22
Руби знала

Руби знала, что делать. Она приказала мне уходить, прямо сейчас. Вернуться в дом, собрать все наши вещи, которые захочу. А еще лучше пойти к ее машине, которая стояла в кустах у забора, сесть на капот и ждать ее там. Плевать на одежду, разбросанную по берегу, и на забытые где-то сандалии – нужно уходить.

Я попробовала возразить ей, сказав, что мы не можем вот так уехать, покинуть наш городок.

Но она, словно не слыша меня, стянула с себя футболку, под которой был простой темно-синий слитный купальник. Мой купальник.

– А ты не пойдешь со мной? – спросила я.

– Не могу.

Руби больше ничего не сказала, но я была уверена: сестра остается, потому что жители Олив не позволят ей уйти – совсем как если бы они поднялись на поверхность и привязали к ее лодыжке веревку. И это была толстая веревка, тяжелая и мокрая, вечность, пролежавшая на дне водохранилища, и моей сестре не удалось развязать ее узлы. Да она не особо и старалась.

Она отпустила мою руку, и я стала отходить от нее в сторону деревьев – подальше от водохранилища за нашими спинами, которое от дождя стало казаться еще глубже, разлилось еще шире, затопив камни и каменные стены, чего никогда раньше не бывало. Оно казалось еще больше, чем было, чем я его помнила – слишком огромным. И тогда я снова схватила Руби за руку и сказала:

– По-моему, мне лучше остаться.

У нее был врожденный талант заставлять людей делать то, что она хотела, – оставлять открытыми ящики кассовых аппаратов, делать татуировки на ребрах с ее изображением, как с ликом Мадонны. Сколько раз я становилась свидетелем этого? Я должна была знать, каково это, когда она решила проделать то же самое со мной.

Руби посмотрела мне прямо в глаза, словно вглядывалась в самое мое естество. Она ласково гладила мою руку, ее прикосновение было легче воздуха.

– Хлоя, – сказала сестра, и мое имя музыкой слетало с ее губ. – Ты ведь не хочешь остаться, правда? Нет, конечно, не хочешь. И это правильно, Хло. Я знаю. Я знаю, я знаю, я знаю… – Ее руки теперь лежали на моих волосах, и она шептала мне на ухо: – Ты хочешь уйти.

Я сделала, как мне было сказано. Должно быть. Потому что я сама не поняла, как оказалась у белого «Бьюика», припаркованного под деревом, села на его гладкий капот и начала ждать, когда моя сестра придет и скажет, что нам пора ехать. Но случились две вещи, которые заставили меня вернуться. Первая – Оуэн, который, пошатываясь, вышел из-за деревьев.

Он притормозил, пропуская своих друзей вперед.

– Что ты делаешь? – крикнул он мне, не став подходить. – Я думал, там вечеринка.

– Там вечеринка, – ответила я, и мы услышали ее шум в ночи.

Ему хотелось побежать туда, я знала, и тем не менее он стоял здесь, потому что у меня, видимо, была своя магия.

Я уже собиралась заставить его сделать с собой что-нибудь ужасное, например ткнуть веткой в глаз, или разбить голову камнем, чтобы просто проверить, могла ли я быть как Руби, когда он сказал:

– Не смотри на меня так.

– Как?

– Как будто я тебе что-то сделал. Как будто тебе не все равно. Как будто я козел.

– Но это же ты…

– Знаешь что? – перебивая меня, произнес Оуэн. – Ты. Ты нравилась мне. Раньше. Но ты не такая, как я думал. Я представлял, что ты… другая.

– И какая же я на самом деле? – спросила я, потому что сидела на капоте машины своей сестры в ее любимом белом бикини, ночные звезды блестели на моей коже. И хотя я понятия не имела, где мы будем жить завтра, я знала, что в этой вселенной у меня есть Руби, а у Руби есть я.

– Ты такая же, как она. – Он выплюнул эти слова, словно оскорбление. – Думаю, мы еще там встретимся.

Он протиснулся сквозь деревья и исчез, у меня не было никакого влияния на него, ни малейшего, я даже не успела сказать ему, что когда-то он тоже мне нравился. Раньше. Но теперь мне больше никто не будет нравиться – ни он, ни какой-либо другой парень. Впервые в жизни я по-настоящему ощутила себя своей сестрой. Мое сердце выросло и приняло такую же форму, как ее. Мы были зеркальным отражением друг друга, изнутри.

И тут произошла вторая вещь.

Я услышала свист.

Сначала это звук был едва слышным, почти неразличимым в шуме ветра. Но потом, когда я повернула к нему ухо, когда сконцентрировалась на нем, то услышала его предельно отчетливо. Шипение парового свистка. Слабый, далекий, погребенный много лет назад рев.

Он доносился со стороны воды. Где находилась моя сестра.

Когда я прибежала к камням, то обнаружила ее там же, где оставила. Здесь было тихо, никаких звуков свистка, и Руби стала как-то спокойнее, холоднее.

Краем глаза я увидела, что Оуэн заметил меня, остановился, но потом пошел прямиком к валуну, на котором примостилась Лондон, как будто он все время шел к этому камню и ни за что на свете не подошел бы ко мне.

– Знаешь, Лондон рассказала мне кое-что. Но я отказываюсь в это верить. Слух. Ложь. Про тебя и Оуэна. Ты понимаешь, о чем я? – заговорила Руби.

Я кивнула.

– Так это ложь?

Я решила быть осторожной и не рисковать.

– Все зависит от того, что она тебе рассказала.

Руби резко повернула голову в ту сторону, где были Оуэн и Лондон, и тут же легонько взяла меня за запястье. Под шум воды я увидела, как он целовал другую, не меня. Как его рот нашел ее рот, потом спустился вниз по ее шее, как его рука схватилась за ее белесые торчащие волосы и как он совсем не хотел меня, даже если когда-то говорил мне обратно целых две секунды.

Я отвернулась к воде. И наверное, это сказало моей сестре все, что ей хотелось знать.

Я не понимала, как это все поменяет. Теперь она отвлеклась, и все ее внимание было направлено на меня.

– Я сейчас вернусь, – произнесла она где-то за моей спиной. В этот раз она не попросила меня подождать ее на капоте машины. В этот раз она позволила мне остаться.

Как только она ушла, я почувствовала это. Что-то ускользало от меня. На небе сияла идеальная половинка луны, которая словно просила, чтобы ее поковыряли, но это если только у вас острые ногти и длинные руки.

Я сидела на бревне, подальше от воды, рядом с парнями, которые безуспешно пытались развести костер. Пока они вдалбливали палки в грязь, что-то ворча о пачке мокрых спичек, рядом со мной уселся Пит и обнял меня рукой за плечи. Было слишком темно, чтобы рассмотреть его, но я знала, что увижу. Парень, который когда-то принадлежал Руби и которого она больше не хотела. Парень, который любил ту, которая никогда не полюбит его.

– Что тебе нужно, Пит?

– Просто хотел сказать «привет», расслабься.

– Привет.

– Смотрю, твоя сестра вернулась.

– Она всегда возвращается.

Мы какое-то время сидели в неловком молчании, когда он вдруг сказал:

– Эй, я это уже видел. Извини за моего брата. Он говнюк, что еще я могу сказать. Вот, держи, глотни немного пива.

Я схватила бутылку, хотя Руби могла наблюдать за нами, и сделала большой глоток, выпив больше, чем следовало. И даже слюна Пита на горлышке меня не остановила.

– Спасибо, Пит.

Он похлопал меня по ноге.

– Слушай, на самом деле он тебе не так бы уж и понравился. Скажу тебе по секрету, он тот еще лузер. Писался в кровать до девяти лет. А еще он любит только себя. Вот взять, например, сегодня. У него в спальне такой запас, что можно позавидовать, но поделиться со своим братом? Не…

Я пожала плечами, а Пит все продолжал:

– Не говоря уже о том, что он оставил тебя на обочине. Я слышал об этом.

Его рука, пока он говорил это, стала подниматься выше.

– Э-э-э, Пит, если моя сестра это увидит, то откусит тебе руку.

Он быстро отдернул руку.

– Знаешь что? – сказал он, и по тому, как невнятно звучали его слова, я поняла, что Пит вот-вот скажет что-то, отчего мне будет не по себе. – При таком освещении ты выглядишь в точности как она. Я уже говорил тебе это? – Он наклонился и понюхал мои волосы. – Ты даже пахнешь как она.

Я вскочила.

До меня донесся голос Руби. Она говорила что-то про вино. Про то, как все знают, что она не пьет пиво, но никто не догадался привезти ей вина. Как это эгоистично с их стороны, как оскорбительно.

Наверняка она просто дразнила их – и конечно, не имела в виду меня – но не оставляла эту тему. Я подкралась ближе, чтобы послушать.

– Привези мне немного вина, Лон, – сказала она Лондон.

Но Лондон, похоже, считала, что она больше не на побегушках у моей сестры.

– Попроси Пита, – ответила она Руби. – Ты же знаешь, что он привезет.

– Пит в стельку пьяный. Он вот-вот отключится. – И как только Руби сказала это, Пит покачнулся, сидя на бревне. Он казался пьянее, чем был пару минут назад.

Руби посмотрела на Оуэна.

– А может, ты съездишь, Оу? – сказала она. – Но никакого вина с заправок. Никаких коробок. Я хочу хорошее красное вино, которое стоит каждого потраченного на него пенни. Вот, держи десятку. Если нужно, добавишь, ладно?

– Я только что покурил траву, – ответил Оуэн. – Я не могу сесть за руль.

– Лондон приехала на машине своих родителей, она стоит вон за теми деревьями, – продолжала гнуть свою линию Руби. – Она может отвезти тебя. Ведь можешь, Лон?

– Да, но у меня нет поддельного удостоверения, – ответила Лондон.

Она стояла рядом с Руби и уже открыла было рот, чтобы возразить еще, но заткнулась. Моя сестра знала, что она так сделает.

– Чур, я за рулем. Если кто-нибудь поедет со мной.

Руби тяжело вздохнула, как будто ее утомил этот разговор и она собиралась отказаться от идеи с вином, испортить всем вечеринку и, возможно, порезать несколько шин по дороге домой, но потом она подняла голову, и я поняла, что сестра еще не закончила. Я ощущала жар ее взгляда даже с того места, где я стояла.

Она долго обводила их глазами – Оуэна, который пытался стрельнуть сигарету; Пита, который был таким пьяным, что в любой момент мог кувыркнуться в недавно разведенный костер; на парня, который поддерживал огонь большой палкой; на Лондон, которая стояла в рубашке, такой же белой, как бикини на мне, и в ней отражался огонь костра, отчего создавалось впечатление, что на ее груди танцует пламя. Затем глаза Руби снова устремились на Оуэна, с которого она и начала.

– Лондон, ты поведешь машину. Оуэн поедет с тобой. Я знаю, что у него есть поддельное удостоверение. Видела, когда он покупал пиво в «Крамби». Там сказано, что ему двадцать пять, его зовут Дэйв и он из Джорджии. Дэйв у нас Стрелец. Верно, Оу?

Он качал головой вперед-назад, вперед-назад, как будто Руби дергала за ниточки.

Лондон тоже накололи на булавку, и она болтала ногами. Пламя алело на ее животе, отражалось на лице.

– Ладно, – сказала она. – Все равно пива почти не осталось. Но куда мы поедем? Все уже закрыто.

– На восток по шоссе есть одно место, – ответила Руби, – «Финикия Вайнз». Они работают двадцать четыре часа в стуки.

– Так далеко?

– Да. И это не так уж далеко. Доберетесь туда минут за пятнадцать, не больше. Если, конечно, не будете тащиться, как черепахи.

Я ждала, что Оуэн начнет спорить, но он лишь кивнул и забросил руку на плечо Лондон.

– Ладно, по фигу. Поехали уже.

– Я за рулем, – все настаивала Лондон, пока они шли к деревьям.

Сначала я подумала, что Руби хочет избавить меня от Оуэна, чтобы облегчить мою боль. Но тогда почему она просто не выгнала его, а еще и навязала ему Лондон?

До меня дошло, только когда Оуэн и Лондон исчезли за деревьями, полностью скрывшись из виду. Может, Руби не знала, что наделала? Не знала, как опасно сажать Лондон за руль машины, чтобы отправиться за пределы города?

Должно быть, Руби не отдавала себе отчет.

Я повернулась, чтобы сказать ей об этом. Повернулась и поняла, что она в курсе. Я была уверена, потому что от нее исходил жар, воздух вокруг нее потрескивал от энергии. Я поняла это по тому, как она стояла у костра и смотрела, как он разгорается. Я знала это, как знала все, что касалось моей сестры, – знала без всяких слов. Она имела отличное представление о том, что случится, когда Лондон переедет границу города по дороге в «Финикию». Разве не я сама рассказала ей, что видела собственными глазами?

Я схватила ее за руку и оттащила подальше от толпы, к воде. Водохранилище втянуло в себя воздух, готовясь подслушивать.

– Зачем ты это устроила? – прошипела я. – Оуэн может… Машина может… Ты можешь убить их.

– Я не могу убить их, – невинно подняв вверх ладони, ответила сестра. – Это же не я за рулем.

В ее голосе звучало ликование, откровенная радость.

– Но…

– Он сделал то, чего не должен был делать, Хло. Ему следовало быть умнее. Он причинил тебе боль. Никому нельзя причинять тебе боль. Думаешь, я позволю, чтобы это сошло ему с рук? Просто отойду в сторону и ничего не сделаю? Если ты так считаешь, то совершенно не знаешь меня.

– Ты не должна была отпускать его с ней.

Она посмотрела на меня так, как будто даже в темноте видела меня, как при свете дня.

– Если ты так переживаешь за него, то почему ты не остановила их, а?

– Потому что… потому что ты сказала.

– Ты не всегда делаешь то, что я говорю, – заметила Руби. – Ты не стала ждать меня у машины, например. Разве не так?

Я покачала головой.

– А если я скажу тебе переплыть водохранилище прямо сейчас и вернуться с сувениром, ты поплывешь?

Мы оба посмотрели на противоположный берег. Было слишком темно, чтобы разглядеть его, и луна спряталась в облаках, но он был там, мы знали. Если бы я поплыла отсюда по прямой в темную пустоту впереди, если бы продолжала спокойно грести, я бы когда-нибудь добралась туда. Если бы… они не подплыли и не поймали меня.

– Нет, – ответила я. – Потому что ты не станешь снова просить меня об этом. Это слишком опасно.

Руби ничего не ответила. Я забрала у нее фонарик и повернула на ее лицо. Она настороженно смотрела на воду, как будто ожидая, что оттуда вот-вот выплывет змея и обмотается вокруг ее ноги. В то же время ее глаза блестели, а голая нога была вытянута вперед и зависла над водой – она как будто ждала, осмелятся ли они схватить ее, бросала им вызов.

Она толкнула меня локтем.

– Отойди, Хло. А то еще свалишься.

Я слезла с валуна и перебралась на другой, подальше от воды.

Спустя какое-то время Руби окликнула меня.

– Хло? – Она сидела на соседнем камне, но ее голос звучал как будто издалека. – Который час? Как долго их уже нет?

Я вытащила телефон и посмотрела на время. Может, с отъезда Оуэна и Лондон прошло полчаса, я не была уверена. Затем сказала Руби, который час.

На какое-то мгновение сестра сосредоточилась на этом, а потом закрыла глаза и изнеможенно опустилась на твердый холодный камень.

– Что случилось? – спросила я.

– Я неважно себе чувствую, – ответила она. – Я очень, очень устала.

Я знала, что сейчас она пыталась что-то сделать, мысленно, внутренней энергией, заставить мир играть по ее правилам. Но казалось, что она умрет вперед от переутомления.

– Руби, стой. Сядь.

Она медленно встала, словно это стоило ей огромных усилий.

– Посмотри на мои глаза, Хло. Мне кажется, у меня морщины. Как у меня могут быть морщины, когда мне всего двадцать один год? Ты когда-нибудь слышала о таком?

Она подняла фонарь, чтобы посветить на свое лицо. Яркий свет омывал ее со всех сторон, и на ее лице действительно были морщинки, которых я раньше не замечала. Никогда еще я не видела ее такой усталой.

– Что происходит?

– Баланс, Хло… Ты берешь, ты отдаешь. Ты толкаешь, тебя толкают в ответ. Тебя за нее, ее за тебя. По-моему, они так взбесились, потому что я погналась за двумя зайцами сразу – хотела, чтобы жили и ты, и она.

– Но что они собираются делать? – Мне стало страшно.

– Может, мне отрубить себе руку и отдать ее им? – Руби начала говорить какую-то чушь. – Я это сделаю, сделаю, если нужно. Если благодаря этому ты сохранишь свою.

– Окей, – сказала я. – Но о чем ты сейчас говоришь?

Сестра медленно подняла руку, по-прежнему соединенную с ее плечом, и показала на деревья в отдалении.

– Смотри, – сказала она. – Уже поздно отступать.

Руби заметила ее первой, а потом ее увидели остальные и, выкрикивая что-то, побежали к ней. Руби осталась на месте. Я, поколебавшись секунду, тоже побежала. Мы все направлялись к фигуре в ярко-белой рубашке.

Она вышла из-за деревьев, похожая на призрака: ее кожа была бледной, как кора березы, короткие волосы по цвету сливались с одеждой, она как будто покаталась в детской присыпке, чтобы напугать нас. Она махала руками, подняв ладони.

Лондон вернулась – одна.

Вот она была ослепительно-ярким пятном на фоне темных деревьев, а вот на ее месте уже толпа. Когда я добралась туда, люди стояли вокруг нее. Какая-то подруга ее поддерживала. К ее рукам прилипли кусочки гравия, на коленях виднелись черные следы от шин, как будто она ползла по дороге и через лес, чтобы добраться до нас.

На нее посыпались вопросы:

– Что случилось?

– Как ты оказалась здесь?

– Где Оу?

– Боже, ты ранена?

Лондон попятилась от толпы и, похоже, в мою сторону.

– Должно быть, я снова отключилась, – сказала она.

Я оглянулась на Руби, но она сидела на том же месте у воды. С такого расстояния она выглядела как любая другая обычная темноволосая девушка, которая сидит на камнях под звездами. Из-за бесконечного неба над головой она казалась крошечной.

– Мне кажется, произошла авария, – сказала Лондон. – По-моему. Я не помню. Где машина моих родителей?

И снова посыпался град вопросов, друзья Лондон опять обступили ее, и я не могла подойти к ней, не могла видеть ее лица и слышать, что она говорила. Я подумала о том, как нашла ее в лодке, и как потом все узнали, все увидели, и как я не могла соображать из-за всех этих воплей, плеска и желания убраться подальше.

Я видела аварию так же ясно, как если бы была в тот момент в салоне и наблюдала с заднего сиденья. Они мчались по темной дороге, ни машин впереди, ни машин позади, затем размытый дорожный знак справа, граница города осталась позади, и девушка за рулем исчезла. Автомобиль продолжал двигаться и без давления ее хрупкой ножки на педаль газа. Руль повернулся и без ее рук, разворачивая машину.

Сначала Оуэн даже не понял, что произошло. Он закричал: «Следи за дорогой, Лон!» Стекла были опущены, и в его ушах свистел ветер. Его ремень безопасности висел непристегнутым.

Когда он понял, что на водительском месте рядом с ним никого нет, было уже слишком поздно перепрыгивать и хвататься за руль. Слишком поздно тормозить. Он не знал, как остановить машину. Последнее, что он увидел через лобовое стекло, – приближающийся толстый ствол дерева.

Затем, необъяснимым образом, благодаря какой-то жестокой магии, девушка снова появилась, но уже не в машине, а в десяти метрах от нее.

Она вернулась в границы города, города – но ей это было неизвестно, – который не могла покинуть.

Машина ее родителей разбилась.

Ее друг – тоже.

И она понятия не имела, как это произошло.

Если бы той ночью вы ехали по Двадцать восьмому шоссе, то могли бы увидеть посреди дороги девушку, у которой был такой вид, будто она выпала из люка низко летящего самолета и только что встала на ноги после падения. Она была в состоянии шока. Она бы так и шла, не останавливаясь, так что вам бы пришлось притормозить рядом с ней, опустить стекло и крикнуть: «Вы в порядке? Вас подвезти?»

«Я снова отключилась», – ответила бы она и убежала – белая вспышка на фоне темных деревьев.

Вот как я себе это представляла.

Пит тут же понесся к своей машине и поехал на поиски брата. Аша суматошно пыталась дозвониться до Оуэна. Дэмиен плакал, как девчонка. А Ванесса забрасывала Лондон вопросами. Кэт смотрела в свой фонарик, а Кейт, которая, как оказалось, тоже была здесь, искала свою обувь. Остальные ходили с телефонами и искали связь, а мальчишка, которого я не знала, все повторял: «Этого не случилось, этого не случилось». Но это случилось, определенно случилось.

Руби с нами не было.

Я обернулась к камню, на котором она сидела. Разве она не видела, что натворила? Сожалела ли о своем поступке? Отмотает ли она время назад, чтобы все исправить, как сделала в прошлый раз? Сможет ли? Может, со мной было что-то не так, раз я верила, что она сможет?

Но только вот на камне ее больше не было. Не было ее ни на берегу, ни у костра, который потух. Она исчезла.

Мои глаза метнулись к водохранилищу. И там, в его темном центре, дрейфовало что-то, что вполне могло оказаться лодкой. Лодкой со сгорбленный фигуркой человека, который вполне мог оказаться моей сестрой.

Ее рука двигалась. На секунду я подумала, что она подавала мне сигнал.

Если в мире и был кто-то, кого я знала, то это моя сестра. Руби, которая была со мной с моего рождения. Руби, которая вырастила меня. Руби, которая хранила все мои секреты, хоть и не раскрывала мне свои. Руби, чей купальник я тогда надела, чтобы быть похожей на нее больше, чем когда-либо.

Баланс, говорила она мне. Все дело было в балансе.

Иногда вы смотрите на человека, и если вы знаете его хорошо, по-настоящему знаете, вы уверены, что догадаетесь, что он будет делать еще до того, как он это сделает. Вы можете не понимать почему, можете никогда этого не понять, но вам и не нужно знать ответы на вопросы «как?» и «зачем?». Иногда нужно просто остановить его.

Я нырнула. Я плыла, чего Руби просила меня не делать. Плыла так быстро, что потеряла из виду берег. Если бы вы смотрели на меня снизу, с затопленных улочек, то увидели бы неясные очертания белого бикини моей сестры – его легко было бы заметить на фоне ночной темноты.

Руби говорила, что я никогда не утону, что я просто не могу утонуть, потому что мое тело устроено иначе. Суньте меня в воду – и я выйду с плавниками вместо ног. В моих легких вода превращается в воздух. Это была одна из ее историй, которую все мы слышали сотню раз.

Другая история была про Олив, один из девяти городов, затопленных при создании этого водохранилища. Что заставило людей остаться, не променяв его на какой-нибудь другой городок? Что связывало с ним этих двух девочек из еще одной ее истории и что заставило их остаться? Она так никогда и не объяснила мне.

После того как прозвучал гудок парового свистка, девушки встали, расправили плечи, закрыли глаза, а когда шлюзы подняли и в город ворвалась вода, они подготовились к ее ударной силе и позволили стене воды смыть себя. Так оно было? По крайней мере, я себе это представляла именно так. А потом, после, задумывались ли они когда-нибудь, что теперь здесь, наверху, хотели выбраться на поверхность? Мне никогда не суждено узнать.

Однако я точно знала одно: нужно продолжать плыть.

Когда я наконец доплыла до нее, она заглянула мне в глаза, которые были почти как у нее, но лишь вполовину такими зелеными, открыла рот и произнесла:

– Я буду сильно скучать по тебе, Хло.