Солнце висело над горной грядой. Надвигалась ночь, но все еще было светло. Он сидел на какой-то возвышенности и глядел вниз: по заснеженной равнине цепочкой шли люди. Ну, он подумал, что это были люди, в тяжелых балахонах из шкур, вооруженные копьями. Их было шестеро. Макар видел сон, наверняка именно его, так как прекрасно помнил про остров и погоню на катере. А шестеро тем временем, дойдя до распадка, уходящего в жиденький лесок, постепенно удалялись. Он направился следом.

Макар припадал к снегу, нюхал след – это было даже забавно и знакомо, особенно после всего, что с ним случилось. Побыть в шкуре охотника, почему нет? Он ощущал запах снега, хвои, тяжелый звериный дух. В ветвях деревьев шумели какие-то птицы, где-то рычали, и это пугало. Страх заставлял дрожать, заставлял бояться смерти и неудачи – но это же сон, чего бояться?

Макар петлял между деревьев, двигаясь вдоль тропы, проложенной людьми. Он понимал, их слишком много, одному против шестерых с копьями не выстоять, убьют. Он понимал это и соглашался сам с собой во сне. Потому выкопал снег у основания огромной ели и забрался под хвою. Было тепло. Правда, не хватало огня. Но это же охота, и зверь рядом – какой огонь, нельзя.

Макар был один, он точно знал, что никто не придет на помощь, но не ощущал тоскливого одиночества. Наоборот, был уверен – его ждут там, дома. Ждут, когда он вернется с победой и принесет добычу! Макар уснул. Да, он, видимо, уснул во сне потому как, проснувшись, раздвинул лапник и увидел темный лес, залитый бледным лунным светом.

Лагерь тех шестерых был впереди, он отчетливо слышал громкий храп, чуял запах костра и еды – мяса. Люди ели жареное на костре мясо. Голод тут же напомнил о себе, сводя нутро тугим клубком. Макар с удивлением ощущал сосущий в брюхе голод и немного злился, ведь когда он проснется, это чувство никуда не исчезнет: на катере нет еды и воды. Но это же все потом, сейчас главное отдохнуть, выспаться и досмотреть необычный сон.

Макар догадывался, что будет дальше. Иначе зачем было ждать когда группа встанет лагерем и заснет?

Часовой зевал на посту, ходил по периметру лагеря, ковырял что-то пяткой копья в снегу и вообще, как бы сказал Васильев, проявлял беспечность. Подкравшись вплотную, Макар в прыжке вцепился в горло охраннику. Это был не человек. В едва пробивавшимся сквозь еловый лапник лунном свете лежала мохнатая обезьяна со сплющенным носом.

Получилось шумно. Лохматый умирал, громко хлюпая хлеставшей на снег кровью и сипя разорванным горлом. Лагерь всполошился, «люди» загомонили, что-то рычали, зажигали факелы. Макара из сна это не смутило, убивать, выманивая по одному, намного легче. Дичь металась меж деревьев, ощетинивалась копьями с костяными и каменными наконечниками, выжигала тьму коптящими факелами. А он убивал. Рвал глотки, ломал ноги и крошил черепа. Макар из сна ликовал и наслаждался вкусом крови на зубах. Макар, смотревший сон, включался в игру.

Лежать в лесу на радость местному зверью осталось четверо. Двое – один из которых вожак – ушли. А Макар шел именно за вожаком, гнал жертв вперед, слышал хриплые перекрики, ощущал их страх, горчивший морозный воздух. Он нагнал их в слепом ущелье.

Отвесные стены, покрытые льдом, уходили вверх под прямым углом, образовавшийся проход изгибался зигзагом. Ущелье становилось уже с каждым шагом, а впереди метрах в ста оно заканчивалось глухой скалой, превращая ущелье в каменный мешок. Макар не торопился, видя, как мечутся эти двое, пытаясь вскарабкаться по обледенелой скале.

Макар из сна был Смертью, и ему это нравилось.

Широкоплечий, могучий, укутанный в шкуры зверолюд, стоял, держа копье, готовый к бою, к последней драке. Во взгляде вожака читалась решимость и сила привыкшего брать на себя заботу об остальных, и Макару был хорошо знаком этот взгляд. Вожак закрывал собой мохнача поменьше. Макар, пользуясь хорошим зрением из сна, без труда разглядел в свете звезд подростка. Отец и сын?

Макар оскалил зубы, все еще соленые от крови: он шел за головой вожака, так почему не принести две головы?

Да, в тени могучего вожака прятался тщедушный испуганный подросток, и в его глазах плескался страх. Это было хорошо, он уже был мертвецом, оставалось лишь нанести последний удар. Макар не спешил, он наслаждался – страх загнанной жертвы подпитывал. Скрежет камней и хруст крошащегося льда, он услышал и вовремя отпрыгнул. Первый камень с грохотом ударился в место, где только что стоял Макар. Но он отвлекся и чуть не пропустил удар копья – оскалив зубы, вожак ринулся в атаку. Макар из сна успел отбить тонкое древко, и каменный наконечник лишь чиркнул по плечу. Но дело было сделано: валун, упавший с отвесной стены, придавил ноги.

Макар был жив, но его пожирала изнутри боль и не только от раздробленных в кровавую труху ног. Его терзала мысль о неудаче: они перехитрили его. Это не он загнал зверей в ловушку, а сам стал добычей.

Мысль о том, что он не вернется и не получит из Ее рук маску Воина-Охотника, прервал наконечник копья. Макар чувствовал, как зазубренный камень хрустит его костью, разламывая глазницу. И в последний момент, когда Макара из сна накрыла темнота, он услышал далекий зов. Слов он не слышал, не мог разобрать. Но звали именно его. Так когда-то Макара ласково и требовательно звала мама со двора обедать.

Вскрикнув, Макар проснулся.

Он лежал на палубе, он замерз, его терзал голод и боль от копья, пробившего наконечником глаз и затылок. Макар все еще слышал этот зов, повернув голову, он даже мог определить каким-то образом сторону, откуда он исходил. Но вокруг, куда ни глянь, плескался океан, а двигатель «Енисея» молчал.

Ему было холодно, но тело горело. Запинаясь и падая удалось доковылять до люка, ведущего в рубку. Руки скрючило и пальцы не слушались, открыть стальную дверцу удалось с третьей попытки. В том, что проблема не плевая, Макар, понял уже с порога: на приборной панели не горели индикаторы. Макар опустился в заиндевевшее кресло и стал растирать руки, чтобы пальцы хоть как-то гнулись.

Сон, такой странный и необычный, отпускал. Но боль в затылке и голод, режущий живот тупой пилой, никуда не делись. А еще – он видел. Перед глазами больше не плескались цветные пятна и черные точки. Он в мельчайших деталях разглядел морозный узор на стекле, как и черную, въевшуюся в каждую пору на руках мазутную грязь. Как такое возможно?

Снова видеть хорошо было почти невыносимо, резкость окружающего мира причиняла боль четкими красками: черно-зелено-красным небом, серо-черной водой, огненно-рыжей сталью рубки в полосах когда-то синей краски. Он больше не слепой, и это здорово! Но что толку от зрения, если он умрет от голода или, что вероятнее, от холода?

Руки казались надутыми варежками и все еще плохо слушались, но хотя бы их больше не крючило судорогой и со стальной плитой двери машинного отделения он справился. Когда люк откинулся в сторону, Макар увидел воду. Студеная морская подернутая ледком вода плескалась выше стеллажа аккумуляторов. Двигатель, массивный, увитый трубками и проводами, покоившийся на стальных опорах, едва виднелся, его затопило, он заглох. А вода все пребывала, и это был конец.

Бороться и потерять всю семью, потерять Треугольник, отбиться на катере от паразитов на касатках – и все ради того, чтобы в конце концов сдохнуть вот так?

Макар опустился на палубу, оперся спиной о железо. Бороться дальше не хотелось. Мыслей не было. Вернее, где-то в глубине черепушки полыхали огнем ровно две: жрать и вычерпать воду. С едой было херово. Но вот где-то было старое ведро… Он заставил себя встать. Нет, не так, он заставлял каждую часть своего организма по-отдельности: левую ногу подтянуть, согнуть в колене уперев рваный ичиг в палубу. Так, хорошо. Теперь тоже самое правой ногой, замечательно. Разогнуть правую руку ухватиться за продолговатую трубу, торчавшую загогулиной из стены прямо над головой. Ухватился? Пальцы не сжимаются? Так сожми их другой рукой, дебил. Отлично! Теперь упрись ступнями в пол, подтянись на руке, встань. Да спина, да затылок, да колени – я сказал ВСТАНЬ! И иди, блядь, спасай себя. Сам, больше некому. Спасай, иначе все окажется зря.

Он снова и снова бросал ржавую бадейку на веревке в трюм, зачерпывал до самых краев, втягивал на палубу и выплескивал. Прошел час, или все десять, одежда и руки покрылись коркой льда, а он все черпал. Но вода успевала прибывать, тонкая струйка била из-под заплатки, кривой гребаной железяки, хреново приваренной на борт. В какой-то момент силы оставили Макара, и он упал там, где стоял.

Голод жрал изнутри.

За все годы, прошедшие на острове, с едой бывало всяко, бывало и голодно. Но не так, как сейчас. Перцу поддавала и боль, пульсировавшая в затылке. Над бортом мелькнула искра. Затем еще и еще. Макар, привлеченный блеском, подполз к фальшборту, чтобы рассмотреть, что же это было. В свете переливающегося в небе северного сияния живыми огоньками из воды выпрыгивали рыбины. Косяк рыб спасался бегством от стаи из трех самых обычных белух, показавших спины над поверхностью. Макар едва подавил острое желание прыгнуть за борт, успел остановить уже занесенную ногу.

«ЖРАТЬ! ЖИТЬ! ЖРАТЬ! ЖИТЬ!» – билось в мозгу, пульсируя в такт с болью в затылке. Как скидывал второпях одежду он не заметил. Опомнился, лишь когда вода обожгла ледяным пламенем, и поплыл. Макар загребал руками, рассекая морскую воду с ледяной крошкой, догоняя стаю рыб и ныряя вместе с белухами. Едва живой, он забрался на катер, держа в зубах полуметровую рыбину.

Сгорбившись на палубе и дрожа от холода, он раздирал пальцами жесткую шкуру, отплевывался от чешуи и жрал. Макара рвало сырой рыбой и ее потрохами, но он загребал ладонями то, что пролилось, и снова запихивал в рот. Было одновременно безумно вкусно и до блевоты ужасно.

Наваждение прошло, когда от рыбы остался обглоданный костяк с разгрызенной в труху головой, а в брюхе поселилась приятная тяжесть. Макар не понимал, что с ним происходит. Но понимал, что происходит однозначно не правильное. Волосы на голове и борода смерзлись на ветру в сосульки, Макар подполз к успевшей застыть одежде и второпях стал натягивать на себя. После забрался в рубку, закрыл дверь, свернулся в углу и впал в дрему.

Макар в этот раз спал без снов, далекий зов хоть и звучал эхом в голове, но теперь еле слышно. Проснувшись, он ощутил прилив сил, и что главное, Макар не мерз, попросту не чувствовал холода! Это было здорово, но странно. Кстати, всплыло воспоминание о первом охотнике, которого подстрелил Васильев; неАшот говорил, что это существо само себя согревает, говорил про какие-то органы-паразиты и вены-шланги. Задрав рукава успевшей высохнуть парки Макар ничего такого не обнаружил, руки как руки. Боль снова остро клюнула в затылок.

Макар занес руку, чтобы проверить, что там, но остановился: было страшно. А вдруг? Решившись, он медленно провел ладонью по шее и под пальцами явственно ощутил бугорок, мягкий и податливый на ощупь, тут же отозвавшийся разрядом в затылок. Страх огненной волной пробежал с головы до пят. Порывшись в рубке, Макар нашел острый обломок зеркала. Его пришлось разломить надвое, чтобы рассмотреть шею.

Один кусок он поставил на окно, просунул между стеклом и задубевшим от времени резиновым уплотнителем. Второй обломок занес над головой, и при свете северного сияния принялся осматривать себя в отражение. Осколок выпал из руки, брызнув осколками на полу: на шее ближе к голове виднелся тот самый нарост, такой же, как у мертвой нерпы, похожий на гриб. Земля ушла из-под ног. Теперь даже если он выкарабкается, он труп. Ходячий и жрущий людей, но труп.

Макар злился. Злился на себя, судьбу, на мир, на всех! Он помнил свое решение: лучше сдохнуть, чем превратиться в не пойми что. Тронутый ржавчиной нож блеснул в руке. Оставалось лишь полосонуть им по венам на руках, и все. Можно, конечно утопиться, но как-то сложно. Лучше, конечно, застрелиться, надежнее.

Макар занес нож для удара.

Мысль о бродящем по миру кадавре Макаре Северове бросала в дрожь. Лучше смерть.

Он поднес острие к руке, готовый чиркнуть по венам, но пальцы тут же сковало, вывернуло, а нож, выпав из ладони, звякнул о палубу.

«Страх – штука такая», – решил про себя Макар, и подобрав нож, снова его уронил. Несколько раз подряд. Тварь, сидевшая у него на затылке, умирать никак не желала. Можно было себя спалить, облиться смесью керосина и дизеля, а потом поджечь, но сливной кран затопило в машинном отделении. Да и судя по жирному пятну, топливо разлилось в трюме катера.

Макар бродил кругами по катеру, всматривался в водную гладь, в небо, сыпавшее пока еще редкими снежинками. Он думал. Жить, как ни крути, но хотелось. Хоть безногим и безруким, но жить. А тут! Он уселся на борт.

«Может, обойдется? Ашот же ни во что не превратился, внешне, по крайней мере. Мозгами двинулся, или уже был двинутым, но скрывал хорошо», – Макар думал, и что бы он ни выдумал, «Енисей», набиравший в трюм воду, в итоге поставит точку. Ветер стих, с неба, переливавшегося холодным северным огнем, крупными хлопьями летел снег. Макара засыпало, превратило в сугроб, но ему было все равно.

Снег валил сплошной стеной, не помогало даже улучшившееся зрение. А он все так же сидел. Слух раздражал гул. Сначала далекий, но с течением времени усиливавшийся. Низкий гул, плеск разрезаемой волны, стон металла. Почти заснувший в снегу Макар стряхнул с себя сугроб, всматриваясь в снежную круговерть: что-то приближалось.

Огромное, закрывшее собой половину неба и продолжавшее увеличиваться. Да, он желал смерти, желал вот прямо сейчас, но страх перед неизвестностью брал свое. Темное нечто, разрезая широким носом снежные сумерки и черную воду, превратилось в корабль. Огромное судно медленно приближалось, грозя раздавить казавшийся щепкой «Енисей». Макар заметался по палубе: что делать?!

Ну а что можно сделать, грести руками? Так катер совсем не весельная лодка. Да и с ней такой фокус не прошел бы, нужен двигатель. А движок, тем временем, давно залило в машинном с головой. Нос исполинского корабля, куда как большего, чем танкер, что разбился у Земли Франца-Иосифа, занял собой, казалось, все пространство и вот-вот, подомнет катер, стоявший правым бортом. Макар уже собирался прыгать в воду, когда заметил болтавшийся из клюза на носу обрывок якорной цепи, волочившейся по волне. Вариантов было не много, надо только выбрать.

Кто именно из них двоих – он сам или паразит – сделал выбор, Макар не знал, на автомате влезая на крышу рубки, готовясь прыгать. В момент, когда махина уже подмяла маленькое суденышко своей массой, Макар прыгнул, уцепившись за гигантское звено якорной цепи. Стекла рулевой рубки глухо лопнули под натиском чудовища, корпус сложился, задрав винт, и с треском раздираемой стали «Енисей» исчез в волнах. Макар до последнего смотрел, как гибнет катер, спасший его уже во второй раз:

– Прощай, друг…

Цоп-цоп, вверх да вверх, по гудящей огромной цепи, стыло-ледяной, пронизывающей своим холодом до костей. Наверное, тварь, поселившаяся в нем, все же не всесильна. Макар полз, цепляясь за толстые звенья, удерживаясь сведенными ногами, напряженный так, что мышцы ныли. Но скатиться вниз, в серое и ледяное, кипевшее белым крошевом, Макар боялся. Ноги отойдут, кожа на руках нарастет, вперед, поднимайся, блядь!

Ветер выл, хватал голое тело через разошедшиеся швы или задравшуюся одежду. Кусал своими острыми холодными клыками, как пилой проходился, до слез из глаз и дрожи, продирающей, от макушки до пят.

Несколько раз чуть не сорвался, стараясь не глядеть вниз. Ледокол пер себе вперед, гулко звуча всем своим телом, отдаваясь в самом Макаре как настоящее живое эхо. Паразит спал, никак себя не проявляя, а ему только и оставалось, что радоваться недавней еде. Не пожрал бы – не смог бы подняться, это точно.

До борта Макар добрался незаметно для себя, впав в какое-то странное исступление, когда тело работало само по себе. В клюз, огромную дыру для сброса и подъема якоря, не сунулся. Пусть себе цепь мертвая и вмерзшая в основное тело мертвого, казалось бы, корабля, да ну его. Представить, как искорежит его мускулы с костями дернувшаяся цепь, у него получилось отлично. И Макар, сумев собраться, рванул дальше, стараясь уцепиться за границу борта с палубой и перевалиться туда. Вышло, и даже без ощутимого хрустального звона, которого Макар так ждал, падая вниз.

Парка чуть смягчила удар, но пришлось задержать дыхание и какое-то время приходить в себя. Боль отозвалась во всем теле, даже заставив, совершенно явственно, шевельнуться паразита. И Макар не имел ничего против, мышцы с нервами, только-только рвущиеся в беззвучном вопле, стали успокаиваться. Обезболивающее оно ему вводит, что ли?

«Идти. Смотреть. Искать тепло»

– Чего тебе от меня надо? – вопросил Макар, лежа на боку и глядя на два толстых стальных пенька перед собой.

«Идти, искать тепло. Жить».

– Гениальное решение, – проворчал Макар, пытаясь вспомнить – как правильно называется вот эта самая хреновина перед ним.

«Идти. Сейчас. Быстро».

– Угомонись, – посоветовал Макар, – а это кнехты, швартоваться чтобы. Вспомнил.

«Идти?»

– Точно. Щас пойдем.

Макар встал, нащупав на поясе единственное оставшееся что-то… костяной нож, блин, больше ничего не осталось. Ну, что нам делать?

Думать. Вспоминать. Принимать решение.

– Спасибо, – Макар прищурился, радуясь вернувшемуся зрению, рассматривая панораму перед глазами и вспоминая вдруг оказавшееся нужным барахло, впихнутое в голову Васильевым.

Это атомный ледокол типа «Арктика». Наверное. Вон там, впереди, чуть краснея сохранившейся краской, надстройка, прячущая в себе все жилые помещения, что смогут закрыть от ветра. Он сам стоит на полубаке, на носу судна, у якорей.

Ветер ударил снова, оттуда, с кормы. Принес с собой бело-серое облако непонятной хмари, так и крутящейся вокруг. Вперемежку со снегом, липким и снова полетевшим что есть сил. И запахи. Странные запахи, опасные запахи, страшные запахи. Так обычно воняют животные, хищники, не боящиеся никого и ничего. Засохшая смердящая кровь и частички мяса, оставшиеся в жесткой густой шубе. Макар прищурился, стараясь рассмотреть хотя бы что-то дальше надстройки, но серое лишь вихрилось, не пропуская взгляд дальше.

А еще ему очень сильно хотелось понять одну вещь: почему так мелко подрагивает под ногами палуба? Из-за воды и льда, расталкиваемых мощным корпусом, из-за чего-то еще? Может, от работающего двигателя, каким бы диким ни казалось предположение.

«Идти»

– Иду я, иду.

Чертова тварь на затылке проснулась и решила не укладываться на боковую снова. Посмотрим…

Краски на палубе почти не осталось, вместо нее рыжевато выглядывала наружу смесь изо льда с ржавчиной. Макар тихо крался вдоль борта, держась от него в метре, почему-то опасаясь. Что-то случилось еще там, на станции, что-то, заставившее бояться неожиданностей. Не пытаться понять и атаковать в ответ, а именно опасаться. Макару это не нравилось, но он не мог заставить себя сейчас приблизиться к борту. Казалось, перегнись через него, а оттуда, снизу, уже тянутся вверх темные хищные щупальца, стегают воздух, рассекая его и скрипя металлом под выгнутыми кривыми когтями, растущими из широких блюдец – присосок.

Он потряс головой, настолько живым показалось увиденное.

– Если я ебнусь и не смогу ничего делать, помрем оба.

«Идти. Греться»

– Тебе бы добавить немного слов хотя бы…

Макар прижал ладонь к лицу, закрывая глаза. Снег летел все сильнее, хлестко бил мокрыми плетьми прямо по роже, забивая нос и целясь в рот. Ветер обжигал, превратившись в настоящий сгусток ледяных хлыстов, жаждущих надавать человеку пожестче.

Под ногой что-то хрустнуло. Очень знакомо хрустнуло.

Макар, не отводя глаз от снежной круговерти впереди, где уже еле проглядывала рубка, наклонился, пошарил рукой. Круглое и твердое попалось почти сразу. Не круглое, вытянутое, но с плавными боками, с дырками и чем-то острым. Хотя… хотя Макар уже знал, с чем именно. Зубы, пожалуй, не перепутаешь.

Череп, заснеженный и почти отполированный, скалился на него.

– Нормально так, чо… – Макар покрутил его, пытаясь узнать – не кокнули ли его тут ударом по башке? В смысле, хозяина мертвой головы. Но ничего не увидел.

«Идти»

– Ты хоть чего новое сказал бы, что ли.

Паразит не ответил. Но Макар даже не удивился. Он в это время старательно искал рядом остатки скелета, и сильно жаждал найти большие берцовые или бедренные кости. Хотя бы что-то в качестве дубинки, что ли. С одним ножом Макар ощущал себя немного неуверенно.

Искомое нашлось быстро, хотя пришлось поползать на коленках, руками раскидывая холодные кучи, растущие на глазах. Снег летел, лип и не таял, само собой, наполняя все вокруг. И даже почти не шумя, лишь на самом крае слуха еле уловимо шурша, снег убаюкивал. Пальцы становились деревянными, хотелось упасть прямо здесь и поспать.

«Тепло. Надо в тепло»

– Спасибо.

Макар посмотрел на искомое и порадовался размерам погибшего неведомого человека. И повернулся к рубке. Замер.

Высокое. Белое. С темными глазами на совершенно белом лице. В густом плаще медвежьей шкуры. С чем-то длинным и острым в руках. Существо, чьи одежды трепал ветер, стукнуло пяткой копья о палубу, звонко и вызывающе, шагнуло назад, укрываясь в снеге.

– Недолго музыка играла…

«Опасно»

– А то я не знаю.

Выбор был невелик. Либо остаться здесь, ожидая, пока оно вернется, либо замерзнуть во время ожидания. Или идти вперед, принимая бой, уже в какой раз за последние несколько дней. И опять с неведомым противником, вот ведь.

Из серо-белой завесы пришел длинный стон, тяжелый и давящий. Так звучит металл, когда его гнут или заставляют терпеть температуру. Макар не испугался, хотя мог бы. Видно, прок от паразита все же был, пусть и незаметный.

Макар прислушался. Но разве уловишь что-то нужное и незнакомое в таком шуме, как вокруг, в шуме, рожденном великой полярной тишиной.

Скрип и легкий треск металла. Шорох падающего и застывающего снега. Гул натянутых тросов где-то впереди и шканцев вдоль борта. Вой никак не желающего угомониться ветра, лишь спрятавшегося вверху. Тяжелые удары стукающихся льдин внизу, за бортом, и едва доносящийся плеск волн, разлетающихся о корпус.

Впереди вдруг проглянулось что-то вытянутое, с ребристым и длинным поверху. Макар, только-только собиравшийся идти, замер, всматриваясь и готовый драться. И чуть не хохотнул. Это же площадка для кранов, находящаяся перед надстройкой, вот это что. Все правильно, помнил Макар рассказы Деда и картинки из книги, что читал двадцать лет назад. Вон там, по обеим сторонам, спуски вниз, на палубу, вперед до первых дверей, если те не задраены.

– И вряд ли они задраены, слышь? – Макар поинтересовался у паразита его точкой зрения, здраво ожидая приглашения в ловушку от неведомой опасности в белом.

Хорошо, Макар не против поиграть в игры. Тем более, его приз, собственная жизнь, интересует так себе. Погибнет, глядишь, даже лучше, тут паразит не помешает и, хочется надеяться, что не поднимет потом, превратив в чудовищную скотину без мозгов. Мог бы, так уже подчинил бы, наверное. Так что…

Макар замер, проследив за чем-то длинным, волнующимся на ветру. Прищурился, вглядываясь.

«Ожоги. Ожоги»

Что? А-а-а, вон в чем дело.

– Молодец, гриб.

«Живой. Не гриб»

– Вот ты и попался, говорить даже умеешь.

Паразит промолчал.

На ветру, мотаясь во все стороны, билось сразу несколько длинных лохматых парусов, светло-серого, с красными прожилками, цвета. И полотна эти Макару совершено не нравились, казались прямо живыми. Хотя, на самом деле, вроде бы растения, уходящие куда-то вверх и теряющиеся в снежном торнадо, все кружащем и кружащем вокруг огромного судна.

Надо бы обойти…

На стальной лестнице, ведущей вниз, ко второй палубе, Макар едва удержался, прокатившись последние пять ступенек. И замер на коленях, не поднимаясь и рассматривая следы. Выходило, существо ушло сюда же, потом проследовав вон туда, ко входу внутрь надстройки, само собой, не прикрытому дверью-люком.

– Вот ты падла… – Макар достал нож. – Поиграем.

Какое же огромное это судно! Он, даже задрав голову, не смог полностью рассмотреть самый верх широкой конструкции, нависающей над ним. Что-то там чернело даже выше длинной части, где вроде бы находился рулевой мостик. Интересно…

«Идти. Тепло»

– Вот достал ты… – прошептал Макар, осторожно толкая в сторону прижатую и не закрытую дверку. Кость подошла в самый раз, работая предохранителем. Свет?!

Моргающий рыжий знакомый свет, вот это что.

Макар остановился перед комингсом, не желая заходить внутрь из упрямства. Да и устал он.

– Хватит играть! Я тут один и не собираюсь грабить или еще что хуже. Мне нужна помощь!

Голос ушел внутрь металлического царства и пропал. Макар вздохнул, понимая – сглупил. Но правда же, честное слово, надоело ему защищаться и нападать. Хотелось немного спокойствия, хотелось просто нормально поговорить с кем-то. Ведь где коптилки, там и люди, а разве должны люди убивать друг друга сразу, а?

«Тепло»

– Вот и я говорю, что тепло и не обязательно драться из-за него, – проворчал Макар.

– И зря, – уведомили из-за спины.

Он обернулся. Увидел белое гладкое лицо, черные глаза и метнувшееся прямо к нему светлое облачко. Макар не успел затаить дыхание, втянув в себя немного пыли или снежка. Грудь и горло взорвались изнутри кашлем и болью, мир потемнел, покраснел и сжался до крохотной горошины.