Она готовила завтрак и удивлялась тому, что под ногами крутится только Данилка. Обычно в этот час вся четверолапая братия паслась в кухне. Но когда Аня вспомнила, что у них гостит Сергей Отрадов, все встало на свои места. Кошаки лежат в кровати вместе с ним. Юнона на подушке, уткнув морду в шею любимого человека, Авось под мышкой. Когда отец переворачивается, потревоженные сиамцы недовольно шипят, но не спрыгивают на пол, а занимают прежние позиции.

Аня не торопилась на работу, поэтому пекла блины с начинкой. На объект ей нужно было приехать к одиннадцати, а она встала в семь. Сейчас восемь. Значит, у нее еще есть два часа.

Отец приехал поздно. Самолет задержали, и он явился чуть ли не к полуночи. Есть не хотел, но согласился выпить бокал вина. Специально для него в доме Моисеевых хранилось несколько бутылок «Кокура». Это марочное крымское вино мало где продавалось, а то, что было в обычных сетевых супермаркетах, оказывалось весьма низкого качества. Тот «Кокур», к которому привык Сергей Георгиевич, Петр специально заказывал на заводе «Массандра». Ворча, что свекру не грех перейти на испанский сладкий херес или порто – по вкусу то же самое, но купить легче.

За «Кокуром» дочь с отцом обсудили ситуацию. О том, что Андрей Геннадьевич тот, за кого себя выдает, Аня узнала еще утром и сообщила отцу по телефону. На фото, приложенном к личному делу, был изображен именно тот пожилой господин, с которым она имела беседу утром. Вроде все складывалось. Но было неясно, что Савельеву понадобилось от Ани. Какое такое сокровище? Мать Элеоноры, Ксения, одарила именами собственными только гарнитур Шаховских и украшавший колье бриллиант «Слава». Остальные драгоценности из суповой кастрюли остались безымянными. А чудно`й старик настаивал на том, что предки Элеоноры по материнской линии обладали каким-то редким украшением.

– С кем из родственников твой отец поддерживал отношения? – спросила Аня у Сергея.

– Ни с кем. Все сбежали из «красной» России.

– Никого не осталось?

– Из близких – нет. А с дальними он не ладил. Те, что не смогли выехать, ненавидели большевистское правительство и ждали конца смуты. А Георгий Шаховской обрадовался революции. Поддержал новый строй. Возжелал трудиться на благо молодого пролетарского государства.

– А с некровными тоже не общался? Я о родственниках его жены, Ксении?

– Нет.

– Знаю, что она погибла вместе с родителями. Но были же еще братья и сестры, пусть и двоюродные, тети-дяди. Неужели все уехали или умерли?

– Ты сейчас пытаешься понять, общалась ли Элеонора с кем-то из родственников? Не наш папа, а именно она?

– Да, но без него она бы не познакомилась с ними, не так ли?

– Не так. Отец был идейным марксистом. Одним из первых коммунистов. С теми аристократами, что проклинали новый строй, он не общался по собственной инициативе. Не они от него отвернулись, а он от них. А Анненковы все были монархистами. После того как одного из представителей рода сослали в Сибирь за участие в восстании на Сенатской площади, остальные стали царя славить с удвоенным рвением.

– Но у бабули же была какая-то покровительница. Женщина, которая научила ее вести себя как леди. Элеонора упоминала о ней в дневниках. Явно это была не мачеха.

– Конечно нет! Моя мама была простой женщиной, деревенской. Ела ложкой. Отец приучил ее к вилке и ножу, но когда его не было рядом, она приборами не пользовалась. Сморкалась шумно. Когда чихала, не всегда прикрывала рот. Одеваться не умела. Могла шубу из котика – шик по тем временам, надеть с шалью и чесанками. А золотой брошью сколоть ситцевый сарафан в горошек.

– Значит, манерам и стилю Элеонору обучала аристократка. И, скорее всего, родственница.

– А постой-ка… – отец нахмурил брови. – Помню я какую-то полоумную. Совсем маленьким был, когда отец ее из дома гнал. Вроде Анненковой себя называла… И имя выкрикивала, когда ее выталкивали за порог… – Сергей пощелкал пальцами. – Ефросинья! Да-да, точно. Не забывай Ефросинью Анненкову, вот что орала эта тетка. Странно, стерся в памяти тот инцидент. Перепугала она меня жутко! У нас в доме никто голоса не повышал, а тут такое…

– Почему Георгий гнал эту женщину?

– Считал, что дурно влияет на Лину. Наверное, услышал, как та нашептывает его дочери лишнее: мол, когда рухнет коммунистический строй и вновь восторжествует монархия, девушка станет одной из самых завидных невест. Папа же хотел, чтобы мы, его дети, гордились не титулами, а поступками своих предков.

– Полоумная тетка больше не появлялась в вашем доме?

– Нет. Но я не исключаю, что Лина встречалась с нею где-то еще. Все же в Элеоноре было много снобизма. А откуда он взялся? Точно не от отца. Значит, кто-то действительно ей промывал мозги.

– Ефросинья Анненкова, – согласно кивнула Аня. – Не зря она настояла на том, чтобы внучку назвали в ее честь.

– Думаешь, она передала Лине какую-то семейную реликвию?

– Если да, то она среди тех вещей, что бабуся спрятала на садовом участке. – Аня до сих пор не могла забыть той ночи, когда она выкапывала фамильные драгоценности из промерзшей земли. – И если бы что-то, кроме гарнитура Шаховских, представляло ценность… не материальную – там все было дорого, а историческую или высокохудожественную, Элеонора отметила бы особо.

– Или она спрятала эту вещь совсем в другом месте. И мы пока просто не в курсе того, что игр «Найди сокровище» гораздо больше, чем мы думаем.

– В одной мы даже не стали участвовать, – напомнила Аня. – Так давай не дадим себя втянуть и в эту.

Когда речь заходила о «Славе», все сходились на том, что камень сгинул. Не уточняя подробностей. А дело обстояло следующим образом…

Бриллиант Элеонора вынула из колье и надежно спрятала. Инструкции по поиску она оставила. По прихоти своей, в зашифрованном виде. Аня оказалась одной из последних, кто взялся за поиски. Ее опередил бабусин внук Дусик с подачи своего любовника Марка. Последний работал на Сергея Отрадова. Помогал писать книгу о Шаховских. Он собирал материал: ездил по городам, где представители рода оставили свой след, сидел в архивах, изучая хроники. О «Славе» он узнал от антиквара по фамилии Львов. Сей камень считался легендарным и утерянным, но Марк вознамерился его найти. В помощники взял внука Элеоноры Новицкой, женщины, которая когда-то носила колье с камнем, как две капли воды похожим на «Славу». Марк и Дусик заигрались и перешли черту… В результате внук Элеоноры погиб, а Суханский похитил Аню, думая, что путь к бриллианту найден и заполучить его мешает лишь она…

Но затейница Элеонора направила всех по ложному следу. Вместо «Славы» Марк обрел кусок синего стекла. И лишился свободы. Его осудили на десять лет за убийство и похищение. Но отправили не в тюрьму, а в психушку, поскольку поиски сокровища, а главное, разочарование от того, что оно так и не нашлось, свели его с ума. Элеонора вместе с куском стекла оставила записку, в которой сообщила, что «Слава» сгорел при пожаре вместе со своим хранителем – художником Кон-Невским. Бриллианты вопреки всеобщему мнению довольно хрупкие. Да, они могут разрезать стекло и не растворяются в кислотах, но треснут, если их уронить, а попав в огонь, на открытом воздухе сгорают, а при его нехватке превращаются в графит, тут же обесцениваясь.

Через год обнаружилось еще одно письмо от Элеоноры. Оно до сих пор хранится в сейфе.

«Анюта, милая, это опять я, твоя бабуля. Не знаю, как скоро тебе в руки попадет это письмо, но надеюсь, что у тебя уже есть дети, готовые унаследовать фамильную реликвию – бриллиант под названием «Слава». Желательно девочки – Шаховские славились своей бабьей породой! Ты удивлена? Нет, ты наверняка подумала, что я сошла с ума на старости лет, ведь камень сгинул в огне и ты уже смирилась с потерей… Анюта, я соврала. Фамильный бриллиант Шаховских цел и невредим. Он не погиб вместе с Адрианом, поскольку был спрятан в несгораемом шкафу. А обманула я вас не для того, чтобы поиздеваться, а желая уберечь камень. Я не могла допустить, чтобы им завладел тот, кому он не предназначен, вот и отправила всех по ложному следу…»

На этом письмо не заканчивалось. В нем было еще много чего. А главное, очередной дурацкий шифр.

Аня тогда только родила. Ее волновали лишь два сокровища – Лина и Леша. Все остальное интереса не представляло. Она сказала родителям и мужу, что, если они хотят, пусть ищут «Славу». Ее спросили, нужен ли он ей. Аня честно ответила: «Нет». Магические свойства камня не доказаны, вот люди из-за него погибли. Это факт. Так стоит ли подвергать семью опасности? Спокойствие дороже. Дети и без помощи высших сил вырастут счастливыми людьми. Маленькая Элеонора точно. Ведь род Шаховских славится своей бабьей породой.

…На том они вчера с отцом и закончили. Сергей под кошачьим конвоем отправился в кровать, Аня принялась звонить своим: сначала детям, потом мужу. Наговорившись, легла. Быстро уснула. И вот теперь, пробудившись поутру, готовила сытный завтрак любимому папочке.

– Чем так вкусно пахнет? – услышала Аня его голос. Обвернувшись, увидела Сергея и его свиту. Кошаки не отставали, следовали по пятам.

– Пеку блинчики с начинками.

– Какими?

– Капуста с яйцом и творог.

– Вкуснятина! – Отец подошел к Ане и чмокнул ее в лоб. – Как спалось?

– Хорошо. А тебе? – И красноречиво посмотрела на кошаков. – Не мешали?

– Эти обормоты? Конечно нет! Я их люблю.

Данилка тут же начал бросаться на Сергея, чтобы расцеловать. Тот дал себя облизать и успокоил пса словами:

– Тебя тоже обожаю! – и отправился в ванную.

Вся четверолапая братия кинулась следом и осталась караулить под дверью.

Аня как раз закончила печь блины. И начинка была готова. Осталось только все соединить, но тут затренькал телефон. Сполоснув руки, Аня взяла аппарат – на дисплее неизвестный номер.

– Слушаю.

– Аня, здравствуй.

– Доброе утро. А кто это?

– Вот так, да? Даже номер мой не сохранила. А ведь я был чуть ли не первым, чей номер ты записала.

– Станислав Павлович? – предположила Аня.

Когда они познакомились, у нее не было сотового телефона. Никакого, даже самого простейшего. Телефон стоил денег, которых у нее не было, да и звонить ей было некому. Когда Аня все же приобрела мобильный, то внесла в телефонную книжку два номера – следователя Головина, занимавшегося расследованием убийства Элеоноры Георгиевны Новицкой, и ее адвоката, Петра Моисеева.

– Я это, твой Бармалей, – хохотнул тот. Сердитый, усатый, чернявый следователь напоминал Ане именно этого персонажа. И жутко пугал первое время.

– Как я рада вас слышать! – Головин еще и от нападения ее спасал, поэтому Аня очень тепло к нему относилась. Не общалась с ним, но вспоминала добрым словом. – Как вы поживаете?

– Хорошо. Полковника дали. Теперь возглавляю районный следственный отдел.

– То есть покой вам только снится?

– Рано мне… На покой.

– Да я не в этом смысле.

– Ань, расслабься. Я знаю, что ты никого никогда не хочешь обидеть. Все за Петром замужем?

– Конечно.

– Да, вопрос глупый. Детки есть?

– Двойняшки. Алеша и Элеонора. В школу пойдут осенью.

– Как же я за тебя рад! А батя? Не помер?

– Типун вам на язык. Жив и здоров. Гостит у меня сейчас.

– Анют, вот веришь… Говорю с тобой и улыбаюсь.

– В свои бармалейские усы?

– Сбрил.

– Почему?

– Не надо было?

– Не знаю. Без них я вас не представляю.

– У меня же родинка была. Большая. Считай, бородавка. Я ее усами закрывал. Но врачи порекомендовали удалить. Пришлось растительность сбрить. А когда операция прошла, посмотрел на себя и подумал, а почему бы не оставить так, как есть сейчас. Жене нравится. Говорит, все равно что за другого вышла.

Из ванной показался Сергей. Она махнула ему и крикнула:

– Пап, следователь Головин звонит, представляешь? И он уже не Бармалей! Усы сбрил.

Отец ее веселья не разделил. Сухо спросил:

– Зачем звонит?

– Станислав Павлович, папа интересуется…

– Да, я слышал его слова. Переведи на громкую связь, я с вами обоими поговорю. – Аня так и сделала. – Господин Отрадов, мое почтение.

– И «наше вам с кисточкой».

– Мои ребята новое дело возбудили. По факту убийства. Угадайте, кого замочили вчера вечером?

Аня с Сергеем переглянулись. Оба почему-то подумали, что речь пойдет о старике Андрее Геннадьевиче. И удивились тому, как Головин быстро узнал, что тот являлся к Моисеевым.

Поскольку пауза затянулась, Станислав Павлович выдал ответ на свой же вопрос:

– Марка Суханского.

Услышав имя, Аня вздрогнула. Этот человек похитил ее и запер, беременную, зимой в ледяном сарае. Он говорил, что не причинит ей зла, просто подержит ее в заточении до тех пор, пока не скроется. Но Аня тогда очень испугалась. И не столько за себя, сколько за ребенка – тогда она еще не знала, что их двое. Поэтому воспоминания о проведенных взаперти часах до сих пор не оставляли ее.

– Он же в психушке, – услышала Аня голос отца. – Там его замочили?

– Суханского выпустили на свободу в начале этого года, – сообщил Головин. – А вы не знали?

– Мы не следим за судьбой Марка.

– Значит, он за вашими тоже. Потому что в противном случае вы бы знали, что Суханский на свободе.

– Он не преследовал никого из нас, если вы об этом.

– Это будет проверяться, Сергей Георгиевич.

– Понимаю. И мы спокойны. Да, Аня?

Она кивнула. Как будто Головин мог видеть этот жест.

– А почему Марк вышел раньше? – спросила она.

– Переполнены не только тюрьмы, но и психушки. Содержать преступников с диагнозами для государства накладно. Их не только кормить надо, но и лекарствами снабжать. К тому же они не работают, как зэки. Не шьют рукавицы, не изготавливают бордюрный камень или мебель. Поэтому тех, кто не представляет опасности для общества, выпускают на волю раньше срока.

– Как его убили?

– Это тайна следствия. Готовьтесь к тому, что вас вызовут в наш отдел. А если узнаете что-то полезное для нас, звоните.

– До свидания.

– Пока, Анюта. Держи хвост пистолетом!

Положив телефон, Анна напряженно посмотрела на отца.

– Не нравится мне все это, – сказал он.

– И мне. Разве бывают такие совпадения? Суханский был главным охотником за нашим фамильным сокровищем и погиб в тот же день, когда всплыли новые сведения…

– Есть у меня одна мыслишка, – задумчиво протянул Сергей.

– Поделишься?

– Попозже. Сначала кое-что проверю. Ты данные по чудно`му старику распечатала?

– Да. На столе в кабинете лежат.

– Хорошо.

– Как думаешь, нужно Головину рассказать о его визите?

– Пока ничего никому рассказывать не будем. В том числе Петру.

– Согласна. Но ты учти, дома ты меня сегодня не запрешь, я обязана быть на работе.

– Через сколько отправишься?

– Покормлю тебя завтраком, сама поем, оденусь – и вперед. Мне к одиннадцати.

– Тогда накрывай на стол, а я пока пару звоночков сделаю.

И ушел в комнату, плотно закрыв за собой дверь.