#21. Мутная вода

Адалин едва стояла на ногах, в ушах гудело, и она терялась в происходящем. Только что рядом кружились служанки, но вот они уже бесшумно уходят, впуская в полутемные покои командира. Часами ранее Винсент заверил ее, что на маскарад уйдет не более пяти минут – им всего-то и нужно, что показаться милорду. Только вот Адалин в последнее время минуты стали казаться часами агонии; но она не собиралась сдаваться.

Бархатное платье глубокого, как синее озеро, цвета окружило ее – бесконечные гладкие волны матовой ткани ниспадали до носков аккуратных туфель. Служанки затянули корсет не туго, но принцессе казалось, что в ребра впиваются стальные обручи, которые не дают нормально дышать. Горело в легких, горела раненая рука, будто на ней был не рукав платья, а тряпка, смоченная кипящим маслом.

Фелиция ничего не могла поделать с болью гостьи, но подошла со всей аккуратностью к ее наряду, предоставив платье из самой мягкой ткани и самые удобные туфли. Искалеченную руку по ее указанию спрятали под синей бархатной накидкой, низ которой был оторочен черным мехом, а для бледного лица принцессы подобрали простую маску. Винсент счел внешний вид подопечной в достаточной мере непримечательным, а это было им только на руку. Адалин же не простояла под его внимательным взглядом и десяти секунд – сделав пару шагов навстречу, девушка уткнулась головой в грудь командира.

– Минуту. Постой так, – надорванно прохрипела принцесса. Винсент аккуратно провел пальцами по щеке Адалин. Как он и опасался – ее кожа горела в лихорадке.

Принцесса устала. Ее без остановки поили лекарствами, снижая жар и прерывая необходимый сон. За сутки затишья боль протащила ее по гнилым землям, где властвуют Тенебрис, показывая самые отдаленные уголки безумия. Аде становилось хуже, и она уже не могла вспомнить, зачем ее одели в синее платье, почему Винсент гладит ее по волосам, прижавшись к макушке щекой. Жар под его ладонями отступал – мягкие, но в то же время крепкие объятия стали спасительным якорем.

– Нужно идти, – сказал Винсент с непривычной интонацией, вытащив ее сознание из губительных мутных вод. Принцесса, с трудом отрываясь от него, кивнула и направилась к двери. Там, за дверью, жил другой мир, полный незнакомцев, для которых ей необходимо стать невидимкой.

Винсент поддерживал принцессу под локоть, будто знал, что Адалин еще не чувствовала силы в ногах, и не убрал своих рук, даже когда они вошли в просторный холл.

Хмельные баловни жизни, встречающиеся по пути, все как один смеялись, словно радость была единственной реакцией на полуживую принцессу и каменного командира. На глазах у равнодушных гостей разрасталась драма чужой судьбы, но едва ли им было до этого какое-то дело.

«Паранойя», – подсказало сознание, и Винсент скривился в отвращении. Фелиция обещала ему, что они уедут из проклятого дома до конца бала, даже если к вальсу подоспеет вся армия советника, которую он усиленно дрессировал все эти годы. Но старшая дочь Флоресов не уповала на удачу и заранее получила в свое распоряжение выигрышную карту. Винсент не знал, что сказала Майрону Фелиция; не знал, чем руководствовался самый преданный слуга главы рода; ему лишь сообщили результат: Майрон выведет его отряд из поместья, несмотря на прямой приказ Маркуса. Конечно, он потребует плату, но тут уже очередь за Фелицией – и, судя по ее безграничной уверенности, она обладала необходимым слуге.

Командир распрямил плечи, готовясь противостоять грядущей опасности. Он вытащит Адалин отсюда во что бы то ни стало.

Маскарад, длившийся уже половину ночи, приобрел долгожданную спокойную атмосферу. Часть свечей затушили по приказу его милости, погрузив зал в приятный полумрак. Благородные гости лорда облюбовали мягкие кресла и диваны, расставленные по периметру зала. Развлекая себя беседами и согревающими напитками, они не скрывали довольных улыбок – Маркус сумел угодить даже привередам. Самые стойкие пары еще кружились в медленном танце в сопровождении скрипки. Винсент, войдя в зал, приметил на балконе Майрона – слуга не отрывал взгляда от Фелиции, танцующей со старшим братом. Но слуга был не единственным, кто наблюдал за хозяевами вечера, чей танец порождал все новые и новые слухи среди гостей.

– Винсент, – прошептала принцесса. – Давай уйдем. Они все… – Ада вскользь посмотрела на нарядную толпу, – пытаются задушить. Я хочу дышать.

Винсент обеспокоенно заглянул в прорези маски на лице Адалин – ее глаза затянула пелена, и командир с тревогой решил, что принцесса еще не пришла в себя.

– Где воздух? – как можно спокойнее спросил Винсент.

– Возле тебя. Возле тебя могу дышать. Только не здесь. Они… заражают тебя, стараются запутать. Не поддавайся, не… – Адалин говорила тихо, с трудом, и последние слова Винсент почти не слышал, – не приноси к прозрачным водам муть. Единственная кровь, позволенная им, – моя.

Ада покачнулась, без сознания повиснув на руках командира.

– Проклятье, – прошипел Винсент, прижимая к себе девушку. Со стороны они выглядели как пара, ищущая близости, но на деле командир лихорадочно пытался придумать, как привести спутницу в сознание. Однако Адалин оказалась сильнее, чем он предположил, – спустя мгновенье она открыла глаза и усилием воли сфокусировала взгляд на друге.

– Давай скорее на воздух, – сказал Винсент, едва не выволакивая принцессу на балкон.

– Милорд Маркус любит сестру больше, чем жену, – говорила одна дама, прикрываясь веером.

– Он отослал жену с праздника в честь собственного ребенка, – шептала вторая, бросая возмущенные взгляды на хозяев вечера.

Фелиция не слышала обсуждений за своей спиной. Она взяла Маркуса под локоть, а господин, внимательно слушая донесения Майрона по поводу войск советника Габора, успокаивающе сжимал ее пальцы.

Лорд Флорес наконец отпустил слугу и обратил внимание на сестру. Она волновалась, хотя видимых причин тому не было. Похоже, всему виной та небольшая забава, которую Фелиция с младшими сестрами и служанкой принцессы приготовили для советника. Маркусу оставалось только поразиться их изобретательности, что он и сделал, узнав, что идея обмануть советника родилась не у кого-нибудь, а именно у Клер.

– Я не видел среди гостей принцессу. – Слова, будто гром среди ясного неба, заставили Фелицию вздрогнуть.

– С твоей стороны не слишком вежливо настаивать на ее присутствии, когда девочка еле стоит на ногах, – с легким раздражением произнесла она. Пусть лучше Маркус думает о том, что она недовольна его решением, чем о происходящем. – Если твой интерес все еще не иссяк, то сообщаю: наша гостья со спутником в этом зале, на балконе. Надеюсь, ты не собираешься заставлять ее танцевать?

Милорд выдержал паузу, и никогда на памяти Фелиции молчание между ними не было таким неудобным. Ей оставалось надеяться, что только она сейчас испытывает подобные чувства.

– Отправь служанок, пусть проводят принцессу обратно в комнату, – уступил Маркус. – Скоро пожалует советник – не будем испытывать удачу.

В холле у парадной лестницы было немноголюдно. Лорд Флорес решил встретить советника там, где недавно беглецы молили его о защите. С одной только разницей – сейчас в холле гостя ожидали не только слуги, но и вооруженная стража Флоресов. Со второго этажа доносились отголоски веселья, и Маркусу было даже немного жаль, что скоро праздник испортится – как только советник предстанет перед гостями. Габор никогда не был желанным гостем ни в одном знатном доме. За его долгую жизнь у него появилось множество врагов, и сейчас чуть ли не половина из них собралась в зале на втором этаже.

Советника не пришлось долго ждать – он вошел через парадный вход, будто король, и Маркус быстро понял, отчего его гость сегодня столь самоуверен. За мужчиной следовали с десяток стражников, и хозяин дома прекрасно знал, что это только капля в море. На краткую, но колючую секунду Маркусу захотелось вернуться в тот день, когда Габор еще боялся, что жертвоприношение сорвется, и в его присутствии вел себя не смелее кроткой овечки.

Советник небрежно снял с плеч дорожный плащ и проследовал к хозяину дома, мимолетно приглаживая рукой темные волосы. Маркус в который раз подумал, что облаченный в черное с головы до ног Габор очень похож на ворону.

– Добро пожаловать в мой дом, советник. – В голосе хозяина не было ни намека на радушие.

– Милорд. Миледи. – Габор поклонился перед Фелицией.

– Мы надеемся, что вы привели охрану, – госпожа кивнула на ожидающих приказа вооруженных воинов, – исключительно в миролюбивых целях, советник. У нас сегодня праздник.

– Вынужден вас огорчить, миледи, – Габор заговорил тише, угрожающе. – Пришедшие со мной воины отнюдь не для красоты.

– Дорогая сестра, оставь меня с нашим гостем. Боюсь, без твоего присмотра музыканты совсем распустились. – Маркус поднес ее руку к своим губам. Фелиция не стала спорить и, не удостоив гостя и взглядом, как можно медленнее поднялась по лестнице на второй этаж. Скрывшись из поля зрения Габора, она почти бегом преодолела коридор, а после еще один, остановившись только у самого входа в кухню.

– Фел, – окликнула ее Пия, догнав у двери. – Майрон увел командира и принцессу к карете. За Леверном и девушкой я послала Церес, а немой юноша нашел меня сам.

Фелиция кивнула, благодарно сжимая руку сестры. Неожиданно появившийся в их доме Леверн невольно стал причиной странных событий – этой ночью вся семья, не считая Маркуса, отложила собственные разногласия и помогала ему сбежать. Старшего брата в данном случае оказалось проще обмануть, чем переубедить, но она не жалела о таком выборе.

– Фел, – вновь позвала Пия, и женщина недовольно обернулась, злясь, что у нее отнимают время. – Леверн пообещал мне кое-что… и, ты знаешь, он выполнил обещание.

Фелиция горько улыбнулась сестре, и ее надежда, что когда-нибудь в их семье все наладится, окрепла.

– Вы так волнуетесь за госпожу Фелицию, милорд. – Габор, не скрывая ехидства, подошел ближе к Маркусу. – Она вам дорога так же, как и собственные планы.

Советник чувствовал необычайный прилив сил. Он знал, что поставил могущественного потомка Флоресов в трудное положение, а оттого не мог не испытывать удовольствия.

– Отдайте мне принцессу, Маркус. Ей все равно не жить, а ваши планы на дивный мир, который нас ожидает после жертвоприношения, я буду в состоянии испортить, как только орошенные кровью Адалин когти достигнут храма.

– Будь по-вашему, советник, – быстро сдался хозяин дома, всем своим видом выказывая желание решить конфликт мирным путем. – Я не хочу портить праздник моим гостям.

Пусть советник считает, что одержал победу. Лорд Флорес ненавидел, когда черви думали, что вдруг стали сильнее не съевшей их птицы. Но к чему переубеждать бедолагу, когда можно просто показать.

– Я проведу вас к принцессе.

Они поднимались по лестнице в торжественной тишине – советник наслаждался победой, насилу удерживаясь от едких комментариев в сторону лорда. Маркус привел Габора ко входу в праздничный зал. Слуги, завидев господ, открыли двери. Маркус зашел в помещение и громко захлопал в ладоши, привлекая всеобщее внимание. Музыка утихла, и веселье знати быстро сошло на нет. По рядам приглашенных пронесся неодобрительный ропот – многие узнали гостя, следовавшего за лордом Флоресом.

– Дамы и господа, к нам пожаловал советник Габор, преданный слуга Его Величества короля! Он рискнул предположить, что среди моих друзей, приглашенных сегодня, находятся беглецы, которых разыскивают по всему королевству!

Маркус сделал паузу, чтобы Габор успел насладиться нарастающим среди знати недовольством. Их самолюбие было оскорблено; каждый счел своим долгом презрительно взглянуть на Габора. Маркус, не прилагая усилий, обернул против советника всех присутствующих.

Сейчас Габору как никогда хотелось напасть на поместье, и он только усилием воли сдерживал себя, чтобы не отдать приказ.

– Мои гости оскорблены, советник, но мы не посмеем мешать вам. Прошу, господа, – обратился милорд к стражникам за спиной Габора. – Начинайте свои поиски.

Советник, не почтив Маркуса ответом, ринулся в толпу, воины последовали за ним. Милорд взял с подноса маячившего рядом слуги бокал с игристым вином и спрятал в нем довольную улыбку. Советник же, наконец внимательнее рассмотрев пеструю толпу гостей, пришел в ярость.

Всех присутствующих дам, как бы разнообразно они ни были одеты, объединяло одно – надетые на пальцы длинные, сверкающие когти. Гостьи, пряча свои лица за масками, а волосы под поражающими воображение головными уборами и париками, периодически разглядывали свои руки – многие оказались в восторге от неожиданного сюрприза маскарада и с удовольствием примерили необычные украшения. Для их кавалеров пропуском на маскарад было наличие скрывающего волосы головного убора. Мужчинам, явившимся с непокрытой головой, Фелиция предложила выбрать убор из цилиндров, шляп и даже рыцарских шлемов. Прислуге в доме Флоресов пришлось изрядно постараться, чтобы наскоро скупить десятками уборы для гостей, пока госпожа следила за тем, как изготавливают когти для женщин. Разумеется, при внимательном изучении становилось понятно, что когти совершенно не похожи на подлинные – их на скорую руку создавали из тонких листов металла, точного названия которого госпожа Фелиция даже не знала. Однако общее впечатление превзошло все ее ожидания – не зная наверняка, как выглядят этой ночью беглецы, найти их среди гостей было невозможно.

Церес, не обращая внимания на своего партнера по танцу, поднялась на цыпочки, наблюдая за советником Габором, мечущимся от одной дамы к другой. Он, не церемонясь, снимал с них маски – еще пару таких выходок, и советнику придется объясняться с разъяренными мужчинами.

«А-а-а, вот уже и Кальяс, с чьей дочерью невежливо обошелся Габор, начал возмущаться». Охрана вельможи была в зале, и Церес довольно улыбнулась, предчувствуя приближающуюся драку. Маскарады среди знатных и, чего скрывать, нудных гостей были скучны и набили оскомину, но сегодня вопреки ожиданиям праздник обещал запомниться надолго.

– Оцепите поместье! – на повышенных тонах приказал советник, не реагируя на разгневанного Кальяса, который требовал извинений. – Мне нужно, чтобы ни одна дама не покинула этот дом, пока я лично не удостоверюсь в том, что это не беглянка!

– Удачи, советник, – пожелал ему Маркус, впрочем, ничуть не лукавя.

Вечер, по его мнению, складывался превосходно.

Винсент едва не столкнулся в дверях с Альвахом, который на ходу скидывал с себя белый камзол и переодевался в форму кучера. Стрелок бросал обеспокоенные взгляды на с трудом стоящую Аду и в конце концов дотронулся до ее руки.

– Я в порядке, – заверила его принцесса.

– Пора торопиться! – Ворвавшийся во внутренний двор Леверн добавил: – Габор уже внутри.

Позади рыцаря шли Клер, переодетая в форму служанок поместья, и госпожа Фелиция в меховой накидке. Ее сосредоточенный взгляд остановился на карете – успех дела во многом зависел от нее.

Адалин подняла голову к темному небу.

– Снег… – сорвалось с ее губ, и принцесса в неверии выдохнула.

Легкие белые хлопья где-то высоко в небе начинали свой танец и, кружась, опускались на плечи принцессы. На душе у Ады вдруг стало совсем легко, будто она была той первой снежинкой, коснувшейся ее век, – чистой водой, растаявшей на ее горячей коже. Она тоже растает, как снежинка, и это неожиданное родство с природой успокоило ее, помогло справиться с тревогой, нараставшей в душе, будто буря.

– Ваше Высочество, – Фелиция отвлекла принцессу, подзывая к карете. Винсент аккуратно помог Аде забраться, поторапливая, – драгоценное время таяло быстрее первого снега.

Майрон, убедившись, что все расселись по местам, вскочил на свою лошадь. Он подал знак Альваху, игравшему сегодня роль кучера, и они направились к выезду из поместья. В карете взволнованные Флоресы, негромко переговариваясь, оттачивали историю – они многое поставили на кон, надеясь только на свое умение запугивать других.

Карета не успела отъехать достаточно далеко и, дернувшись, остановилась. Послышалась ругань Майрона.

– Что за балаган на выезде? – разорялся слуга, увидев войска. У восточного выезда из имения было не протолкнуться – воинов, пришедших вслед за Габором, не пропускали на территорию поместья воины милорда Маркуса. Майрон вдалеке увидел Байона – командир стражи короля, притворяясь обычным воином, был наготове.

– Кто-то объяснит мне, откуда взялось столько отребья на моем пути?!

– Следите за словами, Майрон, – послышалось возле открытых ворот, и навстречу карете вышел Амон.

– Что твои святые перышки забыли здесь, Амон?

– Я вижу, твои племянники теперь на милорда работают? – Амон не ехидничал, в его голосе сквозило лишь подозрение.

– Жизнь, знаешь ли, и не так влияла на людей. Работа на моего господина уж получше будет работы на твоего. Мои племянники хоть в чистой одежде нынче ходят.

Амон скрипнул зубами – желание миролюбиво разойтись с Майроном ушло.

– Мы никого не выпустим. Приказ советника.

– Твой советник сейчас носки своих туфель собьет в поисках той, кого и подавно в поместье не было. А ты будешь оттирать с лица грязь, с которой я тебя познакомлю, – ответил Майрон, спрыгивая со своей лошади. – В карете – госпожа Фелиция, любимая сестра господина, и, перекрыв путь ей, ты встанешь костью поперек горла моего хозяина.

Майрон подошел к Амону так, чтобы его слышал только он.

– А собака за кость, брошенную хозяином, горло любому перегрызет. Ты ведь меня именно собакой называешь, не так ли?

– Я должен лично убедиться, что в карете, кроме госпожи, никого нет. – Амон не собирался сдавать позиции, пустые запугивания на него не действовали.

– Не задерживай на ней свой взгляд подолгу – твои голодные глаза господин может понять превратно. И тогда я останусь без ужина.

Амон открыл дверь кареты и склонился в учтивом поклоне:

– Миледи, меня зовут Амон, я руковожу третьим отрядом стражей советника Габора. Простите за беспо…

Амон поднял глаза и напрочь забыл, о чем говорил, – женщина, представшая его взору, походила на разгневанную прекрасную Санкти, метавшую молнии.

– Вы смеете преграждать мне дорогу, – прошипела миледи, сжимая кулак, – а после находите в себе смелость представляться! Я немедля отдам приказ вас казнить. Командир! – крикнула она, и у кареты тут же оказался молодой мужчина с густой бородой.

– Отрубите ему голову сейчас же, а остальных немедля убрать с моей дороги!

Каково же было удивление Амона, когда командир зычным голосом приказал обнажить мечи, и часть войска Флоресов, услышав его призыв, в едином порыве освободила оружие от ножен. Амон наконец понял, что госпожа также имеет право отдавать приказы войску лорда, и, судя по ее ненависти, она была готова бросить на смерть всех, кто ей помешал.

Амон умоляюще посмотрел на супруга госпожи. О сражении не могло быть и речи – советник приказал до последнего не обнажать клинки, надеясь сохранить с Флоресами хоть призрачное подобие мира. Но супруг Фелиции, казалось, не спешил ее вразумить – отстраненный молодой человек молча смотрел на Амона. В равнодушных голубых глазах, наполовину спрятанных под челкой, не было беспокойства; только пальцы отбивали монотонный ритм по сиденью.

– Любовь моя, – наконец понял равнодушный вельможа мольбу Амона. – Давай дадим этому слабовольному человеку исправить свою ошибку. Амон, – милорд едва сдерживал смех, но это могло почудиться перепуганному воину, – пропустите нас, нам надоело ваше общество. И тогда можете не переживать за сохранность своей головы.

Амон судорожно кивнул и поскорее отошел от опасной компании. Он не хотел просто так рисковать своей жизнью, да и внутри кареты, помимо пугающих родственников милорда Флореса, никого не было.

Войско советника освободило путь, последовав приказу Амона. Карета тронулась и вскоре выехала на узкую дорогу, ведущую к дому госпожи Фелиции. Вслед за ними поехал один из командиров Маркуса с небольшим отрядом – Майрон приказал обезопасить дорогу дорогой дочери семьи Флоресов.

Амон второй раз проклял Майрона за все свои неудачи. И второй раз оказался прав, но, конечно, он об этом не знал.

Фелиция, опираясь на руку довольного брата, все же не выдержала и рассмеялась.

– Прости, Леверн, но твоя челка не дает мне покоя, – с улыбкой пояснила она, ощущая, как согревается сердце при виде довольного рыцаря. Леверн, оставив без ответа подначку сестры, направился к друзьям.

Из кареты, вся в испарине, выглянула принцесса, и Фелиция тут же растеряла всю веселость – состояние беглянки быстро ее отрезвило.

– Это был отличный план, миледи, – поджал губы Винсент. Он легко подхватил принцессу на руки, решив, что сама она не дойдет. Адалин спрятала лицо в плаще командира, мысленно благодаря его за то, что ей не пришлось просить его помочь. Силы в ногах Ада не чувствовала. – Но впредь, будь у меня возможность, вашими идеями я не воспользуюсь.

Командир вместе с ослабшей принцессой направился к сияющему огнями дому. Фелиция понимала, что немного забылась, и те драгоценные мгновения смеха, разделенные с младшим братом, для Винсента были издевательством. Но другого способа выбраться из-под осады Габора она не видела, поэтому идея провезти принцессу и командира как багаж под сиденьями кареты была единственно верной.

Для принцессы заточение в тесном ящике оказалось тяжким испытанием – когда карета отъехала от восточных ворот имения, Адалин нервно забила кулаком по крышке, просясь на воздух. Винсент справился легче, но не следил за языком, помогая вытаскивать Аду из-под сиденья.

Фелиция, отгоняя воспоминания, обошла карету и тут же сбавила шаг: впереди нее спешил к дому младший брат, крепко сжимая руку смотрящей только под ноги Клер; Альвах медленно шел позади, по всей видимости рассматривая парочку. Госпоже вдруг стало нестерпимо интересно, что же между ними случилось, и она поспешила догнать брата.

Момент расставания настал слишком скоро. Путники почти не спали, несмотря на недовольство хозяйки, и уже в первые утренние часы впопыхах собрались и были готовы покинуть ее дом. От дома Фелиции до храма был день дороги, но он был тяжелее любого из уже прошедших.

Близость к храму, казалось, открыла в Адалин неведомый источник силы: с глаз ее слетела пугающая пелена, и принцесса более не нуждалась в опоре, уверенно стоя на ногах. Но Винсент, словно не замечая изменений, не отходил от нее ни на шаг.

Сейчас Адалин стояла перед Фелицией, ввергая женщину в благоговейный трепет. Старшая дочь Флоресов позаботилась о том, чтобы принцессе предоставили церемониальный наряд: длинное теплое платье без всяких узоров плотно укроет принцессу от холодного ветра, а черный плащ в пол скроет его алый цвет от посторонних глаз. Вполне возможно, что этот наряд был и не таким роскошным, как первоначальный, но главное – все правила в подборе ритуальной одежды были соблюдены, и Адалин от всего сердца говорила спасительнице:

– Вы защитили нас, и я не могу найти слов, чтобы вас отблагодарить. Но прежде всего спасибо за веру, которая горит в вашем сердце.

Фелиция, чувствуя приближающиеся непрошеные слезы, обеими руками обхватила целую ладонь принцессы.

– Я уверена, что мы еще встретимся. Душа, подобная вашей, обязательно возродится. Вы вернетесь в этот мир свободной, и судьба ваша будет легче перышка. Идите без тени сомнения, Ваше Высочество, и знайте – я буду молиться за вас.

Адалин кивнула, и Винсент вывел принцессу на улицу, где их ждал Байон. Его небольшой отряд – единственное, что они смогут противопоставить людям Силиуса и Феликса.

Клер и Альвах склонились в поклоне перед Фелицией и тут же оказались в ее крепких объятиях.

– Спасибо, спасибо вам за то, что дали мне возможность хоть немного узнать брата. Знайте, что отныне мой дом – ваш дом, так же, как и мой брат – ваш брат.

Фелиция, приблизив к себе лицо Клер, прижалась губами к щеке пораженной девушки.

– Ты обещала мне, – горячо прошептала она ей на ухо, отпуская служанку. Клер неловко промолчала и отошла.

Леверн прощался последним. В прошлом он покинул дом озлобленным на свою семью; сейчас же брат стоял напротив нее и говорил «прощай» с той долей смирения и грусти, с которой расстаются люди, между которыми нет ни сильной ненависти, ни крепкой привязанности. Фелиция не выдержала и расплакалась. Эту недавно совершенно чужую ему женщину вдруг захотелось обнять, что он, повинуясь порыву, и сделал.

– Пообещай, что мы еще увидимся, – попросила она, крепко вцепившись в его походный плащ.

Леверну не хотелось врать, но его сестра так смотрела, словно готова была сейчас последовать за ним, если он откажется. Ложная надежда – лучшее, что он мог ей дать.

– Конечно, сестренка. Мы еще увидимся.

Час перед рассветом самый страшный – темнота вокруг настолько плотная, что солнце, которое вскоре должно взойти, кажется кем-то выдуманной сказкой. Агате уже не верилось, что оно осветит горизонт. Она жаждала ощутить на веках его тепло и любоваться желтым диском, который в первые минуты своего рождения походит на ласкового котенка, не думающего жечь яркими лучами. Но беда в том, что Агата не знала, продлится ли ее жизнь еще целый час, чтобы встретить рассвет.

Тело давно перестало ее слушаться. Чьи-то грубые руки сняли девушку с лошади, и Агата покорно встала на ноги, ощущая, как дрожит от топота земля. Она вяло повела головой в сторону, оглядывая воинов, которые присоединились к процессии после горной дороги. Многие из них переговаривались между собой – их губы двигались, но Агата не слышала слов, как ни напрягала слух. Вокруг нее была одна пугающая тишина, в которой особенно громко звучала пульсация крови. Лжепринцесса проклинала про себя человека, забравшего у нее слух, желая ему той же участи, которую он приготовил для нее.

Перед глазами все расплывалось, бесчисленные незнакомые лица превратились в сплошное пятно, но вот взгляд наконец ухватился за что-то черное – кровь на лице Евандера в темноте походила на сажу. Ее рыцаря волокли следом за ее лошадью, связанного, с кляпом во рту, и многие воины от скуки глумились над ним, не встречая отпора. Сердце Агаты плакало, не в силах помочь своему защитнику, самому нуждающемуся сейчас в спасении. Если бы только они поняли раньше, на что способен Силиус, – шанс сбежать не казался бы сейчас призрачнее далекого солнца. Агата жалела, что не попыталась спастись еще тогда, в храме, когда поняла, что рыцарь короля пытается убить принцессу.

В храме Силиусу надоело вести себя со служанкой как с монаршей дочерью. Он отбросил в сторону всякое притворство, показав истинное лицо – рыцарь оказался магом, успешно скрывающим свой талант в течение всей жизни. Пока Агата была без сознания, он заставил Евандера рассказать ему все, что тот знает про настоящую принцессу. А после, когда самозванка очнулась, маг взял под контроль каждое ее движение – Агата с тех пор чувствовала себя марионеткой в руках кукловода. Евандеру же Силиус сохранил жизнь, но только для того, чтобы шпион своими глазами увидел, что все его старания пройдут впустую.

– Ваше Высочество. – Маг появился словно из ниоткуда, будто почувствовав, что Агата думала о нем. Рыцарь выглядел воодушевленным – его триумф скрывался совсем рядом, за белыми стенами храма, выделяющимися в черноте окружающего озеро леса. – Пойдемте.

Ритуальные когти Адалин, венчающие ее правую руку, вселяли в Агату нескончаемый ужас. Когда лжепринцесса впервые увидела засохшие пятна крови, покрывающие драгоценности, ей стало дурно. Когти с тихим щелчком застегнулись на пальцах самозванки; они словно ждали ее – застежки быстро подстроились под новую хозяйку, и Агата, не выдержав, отвернулась, чтобы больше не видеть приросшее к ее руке колдовское орудие.

Ноги, отныне пленницы, продолжали шагать, твердо ступая на хрустящую от инея землю – ее тело безропотно повиновалось воле чужого человека. Это Силиус сеял в ее голове панику, забирая воспоминания, меняя их на страшные, чужие слова. Путешествие с точки зрения Агаты давно перестало походить на приятную прогулку, в которой она защищала принцессу. Это она отныне принцесса, которая не доживет до рассвета, и маг позаботится о том, чтобы в нужный час у ритуальной чаши у нее не возникло сомнений.

Теперь Агата отчетливо понимала, что, какими бы добрыми и отзывчивыми ни казались люди, предложившие ей поучаствовать в спасении королевской дочери, им нужна была отнюдь не красивая девочка в красном платье для отвода глаз. Ей платили за жизнь, которую она отдаст вместо Адалин, и никто более не спросит, хочет она того или нет.

Даже в самый черный час можно увидеть прозрачные воды озера, которые светятся сами, сохраняя мутное сияние только для себя, – блуждающий путник в полной темноте у самой кромки воды не заметит ни одного листика на густо растущих деревьях, но вряд ли пропустит ровную гладь озера. Монахи верят, что озеро священно – ни капли грязи не разрешается опускать в его воду. Даже тот, кто по незнанию мог прикоснуться к воде, тут же уходил на дно. Озеро по сей день затягивает в свои глубины и животных, и людей, зайдут они хоть по пояс в воду или остановятся на мелководье.

Поэтому часть войска советника, посланная для патрулирования возле храма, расположилась на некотором расстоянии от края озера, окружив святилище, которое частично было возведено, вопреки всем опасениям, в самой воде. Казалось, что стены храма опираются на дно озера, но как их возвели, не знал никто. Это только добавляло страха как перед ритуалом, проводящемся в святилище, так и перед магией, ради которой столетиями умирали королевские дети.

Храм у озера не походил ни на одно сооружение, виденное Феликсом ранее, – он не внушал ни восхищения, ни благоговения. Остановившись недалеко от пристанища веры, он видел в этих стенах олицетворение страха, срывающего с человека всякие маски. На ногах немели пальцы, а сердце заходилось в пляске, когда он думал, какое на самом деле бесчеловечное жертвоприношение веками проводится в этом храме.

Однако Феликсу сейчас важны были только размеры храма. К его облегчению, монахи не врали, и святилище не было монументальным – последнее пристанище Агаты было немногим больше деревенской пекарни. На чертежах, тщательно охранявшихся в архиве замка, можно было увидеть, что в храме всего два зала, связанных между собой длинным коридором, а под ними – сокровищница. В дальнем зале, округлом словно кольцо, из-под земли вился нитью родник – его вода оставалась ледяной в любое время года. Над родником, опираясь на маленький арочный свод, стояла большая, почти плоская чаша с отверстием по центру – отсюда, по капле спускаясь с серебряных когтей, уходила в озеро кровь королевских детей. Стоило только одной капле попасть в чашу, и ритуал становился необратимым – чаша вытягивала всю кровь, что бы ни делала жертва, как бы сильно ни сопротивлялась, как бы далеко ни пыталась сбежать.

Феликс не знал, как быстро умирают подносимые на алтарь жертвы, но почему-то ясно ощущал, как истекает отведенное ему время. Его обуревали странные чувства – за те несколько минут, что он наблюдал за стенами храма, его душу успела затопить и ярость, обрушившаяся, как снег, и жалость, всплывающая в облике Агаты.

Силиус нашел своего друга нервно вышагивающим у кромки озера – от священной воды его отделяли каких-то пару шагов.

– Монахи пришли. Ты отвечаешь за охрану храма. – Силиус не испытывал ни волнения, ни раскаяния, в то время как душа Феликса разрывалась на части – во снах его будет преследовать расплата за убийство Агаты.

– Пусть девочка умрет быстро.

– Тебе нет нужды просить. Она даже не поймет, что произошло. Ты делаешь благое дело, друг. – Силиус, снисходительно улыбнувшись, дружески похлопал приятеля. – Смотри в оба.

– И ты.

Силиус оставил Феликса у озера, предчувствуя, что больше не увидит друга, с которым прожил бок о бок почти всю жизнь. Они оказались верны разным господам, каждый по своей воле. Силиус знал, что, в отличие от напарника, сделал правильный выбор. Среди слепцов фокусник – обманщик, а среди зрячих – маг. И Силиус относил себя к последним.