Кривое лезвие самодельного кинжала подрагивало в дюжине сантиметров от темного, словно запекшаяся кровь, соска жертвы. Короткие пальцы Козлюка с почти исчезающими под кожей ногтями, сжимавшие грубо обтесанную деревянную рукоятку, вцепились в нее сильнее, готовясь нанести удар.

– Тебе, о, великий Сатана, предаю я эту заблудшую душу! – торжественно провозгласил он.

– Эй, Козлюк, штаны надень, сволочь ты эдакая! – прозвучал из мрака звонкий насмешливый голос.

Голозадый жрец дернулся назад. Руки его задрожали, клинок выпал и покатился, звеня, по плитам пола. Козлюк зашарил глазами по стенам подземелья, ища того дерзкого, кто осмелился его окликнуть. Но Артем не спешил выходить из тени и ждал, что случится дальше.

– А ты что за хрен с бугра? – осведомился Козлюк, так и не обнаружив наглеца, прервавшего обряд на самом волнительном месте. Девушка лежала на камне, закатив глаза, и не шевелилась – возможно, Козлюк ее опоил чем-то.

– Я – ангел мщения, спустившийся на днище Злых Щелей нижнего Ада, чтобы воздать тебе за грехи твои, Козлюк, – значительно проговорил Казарин. В школе он любил литературу, и «Божественную комедию» Данте осилил классе в восьмом, кажется. Не все еще забылось.

– А почему тогда ты прячешься в темноте, небесный ангел? – подозрительно поинтересовался Козлюк. – Выйди на свет, расправь свои крылушки-то, не тушуйся!

«Крылушки» сразу напомнили Артему жирного борова с голосом Робертино Лоретти и несколько сбили его с понталыку. Он не сразу нашелся, что ответить.

– Мне и здесь неплохо, – вымолвил он наконец. – Сам пойди сюда, покалякаем за жизнь твою никчемушную. Глядишь, и отпущу тебе грешки твои прегнусные, ежели будешь хорошо вести себя, гнида ты лобковая!

– Какой странный ангел, – саркастически бормотнул Козлюк. – Крылья небось у маклаков на фарцовке подрезал?

– А вот и нет, Козлюк ты вонючий, крылья мои самые что ни на есть всамделишные. Выданы они мне советским нашим народом, вместе с обязанностью защищать социалистическую законность, в том же ведомстве, что и тебе, мерзюк. А ты позоришь их тут, говном пачкаешь, слякоть смердючая! – громко сказал Артем и шагнул из тени.

Сатироподобная морда Козлюка вытянулась, но он быстро совладал с собой и изобразил ехидное радушие:

– Артемка, вот так встреча! Уж кого-кого, а тебя никак не ожидал увидеть! Но рад, рад… Несмотря на то что ты ругаешься такими нехорошим словами – рад. Проходи, мы радуемся любому, кто пришел к нам!

Хотя рожа Козлюка нарочито лучилась радушием, хитрожопые глазки его бегали и все время косили куда-то в сторону.

– Нет уж, спасибо, Козлюк, я как-нибудь в сторонке перетопчусь, – не менее ехидно отвечал Казарин. – Посмотрю, покнокаю, как ты тут с молодежью работаешь, воспитываешь ее в верности заветам ленинским.

– Полно, Артемка, кончай ты эту совдеповскую агитацию, – зловеще вкрадчиво произнес Козлюк. – Тут, внизу, это не там, наверху. Нас тут много, а ты один, и никакой Ленин тебе здесь не поможет. Тут правит бал Сатана! А Ленин там, наверху остался, вместе с остальным совковым дерьмом. Да и коммунистические ритуалы, если уж начистоту, являются не чем иным, как инверсией назарянских таинств – точно так же, как и Черная месса, между прочим! Один нетленный Ильич чего стоит! Это же форменная инверсия Назорея! А рассказы про Володино детство и матушку его жидовскую – это ж почти аутентичный образ Богородицы с младенцем! Хотя и с некоторыми необходимыми для нашей любимой совейской власти коррективами. Я уж молчу про то, что Красные уголки, которые есть на любом предприятии, в любом учреждении, в точности копируют «красные углы» для икон в русских избах – даже по названию! Так что мы с тобой, Артемка, можно сказать, с пеленок только и делали, что поклонялись Князю мира сего – хотя и на свой, атеистический лад. Все эти марксизмы-материализмы – это же и есть учение Сатаны, только слегка завуалированное, чтоб дурачки не догадались. Но мы-то с тобой не дурачки, Артем, и я знаю, что ты в глубине души полностью согласен со мной. Мы с тобой никогда друг другу не переходили дорогу. Но если ты хочешь ссоры, то остерегись! Сатана не Бог, он никогда и ничего не прощает!

Казарину вдруг вспомнилось совсем раннее детство. Он сидит на плечах отца, а вместе они стоят на Красной площади Москвы в очереди в Мавзолей великого Вождя. Артемка еще совсем маленький, очередь тянется бесконечно, и ему очень хочется писать. Но писать нельзя – кругом люди, впереди – знакомое по сотням картинок гранитное сооружение с замершими в почетном карауле безмолвными, похожими на живые статуи стражами. И тогда Артемке приходит в голову сумасшедшая мысль: а что, если дедушка Ленин писал, как все обычные люди? А вдруг даже и какал? Нет, не может такого быть!

Пока маленький Артемка обдумывал нюансы мочеполовой деятельности организма Вождя мирового пролетариата, его штанишки налились теплом. Вслед за этим его как ветром сдуло с плеч отца. Спустя мгновение Артемка понял, что это сильные отцовские руки спустили его на землю. В очереди послышались смешки: на отцовской парадно-выходной рубахе между лопатками вызывающе темнело мокрое пятно. А вслед затем поднялся глухой ропот: как это так, какой-то жалкий мальчишка осмелился осквернить процесс поклонения тысяч людей нетленному атеистическому Богу…

– Полегче, Козлюк, не пытайся мне угрожать, – проговорил Казарин, возвращаясь к реальности. – Все же я про тебя знаю чуть побольше, чем другие…

Сатанист саркастически усмехнулся:

– В прошлый раз ты меня не заложил, Артем, за что тебе большое спасибо. Я точно знаю, что это не ты. Потому что меня Перегарыч заложил, сука! И это я тоже отлично знаю. У Сатаны длинные руки, и его слуги повсюду! Так что вонючку эту намедни за пьянку уволили, а меня – нет! – Козлюк победно расхохотался, и от стен подземелья дырявой жестяной бочкой отскочило дребезжащее эхо.

Тщедушные фигурки в капюшонах переминались с ноги на ногу и, судя по всему, отнюдь не спешили бросаться на помощь своему повелителю. Вряд ли эти обдолбыши даже вслушивались в пламенную речь предводителя. Странные они какие-то. Пришибленные. А может, под какими-то веществами. Казарина приободрила их амебная инертность.

– Помилуй, Козлючонок ты мой сердешный, какие, к черту-дьяволу, между нами могут быть ссоры! – Он насмешливо воздел очи к закопченному кирпичному своду. – И в мыслях не мелькало! Ты ж для меня открыл новый мир, неизведанный и манящий! Я ни в каком шабаше, кроме первомайской демонстрации, отродясь не участвовал. А тут – настоящая Черная месса, как в Средние века! Будто в кино. Удивительное рядом. Чаял ли я когда такое увидеть? Так что не изгоняй ты меня прочь, неуча, а допусти к таинствам владыки твоего. Глядишь, наберусь я у тебя бесценного опыта и сам кружок юного сатаниста организую. Может, и меня мальчики будут ублажать в противоестественной форме.

– Об чем разговор, Темыч, – вроде бы воспрянул Козлюк, но блудливые глазки его по-прежнему выражали крайнюю степень недоверия, и поделать он с ними ничего не мог, хоть и видно было, что старался. – Да подходи хоть сейчас, выбирай любого. Мне для тебя ничего не жалко. Мы же с тобой друзья, правда?

– Любого, говоришь? – Артем, в свою очередь, старательно делал вид, что предложение Козлюка пришлось ему по вкусу и его нравственные устои советского гражданина пали с сокрушительным грохотом, как стены захваченного неприятелем средневекового замка. – А отчего бы и нет! Пожалуй, попробую. Вдруг мне понравится. Тебе же вроде нравится. А выберу я, знаешь, кого?..

С этими словами Казарин сделал несколько шагов вперед, пока не оказался в самом центре освещенного круга. Вывороченный волосатый пуп Козлюка находился теперь примерно на расстоянии вытянутой руки от Артема – можно даже потрогать при желании, да только желания такого что-то не возникало. Вместо того чтобы прикоснуться к брюху простого советского сатаниста, который, при всей его отвратительности, все же, как ни крути, был явлением уникальным, и далеко не всякий мог похвастаться не только тем, что осязал такое чудо, но и тем, что просто видел его…

Вместо того чтобы потрогать этот уникум рукой, Артем чуть подался назад и… потрогал его ногой! Аккурат в том месте, где внушительный валик жира нависал над предметом, который только что ублажали зашуганные участники кружка юных сатанистов. Фехтовальщики называют прикосновение к противнику шпагой «туше». Кажется, казаринское «туше» вышло не слишком изящным, да и орудие, которым он воспользовался, нимало не походило на благородный клинок гасконского шевалье Д’Артаньяна. Тяжеленный, разбухший от воды башмак со смачным шлепком вписался в заросшую жирком промежность главаря сатанистов. От молодецкого удара Артема из набухшего в процессе неудачного жертвоприношения козлючьего естества выплеснулась тугой струей обильная мерзость, запачкав Казарину куртку.

Козлюк выпучил зенки, утробно икнул и переломился пополам. А затем упал на колени, отклячил задницу и, завывая, как сирена ПВО в день начала Третьей мировой, проворно уполз в темноту, словно гигантский краб из семейства жопоголовых. Синхронно со своим главарем порскнули во мглу и тщедушные дьяволопоклонники низшего ранга, будто молодые крысята по норам. Всего пару секунд спустя Артем остался один в маленьком светлом круге, в центре которого располагался алтарь с распростертым на нем обнаженным женским телом.