Глава 24. Виктор

– Ты рехнулся!

– Ты мне уже это говорил, – спокойно ответил Луи. – Не повторяйся.

– На черта тебе это понадобилось?! Я ведь специально хотел так договориться, чтобы вас с Кейт не втягивать! Хватит того, что я затащил вас в этот капкан…

– И сейчас ешь себя поедом, пытаешься искупить. Кровью. Не стоит. Во-первых, откуда ты мог знать, что все так повернется? А во-вторых, мы все-таки – не бессловесное стадо, чтобы нас можно было просто так куда-то завести. Это даже обидно, в конце концов! У нас своя голова на плечах, и за свои действия мы отвечаем, не маленькие. А раз влипли вместе, то и выпутываться вместе будем. Понимаю и поддерживаю твое желание держать Кейт подальше от передовой, но я-то! Уверен, тебе и твоему отцу дополнительная помощь не помешает.

– Не помешает, конечно, но… блин, Луи! Я, конечно, понимаю, что сейчас это прикольно выглядит и звучит – уметь голосом внушать людям, что им делать, но ведь за это умение ты платишь тем, что становишься практически наркоманом! Раз в месяц или в два месяца тебе нужна будет инъекция вакцины, иначе смерть! И не забывай о том, что ты теперь зависишь от тех, в чьих руках эта вакцина.

– Все так, но чтобы ощутить на своей шкуре все эти последствия, надо сначала отсюда выбраться. Если мы не заткнем этот чертов Обломок, всякие там периодические вакцинации и зависимости не будут нас волновать вообще. Мертвые не волнуются.

Я помолчал, собираясь с мыслями.

– И тебя, значит, не смущает мысль, что тебе предстоит гнать людей на убой в этой мясорубке у стен замка?

– Лес рубят – щепки летят, – пожал плечами Луи. – Не справимся – они все покойники или еще похуже, а справимся – появится шанс.

Я хмыкнул.

– Слышу отцовские слова.

– Твой предок – умный человек, Вик. Он знает, что говорит. И потом, ты-то в это дело вписался, а я чем хуже? Только тем, что не сын Петра Подгурского? Или тем, что мне не надо выглядеть спасителем в глазах Кейт?

Это было туше́, как говорили раньше. Луи, язва, попал снайперски, и крыть мне было нечем. Хотя в первый момент у меня и возникло инстинктивное желание возмущенно заспорить, может, даже наорать на друга, только… какой смысл врать себе? Может, в глубине души меня и впрямь привлекала идея стать этаким Александром Матросовым двадцать первого века, броситься на амбразуру, может, даже красиво погибнуть ради спасения дорогого мне человека. Этакий юношеский романтизм в клинической стадии. Вот, дескать, не хочешь меня любить, так смотри – потом заплачешь, да поздно будет! Как школьник, ей-богу! А при этом убедить себя, конечно, что только ради друзей стараешься, чтобы их вытащить и без последствий… Да, ради друзей. Но если отбросить в сторону некоторое лукавство, то и ради себя тоже. Чтобы не мучиться потом, видя постоянно в ночных кошмарах лица Хетер, Вильяма, Гэвейна, которые уж точно мертвы… А может, и еще кого-то, кто еще умрет или станет безжалостной биологической машиной убийства… И еще Доминика, который скорее всего не успел вырваться за пределы города, пока он не «закрылся». А где он теперь, тоже неизвестно. Вон сколько всего на совести висит! И как с ней теперь договариваться?

А подвиг совершить – это не просто круто. Он – что-то вроде искупления. Он – повод сказать «зато…». И крыть будет нечем. В того, кто такое сделал, ни у кого рука не поднимется камень бросить. Даже у собственной совести. А если еще погиб геройски, так вообще… Вот идиотизм – даже стыдно стало! Будто я не самопожертвование затеял, а подлость какую. Что за характер у меня дурацкий, а?

– Так, хватит, Вик, лимит самобичевания ты на сегодня исчерпал! – Луи похлопал меня по плечу. – И не ищи аргументы, наш спор все равно в пользу бедных: все инъекции уже сделаны, и процесс практически завершен.

Вот чутье у человека! Словно телепат, а не сирена… Или как таких зовут? Псиониками?

– Надеюсь, тебе не придется пожалеть о том, что ты сделал.

– Лучше жалеть о сделанном, чем о несделанном.

Я только плечами пожал. Решительно, он сегодня настроен изъясняться афоризмами.

– Ладно, удачи, Луи.

– Симметрично, Вик! – Его взгляд устремился куда-то мне за спину, и в глазах заплясали чертенята. – Все, я побежал.

Мне осталось только удивиться его поспешному уходу, оглянуться… и еще раз удивиться.

– Кейт?!

– А что, не похожа?

Какое-то время мы просто стояли и молча смотрели друг на друга. И с каждой секундой молчание это делалось все более тягостным для меня.

– Ну, как ты? – спросил я, не выдержав давления тишины, но этот простой вопрос вызвал совершенно неожиданную реакцию.

Кейт закатила глаза:

– Ну да, самый уместный вопрос в данной ситуации! Ты идешь черт знает куда, возможно, умирать, а интересуешься, как я. Замечательно, блин! Лучше всех!

– Кейт…

– Нет уж, дай мне сказать – я слишком долго молчала! Знаешь, что меня всегда в тебе больше всего бесило, Вик? Эта твоя постоянная готовность к самопожертвованию. У меня это просто в голове не укладывается. Ты не собираешься в единый образ, вызываешь когнитивный диссонанс. С одной стороны – типичный мажор, сынок богатого отца, ищущий, «чего бы такого пожрать, еще не жратого», а с другой – этакий Данко. Мол, нате мое сердце, только что из груди вырвал, еще свеженькое. Что, никому не надо? Ну ладно, в себе еще поношу. В голове не укладывается, как можно настолько себя не любить и не ценить? Бросаться своей жизнью, как старым барахлом? Я давно это замечала, даже в мелочах, но тут уж просто апофеоз! Что, тебе совсем на себя плевать?! Или жить больше незачем?

– Все не так! Если бы ты…

– Только не надо про «если бы я»! Не переводи стрелки – я здесь ни при чем. Это у тебя комплекс Иисуса! Это тебе нужно возложить себя на алтарь. Не важно, ради чего или ради кого. Главное – возложить. А я тут так – удачно под руку подвернулась!

– Это больно, Кейт!

– Вот и хорошо, что больно! Может, эта боль наконец пробьет твою дурацкую броню, и ты начнешь понимать… А мне, думаешь, не больно? Не больно видеть, что ты с собой сотворил? Ты себя похоронил, понимаешь?! Для всех. И для меня в том числе. Даже если ты не умрешь здесь, и мы выберемся отсюда, потом… это не жизнь!

– Откуда ты…

– Да какая разница? Знаю, и все!

– Не только я.

– Ага, нашел отмазку! – с горечью бросила Кейт. – Не кивай на других. У Луи своя голова на плечах, но он с тебя пример взял, между прочим! А у него там, – она махнула рукой куда-то в пространство, – жена осталась. Но он так решил, глядя на то, что ты, чокнутый, учинил! Это же… Это… – Кейт аж задохнулась, пытаясь справиться с эмоциями. Никогда еще не видел ее такой и был слегка потрясен. – У меня ощущение, что ты живешь в собственноручно нарисованной геройской реальности и чихать хотел на то, что происходит за ее пределами! На то, кто из-за этого страдает! Ролевик со стажем, блин! А жизнь – это не «Кровь и честь» Саймона Грина! И я не хочу смотреть на ваши гладиаторские игры со смертью, тебе ясно?!

– Ты несправедлива. Это не игры.

– Вот именно – не игры! – В ее глазах стояли слезы. – А ты всю жизнь словно играешь! Почему я должна быть справедливой и объективной? Я не судья на соревнованиях! А жизнь свою в помойку выбрасывает не чужой мне человек! У меня слова кончаются просто. Не то что плакать – выть хочется от всего этого! Убить кого-нибудь. Забить насмерть ржавой лопатой! Потому что… Потому что…

Тут я не выдержал. Шагнул вперед и притянул ее к себе. В первый момент она попыталась меня оттолкнуть, но попытка эта была слабой и неуверенной.

– Сволочь ты, Вик, – глухо всхлипнула Кейт, уткнувшись мне в грудь.

– Согласен, – отозвался я, прижимая ее к себе и нежно поглаживая ее пышные волосы.

– Распоследняя сволочь…

Больше мы уже ничего не говорили.

Велосипед изобретать я не стал. Отправился в местный дом культуры: массовые мероприятия – как раз по их части. Как действовать, я знал, правда, только теоретически. Отец провел со мной краткий курс молодого бойца и краткий же практикум. Мне удалось потренировать свои новоприобретенные способности на одном из сотрудников местной полиции. Так себе практика. Мне-то предстояло внушать большому количеству народа, причем внушение должно быть долгоиграющим, а не сиюминутным. В общем, сказать, что я волновался, – значит ничего не сказать.

То, как мы расстались с Кейт, тоже, мягко говоря, не успокаивало. Мы… Нет, ни думать, ни говорить об этом сейчас не хотелось. В чем-то я очень даже суеверен. Надо сначала дело сделать и выжить, а уж потом… Да и будет ли у меня это «потом»? Если даже повезет здесь, буду сидеть на коротком поводке у АПБР.

Ладно, к делу. Способности сирены, конечно, чертовски удобная штука. Перед тобой открываются все двери, кроме автоматических. Прорвался к директору я элементарно – пять минут и несколько фраз в повелительном наклонении, да с особым тембром. Теперь я лучше понимал отца – к такому легко и быстро привыкаешь, и потом очень сложно заставить себя говорить обычным голосом, не пуская в него Силу убеждения.

Еще десять минут ушло на то, чтобы директор проникся важностью поручения, данного ему чиновником из министерства культуры, причем федерального, а не области (я решил не мелочиться), и донес его до своих подчиненных, которых я, разумеется, тоже обработал своим голосом. Они бы поверили и в то, что я прилетел с Альфы Центавра, но мне-то требовалась правдоподобная легенда и афиша, которая собрала бы в дом культуры через несколько часов как можно больше народу. Заставить местную типографию напечатать десятки афиш уже было делом техники. Один телефонный разговор – и максимальный трудовой энтузиазм обеспечен.

Когда афиши были готовы, почти все сотрудники ДК, от зама директора до вахтеров и уборщиц, ринулись в город их расклеивать. Большой концертный зал был рассчитан человек на пятьсот, но я распорядился продавать и «стоячие» билеты по совсем уж бросовой цене. Мне требовалась массовость. Тем более я понимал, что далеко не все, кто придет, – моя целевая аудитория. Старики, большинство женщин и дети в бой не пойдут – я специально так продумал свою речь, чтобы народ не кинулся воевать в полном составе. Тут требовалась предельная осторожность, так как моего приказа невозможно ослушаться. В этом свете любая неточность формулировок или интонаций могла привести к катастрофическим последствиям для людей. Именно этого я и боялся – перегнуть палку.

К моменту часа «Ч» речь была подготовлена и выучена назубок. Подозреваю, что при моем голосе все сработало бы как надо, даже читай я с запинками по бумажке, но я просто привык к любому делу подходить ответственно. Внутреннего перфекциониста не задушишь, не убьешь.

«Только один вечер! Гастролирующий по стране московский маг, экстрасенс и гипнотизер Виктор Белый покажет свое невероятное искусство! Гипноз и ясновидение, прошлое и будущее, программирование судьбы на успех и личное счастье, магия параллельных пространств! Сегодня, 21 августа, в 18:00 в большом концертном зале Дома культуры. Не пропустите!»

Это было написано в афишах, которые расклеили по всему Лесногорску на самых видных местах, исключая, конечно, районы, близкие к Замку. Соваться туда было опасно, да и зачем? Кого мне там привлекать? Измененных? К тому же новые хозяева замка, увидев подобное, могут и насторожиться – к чему раньше времени дразнить гусей? Афишу придумал я, за отсутствием профильного опыта пустив в ход свой богатый игровой. Может, поэтому от афиши веяло стилем прошлого, а то и позапрошлого века, но я рассчитывал, что эффект будет. Высоколобой интеллигенции в этом захолустном городишке немного, а для рабочего люда в самый раз – с развлечениями тут наверняка кисло.

В итоге не ошибся – зал был полон если не под завязку, то близко к тому. Мужчины, женщины, дети. Стариков немного, так как я специально не стал добавлять слово «целитель» – мне требовался здоровый контингент. Главное – мужчин достаточно. Вполне приличный отряд сколотить можно. Ладно, пора на сцену – брать аудиторию в оборот.

Когда я вышел, по залу пробежал шепоток разочарования. Интересно, кого они ждали? Чародея в мантии, экстрасенса с пронзительным взглядом или колдуна с хрустальным шаром и четками? Вышел обычный человек в заурядной одежде – какую мне подобрали вместо моего игрового облачения. Костюм принца Викто́ра не подходил, так как мог излишне взбудоражить публику своей нелепостью. Впрочем, эффектная внешность – это последнее, что мне сейчас требуется. Главное – не волноваться, Вик, спокойно! Они все твои, хотя пока об этом и не подозревают.

– Здравствуйте, лесногорцы! Рад видеть, что вас столько здесь собралось!

Жиденькие аплодисменты. Пора.

– А знаете почему? Мне нужна армия. Армия для штурма замка. Вы думаете, что я шучу? Зря – никогда не был столь серьезен. Да, я многое могу, но не все. А в замке, о котором вы прекрасно знаете, засел враг. Злобный, коварный и могущественный. В одиночку мне с ним не справиться. К тому же он не только мой враг, но и ваш. Там, за стенами замка, готовятся к проведению бесчеловечных экспериментов, объектами которых будете вы – все население города. Бежать не удастся – можете мне поверить. Город блокирован со всех сторон. Единственный наш шанс – взять замок штурмом и разрушить адскую машину, излучение которой грозит вам всем страшными последствиями.

Звучало все, конечно, выспренне и пафосно, словно в низкопробной голливудской поделке или старой советской агитке, но что мне было за дело до стиля, когда оно работало! Некоторые дети в зале даже заплакали, а взрослые слушали затаив дыхание и, конечно же, верили каждому моему слову. Вдохновленный, я продолжал:

– Ваше спасение – в ваших руках! Мне нужны все боеспособные мужчины. Женщины, дети и старики должны остаться дома, дожидаться своих защитников. Впрочем, женщины, у которых нет семьи, но которые достаточно сильны и способны держать оружие, тоже лишними не будут. Я вооружу вас. Вы все слышали об Измененных. Именно они служат нашему врагу и охраняют замок. Эти нелюди готовы истреблять вас без жалости. Да, они сильнее, и у них есть способности, недоступные обычным людям. Но мое оружие уравняет шансы. В качестве боеприпасов будем применять дротики с веществом, блокирующим Силу любого Измененного. Каждый из тех, кто пойдет со мной, получит это оружие. Вы должны постоять за себя, своих родных, близких и друзей, не позволить мерзкой нелюди сделать вас биологическим материалом для ужасных экспериментов. Все, кто готов пойти со мной, ждите на улице у входа в Дом культуры. Остальные возвращайтесь домой и оставайтесь там. Когда бой завершится и угроза будет ликвидирована, мы дадим вам знать. За Лесногорск!

– За Лесногорск!!! – в едином порыве проорала не одна сотня глоток.

Наконец-то напряжение отпустило меня. Получилось! Пусть это лишь первый этап, но я, похоже, сделал все как надо. Если отец и Луи не подведут, у нас будет более чем достаточно сил для штурма.

Народ начал расходиться, и вдруг мой взгляд зацепился в толпе за очень знакомое лицо. Я похолодел и в первый момент растерялся, а когда сообразил, что можно остановить его голосом, он уже исчез. Конечно, мне могло померещиться – ведь я видел его всего несколько секунд. И все же какая-то часть меня сомнений не испытывала – там, в задних рядах заполнившей зал толпы, мелькнуло лицо Доминика.