когда он бежал вместе с группой из нескольких ребят по дороге, проезжающие мимо машины сигналили нам, чтобы подбодрить.

Он всегда это игнорировал и не давал нам спуску. Сначала наша программа включала в себя бег с тяжелыми бетонными блоками на плечах. Когда Билли решил, что мы достаточно сильны, мы увеличили темп и бегали уже с резиновыми шинами. Нам казалось, что их только что сняли с космического шаттла или, по меньшей мере, с одного из огромных старых тракторов, стоявших у кого-то на заднем дворе.

Билли не проводил обычных занятий с упражнениями – он запустил полную широкомасштабную программу предварительной подготовки к спецназу для подростков. Несколько лет он заставлял нас ходить в зал и качать железо, таскать эту пыточную машину – динамометр, носиться бегом по дорогам, перегружая свои тела и обильно потея.

Мы с Морганом очень его боялись. Мне раньше часто снились кошмары, если мы должны были докладывать ему на следующее утро. Он безжалостно нас загонял, несмотря на наш еще незрелый возраст. Нас было человек, может, двенадцать, и всем было от 14 до 16 лет.

«Я собираюсь вас сломать, морально и физически! – кричал он на нас. – И сломаю! Слышите меня? А потом я соберу вас заново как единую боевую единицу – так, что ваш ум и тело будут одним целым. Всем ясно? Вы пройдете через такую боль, которую никогда раньше не испытывали».

И вот тогда половина ребят лучше загонят себя до смерти, чем решатся столкнуться лицом к лицу с этим бульдогом, который к тому же играл в американский футбол и был тейлбеком в команде «Texas Tech». Билли бегал, словно грузовик, несущийся под откос. Он получал поддержку местной старшей школы, которая разрешала ему бесплатно пользоваться спортзалом для тренировки будущих войск специального назначения из нашей части света.

«Я вам не приятель, – часто кричал он, – Не здесь, не в зале. Я здесь для того, чтобы подготовить вас – сделать выносливыми, сильными, готовыми к службе в SEAL, в «беретах» или в рейнджерах. Я лично ничего от этого не получаю. И поэтому вам придется выдержать все просто потому, что я не хочу впустую тратить на вас свое время.

Если кто-нибудь из вас и не наберет достаточно баллов для поступления в спецвойска, это будет означать не то, что вы слабаки. Это будет означать, что у меня что-то не получилось, и я приложу все усилия, чтобы этого не произошло, потому что здесь неудача недопустима. Я добьюсь от вас результатов. От всех и каждого. Усекли?»

А потом мы бегали по 20 километров с бетонными блоками на спинах до тех пор, пока не падали с ног. У некоторых ребят на затылках выступала кровь от трения о бетон. Но он никогда не отводил от нас своих зорких глаз, никогда не позволял нам лениться или терять концентрацию. Он заставлял нас мучиться, доходить до своего предела. Каждый раз.

Благодаря его тренировкам я обрел силу, получил необходимую основу. Вот так я выучил первый принцип физической подготовки «морских котиков». Билли очень этим гордился. Он гордился, что смог передать кому-то свои знания.

И взамен он просил лишь непререкаемой преданности делу, дисциплины воина-самурая и мощных легких, по силе напоминающих кузнечные меха. Он был абсолютно непреклонен и по-настоящему любил нас с Морганом – двух из шести оставшихся в итоге на тренинге.

Однажды, когда я вернулся домой из командировки по службе из Ирака, я решил проведать его после пары недель беззаботной жизни дома и маминой стряпни – так он просто выкинул меня из спортзала!

«Да ты просто жиробас, жалкое подобие спецназовца, мне даже смотреть на тебя противно! – взорвался он. – Убирайся с глаз моих!» Вот дерьмо! Я быстро ретировался, пробежал вниз по лестнице и не смел возвращаться туда до тех пор, пока не сбросил 4 килограмма. Никто не станет спорить с Билли Шелтоном.

Но другие необходимые навыки мне все еще предстояло приобрести. Ни один «морской котик» не может сражаться без хорошего уровня подготовки в рукопашном бою. Билли сказал мне, что необходимо начать заниматься боевыми искусствами как можно быстрее. И я нашел себе учителя. В течение моей учебы в школе и колледже я тренировался и изучал странное и довольно таинственное азиатское искусство. Я занимался этим много лет вместо того, чтобы заниматься еще какими-то видами спорта. И я достиг всех поставленных перед собой целей.

Морган говорит, что на самом деле я сам не знаю своей силы и что меня временами лучше избегать.

По всем параметрам у меня было неплохое преимущество, чтобы стать офицером SEAL. О моем задании и предназначении я узнал еще в юном возрасте, и было два мощных двигателя, которые толкали меня вперед: мой отец и Билли Шелтон. Все, чему я научился за пределами школьной скамьи с самых ранних лет, казалось, направляло меня в Колорадо. По крайней мере, сейчас, когда я оглядываюсь назад, мне так кажется.

Всем понятно, почему существует такое огромное количество выбывших из кандидатов на обучение в SEAL. И когда я вспоминаю, через что прошел, прежде чем попал туда, то даже представить себе не могу, каково должно быть парням, которые пытались поступить без предварительной подготовки. Нас с Морганом вырастили «морскими котиками», но никто никогда не говорил, что будет легко. Такая работа невероятно тяжела, режим спортивных нагрузок требуется настолько суровый и бескомпромиссный, насколько только может быть программа тренировок в свободном мире. Все экзамены очень сложные и подробные. В отряде «морских котиков» допустимы только самые высокие стандарты.

И, вероятно, самое тяжелое то, что твой характер находится под постоянным и тщательным наблюдением: инструкторы, учителя, начальники и офицеры – все постоянно наблюдают за недочетами твоей личности, теми слабостями, из-за которых ты однажды можешь поставить под удар своих товарищей. Этого люди терпеть не могут. Они могут вытерпеть почти что угодно, кроме этого.

Когда человек говорит, что он в команде SEAL – это означает, что он прошел все тесты, что его одобрили самые искусные мастера военного дела. И я с уважением жму руку этим людям, потому что стать «морским котиком» гораздо сложнее, чем попасть в Гарвард на факультет права. Это разные вещи, но SEAL – сложнее.

Когда человек говорит вам, что он в команде SEAL, знайте, что вы стоите рядом с особенным существом. Что касается меня, я был рожден удачливым и по воле судьбы попал туда после долгих лет упорной работы, как завещал мне мой отец. Остальные парни – это просто боги Вооруженных сил США. И в далеких чужих землях они служат своей нации так, как она того требует, мчатся на задание по первому зову и в большинстве своем не получают признания, да и не стремятся к этому.

Эти люди и не стали бы жить по-другому, потому что они не понимают, как это возможно. Любая похвала проходит мимо них, они прячутся от света и известности, но в итоге у них есть единственная и самая ценная награда – когда дни их сражений окончены, «морские котики» точно знают, кто они такие и за что сражаются. Это редкость. И купить это за деньги никто не может.

Но вернемся в самолет «C-130», пересекающий южную часть пустыни Регистан. Боги Вооруженных сил США, среди которых я летел в Афганистан, спали на своих местах. Все, кроме бога пляжей Шейна, который все еще слушал рок-н-ролл.

Где-то по правому борту, внизу в темноте лежал пакистанский город Кветта, который был очень важным населенным пунктом во времена, когда здесь еще правили британцы. Здесь у них находился армейский штабной колледж, и в течение трех лет в середине 1930-х годов там учился фельдмаршал виконт Монтгомери, который позже одержал победу в битве при Эль-Аламейне. Эта справка доказывает, как я полагаю, что я люблю военную историю и мелкие детали так же, как и веселые остроумные шутки.

Однако, по моим расчетам, мы оставались справа, на афганской стороне от границы, и продолжали двигаться над высокими западными склонами великой гряды гор Гиндукуш. Самый южный пик, лежащий ближе всего к пустыне, достигает 3000 метров в высоту. Дальше от него горы становились только круче, и именно туда мы и направлялись. Далеко внизу, под нами, лежал важнейший со стратегической точки зрения город Кандагар, который через несколько недель, 1 июня 2005 года, станет сценой одной из самых ужасающих атак «Талибана» того года. Один из смертников убил двадцать человек, взорвав на себе бомбу в главной мечети Кандагара. В этой катастрофе в самом центре города погиб начальник службы безопасности Кабула, который прибыл на похороны антиталибанского духовного наставника. Его же, в свою очередь, убили два парня на мотоциклах еще тремя днями ранее.

Я думаю, что мы с командиром Хили понимали весь масштаб поджидающих нас опасностей в этой раздираемой враждой стране. И мы осознавали всю важность предстоящей нам миссии: остановить вечно разрастающийся поток талибских рекрутов, струящийся с высоких пиков Гиндукуша, и поймать лидеров группировки для допросов.

Семичасовое путешествие из Бахрейна уже казалось бесконечным, но нам еще оставалось лететь час или больше к точке чуть южнее Кабула. Мы двигались на север, высоко поднявшись над предательской границей, которая ведет прямиком к старому Хайберскому проходу, а затем к огромным вершинам и глубоким каньонам Северного Гиндукуша. Потом горная гряда поворачивает в сторону Таджикистана и Китая, перетекая в восточное окончание Гималаев.

Я читал свой путеводитель, анализируя и запоминая факты, как детектив из книг Агаты Кристи. Чаман и Зхоб были ключевыми точками входа для Талибана и для «Аль-Каиды» бен Ладена, когда они бежали от американских бомб и наземных войск. Эти дикие племена прошли через горы высотой в пять тысяч метров, ища помощи у рассерженных белуджистанских вождей, которым уже надоело быть зажатыми между Пакистаном, Афганистаном, Великобританией, Ираном, США, Россией и всеми остальными, кто пытался навязывать им свою волю.

Область нашей операции лежала далеко к северу отсюда, и последние часы полета я потратил в попытках собрать некоторые данные.

Но найти их было сложно. В этих горах мало что происходило, здесь было лишь несколько небольших городов и совсем мало деревень. Смешно даже. Происходит не так много, и в то же время случаются все самые отвратительные вещи: заговоры, злодейства, терроризм, разработка бессчетных планов атак на Запад, особенно на США.

Здесь бродили отряды талибских воинов, которые только и ждали шанса ударить по правительству. Здесь находились группировки из «Аль-Каиды», собравшиеся вокруг своего лидера, которого едва ли кто-то видел за последние семь лет. «Талибан» вновь хотел захватить власть в Афганистане, банда бен Ладена желала смерти и разрушения всем гражданам США – военным и гражданским. Так или иначе, все это было сущим кошмаром, который с каждой минутой становился все страшнее и страшнее. Поэтому нас сюда и послали.

За несколько недель до нашего прибытия по всей стране прокатилась волна преступлений, совершенных с особой жестокостью, и это подтверждало всеобщие опасения, что ненавистный всем «Талибан» снова был в зените своей мощи и являлся серьезной угрозой новому афганскому правительству. Даже с поддержкой тридцати тысяч солдат объединенного войска США и НАТО президент Хамид Карзай все еще боролся за контроль над страной повсюду за пределами Кабула.

За несколько недель до этого, в феврале, «Талибан» открыто сообщил, что усилит атаки на правительство, как только улучшатся погодные условия. И с тех пор террористы произвели серию вооруженных нападений и бомбардировок, направленных в большинстве своем на местных официальных лиц и поддерживающее правительство духовенство. На юге и по всему восточному региону они начали устраивать засады на американских солдат.

Это очень странное слово – «Талибан». Все его слышали так же, как и слова «мятежник», суннит, аятолла или Тайвань. Но за что на самом деле борется «Талибан»? Я сам пострадал от его рук и могу описать это лишь как близкое столкновение с самым отвратительным в мире существом. Я очень много читал об этом. Факты соответствуют реальности. Талибы – это злобные убийцы, религиозные фанатики, у каждого из них «AK-47» в руках и жажда крови в сердце. Уж в этом можете мне поверить.

«Талибан» начал распространять свое влияние с 1994 года. Первым лидером талибов был деревенский мулла, мусульманский священник по имени Мухаммед Омар – отважный парень, который лишился глаза в сражениях с силами Советского Союза еще в 1980-х годах. К середине 90-х годов главной целью «Талибана» в Афганистане – до того, как я оказался там, – было забрать власть у правящих вождей, которые: а) сформировали войска моджахедов и б) отбросили СССР из страны.

«Талибан» давал два главных обещания, которые собирался выполнять, находясь у власти: восстановить мир и безопасность и следить за исполнением шариата – исламских законов. Афганцы, уставшие от бесконечных кровопролитных войн и соперничества моджахедов, с радостью приняли «Талибан», который наслаждался ранним успехом, искореняя коррупцию, смиряя беззаконие и обеспечивая безопасность дорог для процветания торговли. Это относилось ко всем областям, которые находились под их контролем.

Талибы начали действовать в юго-западном городе Кандагар и быстро продвигались в другие части страны. В 1995 году они захватили провинцию Герат, которая граничит с Ираном. И через год их армии захватили афганскую столицу – Кабул, – свергнув режим президента Бурхануддина Раббани и его министра обороны Ахмада Шаха Масуда. К 1988 году «Талибан» контролировал почти 90 процентов страны.

Однако, придя к власти, «Талибан» показал свое истинное лицо. Талибы сформировали самое авторитарное правительство на Земле, которое не терпело оппозиции или несогласия со своей жесткой политикой. Сразу же стали применяться древние исламские наказания, например, публичные казни осужденным в убийстве или ампутация кистей тем, кто был уличен в краже. Я даже представить себе не могу, какое наказание ждало за измену или изнасилование.

Телевидение, музыка, спорт и кино были запрещены, так как талибские лидеры считали такое времяпрепровождение легкомысленным. Девочкам от десяти лет и старше было запрещено ходить в школу. Работающим женщинам было приказано оставаться дома. Мужчин обязали отращивать бороды, а женщин – носить паранджу. Эта строгая религиозная политика заслужила всеобщее осуждение, ведь «Талибан» пытался восстановить Средние века в стране, которая желала вступить в XXI век. Политика талибов относительно прав человека была возмутительна и привела их к прямому конфликту с международным сообществом.

Но был и другой вопрос, который впоследствии и привел к их свержению – их роль в поддержке Усамы бен Ладена и его движения «Аль-Каиды». В августе 1988 года исламские фанатики взорвали посольства США в Кении и Танзании, убив более 225 человек. Вашингтон тут же поставил талибских лидеров перед сложным выбором – они изгоняют из страны бен Ладена, которого признали ответственным за атаки на правительство США, или столкнутся с последствиями их выбора.

«Талибан» категорически отказался сдавать саудовского гостя, который обеспечивал им очень неплохое финансирование. Президент Билл Клинтон отдал приказ о ракетном нападении на главный тренировочный лагерь бен Ладена в Южном Афганистане, однако во время атаки убить лидера не удалось. Тогда, в 1999 году, Соединенные Штаты убедили Совет Безопасности ООН наложить санкции на Афганистан под управлением «Талибана». Через два года стали применяться еще более жесткие санкции в качестве очередной попытки заставить «Талибан» сдать бен Ладена.

Ничего не сработало: ни санкции, ни отказ Афганистану в членстве в ООН. «Талибан» все еще находился у власти и все еще прятал Усаму бен Ладена, но их изоляция – политическая и дипломатическая – становилась тотальной.

Но талибы и пальцем не пошевелили. Они приняли свою изоляцию как честь и решили окончательно пойти против всех, введя еще более фундаменталистский режим. Бедные жители Афганистана слишком поздно осознали, что натворили: передали целую страну группе бородатых сумасшедших, которые принесли им только пустые мучения и контролировали каждое действие народа грубыми, деспотичными, жестокими законами. «Талибан» настолько был занят порабощением своих граждан, что забыл о необходимости обеспечения его пищей – началось массовое голодание. Около миллиона афганцев выехало из страны в качестве беженцев.

И Запад прекрасно все понимал. Ну, почти. Но для того чтобы вызвать международную ярость, необходим был ужасающий инцидент, произошедший в марте 2001 года. Тогда по приказу «Талибана» были взорваны две огромные монументальные бамианские статуи Будды: одна высотой 55 метров, вторая – 35 метров, вырезанные в горах Центрального Афганистана, в 230 километрах к северо-западу от Кабула. Это было равносильно взрыву пирамид в Гизе.

Эти статуи были вырублены из песчаника скалистых надгорий в Бамиане, который расположен на древнем Шелковом пути – караванном маршруте, который соединял рынки Китая и Центральной Азии с рынками Европы, Среднего Востока и Южной Азии. Это была также одна из наиболее почитаемых буддистских религиозных достопримечательностей, датируемая II веком и когда-то служившая домом для сотен монахов и пристанищем многих монастырей. Эти две статуи были крупнейшими фигурами стоящего Будды на Земле.

И суммарные разрушения, вызванные афганскими правителями, нанесли директорам и владельцам музеев по всему миру огромный ущерб. «Талибан» очень эффективно дал понять, чтобы все катились к чертям собачьим. В конце концов, чьи это статуи? К тому же талибы планировали разрушить все статуи в Афганистане на основании того, что это не соответствует исламским законам.

Бамианские статуи были разрушены в соответствии с законами шариата. Только Аллах Всемогущий заслуживает быть воспетым, а не кто-то или что-то еще. И давайте поставим на этом точку. Восхваляйте Аллаха и передайте сюда побольше взрывчатки.

Взрыв статуй Будды убедил весь мир, что необходимо что-то сделать с правителями Афганистана. Но для того чтобы их в конце концов спровоцировать, потребовался еще один взрыв. Он прогремел 11 сентября того же года и стал началом конца «Талибана» и «Аль-Каиды» бен Ладена.

Прежде чем на нижний Манхэттен осела пыль после взрыва, США потребовали у «Талибана» сдачи бен Ладена по обвинению в организации атаки на американскую землю. И вновь «Талибан» отказался, возможно, не осознавая, что новоявленный президент США Джордж Уокер Буш был человеком абсолютно другого характера, нежели Билл Клинтон.

Менее чем через месяц, 7 октября, американцы во главе небольшого коалиционного войска развернули стремительную атаку на Афганистан, которая потрясла эту часть света до самого основания. Военная разведка США обнаружила все лагеря «Аль-Каиды» в горах северо-восточной части страны, и войска выпустили туда одну из самых крупных воздушных бомбардировок в современной мировой истории.

Началась она с запуска пятидесяти крылатых ракет, запущенных с военных кораблей США и подводных лодок Королевского флота Великобритании. В то же самое время, после того как тьма опустилась на Афганистан, двадцать пять базирующихся на авианосцах самолетов и пятнадцать базирующихся на земле бомбардировщиков взлетели и разбили талибскую противовоздушную оборону, телекоммуникационную инфраструктуру и аэропорты в Кабуле, Джалал-Абаде, Кандагаре и Герате. Бомбы США взорвали большие радиолокационные установки и уничтожили контрольно-диспетчерский пункт в Кандагаре. Это был город, в котором жил Мулла Омар, и бомбардировщику ВМС удалось скинуть бомбу прямо на задний двор его дома. Однако этот одноглазый бандит сбежал.

Теперь военные штабы «Талибана» пылали, но у него все же были незначительные воздушные силы, всего несколько самолетов и вертолетов, которые ВВС США легко и просто стерли с лица Земли бомбами с самонаведением, словно выполняя ежедневную уборку.

Морские бомбардировщики, взлетавшие с авианосцев, целились на наземную военную технику «Талибана», на грузовики и танки, а также на склады с топливом. Базирующиеся на суше бомбардировщики «B-1», «B-2», и «B-52» также были в воздухе, «B-52» выбрасывал десятки гравитационных 250-килограммовых бомб на лагеря подготовки «Аль-Каиды» в Восточном Афганистане, гораздо дальше, в приграничные горы, куда мы вскоре и прибудем.

Одной из основных целей США был небольшой запас ракет земля—воздух и переносных зенитных ракетных комплексов, украденных то ли у русских, то ли у моджахедов. Эти склады было сложно обнаружить, а тайники были перенесены местными и спрятаны в горах. К несчастью, их увезли туда лишь для того, чтобы использовать в другое время.

Через час после того, как началась ночная бомбардировка, Северный Альянс открыл огонь из ракетной батареи с воздушной базы в 40 километрах к северу от Кабула. Они нацелили ракеты прямо на силы «Талибана» в городе. Прозвучало пять громких взрывов, и город обесточило.

Но США не сводили глаз с цели, а истинной целью было тотальное уничтожение «Аль-Каиды» и ее лидера, который спланировал печально известную атаку на башни-близнецы – «Перл Харбор двадцатого века», – как описал те события президент. Для этого Штаты предприняли массовую бомбардировку зловещих пещер и подземных тоннелей в горах, где бен Ладен создал себе штаб.

Крылатые ракеты сгладили скалистую местность, но это было только начало. Настоящий удар от единственной суперсилы мира придет в форме гигантской бомбы – «BLU-82B/C-130». Ее изобрели и использовали во время войны во Вьетнаме, и она получила прозвище «Дейзи Каттер», или «Косилка маргариток». Это авиационная неядерная бомба общим весом в 6800 килограммов, которая переносится громадным самолетом «MC-130», так как она слишком тяжелая для любого другого воздушного судна.

Эта бомба просто великолепна. Изначально она предназначалась для очистки места под вертолетные площадки в джунглях. В Афганистане ее использовали как противопехотное оружие для пещер. Ее радиус смертельного поражения огромен, примерно метров 300. Вспышка и звук от нее ощущаются за много километров. «BLU-82B» на тот момент была самой большой неядерной бомбой и, конечно, не оставляла радиоактивных осадков. (Просто на заметку: атомная бомба, сброшенная на Хиросиму, была в тысячу раз более мощной.)

Положительным моментом является то, что «Косилка» очень надежна, у нее нет проблем с высокой скоростью или перепадами температур. Ее неядерная техника взрыва включает использование как реагента, так и окислителя. Это не та топливовоздушная взрывная смесь, которая использовалась в старых системах для гораздо более маленьких бомб. «Косилка» три с половиной метра в длину и более метра в ширину.

«BLU-82B» зависит от точности позиции доставляющего воздушного судна, а также координат, полученных с фиксированного наземного радара или бортовой системы наведения. Самолет должен занять идеальную позицию еще перед финальным отсчетом и выпуском бомбы. Навигатору необходимо сделать абсолютно точные баллистические и ветровые подсчеты.

Она вызывает массивную ударную волну, а значит, может быть выпущена на высоте не ниже 2000 метров. Ее боеголовка содержит дешевую суспензию GSX (нитрат аммония, алюминиевая крошка и полистирол), детонируемую 100-сантиметровым запалом за несколько метров до уровня земли так, что она не оставляет кратера. Вся смесь разлетается наружу, создавая избыточное давление 70 кг на 1 квадратный сантиметр. Отбросим название «Косилка маргариток». Соединенные Штаты так и не обнародовали информацию, сколько таких снарядов было сброшено в район Тора-Бора и в Белые горы, где были расположены лагеря «Аль-Каиды». По меньшей мере, их было четыре, возможно, и семь. Самая первая, согласно официальному заявлению Пентагона, была сброшена после сообщения об обнаружении бен Ладена. Мы можем лишь представлять, какой разрушительный эффект такой взрыв мог оказать внутри тех пещер, где скрывались и откуда отдавали приказы высшие чины командования и главные лидеры «Аль-Каиды». Это было бы не слишком приятно даже в том случае, если стоишь посреди чистого поля, но в пещере! Боже, это очень жестоко. Такая штука стирает с лица Земли сотни врагов за раз.

США немало сбросили таких бомб на талибов, сровняв с землей укрепления в Кундазе, на севере, потеснив их с равнин Шомали к северу от Кабула, подвергли ковровой бомбардировке все районы, где их можно было обнаружить, в том числе и вокруг воздушной базы Баграм, куда спустя четыре года мы теперь направлялись на «C-130».

Осенью 2001 года «Талибан» и «Аль-Каида» в основном спасались бегством от армии США, иногда атакуя в ответ, но чаще сдаваясь в плен. В последующие годы они воссоединились по другую сторону пакистанской границы, переформировались и начали контратаку, пытаясь вернуть власть над Афганистаном.

Каким-то невероятным образом эти железобетонные дикари не только пережили яростные американские бомбардировки и сбежали от надвигающегося Северного Альянса, но также сумели избежать одну из величайших облав в истории боевых операций. Тогда возмущенное правительство Соединенных Штатов перетрясло всю землю и небеса, чтобы поймать бен Ладена, Муллу Омара и остальных. По моему мнению, их выдающиеся способности убегать от превосходящего во много раз противника и быстрый переход через Пакистанские горы на другую сторону границы позволили им сильно сократить человеческие и материальные ресурсы.

Кроме того, так талибы выиграли достаточно времени. Без сомнения, они потеряли много последователей после захватывающего зрелища, которое позволили им наблюдать из первых рядов американские военные, но так у них появилось несколько месяцев, чтобы начать вербовать и тренировать новейшее поколение приверженцев их идеи. И теперь «Талибан» вернулся в виде эффективной боевой армии, предпринимающей зверские операции против коалиционных войск во главе с США – всего через полгода после того, как талибы потеряли власть и вынуждены были бежать из страны.

Пока мы готовились к окончательной посадке на огромную, раскинувшуюся на много километров базу США «Баграм», «Талибан» снова был в силе. Его приверженцы убивали сотрудников гуманитарных организаций, похищали работников иностранных строительных компаний. Некоторые части Восточного и Южного Афганистана официально были признаны небезопасными из-за все более открытых и частых атак «Талибана». Это доказывало, что талибы расширяли области своего влияния, работали снова бок о бок с «Аль-Каидой» бен Ладена и заключали новые союзы с другими повстанческими группами и антиправительственными военачальниками. Действовали они так же, как и в 1996 году, когда пытались захватить власть в первый раз.

Только на этот раз у «Талибана» была главная цель, которой необходимо было достичь прежде, чем опять захватить власть: дестабилизировать коалиционные силы во главе с США и, наконец, навсегда выгнать их с территории Афганистана.

Еще я должен заметить, что пуштуны – это самая древняя из живущих ныне племенная группа; на данное время их насчитывается около сорока двух миллионов человек. Двадцать восемь миллионов живут в Пакистане, 12,5 – в Афганистане: это около 42 процентов всего населения страны. Около 88 тысяч живут в Британии и 44 тысячи – в США.

В Афганистане пуштуны занимают в основном горные районы на северо-востоке, они также густо населяют области на востоке и на юге. Это гордые люди, которые проповедуют ислам и живут по строгому кодексу чести, в согласии со своей культурой, следуя правилам и законам, известным как «Пуштунвали», которые направляют их жизнь вот уже в течение двух тысяч лет.

Они также наиболее типичные последователи «Талибана». Их воины составляют основу талибских сил, их семьи предоставляют повстанцам приют в своих высокогорных деревнях, защищая их и укрывая в местах, которые покажутся западному глазу практически недосягаемыми. Это, однако, не касается глаз «морских котиков», у которых, конечно, западные взгляды, но для них нет недосягаемых мест. Мы можем забраться куда угодно.

Несложно понять, почему пуштуны и «Талибан» так хорошо ладят. Пуштуны в свое время отказались сдаться армии Советского Союза. Они продолжали драться. Еще в XIX веке они сражались с британцами до победного конца, а потом прогнали их обратно в Пакистан. За триста лет до этого пуштуны разбили армию Акбара Великого – самого грозного правителя Империи Великих Могулов.

Пуштуны очень гордятся своим жестоким военным наследием, и стоит помнить, что во все века горьких и яростных сражений в Белуджистане, который так никогда и не был покорен, половиной его населения были пуштуны.

Суть их племенного наследия довольно жестока. Оно основано на кровных узах, великолепных родословных, которые тянутся из глубины веков, поколение за поколением. Нельзя вступить в их племя так же легко, как стать гражданином Америки. Племена не выдают грин-карты или паспорта. Ты либо пуштун, либо нет.

Конечно, язык, традиции, привычки и культура играют роль, но – я повторяю – невозможно стать пуштуном. Один лишь этот факт придает всем членам их племени внутренний стержень величия и невероятно высокую самооценку. Может быть, их деревни и не являются первоклассными военными крепостями, как желал бы того «Талибан», но пуштунов очень нелегко запугать.

Организация их жизни основана только на родстве – по мужской линии, конечно. Родословная племени восходит всегда по стороне отца к предкам-мужчинам. Я так понимаю, на предков матери им наплевать. Право наследования существует только для мальчиков, так же как и права на землю переходят напрямую сыновьям. У них есть поговорка, которая многое говорит об их мировоззрении: «Я сам против своих братьев, мои братья со мной против двоюродных братьев, мои братья и двоюродные братья со мной против всего мира». Так они и живут. Их мощные военные отряды снова и снова выгоняют с их земель даже самых опытных захватчиков.

Свод их племенных законов «Пуштунвали» устанавливает перед ними определенные требования: гостеприимство, щедрость и долг отмщения даже за небольшое оскорбление. Жизнь среди пуштунов очень сложна и требовательна – она основывается на уважении своих сверстников, родственников и соратников. А это может быть опасно. Только племенные принципы чести препятствуют анархии. Эти люди будут сражаться и даже убивать для того, чтобы избежать бесчестья для себя и своей семьи.

А убийство запутывает всю систему, потому что смерть должна быть отмщена: убийцы и их семьи, таким образом, оказываются под постоянной угрозой. Этот фактор сильно снижает процент насилия. По экспертному мнению Чарльза Линдхорна, профессора антропологии в Бостонском университете, уровень убийств в племенах пуштунов намного ниже, чем в городских округах США. Я благодарен профессору за его исследования этого вопроса.

Талибский закон вытекает из «Пуштунвали»: женщины – это основа мужского наследия, источник племенной чести и непрерывности рода. Их безопасность и целомудренный образ жизни – единственная гарантия чистоты рода. Такая изоляция женщин из жизни и окружающего мира называется «пурда», и она создана для того, чтобы держать женщин скрытыми от чужих глаз, а также чтобы они могли спокойно вести домашнее хозяйство – это подогревает в них чувство чести и достоинства.

Пурда наглядно представляет собой позицию принадлежности женщины мужчине. Ее муж сражается с захватчиками, в то время как она контролирует быт в доме, наслаждается любовью и уважением своих сыновей и надеется однажды стать главой рода и править над своими невестками и их детьми. Это основа талибского взгляда на женщин. Думаю, эта концепция неплохо работает в Гиндукуше, но она вряд ли будет уж очень популярна в центре Хьюстона.

Так или иначе, на землях пуштунов проходило очень много ужасных битв, в основном против захватчиков. Но старая традиция «Пуштунвали» хранила этот народ в безопасности. Их традиция щедрого гостеприимства – возможно, самая высшая добродетель пуштунов – включает в себя концепт локхай варкавал. Это буквально обозначает «давать кров». Правило предписывает защищать гостя, особенно в той ситуации, когда племя может оказаться слабее, чем его враги. Когда пуштуны принимают локхай, они отвечают за безопасность гостей и обязуются защищать их от врага любой ценой.

Я, вероятно, более чем кто-либо еще должен быть бесконечно благодарным им за это.

Наконец мы добрались до огромной базы США в Баграме. В самолете все уже проснулись, ведь прошло семь часов с того момента, как мы вылетели из Бахрейна. Солнце встало, и мы могли различить внизу горы, о которых столько слышали, среди которых будем проводить операции в ближайшие недели.

На высоких пиках все еще лежал снег, ослепительно сияющий в восходящем солнце. Под шапками снега откосы выглядели очень крутыми. Мы были слишком высоко, чтобы различить деревни, примостившиеся на серединах склонов, но мы знали, что они там есть и что, вероятно, именно туда мы и отправимся в самом недалеком будущем.

Огромная взлетно-посадочная полоса в Баграме тянется сбоку от основного комплекса зданий, мимо сотен и сотен домиков. На земле мы уже видели припаркованные самолеты и целый набор вертолетов «Чинук». Мы не беспокоились о том, с кем придется делить жилье и снаряжение. Члены отрядов SEAL всегда квартируются вместе, отдельно от всех остальных, чтобы избежать болтовни о сверхсекретных операциях. Конечно, все наши операции засекречены, и мы не имеем привычки о них распространяться, но другие служебные отделения не настолько четко натренированы, как мы, а руководство не хочет испытывать судьбу.

Наконец мы прибыли на место, в Исламскую Республику Афганистан. Эта страна размером со штат Техас, со всех сторон ее окружает суша, гранитные стены гор защищают ее, и на протяжении долгих лет ее разрывает на части война. Как всегда, старейшины племен пытаются прогнать со своих территорий захватчиков – нас. Но мы даже ничего не захватывали, мы просто пытались остановить еще один кровавый племенной бунт и еще одну смену режима, избранного по закону на жестокую диктатуру.

Это казалось непосильным заданием. Но мы ждали своей миссии с воодушевлением. Для этого мы и вступили в ряды спецвойск. На самом деле нам не терпелось уже добраться до места и начать действовать. В некотором роде все было просто. Мы должны были выйти на эти печально известные горные перевалы и положить конец тайным перебежкам безликих воинов, которые прокрадывались сюда через границу и готовились упрямо и без колебаний сражаться с нами.

Мы знали, на что способны эти люди, знали, что они могут очень быстро передвигаться по гористой местности. Дикари были главными на этих склонах, в пещерах и ущельях на протяжении веков, и они превращали горы в неприступные военные крепости, способные выстоять против любых захватчиков.

Талибы уже сталкивались там с «морскими котиками» в открытых сражениях, потому что «морские котики» всегда появляются в подобных местах первыми. Враги будут подготовлены – мы это понимали. Но, как и все команды SEAL, мы верили, что мы лучше остальных, так что проклятому «Талибану» стоит нас поостеречься.

Дэнни, Шейн, Джеймс, Акс, Майки и я. Мы прибыли по важному делу – идеально подготовленные, вооруженные до зубов, мы были настроены загнать армии «Талибана» и «Аль-Каиды» туда, откуда они пришли, схватить их лидеров, избавиться от тех, кого было слишком опасно оставлять в живых, и тем самым восстановить порядок в этих горах.

Я был почти за 15 тысяч километров от дома, но всегда мог послать электронное письмо своей семье и близким. Я никогда не скучал по домашнему комфорту, но у меня в сумке лежал DVD-плеер и диск с моим любимым фильмом «Граф Монте-Кристо», снятым по роману Александра Дюма-старшего. Этот фильм всегда вдохновляет меня. Этот роман об одинокой битве храброго и неповинного ни в чем мужчины с непреодолимыми силами зла и миром, не прощающим ошибок, придает мне сил.

Я люблю такие истории. Борись дальше. Никогда не сдавайся. Здесь и храбрость, и риск, и несравнимая отвага. Я никогда не думал, что вскоре моя жизнь и мои злоключения – хоть и отдаленно – будут похожи на злоключения Эдмона Дантеса, что я сам переживу ту безнадежность его лет, проведенных в мрачной островной крепости замка Иф.

И я никогда не думал, что эти незабываемые слова, которые он вырезал кремнем на гранитных стенах жесточайшей из тюрем, также дадут мне надежду. В мои самые темные часы я снова и снова думал об этих словах, даже чаще, чем я это могу признать: «Бог даст мне справедливость».