#11. Мой голос ныне стих

Леверну не составило труда договориться о выступлении – хозяин трактира, прознав, что в его заведении есть певица, едва ли не на коленях умолял Адалин, надеясь на спасение.

Принцесса согласилась всего на одну песню, но и это было большим облегчением для отчаявшегося трактирщика. Новая певица отвлечет рассерженный народ, и музыканты, за которыми он послал одного из служащих трактира на другой конец поселка, должны успеть приехать со всеми инструментами. Как оказалось, никого, кроме Винсента, не волновала абсурдность происходящего, а потому командира, который высказался по этому поводу, попросту проигнорировали. Даже Альвах, самый разумный в семейке, с которой Винсенту не посчастливилось оказаться в одном отряде, не спешил останавливать Адалин. Стрелок бросал недовольные взгляды на Леверна, а участливые дарил принцессе. Она, вдохновленная поддержкой, взволнованно пересказывала текст песни их компании. Клер, услышав, какую песню для выступления выбрала госпожа, в ужасе схватилась за руку брата. Их лица были полны недоверия и удивления – песню все трое знали наизусть.

Леверн, получивший в руки любимый инструмент, не сомневался в способностях Адалин. Они вышли на сцену. Рыцарь, последний раз проиграв принцессе быстро подобранную мелодию, удовлетворенно кивнул. Музыка, по его мнению, была лекарством от многих бед. Человек чувствующий способен открыть в своей душе небывалые глубины, следуя за извилистой рекой музыки. И кому, как не принцессе, зачаровать публику исполнением – ее большое сердце, бьющееся ради каждого не подозревающего об этом посетителя, было залогом успеха.

Стараниями хозяина народ в трактире притих, и все внимание обратилось к девушке, занявшей сцену. Мягкие звуки тирфы разнеслись по залу, притягивая взгляды к музыканту, сидевшему на стуле позади Адалин, закрыв глаза, и полностью отдавшемуся музыке. Принцесса глубоко вздохнула, стараясь успокоить громко бьющееся сердце, – ее выход, начало, первая нота зададут тон всему выступлению.

Послание в стихах, однажды найденное в стенах замка, Адалин не смогла вернуть хозяину – отправитель не был указан, а разыскать девушку, чье имя значилось на уголке пергамента, ей не удалось. Принцесса долго хранила послание – кусочек чужой жизни, который случайно попал ей в руки. Адалин настолько понравились стихи, что она напевала их, когда было скучно, но в те дни ее голос слушали только стены, а сейчас, в темном зале трактира, выступления ожидала толпа. Робость сковывала ее тело, но желание поразить тех, кто сейчас смотрел на нее, никуда не исчезло.

Винсент поставил свою чашку, не отрывая взгляда от сцены, удивленный проникновенностью исполнения. Голос Адалин то креп, набирая мощь горного потока, то тут же затухал, превращаясь в тонкий ручеек, растекающийся тихими звуками. Адалин не хватало опыта, и исполнение выходило неровным. Она словно не могла решить, сколько силы стоит вкладывать в голос. Винсент наблюдал, как Леверн на очередном скачке поднял глаза на принцессу – проверить, все ли нормально. Умело перебирая пальцами струны, он хорошо подстраивался под ее пение, сглаживая неровности. Мастерству рыцаря можно было воздать честь, но Винсент уже напрочь забыл, что Адалин на сцене не одна.

Он вслушивался в пение, но не разбирал слов – смысл был в голосе, где слабость боролась с силой. Песня лилась из самого сердца, Адалин открывала незнакомым людям небывалую палитру эмоций.

Адалин сделала паузу, и все вокруг будто замерло. В зале царила звонкая тишина. Адалин, поймав внимательный взгляд Винсента, допела последние строки с той тоской, которую всегда чувствовала к концу песни:

Принцесса замолчала и опустила голову. Зал разразился аплодисментами – люди неожиданно прониклись новой песней. Кто-то свистел, кто-то стучал кружкой по столу, группа уже подвыпивших посетителей требовала еще, заставляя Адалин улыбаться. Леверн, под неутихающие овации, увел ее со сцены, придерживая под руку. Ада смотрела по сторонам и всюду видела восхищенные лица. Это ощущение триумфа, признания было самым ярким за всю ее жизнь. Получив, пусть на миг, любовь посетителей трактира благодаря своим способностям, а не родословной, Адалин чувствовала небывалый подъем.

– Умница, – произнес над ее ухом Леверн, и Адалин распознала в его голосе гордость. – Только на вторую песню не выйдешь, и не проси.

– Спасибо. – Адалин надеялась, что друг поймет, насколько ценный подарок он ей преподнес, договорившись с хозяином трактира.

– Запомни это ощущение, – добавил Леверн. – Этот вкус жизни. Настоящей, яркой, полной – такой, какая должна быть у каждого. Даже у тебя.

Адалин в неверии глядела на рыцаря. «Неужели он намеренно показал мне, насколько яркой может быть жизнь? Дразнит или же не понимает, что выбора у меня нет?» Принцесса не успела задать вопрос – они уже подошли к своему столу.

На сцену тем временем вышел хозяин, чтобы представить музыкантов, которые в спешке добрались с другого конца поселка.

– Вы покорили мое сердце, – призналась Клер. – Ваш голос полон волшебного очарования, – восхищенно добавила она.

Принцесса кивнула, пряча разочарование. Их жизни менялись, и королевская дочь ощущала это буквально каждую минуту. Все больше отдаляясь от родного дома, она все меньше желала придерживаться положенных правил. Ей так хотелось поговорить, и она верила, что сможет найти в Клер хорошего друга, но время уходило, а сестра Альваха оставалась любезно отстраненной.

– Так официально, что на зубах скрипит, – заметил Леверн, смотря на Клер.

– Ты тоже отлично справился, Одуванчик. – Слова Клер вызвали смешок у Винсента. Не успел Леверн вскипеть из-за прозвища, как названная сестра добавила: – Я соскучилась по тому, как ты играешь. Словно эхо из прошлого.

Леверн встал позади сестренки и, нагнувшись, прошептал ей что-то на ухо. Светлые волосы рыцаря щекотали щеку Клер, которая придерживала его руку на своем плече. Принцесса, с трудом оторвав взгляд от этих двоих, взглянула в ожидании на командира, но он не спешил делиться впечатлениями. Она безумно хотела и одновременно боялась услышать мнение Винсента.

– Гхм, мне понравилось, – обращаясь скорее к чашке, нехотя признал он.

– Конечно, – ехидно протянул Леверн; Клер продолжала держать его руку.

Адалин благородно решила не мучить расспросами неразговорчивого командира. Он не ругал ее за выход на сцену, хотя имел на это все основания, и она была благодарна. Давняя мечта осуществилась, и ей больше не суждено появиться на сцене. Теперь, вытеснив радость, к ней пришло опустошение, ощущение триумфа уходило.

Принцесса обратилась к Альваху:

– Ты раньше уже слышал эту песню, верно?

Адалин пришлось встретить долгий, неловкий взгляд Альваха, которому вдруг захотелось рассказать принцессе обо всем, что связывало его со стихами. Но стрелок молчал, не имея возможности выразить вслух ни горечь, ни радость во всей их силе. Альвах разочарованно взял свой блокнот. «Разве может бумага передать эмоции? – думал он. – Адалин смогла мне напомнить – стихи, обыденные на бумаге, в устах звучат заклинанием. Она дала им новую жизнь, а Леверн пробудил старые воспоминания».

Пораженная Адалин вчитывалась в ответ.

– Ты… ты написал ее?.. – Принцесса порывисто поднялась со стула. К ним незаметно подошел один из посетителей трактира и поинтересовался, не хочет ли певица исполнить еще пару песен, но тут же замолк, поняв намек, – Винсент указал просителю на свой меч.

Адалин в ужасе уставилась на Альваха, того самого человека, к которому не раз мысленно обращалась в стенах замка. С первого дня, как она нашла послание, Адалин мечтала найти автора, и фантазия рисовала немыслимые пути воплощения. В моменты привычной меланхолии она представляла, что письмо очутилось во дворце по ошибке и автор стихов живет за тысячу километров от столицы. И вот он сидит напротив, и принцесса не знает, что делать с осуществившейся мечтой.

Альвах согласно кивнул и разбудил задремавшую было Клер; Леверн так и держал руки на ее плечах. Клер взяла протянутый ей блокнот, и настроение ее тут же испортилось.

– Не проси меня рассказывать о ней, пожалуйста, – взмолилась она.

– Там и рассказывать нечего, – вмешался Леверн, заглядывая в листок через плечо сестренки. В отличие от чуткой Клер, он не смутился от подобной просьбы.

Рыцарь, усевшись на свое место, закинул ногу на ногу, прочистил горло и начал повествование:

– Лет эдак шесть назад Альвах влюбился в девушку. Взаимно. Чувства бушевали, мы с Клер их уже венчать собирались – в общем, полная идиллия.

– Большая ошибка, – шепотом вставила Клер.

– Аль писал ей много стихов и песен. Мы, выучив пару особо удачных куплетов, как два кота, выли под ее окнами, и все собаки в селе нам аккомпанировали. Но в один день ответные чувства дамы пропали. Альвах потерял голос, – пояснил Леверн.

«Неужели?..» – нахмурилась про себя принцесса.

– Барышня была по меркам нашей деревушки знатная, ей прочили работу в замке. Дальние земли, неизведанные возможности – большой соблазн для сельской девчонки. Немой возлюбленный, нуждающийся в опеке, не вписывался в ее планы. – Леверн остановился, вспоминая. – Это стихотворение – последнее, что мой друг написал ей. В память о пережитом, так сказать. Вот и все.

– Твое сердце не для нее. – Клер наклонилась к Альваху ближе, желая обнять. Однако он, не обращая внимания на сестру, передал Адалин листок: «Даже несчастная любовь лучше ее полного отсутствия. Я ни о чем не жалею. Твой голос заставил сердце вспомнить былые чувства. Спасибо».

Адалин мягко улыбнулась, испытывая жалость и сочувствие. Она не понимала девушку, которая бросила Альваха. Он был невероятным человеком, вызывал в ней бесконечное уважение, даже мог влюбить в себя весь мир, стоило только узнать его получше.

– Ей же хуже, – сказала Адалин. Клер была полностью с ней согласна.

Холода, не сверяясь с расписанием странствия, уже наступали. Винсент стоял на улице возле трактира, рассматривая ночное небо. Свет из окон заведения едва освещал его ноги. Парочка, выскочившая на улицу, бросила на него испуганный взгляд и прекратила смеяться: видимо, счастливые ребята во мраке ночи приняли его за огородное пугало. Винсента, впрочем, ничто не волновало. Он сосредоточил все внимание на дыхании, холодном, обжигающим легкие вдохе. Воздух, нагревшись, паром срывался с губ на выдохе, растворяясь причудливыми формами. Вдох, выдох. Вдох. Вдох.

«Проклятье. Сбился».

Рука сжала сверток бумаги. Алерайо улетел всего пару минут назад, но Винсенту казалось, что прошел час. Болезненный час.

– Греешься? – произнес кто-то за спиной, и командир сжал зубы. Веселый тон подошедшего слышался издевательством, царапающим нервы. Возможно, если он отыграется на рыцаре, злость уйдет.

– Охлаждаюсь.

Леверн подошел к командиру, проигнорировав ядовитый тон.

Винсент выскочил из трактира внезапно, не захватив и плаща, и рыцарь подумал, что друг решил прогуляться. Но командира все не было и не было, и заботливый напарник решил проверить, не случилось ли чего с несчастным.

– Да тебе, смотрю, совсем жарко. О, новое письмо! – обрадовался любопытный Леверн, но тут же умолк, обратив наконец внимание на паршивое настроение командира. Посерьезнев, он спросил: – Что там?

– Скажи мне, Леверн, зачем мы здесь?

На столь неожиданный вопрос он ответил, даже не задумавшись:

– Мы выполняем приказ.

– Чей?

– Короля.

– Короля… – выдохнул Винсент и сжал письмо еще сильнее. – Благородный отец, отдавший дочь в лапы безумцев храма. Семнадцатилетнюю девочку. Ребенка, Леверн. – Его собеседник не реагировал, и Винсент повторил: – Мы ведем ребенка на смерть. Спасаем ее сейчас, чтобы самим отвести к смерти. Ну же, рыцарь! – Винсент сорвался на крик, не понимая, почему ему приходится втолковывать то, что он понял уже давно. – Кем нужно быть, чтобы чувствовать себя нормально?!

– Успокойся. Нашел непонимающего, – отрезал Леверн. В его глазах виднелось уже давно принятое решение, а голос не выдал ни единого сомнения: – Наше дело – служить. Ты давал присягу короне, вот и исполняй клятву. Да, задание не сахар, но стоит дать свободу таким мыслям, как захлебнешься в сомнениях. Думаешь, мы с Альвахом – бесчувственные звери? Что нам ее не жаль? – Леверн умолк. Тишина в ответ подтвердила его догадку. – Ты, видно, так и думаешь. – Горький вздох все же сорвался с губ Леверна. – Твое право. Можешь не верить в магию, ритуалы и страшные сказки о пустыне, которыми пугают детей, но прими за единственно верный факт: принцесса верит, что добровольно спасает мир. Поэтому убери этот омерзительно щенячий взгляд, которым ты смотрел на Аду, пока она пела, и помни о приказе. Если не помогает, вспоминай короля или Ролло. Образ начальства обычно восстанавливает дисциплину.

– Я как раз сейчас вспоминаю Его Величество, – сквозь зубы процедил Винсент, гнев только начал расходиться по венам. – Евандеру удалось разведать, что к чему. – Он помахал мятым письмом. – Это король организовал нападение на нас! По случайному совпадению, тот самый, которому мы служим! Ну же, рыцарь, – мужчина постепенно понизил голос, – мысли о преданности все еще возникают?

– О чем вы?

Этот голос принадлежал, увы, не Леверну. Командир обернулся, до последнего надеясь, что ему показалось и голос принадлежит не принцессе.

Адалин в ужасе смотрела на него, придерживая от порывов ветра серебряными когтями капюшон. Шанс, что она не слышала его последних слов, мгновенно испарился.

Клер, потягивая третью по счету чашку чая, с удовольствием наблюдала, как ест Альвах. Ее братец давно наплевал на правильный режим питания, и войны за то, чтобы Аль ел хотя бы пару раз в день, продолжались уже несколько лет. Он, по мнению сестры, вообще недостаточно заботился о себе. Он был опрятен, часто пребывал в хорошем настроении, был в отличной физической форме, ел (когда ему об этом напоминали), но Клер все равно была недовольна. Братик после истории с покинувшей его возлюбленной не искал ни с кем встреч. Уже который год он отказывался от любых знакомств, что ему настоятельно подсовывал Леверн, вызывая таким поведением беспокойство у сестры и друга.

– Клер, а почему музыка Леверна – эхо былого? – поинтересовалась Адалин, решившись отвлечь служанку от мыслей, из-за которых хмурился ее лоб.

Клер, удостоверившись, что брат не против рассказа, выдохнула, беспокойно перебирая кончик косы:

– Когда Аль… говорил… – Она запнулась. – Он часто напевал свои стихи под аккомпанемент Леверна. Альвах научил его играть на тирфе, вопреки россказням, что это умение снизошло на Леверна во сне. Леверн и тогда не играл без моего брата, не играл без него и сейчас – он отказался от тирфы. – Клер смотрела на принцессу, надеясь, что ее высочество поймет, какой получила подарок. – До сегодняшнего вечера. Он забыл о добровольном ограничении ради вас.

Адалин смущенно улыбнулась Альваху, испытывая стыд. Ее коробила сама мысль о том, что она, пусть и невольно, отняла что-то у него, ведь она скорее лишится руки, нежели позволит произойти подобному. Но юноша смотрел на нее без осуждения, и принцесса знала, что он не таит обиды ни на нее, ни на рыцаря.

– Пойду поблагодарю его. – И принцесса выбежала на улицу, на ходу укутываясь в плащ.

– У госпожи доброе сердце, и Одуванчик правильно сделал, что помог ей, – поделилась Клер, упустив момент, когда у их стола появился незнакомец и заслонил собой свет над столом.

– О, а красавица убежала? – влез он в разговор.

Мужчина держал четыре кружки с пенным пивом и недоуменно оглядывал пустые стулья. Не спрашивая позволения, незнакомец сел на свободное место и поставил на стол свою ношу. Запах хмеля ударил в нос Клер, и она невольно задержала дыхание.

Мужчина был навеселе и, не понижая голоса, пробасил:

– Я только познакомиться собрался. Подружка ваша поет как соловей! А хмурый такой тип, с вороньим взглядом да мечом за пазухой, – ухажер ее, что ль? – не обращая внимания на молчание, продолжал навязчивый посетитель. Развязный тон полностью соответствовал его облику: закатанные до локтя рукава темной рубахи, от которой сильно разило потом, и лицо, бордовое от количества выпитого.

– Но, тсс! – Незнакомец приложил палец к губам и, словно доверяет близким людям тайну, прошептал: – Я тоже кой-чего имею. Таким обычно оленей освежевывают. Незаменимая штука! Особенно для трактиров. – Громоподобно рассмеявшись, он довольно продемонстрировал замотанный в ткань охотничий нож.

Клер резко выпрямила спину и боялась пошевелиться, сердце в ужасе забилось быстрее. Она сцепила дрожащие пальцы, не сводя глаз с небольшого ножа в руках гостя, которым тот хвастливо играл.

«Брось, брось, – мысленно умоляла Клер. – Мозолистые пальцы обычного работяги. Пусть и пьяного. Они ничем не похожи на другие руки, с гладкими ногтями. Его пальцы не запачканы кровью. Он не сделает ничего плохого. Не сделает же? Его наглость – из-за осушенной до дна кружки. Она временна». Но страх, минуя любые доводы в голове, рос комом. Тенью перед глазами вырастала чужая фигура.

Аль потянулся к тонким кинжалам на бедре, бросив сестре предупреждающий взгляд. Юноша был собран, за годы службы он видел не одну пьяную драку и благодаря сумасбродству Леверна едва ли не в каждой сам принимал участие. «Пьяница уйдет живым, пусть только уберется сейчас, пока не поздно. Но как сказать ему об этом, если Клер не может вымолвить ни слова, как и я?»

– Нет вашей подружки. Неудача, – расстроился мужчина, обращаясь сам к себе. – Хотя ты, пташка, тоже ничего. Хилый мальчик молчит, значит, не против? – Мужчина, решив, что Альвах не представляет опасности, потянулся через стол к замершей девушке.

Примерно через минуту Леверн вошел в трактир и стал свидетелем следующей картины: Альвах, забыв о раненом плече, вжимал физиономию странного бугая в стол, заведя его руку за спину. Судя по красному лицу и визгу, который, как оказалось, издавал незнакомец, ему было больно. Губы немого юноши искривились, а взгляд не скрывал ярости. Сердце Леверна замерло, когда он перевел взгляд на Клер.

«Только бы не…»

Подскочив, Леверн бросил Альваху:

– Что за тип?

Мужчина дернулся, и Альвах надавил на его кисть; рука вывернулась под большим углом, и очередной крик разнесся по трактиру. Внимание к их столу еще больше возросло – посетители за столиками перешептывались, с осуждением поглядывая на стычку. Альвах сжал губы и кивнул на сестру.

Леверн присел перед ней. Клер смотрела в одну точку, не обращая на него внимания. Рыцарь быстро додумал картину происходящего, и у него перехватило дыхание, когда он понял, о чем напомнила подруге эта ситуация.

– Клери, – тихо позвал Леверн, беря ее ладони в свои.

Внутри рыцаря, скаля зубы, начало просыпаться нечто колючее.

– Давай, обрати на меня внимание, – попробовал он еще раз, заслоняя собой вид на неудачливого поклонника.

Клер пошевелила пальцами, и с ее губ сорвался хрип.

– Эй, парни, отпустите Сета, – донеслось позади рыцаря. Новоявленные защитники были трезвее своего приятеля. – Он, конечно, без мозгов, но если этот малый сломает нашему другу руку, то трое детишек на ближайший месяц останутся без хлеба.

Альвах ослабил хватку, но отпускать Сета не спешил. Низкорослый мужчина, внешне схожий с подвыпившим гостем, подошел ближе:

– Давай, парень, отпускай. Я заберу его, и разойдемся с миром.

Альвах, морщась, одним движением отпихнул от себя покрасневшего Сета. Тот, потеряв координацию, врезался в своего приятеля, извергая проклятия.

– Бешеный! – крикнул вслед неудачливый ухажер, спеша скрыться от опасной компании.

– Он всего-то с певицей познакомиться хотел. А после, видимо, на вашу спутницу глаз положил. Больно красивая, – обронил второй мужчина, обращаясь к Леверну.

– Вашему приятелю повезло, что его остановил не я. Рукой бы не отделался, – выплюнул рыцарь; существо внутри него с громоподобным ревом разинуло пасть.

Собеседник, промолчав, пошел за друзьями. Он не любил пустозвонов и презирал угрозы на словах. Но, отойдя от трактира на приличное расстояние, все никак не мог перебороть чувство, что они легко отделались: что-то показалось во взгляде блондина, с чем он предпочитал не сталкиваться.

– Говорил же тебе, бросай пить! – крича в след телу, которое его друг еле тащил в сторону дома, мужчина потер лоб рукой. – Напоролся на каких-то наемников, еле ноги унесли. Доведут тебя алкоголь и бабы до могилы, помяни мое слово!

В трактире, согретая родными руками, Клер приходила в себя. Леверн крепко прижимал к себе сестру и чувствовал, как к ней возвращается способность двигаться. Он знал, что Клер испугалась не этого подвыпившего незнакомца – перед ней стоял другой человек. «Пусть только Санкти дадут шанс, я сотру его с лица земли», – думал он. Названные братья молчали, заслонив дорогого им человека от окружающего мира. Вдвоем они были той силой, с которой можно идти по жизни, ничего не страшась, но и она оказалась не способна уберечь сестру. Взращенный их руками прекрасный мир по сей день стоял на останках ужасного прошлого.

– Забудь, забудь, – умолял шепотом рыцарь, и его слова мягко ложились на заплаканные глаза. Альвах в который раз поблагодарил Санкти за Леверна. Он не мог быть щитом от всех их бед, но неизменно помогал сестре справиться со страхами прошлого.

Рыцарь, поднимая притихшую девушку со стула, взял протянутый Альвахом плащ. Накрывая им сестренку, он рассказал о случившемся на улице:

– У нас проблема, Евандер прислал письмо. Да, Клер, он жив, – ответил Леверн на непонимающее выражение лица Клер. «Отреагировала, значит, приходит в себя». – У Евандера есть доказательства, что покушение на Аду организовал король. И она сейчас наверняка снимает шкуру с Винсента – бедняжка услышала наш разговор. – Леверн застегнул последнюю пуговицу на плаще Клер и обратился к названному брату: – Нужно срочно ехать в Мурусвальд. Боюсь, времени на отдых нет.

Альвах кивнул, пораженный, как легко распуталась цепочка событий, стоило только принять, что монарх виновен в нападении.

«Если что-то дается тебе слишком легко – ты делаешь это неправильно», – вспомнил он старую пословицу и вышел вслед за родственниками на улицу.

У Винсента было тяжело на душе, словно он нес на руках умирающее животное, ощущение жалости боролось с неотвратимостью грядущего. «Избавить от боли, выложив все как есть, или наблюдать за мучениями, не в силах покончить с этим? Пожалеть Адалин, скрыв от нее правду? Изначально недалекий план, хоть сейчас признай это. Теперь она и смотрит на меня, как то несчастное животное в ожидании приговора».

– Адалин… – начал командир, но она перебила его:

– Это неправда. – В ее голосе решимость звучала вкупе с отчаянием – так дети сопротивляются плохим новостям, до последнего не желая признавать правоту взрослых. – Вы что-то перепутали. Вы лжете. Чего вы хотите, Винсент? – от неожиданного укора командир растерялся. – Зачем мучаете? Пытаетесь сломить?

Ада, переминаясь с ноги на ногу, сделала пару громких вдохов, чтобы набраться сил. Она говорила быстро, немного неразборчиво, не сводя взгляда с мужчины, который своими убеждениями принижал смысл ее существования.

– Вы пытаетесь убедить меня в моей бесполезности? Я поняла вашу точку зрения, Винсент. Не верите мне – пусть так. Я доживу до храма и без вашего одобрения. Но… – Адалин запнулась, быстро выдохнула. – Как вам пришло в голову, что отец способен отнять мою жизнь у милосердных Санкти? Убить меня до ритуала, – уточнила принцесса в отчаянии.

– Я не выдумываю. – Винсент, глядя на принцессу, начинал понимать, за что раньше казнили гонцов, которые принесли плохую весть. Подзабытый варварский обычай, но будь Адалин в силах его исполнить, он не увидел бы рассвета. Сейчас он стал для принцессы врагом, а их у нее никогда не было. Командир осторожно подбирал слова: – Евандер жив. У него есть письмо, которое он украл у рыцаря Силиуса. – Несмотря на испуг принцессы, он продолжил: – Письмо написано рукой монарха. В нем отдан приказ убить вас, чтобы в жертву принесли фальшивую принцессу. Адалин! – Винсент сделал шаг вперед. Все внутри него сжалось, когда принцесса мгновенно отступила от него. – На другой стороне реки к храму движется процессия с самозванкой, под командованием рыцарей Силиуса и Феликса. У сопровождающих ее нет сомнений, что принцесса настоящая. Она – ваша замена, и поэтому тогда, в лесу, люди короля жаждали вас убить. И все еще преследуют эту цель.

Адалин отступила еще на шаг. Она глубоко дышала и, словно в тумане, в волнении начала царапать когтями по бедру, и ткань платья податливо рвалась, покрываясь красными пятнами.

– Это неправда… ложь… Неправда. Неправда, – повторяла принцесса будто молитву, возведя глаза к небу, словно бескрайнее темное полотно могло подтвердить ее слова и обрушить кару на командира.

– Хватит. – Винсент подошел к Адалин и взял ее руки за запястья. – Ни к чему ненужные раны, – пояснил он.

Но Ада словно взбесилась. Вырвав руки, она отскочила от командира почти к самому трактиру, ближе к праздному шуму и звукам музыки. Еще недавно она предавалась грезам, убаюканная зачарованностью взглядов Винсента. Сейчас же он был с ней жесток.

– Я все равно умру. Каплей крови больше, каплей меньше. Ваши слова не имеют смысла. Никакая другая принцесса, откуда бы они ее ни взяли, не даст магии наполнить воды реки, какой бы волшебной она ни была. – Адалин впервые говорила с командиром с ненавистью. – Ритуал завязан на моем роде, на когтях, которые я ношу, и на добровольной жертве. Даже если Евандер не обманывает вас и еще какая-то процессия идет по другой стороне реки, то они наверняка ждут меня. И ищут. А девушка только для того, чтобы люди не волновались и не услышали о пропаже принцессы. – Ада резко одернула плащ. Придумав свою версию событий, она начала успокаиваться. – Кем бы ни были грешники, напавшие на нас у реки, их цели были нелепы, и они никак не связаны с моим отцом. Письмо, – она сглотнула, – или не существует, или написано не им. Не смей плохо думать о нем. Верь во что хочешь, попирай что хочешь, но никогда не говори мне, что мой отец против меня. Иначе, – принцесса стояла как вкопанная, но Винсенту показалось, что она вот-вот сорвется с места, – иначе, клянусь, я заставлю тебя пожалеть. – Весь ее облик указывал на мужество ребенка, который всегда защитит своих родителей. Такая безусловная любовь, по мнению Винсента, была самой опасной.

Он проиграл. Он знал, что рано или поздно принцесса обо всем узнает, но не подозревал, что она будет настроена против него с такой яростью.

За спиной принцессы хлопнула дверь, послышались шаги. Винсент с удивлением заметил опухшую от слез Клер и рыцаря, которому для полноты образа кровожадного дракона не хватало только выпускаемого из пасти огня. Альвах был явно чем-то озабочен, меж его светлых бровей залегла глубокая складка.

– Давайте поскорее уберемся отсюда, – заявил рыцарь, исподтишка оглядывая Адалин. Вопросительно глянув на Винсента, он продолжил: – Ребята в трактире, гкхм, произвели впечатление. Как бы жаждущие померяться с Альвахом силой не выскочили следом за нами. – Леверн обернулся проверить свои подозрения. Клер вздрогнула и спрятала лицо под капюшоном. От внимательного Винсента не ускользнуло и то, что Альвах помрачнел от движения сестры; руки немого стрелка сжались в кулаки.

– Все целы? – осторожно поинтересовался Винсент. В ответ Леверн только покачал головой.

Рыцарь быстрым шагом направился к пристройке, служившей стойбищем, чтобы привести животных. Сонные лошади с трудом вышли, фыркая вразнобой. На полпути к трактиру он встретил Винсента.

– Что случилось?

Леверн, мрачнея, ответил:

– Пара пьяниц. Альвах справился, я даже не размялся. Клер… испугалась. Как принцесса? – почти шепотом спросил Леверн, сбавляя шаг.

– Не верит мне. В гневе. – Винсент не знал, как ему удалось сократить все до пяти слов.

Стражники вернулись к ожидавшей у трактира компании.

– Альвах, поедешь с Адой? – бросил через плечо Леверн, высматривая друга. – Я сегодня буду надоедать разговорами сестренке.

Стрелок кивнул, запрыгивая на лошадь. Альвах протянул руку принцессе, но она проигнорировала его.

– Вы можете думать что хотите, – голос Адалин был негромким и четким. – Но мой отец не замешан в происходящем. Он – преданный своему народу глава, и любой, кто посмеет говорить обратное, больше не будет сопровождать меня. Несмотря ни на какие поддельные процессии, я еду к храму. Ритуал должен свершиться, и я должна оказаться там вовремя.

После этой речи Адалин взяла протянутую руку Альваха и забралась в седло. Леверн удивленно следил за принцессой, пока Клер не дернула его за рукав.

– Да-да, едем, – пробормотал рыцарь, взбираясь на лошадь.

Процессию замыкал Винсент, размышлявший о том, до чего же непостоянны человеческие привязанности. Люди, с которыми он путешествовал, до недавнего времени были ему незнакомцами; несколько дней назад он мог назвать их друзьями, а к нынешнему моменту он успел рассориться с одними и разочаровать других.

Они разбиты, каждый по-своему, а впереди их ждал самый сложный участок дороги, где любая заминка может стоить жизни. Когда Винсент думал о будущем, у него все внутри сжималось. Прекрасный город, разросшийся над водопадом, словно корона на голове правителя, для всех был чудесным сном, но для него – кошмаром. Огромный, скрывающий тайны, манящий синевой, великолепный Мурусвальд.