Выглядел сатанист бодрячком, но Артем не преминул заметить, что его снайперский удар промеж ног извращенца не прошел для того даром. Передвигался Козлюк осторожно, будто опасался лишний раз потревожить пострадавшие в эпической битве с Казариным органы. И, что самое невероятное, лицо выродка за эти несколько дней непостижимым образом успело заплыть жиром, как-то странно обабилось и стало похожим на физиономию обрюзглой старухи.

«Господи, да я же его оскопил», – пронеслось в мыслях Артема.

И все же столь разительные изменения, произошедшие во внешности сатаниста за такое короткое время, никак не укладывались у Казарина в голове.

На мгновение поросячьи глазки Козлюка остановились на Артеме – и сразу же блудливо забегали. Видно было, что он не ожидал увидеть здесь Казарина.

– Здорово, Козлюк! – проговорил вдруг сосед Артема, лысенький человечек в очках и строгом сером костюме, и протянул сатанисту руку.

Тот, не глядя, пожал ее, продолжая блудливо отводить глаза от Казарина.

– А я смотрю на тебя и думаю: что с тобой не так? – не отставал от Козлюка лысенький. – Да у тебя же новые петлицы! Поздравляю, поздравляю с очередной должностью, старик!

На черных ленточках на вороте Козлючьего мундира светились две звездочки советника юстиции. Как на коньяке не шибко отменного качества, подумалось Артему. До этого Козлюк уже долгое время бегал в младших советниках.

– Товарищ Казарин, проходите! – донесся до Артема визгливый голос секретарши Таси. – Сидор Карпович ждет.

Артем тяжело поднялся, обогнул остолбеневшего Козлюка, как обходят кучку собачьего дерьма на асфальте, и шагнул в кабинет прокурора. В спину ему понеслась пулеметная очередь пишущей машинки «Ятрань». Кто-то – кажется, Козлюк – услужливо захлопнул за ним двери. По неписаным правилам это означало, что разговор предстоит серьезный – пустяковые вопросы обычно решались при открытых дверях.

Монументальная, как Джабба Хатт из недавно вышедшего фантастического фильма «Звездные войны», который Артем смотрел у кого-то в гостях на видеомагнитофоне, прокурорская туша широко растеклась по поверхности стола. Внушительное чрево покоилось поверх бумаг, закрывая стандартные машинописные листы более чем наполовину. Артему вдруг вспомнилось, как киношный сыщик Глеб Жеглов, фильм про которого он как-то смотрел по телевизору, поучал молодого коллегу, что надо переворачивать бумаги, лежащие на столе, когда в кабинет входят чужие, чтобы не утекли, куда не надо, секретные сведения. Прокурору Вислогузову такие телетрюки были ни к чему: его громадное брюхо служило естественным щитом от любых утечек информации. Сальный занавес.

По тому, что Вислогузов не поздоровался с ним, как обычно, а лишь злобно зыркнул заплывшими жиром зенками, кивнув на стул, Артем понял: запахло жареным. Он смешался и довольно сбивчиво начал излагать суть дела: он, старший следователь по особо важным делам Казарин, в ходе оперативной разработки установил личность убийцы Лены Плотниковой и явился пред светлые прокурорские очи испросить санкцию на его арест…

– Мне известны ваши похождения в подземных коммуникациях, – пожевав губами, сухо проговорил Вислогузов. – Известны. И от них очень плохо попахивает. Очень плохо. Вы превысили свои полномочия! Превысили. И нарушили все существующие нормы социалистической законности. Все нормы…

По своей всегдашней привычке прокурор любил повторять несколько слов из каждой фразы, которые казались ему наиболее важными и значительными. Раньше Артему эта привычка казалась очень солидной – будто Вислогузов подчеркивал свои мудрые мысли красным карандашом. А сейчас ему почему-то пришло на ум сравнение с эхом, доносящимся из гнилого дупла. «Да, скорость стука у нас быстрей, чем скорость звука», – подумалось Казарину.

– Это вам Козлюк рассказал про нарушения социалистической законности? – не выдержав, перебил он. – А вы хоть знаете, чем он сам-то промышляет?

– Мы знаем всё, – значительно произнес Вислогузов. – Всё. И про всех. Про всех.

– Видимо, не про всех, – парировал Артем. – Этот человек, который только что вышел из вашего кабинета, кичась новым званием, – сутенер и растлитель несовершеннолетних!

С этими словами Казарин вытащил из кармана листок с признанием Насти и победным жестом протянул его прокурору.

Тот нацепил очки на мясистый, как у морского слона, хобот и погрузился в чтение. Артем от нечего делать стал пялиться на стену позади Вислогузова. Точнее – на необычный портрет, который на ней висел. Во всех начальственных кабинетах, в которых доводилось бывать Казарину, стену украшали портреты Ленина, Брежнева (последнего недавно заменил Андропов) или в крайнем случае Железного Феликса (не к ночи будь помянут). Со стены кабинета Вислогузова благосклонно взирал на посетителей… Сидор Карпович Вислогузов, сложив пухлые длани на обширном чреве. Светлому образу не хватало только нимба над головой – весь он так и лучился добротой и благолепием.

По мере чтения лицо подлинного Сидора Карповича Вислогузова медленно наливалось гнилой кровью, воочию подтверждая тезис, что копия всегда бледнее оригинала. Наконец он с видимым усилием оторвал глаза от бумаги, потрясенно уставился на Казарина – и вдруг забрызгал слюнями негодования, как кипящая кастрюля, внутри которой клокотало какое-то гнусное варево:

– Да кто тебе позволил, щенок… Кто позволил… Возводить гнусную клевету на ответственного работника… Ответственного работника… Победителя соцсоревнования… Соц-соревнования… Да еще спутаться с какой-то шлюхой… Какой-то шлюхой… Опозорить моральный облик сотрудника прокуратуры… Прокуратуры… Да я тебя… Я тебя… Отстраню от расследования немедленно!

На последнюю фразу даже не отозвалось эхо из гнилого дупла – видимо, побоялось повторить такое. Сказанное Вислогузовым было настолько чудовищно и невероятно, что Артем поначалу решил, будто он ослышался. Но листок с признанием Насти разлетелся на клочки в жирных, похожих на ласты руках Вислогузова. Обрывки закружились по кабинету, оседая на плечах и раздольном, как украинская степь, брюхе прокурора, словно прошлогодний снег. Цену они теперь имели соответствующую. Как и все, что Казарин успел сделать. Прокурор отстранил его от ведения дела. Это очень серьезно. Затем его, как пить дать, вышвырнут из прокуратуры. Материалы дела передадут какому-нибудь Козлюку, который либо закроет его как висяк, либо повесит всё на первого попавшегося алкаша – Артем прекрасно знал, как это делается. Возиться с поисками настоящего убийцы и доказательствами его вины уж точно никто не станет. Козлюк по-прежнему будет растлевать несовершеннолетних и получать за это очередные звездочки, пока не займет место Сидора Карповича. А настоящий убийца тем временем продолжит искать новые жертвы. Все было кончено. Изменить ничего нельзя. Увы, он слишком хорошо знал, как работает эта система.

Благодушный Вислогузов умильно взирал со стены на своего красного как рак двойника, и бледного как смерть Казарина.

– Это ваше окончательное решение? – холодно спросил тот, вставая.

Прокурор пробулькал в ответ нечто негодующе-утвердительное, добавив, что, если бы у Казарина был партбилет, он бы тут же выложил его на стол… Выложил на стол… Затем сделал вид, что Артем больше ему не интересен, уткнулся в какие-то бумаги на столе.

Казарин глубоко вдохнул, а потом аккуратно взял с прокурорского стола полный графин и, размахнувшись, запустил им прямо в благодушную физиономию Сидора Карповича. Его багровый двойник в кресле по-бабьи взвизгнул – и ловко нырнул под стол, несмотря на чудовищное брюхо. Полированную столешницу окатило водой и осколками графина. Холст, на котором был намалеван портрет, разорвался со смачным треском, и из дыры хлынули на заваленный осколками стол мелкие розовые крысята. Склизкие гадкие комочки звучно шлепались на столешницу. Некоторые разбивались, как большие кровавые градины. Другие приземлялись более удачно и тут же принимались ползать по столу среди осколков графина с тонким противным писком. Последней из дыры высунулась взрослая здоровенная крыса, у которой, видимо, было за портретом гнездо. Она с ненавистью посмотрела на Артема, который только что разорил ее жилище, и ощерила удивительно крупные желтые резцы. Из-под стола тем временем донеслись истошные вопли:

– Таисия Павловна! Таисия Павловна!

Артем презрительно скривился: опомнившийся от потрясения прокурор звал на помощь секретаршу, будто субтильная пожилая тетка могла лучше справиться с разбушевавшимся посетителем. Розовый крысеныш, пискнув, свалился со стола на такого же цвета лысину прокурора и сразу описал ее – видимо, от испуга.

Казарин, поморщившись, шагнул к дверям, пинком распахнул половинки и громко, так, что слышали все, кто находился в приемной, сказал:

– Пидорас!

Затем стремительно, не оглядываясь, вышел в коридор. И шел по нему, не останавливаясь, до самого конца. Пока не уперся в светившуюся тусклым зеленым светом табличку: