Батя, уперев огромный кулак в скулу, задумавшись, сидит за столом. Пальцы барабанят по бутылке, на дне которой плещется прозрачная как слеза жидкость. Под потолком бокса вьются клубы дыма от чинарика, лежащего на краю пепельницы.

Колесников смотрит на небольшую цветную фотографию, лежащую перед ним на столе. Такие обычно вклеивают в паспорта. С картинки, точно глядя Бате прямо в глаза, взирает привлекательная темноволосая девушка лет двадцати – двадцати трёх.

– Катя, – почти беззвучно шепчет Колесников, – Катюшка моя. Как же так? Ведь не о том мечтали. Мечтали… – губы Бати расползаются в усмешке, больше напоминающей оскал мертвеца, – только это нам и остаётся! Ты слышишь меня?! – Колесников поднимает глаза. – Её-то за что?! Где твоё милосердие?! Если ты хотел наказать меня, то так бы и сделал! К чему эти игры? Или ты думаешь, что, забрав её и моего сына, а меня оставив здесь, ты сделал мне больнее? Ха! – Колесников потрясает кулаком, точно грозя потолку. – Ты наказал всех тех, кто заживо похоронен здесь! – Батя почти срывается на крик. – Это… – Батя старательно подбирает слова, – стадо! И теперь я их пастырь! И я тебе клянусь… – Колесников ухмыляется, – они ещё проклянут тот день, когда поставили меня над собой!

Батя грохает кулаком по столу, затем наливает себе полный стакан. Опорожнив бутылку, Батя нагибается и ставит её на пол рядом с пустой.

Хмыкнув, Колесников смотрит на стену, на которой висит плакат с изображением леса.

– За прошлое, – тянет Батя, затем, подняв стакан, цыкнув, добавляет: – И будущее, которого нет… Погнали!

Колесников глушит водку жадными глотками. Стакан стучит по зубам. Кадык дёргается. Неожиданно раздаётся стук в дверь. Колесников, едва не поперхнувшись, смотрит мутными глазами на герму. Облизывает искусанные до крови губы. Затем, когда стук вновь повторяется, Батя, с трудом ворочая языком, орёт:

– Хр… Хре… Какого лешего там принесло?!

Стук звучит громче, настойчивее, и Батя теряет терпение. Рывком распахнув ящик стола, Колесников достаёт ПМ. Снимает его с предохранителя. Держа пистолет в руке, Колесников встаёт из-за стола, едва не скинув с него открытую консервную банку с надписью «Сайра».

Нетвёрдой походкой подойдя к двери, Колесников сдвигает засов, мысленно смакуя эффект от того, как он ткнёт стволом в харю незваному гостю, а самое главное, в зависимости от настроения, может быть даже нажмёт на спусковой крючок. Опьянение властью – сильнее алкогольного. Колесников чувствует, как ребристая рукоять удобно лежит в руке. Тяжесть оружия придаёт уверенности.

Готовясь разразиться отборным матом, Батя рывком распахивает гермодверь. Но вместо всем привычного: «Иди на хрен!» Колесников, увидев на пороге Эльзу, точно налетев с разбегу на бетонную стену, икнув, говорит:

– А, припёрлась? Ну тогда заходи, бухнём!

Женщина смотрит в глаза Бати, затем переводит взгляд на упертый в грудь пистолет.

– Ты ствол-то убери, а то у тебя руки дрожат. Ты же не хочешь, чтобы он выстрелил?

Батя лыбится.

– А ты что, пожить ещё хочешь, да? Или ты смелая, только когда животы вспарываешь?

Эльза пропускает вопрос мимо ушей.

– Я поговорить пришла, но лучше потом зайду, когда ты выспишься, а то два раза придётся объяснять.

– Нет сейчас! – рявкает Колесников, хватая Эльзу за руку. – Ты вовремя, ведьма!

Батя силой заталкивает женщину в бокс и задвигает засов.

– Полегче! – Эльза растирает запястье. – Фингалы останутся.

– На твоём месте я бы о другом думал! Садись! – Колесников указывает пистолетом на табурет.

Женщина выполняет приказ.

Колесников проходит в угол бокса, смотрит на Эльзу. Затем быстро подходит к столу. Облокотившись о столешницу, так, что ствол ПМ смотрит чёрным зрачком дула на женщину, Батя выпаливает:

– Где он?

Эльза одаривает Колесников ледяным взглядом.

– Как ты и приказал, выкинула.

– Врёшь, сука, – Батя замахивается, – говори, что ты с ним сделала?!

– А ты сходи и проверь! – орёт женщина. – Заодно протрезвеешь на холоде.

– Чтоб ты сдохла! – Колесников тяжело садится на стул.

– Когда время придёт, – Эльза хмыкает, – не тебе это решать!

– Ты зачем пришла? – повышает голос Батя. – Лясы поточить? Пожалеть меня? Только мне этого не надо!

– Нет. Просто проверить, – холодно отвечает Эльза.

– Проверила? Убедилась? Всё нормально? – по скулам Бати ходят желваки. – Не боись, стреляться не буду. Не дождёшься!

– Ты себя не казни, – жестко говорит женщина, – другого выхода не было. Значит, судьба у Кати такая и у твоего… – Эльза осекается, заметив, что Колесников, точно разом уменьшившись вдвое, закрыв голову руками затрясся, давясь безмолвным рыданьем.

Глядя на хозяина Убежища, всегда несгибаемого и жестокого, женщина ловит себя на мысли, что сейчас она видит настоящего Батю – человека, в котором ещё остались эмоции, спрятанные за внешней железобетонной оболочкой.

– Ты мне вот что скажи… – Колесников делает над собой усилие, – моему… сыну… ему было больно… когда… ты… его душила? Он мучился?

– Нет, – врёт Эльза, – он ничего не почувствовал. Ты знаешь мой опыт в таких делах. Главное – нажать куда надо.

Батя смотрит в глаза женщины, затем судорожно сглатывает, чувствуя, что в присутствии Эльзы он словно сам не свой. Точнее другой – слабый, размякший, как после бани, и водка здесь ни при чём. Слова сами рвутся наружу. Хочется выговориться. Излить ей душу, чего с ним раньше никогда не случалось.

«Это всё глаза её, колдовские, – думает Колесников, невольно ёжась под немигающим, колким взглядом женщины, – вот Сухов удружил, такую тварь с собой притащил. Ей человека убить, что мне в морду дать. Надо подумать, что делать с ней даль… – Батя осекается, едва не зажав себе рот рукой, словно боясь, что получится как в той поговорке, что у пьяного на языке, то у трезвого – в голове, – заканчивает Колесников».

Решив отвлечь внимание Эльзы, Батя нарочито медленно убирает пистолет в ящик стола.

– Помогает? – Эльза смотрит на пустые бутылки водки, стоящие под столом.

– Тебе налить? – предлагает Колесников.

– Нет, – Эльза лезет в карман накидки, – я средство получше принесла.

Порывшись, женщина кладёт на стол початый серебристый блистер с таблетками.

– От себя, что ли, урвала?

– Тебе какое дело? – режет Эльза. – Дают, бери. Ещё немного и мы все мхом, тухлой водой и молитвой лечиться будем. Запасы не безграничны. Надо подумать, что дальше делать станем, где лекарства брать.

– Знаешь, – Батя смотрит в глаза женщины, – мне сейчас как-то по хрен на это, не до тебя и медблока, завтра приходи, потолкуем, а лучше послезавтра.

Эльза кивает.

– Хорошо, когда спать пойдешь, одну прими, только водой запей, с утра ещё одну, отпустит.

Женщина пододвигает блистер к Колесникову.

– Что это?

– Не ссы, не отрава, типа успокоительного, а то будешь несколько дней отходить. Или того хуже, в запой уйдёшь.

– А ты мне кто, мать, жена? На кой это тебе?

Эльза поднимает глаза. Батя замечает, как цепкий и настороженный взгляд женщины сменяется тихой яростью.

– Считай, долги возвращаю, сдался ты мне, милосердие не для меня, ты знаешь.

– О себе печёшься? Только на меня, где сел, там и слез! – ярится Колесников.

– А ты дурака-то не включай! – рявкает Эльза. – Кумекай, мы в одной лодке, так?

– Да, – соглашается Батя, чувствуя, что под взглядом женщины он уже начал трезветь.

– Если ты слабину дашь, всем не поздоровится. Люди, сам знаешь какие, ты к ним спиной повернулся, а они тебе нож между лопаток всадят.

– Говори прямо, – злится Колесников, – услышала где чего? Опять кто-то, что-то замышляет? Да?

– Я тебе не шавка, чтобы по команде к ноге прибегать! – Эльза наклоняется. – Только и подыхать, из-за того, что ты хватку потерял, а некоторые власти захотели, я не собираюсь. Таблетки помогут, поверь, я знаю. Главное – как я уйду, дверь не забудь на засов запереть, а то знаешь, как бывает, соблазн он такой…

Женщина встаёт.

– Всё сказала? – Батя поднимается.

– Да.

– Хорошо, – Колесников, поймав себя на мысли, что никто в Убежище не смеет так с ним разговаривать, осознаёт, что в присутствии Эльзы он чувствует себя неуютно, слабым, точно эта женщина имеет над ним какую-то власть. И это больше всего бесит Колесникова.

– Ты мне вот что скажи, – Батя тщательно подбирает слова, – почему ты Сухова спасла? Что на самом деле случилось?

Женщина улыбается.

– У каждого свой грех, и своя ноша. Может быть, его зачтут мне там, – Эльза поднимает глаза к потолку, – кто знает…

– Понимаю, – Батя кивает, – думаешь, одну жизнь на другую променять? Поэтому ты выродкам помогаешь?

– Нет, – холодно отвечает Эльза, – по жизни, как ты сказал, мне человека упокоить, что тебе в морду дать.

Колесников вздрагивает.

«Неужели я проговорился? – думает Колесников. – Э… нет, не столько я выпил, чтобы лишку сболтнуть. Неужели, – Батя старается прогнать догадку, – она может читать мысли?! Да не, херня всё это. Чушь собачья. Не может быть. Или…»

Колесников холодеет от догадки. Пялится на Эльзу, сверля её взглядом.

– Ну, чего задумался, или перевариваешь услышанное?

Батя замечает, что женщина сделала ударение на последних словах. Внутри Бати рождается волна ярости, но внешне он остаётся спокоен.

– Не советую тягаться со мной, – цедит Колесников, – можешь надорваться.

Эльза чувствует, что конфликт, который между ними возник практически с самого первого дня, как она попала в Убежище, и который они с Батей, не разрешив, просто оставили на потом, разгорается с новой силой.

– Добренькой хочешь быть? – заводится Колесников. – И нашим и вашим? Только не прокатит! Надо выбрать, на чьей ты стороне! Выродки, обуза, балласт, они тянут нас на дно! Поэтому от них надо избавляться!

– Как и от твоего сына?

Батя пошатывается как от удара. Глаза наливаются кровью. Колесников сжимает пудовые кулаки. С ненавистью смотрит на Эльзу.

– Уходи, – цедит Батя, – уходи от греха подальше, а то прибью суку!

– Прости меня, – Эльза кладёт ладонь на плечо Колесникова, – я не хотела, вырвалось случайно.

Батя чувствует, как по телу распространяется странная слабость, а злость проходит. Он вяло стряхивает руку Эльзы.

– Ты же умная баба, – Колесников тяжело садится на стул, – а всё никак не поймёшь, что ресурс, запас прочности Убежища не безграничен, выкинув ненужных, я спасаю тех, кто ещё может выжить.

Женщина молчит, барабаня ногтями по краю стола. Батя смотрит в глаза Эльзы. Воздух, кажется, искрит от эмоций, бушующих в сердцах людей. В боксе повисает пауза.

– А кто тебе дал право решать, кому жить, а кому умирать? – неожиданно спрашивает женщина.

– Я, – цедит Батя, – и это мой выбор и моя ноша. Мне с этим жить, не тебе!

– А потянешь? – Эльза ухмыляется.

– Не боись, не надорвусь. Кстати, – губы Колесникова расползаются в стороны, обнажая неровный ряд зубов, – насчёт ресурсов. Я послал отряд Винта в Климовск, проверить «Гудок». Надеюсь, они найдут там медикаменты.

Батя замечает, как резко бледнеет Эльза.

– Ты… – начинает она, – отправил их в эту проклятую часть?!

Колесников, откинувшись на спинку стула, кивает.

– И Тень с ними?! – женщина стискивает край стола.

– Ага.

– Ты же их обрёк на смерть! – кричит Эльза.

– Посмотрим, – равнодушно тянет Колесников.

– Отзови их! – женщина подаётся вперед. – Свяжись с ними по рации, там же семь человек!

– Поздно, – рубит Батя, – по моим расчётам, они уже должны войти в часть.

– Боже! – обречённо восклицает Эльза. – Если так людьми раскидываться, то с кем ты останешься?

Колесников раскатисто смеётся. Затем серьёзнеет, нагибается, грубо вздёргивает женщину за подбородок, смотрит ей в глаза.

– Скажи честно, ты больше за сопляка этого переживаешь? Знаю, что он тебе вроде как сыном стал. Вот и посмотрим, кого любит твой бог, и действительно ли это лучшие бойцы. Цель оправдывает средства. Молись лучше, – Батя обдаёт Эльзу перегаром, – чтобы их способности им пригодились, а Тень оказался таким метким стрелком, как все говорят. А теперь, съебала отсюда! Я спать хочу!

Колесников тычком отпихивает голову женщины так, что Эльза едва не слетает с табурета. Женщина встаёт. Подходит к двери. Пальцы, до белизны в костяшках, сжимают ручку. Эльза поворачивается, с ненавистью смотрит на Батю. Колесников чувствует, что нутро точно обжигает огнём.

– Ты сделал свой выбор! – шипит Эльза. – Бог всё видит!

Женщина сдвигает засов, приоткрывает дверь.

– Вот и посмотрим, чья вера крепче! – Батя встаёт со стула.

Эльза хлопает дверью. По коридору разносятся быстрые шаги. Колесников подходит к герме, рывком задвигает засов.

– А! Бля! Чтоб тебя! – матерится Батя, прищемив палец.

На металл двери брызжет кровь. Алые капли стекают по зелёной, облупившейся краске.

– Ведьма! – бросает Колесников, зажимая рукой большой палец с оторванным до «мяса» ногтем. – Надо эту суку быстрее слить. Добра о неё не жди!

Батя, схватив со стола блистер, подходит к кушетке. Забинтовав кровоточащий палец, Колесников, подумав, выдавливает на ладонь сразу две таблетки. Закинув их в рот, Батя запивает успокоительные водой, отдающей металлическим привкусом. Ложится. Не проходит и минуты, как человек проваливается в сон, больше напоминающий забытьё.

Колесникову снится, что Эльза подходит к гермоворотам, ведущим на поверхность, становится на колени. Слышатся слова молитвы:

– Господи! Спаси и сохрани его! Если ты слышишь меня, защити Сергея! Дай ему силы! Лучше накажи меня, за грехи мои тяжкие! Господи, если ты там, то дай мне знак, что услышал меня!

Но небеса остаются глухи. Время идёт. Эльза продолжает молиться…

– Слышите? – Винт оборачивается, смотрит на Сухова и Хлыща. – Вроде как разговор где-то шел.

Хлыщ кивает.

– Да, голоса, как раз там за поворотом, где «пятак».

Винт смотрит на Тень.

– Ну, чего теперь ты скажешь? Ходил сюда или нет?

– Ходил, – упорствует Сергей, – никого не было, и голосов я не слышал.

– Может, вернулись? – предполагает Хлыщ.

– Ага, на шашлыки сходили, и домой пришли, – Винт стискивает рукоять автомата, – не понимаю, почему ты врёшь, – чистильщик смотрит на Сухова, – я тебя наказывать не собираюсь, только скажи правду, ну?

Сергей молчит, мысленно прокручивая события этой ночи.

«Я же точно приходил сюда, – Сухов уже сам сомневается, – ребят не видел, и пошёл… – взгляд снайпера скользит по дороге, – вон туда, как раз в грязь вляпался, и… должен остаться…»

Сергей чувствует, как сердце прибавляет оборотов, едва он замечает, что следа от ноги нет.

«Этого не может быть! – Сухов напрягает глаза. – Я же точно помню!»

– Эй, чего встал? – Винт пихает Сергея кулаком в бок. – Потом тупить станешь, а сейчас в дом идём! Только внимательно, ни звука!

Бойцы осторожно, след в след, идут вперёд. Доходят до развилки. Винт, прижавшись к забору, выглядывает из-за угла.

– Ты! – Винт тычет пальцем в грудь Хлыща. – Снимаешься первым, мы прикрываем, потом Тень, я замыкающим. Быстрее!

Разведчик кивает, перебегает через улицу. Становится возле ворот и замечает, что калитка покрыта копотью, а металл посечён осколками.

«Дверь подорвали, чтобы войти, – Хлыщ машет рукой Сергею, – и топорно так, – разведчик осматривает калитку, – Седого работа, он привык, как лом идти».

Разведчик задумывается, затем смотрит на забор, изрешечённый пулевыми отверстиями. В этот момент к Хлыщу подбегает Сергей. Сухов становится за кирпичным столбом, осмотревшись, машет рукой Винту.

– Ты приходил сюда? – тихо спрашивает разведчик у Сухова.

Парень, видя, как к ним несётся Винт, спешит ответить:

– Да, и забор был целым.

– Чертовщина какая-то, – бурчит Хлыщ, – как такое может быть, прям аномалия.

При этом слове Сергея осеняет, но он не решается озвучить догадку, посчитав за благо держать язык за зубами.

Подбежав, Винт, заметив пулевые отверстия, тихо присвистывает:

– Едрить-колотить, хорошо здесь намолотили! – Винт смотрит на Сухова. – Как ты это объяснишь?

Сергей пожимает плечами.

– Не знаю.

– Ладно, потом с тобой разберёмся, – Винт прижимает приклад автомата к плечу. – Ну чё, ёжики, готовы? – чистильщик смотрит на Хлыща и Тень. – По глазам вижу, что готовы. Тогда работаем.

Винт озирается и тихо добавляет:

– Интересно, какого лешего Седой, если он, конечно, окопался в доме, на фишку никого не посадил?

– Фишка не шишка, так просто не соскочишь, – лыбится Хлыщ, – может быть, нас уже засекли. Голоса-то смолкли.

– А их вообще быть не должно! – шикает Винт. – Что это за бойцы, которые как бабы треплются? Двинули, а то мы тоже не лучше! Я иду первым, ты за мной, Тень со своей берданкой замыкающий. Входим осторожно, сначала думаем, потом стреляем, а не наоборот.

Тихо, так чтобы не скрипнула, Винт отворяет калитку, заглядывает в образовавшуюся щель. Скользнув во двор, чистильщик, промчавшись по дорожке, замощённой плиткой, замирает у стены. Задрав голову, Винт смотрит на окна второго этажа, в которых, как ему показалось, на мгновение мелькнул тусклый свет.

Затем Винт даёт отмашку Хлыщу. Разведчик, стараясь не топать, пробежав метров десять становится напротив входной двери, держа её на прицеле. Винт, глядя на Тень, машет рукой.

– Теперь ты! – одними губами произносит чистильщик.

Сухов срывается с места. В этот момент со второго этажа доносится звук разбитого стекла и одновременно грохает автоматная очередь. Фонтанчики грязи взметаются рядом с тем местом, где только что находился Сергей, который успел за секунду до выстрелов отпрыгнуть в сторону и спрятаться за ржавой бетономешалкой.

Винт, выматерившись, резко вскинув автомат над головой, палит одиночными вверх. Громко щёлкает СКС Хлыща. Чистильщики стреляют по окну, всаживая в проём пулю за пулей. Внезапно сверху слышится вскрик, затем отборная ругань. Пальба прекращается. Затем слышится топот ног.

– Не стрелять! – хрипло доносится со второго этажа.

– Седой!? – удивляется Винт. – Какого хера?! Вы что там, грибов обожрались?! Кто в нас палил?

– Парша.

– Он жив?

– Да, в плечо попали.

– Мы выходим!

Винт оборачивается.

– Тень, хватит из себя суслика изображать, вылазь оттуда! Хлыщ, – чистильщик смотрит на разведчика, – заходим в дом.

В этот момент дверь распахивается. На пороге появляется Седой.

– Ты это… – мнётся пулеметчик, – на Паршу особо не серчай. Мы тут такое нашли. У парня просто нервы сдали или крыша поехала. Кто сейчас разберёт.

– Это мне решать! – рубит Винт. – Показывай, где вы заныкались, пока мы с мародёрами разбирались!

– Идём, – Седой отходит в сторону, – только мы тоже с собирателями повоевали! Тела показать? Мы их в гараже сложили.

– Потом! – отмахивается Винт. – Время не ждет.

Винт, Хлыщ и Тень заходят в коттедж. Седой, оглядевшись по сторонам, закрывает дверь и быстро щелкает замком, повернув ключ на два оборота.

– Куда идти? – спрашивает Винт, включив фонарь.

– Туда, – Седой тычет стволом пулемёта на лестницу, пронизывающую дом сверху донизу, – в подвал.

– А Парша? – спрашивает Хлыщ.

– Он наверху, с ним Курц, сначала перевяжет, потом прикроет нас сверху.

– А Митяй где?

– Внизу сидит.

– Говори, что здесь случилось? – Винт озирается по сторонам.

– Сам увидишь, – сопит Седой, – там внимательнее, ступеньки не хватает.

Бойцы спускаются в подвал, идут по коридору. Луч фонаря мечется по бетонным стенам, выхватывая из тьмы полки, уставленные коробками, стеллажи с инструментами, хитросплетения труб, отопительный котёл и, видимо недавно разворошённую, кучу угля в углу.

«Обжитое место, – думает Сергей, стараясь не думать о предстоящем разговоре с Винтом, – наверное, мародёры давно здесь окопались, только…»

– Пришли, – голос Седого нарушает ход мыслей Сухова. Чистильщик отворяет боковую дверь.

Бойцы заходят в небольшое помещение. Ноги ступают по керамической плитке. Судя по стенам, обшитым вагонкой, раньше здесь была сауна, а теперь…

Тусклый свет фонарей выхватывает отдельные фрагменты, которые складываются в картину, от которой кровь стынет в жилах. Под потолком помещения, болтаясь на цепях, висят крюки. На такие обычно подвешивают туши животных на скотобойнях. Пол залит кровью.

– Бля, – присвистывает, озираясь, Винт, – это мы, что называется, удачно зашли.

Сухов, увидев в свете фонаря валяющуюся на полу отрубленную человеческую голову, судорожно сглатывает горчащую слюну.

– Каннибалы, чтоб их, – цедит Хлыщ, стискивая СКС.

– Мародёры, – поправляет Седой, – но жрут человечину. Видимо, в рационе белка не хватает, – боец нервно смеётся. – Мы как вошли сюда, глазам не поверили. Там, – пулемётчик машет рукой, – прямо за углом купель, идём, вы должны посмотреть на это.

Бойцы проходят пару метров. Кажется, что воздух сгущается, становится осязаемым. На стенах, покрытых изморозью, пляшут всполохи от фонарей. Чистильщики, сгрудившись возле купели, смотрят друг на друга, словно решая, кому из них сдёрнуть пластиковую занавесь закрывающую…

Седой рывком убирает полиэтиленовую плёнку, на которой точно в издёвку изображены резвящиеся дельфины. Винт, Тень и Хлыщ отшатываются, увидев, что в купели лежат куски человеческих тел, а в тазу, наполненном водой, сплетясь тугими кольцами кишок плавают внутренности.

– Они их пилой кромсали, – бубнит Седой, – видите, – боец поднимает стволом пулемёта фрагмент грудины, – на ребрах есть риски от зубьев. Твари! Думаю, подвал вместо холодильника использовали.

– Сколько вы завалили? – цедит Винт.

– Троих, – отвечает Седой.

– А где Митяй?

– В дальней комнате, там типа мастерской.

– Идём! Тень, – Винт смотрит на Сергея, – ты дуешь наверх, к Курцу, узнаешь, есть ли выход на крышу, и сидишь там, с глаз моих долой! Понял?

– Угу, – мычит Сухов.

Винт быстро выходит из, как он мысленно окрестил комнату, «мясницкой», но чистильщика нагоняет Седой.

– Подожди, командир! – окликает его пулемётчик. – Это ещё не всё! Пусть пацан пока с нами останется.

– С чего это?

– Мы двоих живьём взяли!

Винт вскидывает голову.

– А какого хера ты молчал?!

Седой пожимает плечами.

– Да, как-то, к слову не пришлось.

– А Тень нам зачем?

– Помнишь, мы с тобой говорили, – Седой скашивает глаза на Сухова, – что как возможность появится, надо его будет поучить нашим методам допроса…

– А что, экземпляр подходящий?

– Более чем, – хмыкает Седой, – представь, попался идейный мародёр, упёртый такой, но это лишь до поры до времени.

– А может, как-нибудь в другой раз? – встревает Хлыщ.

– А чего ждать-то?! – рявкает Винт. – Пошли!

Тяжелая рука опускается на плечо Сергея.

– Делаешь всё так, как я скажу, усёк?

– Да, – Сухов судорожно сглатывает, зная, что о методах допросов чистильщиков с пристрастием в Убежище ходят слухи один страшнее другого. И отрезание пальцев далеко не самый страшный способ выбивания показаний.

Бойцы проходят по коридору несколько шагов, поворачивают за угол, и сразу упираются в железную дверь. Седой распахивает её. Тень, Винт и Хлыщ видят, что в мастерской, размером метра три на четыре, находятся трое. Точнее Митяй сидит на деревянном табурете, прислонившись спиной к верстаку, а на полу лежат два связанных человека. Один в окровавленном, разорванном на ноге ОЗК, а второй… Скорее это даже не человек, а существо, когда-то им бывшее.

Бойцы толпятся на пороге, затем с трудом втискиваются в помещение. Взгляд Сергея скользит по тщедушному телу, замотанному в рванину, которой бы не польстился самый последний бомжара. Выродок поворачивает голову. На людей, из-под уродливых наростов, покрывающих лицо, смотрят полные ужаса маленькие черные глаза. Кривой рот раззявливается, а из глотки доносится сдавленный хрип:

– Уу…ть…

Митяй, видя Винта, спрыгивает с табурета, и с криком: – «Заткнись тварь!» – пинает выродка, который тут же, дрожа всем телом, утыкается мордой в пол.

– Кто это? – спрашивает Винт.

– Это, – Митяй поворачивает голову, смотрит на человека в защитном костюме, – наш новый друг, а это, – Митяй, глядя на выродка, ухмыляется, – тупая тварь без языка.

– Кончай дурака валять! – рявкает Винт. – Говорите, что здесь произошло!

– А всё очень просто, – продолжает Митяй, – пока вы где-то ходили, мы здесь малость постреляли, положили мародёров, ну и точку отбили, которой, по идее, вообще не должно существовать!

– Я смотрю, ты смелый стал! – цедит Винт. – Только смотри, пуля дураков любит.

Чистильщик поднимает автомат.

– Да ладно тебе, – поспешно вскинув руку, отмахивается Митяй, – уже пошутить нельзя.

– Ещё раз дурика включишь, – Винт смотрит на бойца, поглаживая спусковой крючок, – мозгами раскинешь. Усёк?

– Да, – Митяй, изменившись в лице, отходит к стене, – понял я, командир.

– Итак, – продолжает Винт, – мы не слышали, как стреляете вы, а вы, в свою очередь, как мы. Тень, как я понимаю, тоже к вам не приходил, хотя он клянётся, что был на «пятаке» и никого не видел. Правильно? – чистильщик обводит взглядом бойцов. – Одни загадки и ни одного ответа.

Седой и Митяй кивают, а Тень, переглянувшись с Хлыщом, который пытается открыть рот, быстро говорит:

– Я думаю, в посёлке что-то вроде аномалии, не знаю точно, как миражи.

– А ещё замки воздушные! – отрезает Винт. – Это ты в Убежище сказок наслушался! Этого допрашивали? – чистильщик тычет стволом автомата в лежащего на полу мародёра.

– Нет, не успели, как раз вы вернулись, – отвечает Седой.

– А чего он как дохлый валяется? – Винт пинает человека. – Или, как обычно, сначала стреляем, потом думаем?

– Да живой он! – встревает Митяй. – Притворяется тяжелораненым. Ногу только слегка зацепили, и всё, залёг.

– Ну да, решил поспать, – ржёт Седой, – после того как ты его прикладом по голове огрел!

– Да я же не сильно, – тянет чистильщик, – так, чтобы не зарывался…

– Заткнись! – обрывает Митяя Винт. – Хуже бабы стал. А это ещё что за урод рядом с ним?

– Свинья, – внезапно раздаётся голос мародёра.

– Опа, очнулся! – удивляется Винт. – Тень, Митяй, поднимите-ка его и посадите на табурет.

Бойцы выполняют приказ. Чистильщики становятся полукругом вокруг мародёра. Лицо собирателя до половины закрыто маской респиратора. Лоб разбит. Зрачки расширены. Человек, не мигая, глядит на чистильщиков, точно пялясь в пустоту.

– Повтори, что ты сказал? – Винт смотрит на мародёра.

Собиратель пожимает плечами.

– Это свинья, поймали, когда он по посёлку шарился. Грязный как собака был, точно в канаве валялся и дерьмом вонял. Мы его в луже искупали, чтоб отмыть, и… – мародёр лыбится, – как вы уже догадались, мы их жрём.

По мастерской разносится приглушённое дыхание. Кажется, что сквозь сопение слышно, как чистильщики скрежещут зубами.

– Ах ты, сука! – Митяй замахивается.

– Отставить! – рявкает Винт. – Не видишь, он обдолбанный, поэтому такой смелый, – чистильщик переводит взгляд на каннибала, – вы же не местные, так? Говори, кто вы, откуда пришли, что здесь происходит?

– Ты про Деда у него спроси! – встревает Седой. – Куда он делся. Тоже схарчили?

Мародёр исподлобья смотрит на чистильщика.

– Пошёл ты! Сам придумай!

Кажется, что даже под маской противогаза видно, как багровеет Седой. Пулемётчик сжимает пальцы. Короткий замах. Удар. В скулу каннибала впечатывается пудовый кулак. Слышится хруст. Стон. Мародёр падает с табурета. Голова с глухим стуком бьётся о бетонный пол. Уже лёжа собиратель видит, как на него пялится выродок. Губы урода расползаются в стороны. Из глотки вырывается тихое клокотанье, похожее на придушенный собачий лай. Выродок трясётся, давясь тихим смехом.

Над головой мародёра зависает нога в ботинке.

– Отставить! – орёт Винт. – Он нам нужен живым!

Седой нехотя ставит ногу на пол, а Митяй, с интересом наблюдавший за действом, хмыкает:

– Какой от него сейчас толк? Надо до утра ждать, пока вся дурь не выветрится.

Винт меряет бойца тяжелым взглядом.

– А у нас время на подождать есть, да, умник?!

Чистильщик снова смотрит на мародёра.

– Думаешь, мы тебя сразу грохнем? Отмучился и все? Хрен тебе! А ну-ка! Поднимите эту тварь! – командует Винт. Митяй и Седой, схватив мародёра под мышки, снова сажают его на табурет. – Слышь, герой, – продолжает Винт, внимательно наблюдая за собирателем, – своим ты уже не поможешь, лучше подумай о себе. Выбор у тебя такой – мы тебя всё равно убьём, вопрос лишь в том, сделаем мы это быстро или, например, привяжем тебя к дереву, выпустим кишки и посмотрим, как тебя живого станут жрать собаки.

– Валяй! – храбрится мародёр.

Чистильщик медлит с ответом.

– А глазки-то у тебя забегали, – смеётся Винт, – значит, чем бы ты там не закинулся, ты не дурак, и жить хочешь. Седой, покажи Сухову, как мы таким упрямцам языки развязываем!

Пулемётчик смотрит на стеллаж с инструментами, скользя взглядом по молоткам, отвёрткам, пассатижам и пилам.

– Не подойдёт, слишком крупная насечка… – говорит самому себе Седой, – а вот этот как раз… – чистильщик подходит к столу, берёт небольшой напильник.

– А ты чего, свой где-то посеял? – спрашивает Винт.

– Неа, – Седой мотает головой, – марать не хочу об это говно.

Митяй начинает ржать.

– А можно я вместо Сухова, а? – предлагает боец. – А то он уже в штаны наложил.

– Заткнись! – отсекает Винт. – Я сказал Тень. Седой, пошевеливайся, время идёт!

– Не кипешуй! Здесь главное не суетиться! Сам знаешь, как подошёл, так и полопал.

– Винт, я выйду? Проверю, как там Парша и Курц? – просит Хлыщ.

– Чё, чистеньким остаться хочешь? – кидает чистильщик, меряя тяжелым взглядом разведчика с ног до головы. – Типа, мы тут в дерьме возиться должны, а ты не при делах, да?

– Ты знаешь почему… – упорствует Хлыщ, глядя Винту в глаза.

– Валяй, – нехотя разрешает Винт, – только надолго там не задерживайся, мы тут недолго.

Разведчик выходит из мастерской.

– Так, – Седой сжимает рукоять напильника, которая тонет в его ладони, – сначала показываю, потом сам, – чистильщик смотрит на Тень, – Митяй, ты держишь.

Сергей, видя, как Митяй, хорошо отработанным движением, стягивает руки чистильщика за спиной проволокой, заставляет себя не думать о том, что произойдёт дальше. Одно дело стрелять в людей, даже во врагов, и совсем другое пытать. Этого он всегда боялся, особенно, когда первый раз увидел, что вытворяют чистильщики, когда входят в раж.

Экспресс-потрошение – так ребята между собой называют методы быстрого выбивания информации. В ход идёт всё, что есть под рукой и до чего может додуматься извращённый человеческий разум. Расплющивание пальцев молотком, вырывание ногтей, дробление суставов, или классика, если время позволяет, – пытка огнём.

Сергей не раз мысленно прокручивал в голове увиденные сцены, и каждый раз клялся себе, что, что бы не случилось, его не заставят делать подобное. Клялся. Звучит смешно, особенно когда тебя окружают люди с оружием, для которых ты свой только до тех пор, пока играешь с ними в одну игру.

До слуха Сухова, точно издалека, долетают обрывки фраз Седого.

– Напильник надо брать с мелкой насечкой, не рашпиль… Иначе сразу все зубы сломаешь… Точишь ребром или всей поверхностью… Водишь туда-сюда, не торопясь, пока до нерва эмаль не снимешь. После… – Седой глядит на побледневшего Сухова. – Тень! Ты слушаешь меня, пацан?!

Окрик Седого точно вырывает Сергея из зыбкой пелены. Руки Сухова дрожат. Мысли путаются. Перед глазами пляшет восковое лицо мародёра, с которого уже стащили респиратор.

– Чтобы он рот не закрыл, делаем так, – Седой берёт молоток, – надо вставить рукоять между зубов и… Митяй, держи его!

Мародёр пытается вырваться. Хрипит. Его бьют. Выродок, тихо скуля, чтобы не путаться под ногами, отползает в сторону. Забивается в угол, наблюдая за вознёй со стороны.

– Тень, чтоб тебя! Да не стой ты, придурок! Ноги держи! Навались на него!

Тем временем Винт, потеряв терпение, хватает со стола отвёртку. Отпихнув Сухова, повисшего на ногах каннибала, чистильщик резко втыкает фигурное остриё в голень мародёра, поворачивает отвёртку вокруг оси.

Мастерскую заполняет сдавленный крик. Винт продолжает крутить инструмент. Улучив момент, Седой вставляет рукоять молотка между зубов каннибала.

– Митяй, держи его! – шипит Седой. – Тень, начинаем, а то так до утра провозимся!

– А может… он уже сейчас… всё расскажет? – заикаясь, предлагает Сергей.

– Конечно, расскажет, – Винт выдёргивает отвёртку из ноги каннибала, – но с напильником надёжнее.

– Гляди, как делаю я, – Седой начинает медленно водить напильником по передним зубам человека.

Из горла мародёра вырывается хрип. Глаза закатываются. Собиратель пытается вырваться, но его голову, прижав рукоять молотка к животу, так что хрустнули челюсти, держит Митяй.

Седой продолжает точить. Туда-сюда. Туда-сюда. Сергею кажется, что вместе с крошащейся эмалью по мастерской разносится противный скрипящий звук, точно работает изношенная бормашина. Зубы начинают ныть до самых корней. Сухов вспомнил, как однажды, грызя орехи, сломал боковой резец и при этом задел нерв. Боль адская. Точно в мозгу взрывается раскалённый огненный шар. Желание избавиться от страданий подавляет все инстинкты и волю. Ты готов отдать всё на свете за обезболивающее, только бы загасить пламя, пожирающее мозг. Сергей старается не смотреть на дёргающегося мародёра.

– Теперь ты! – Седой протягивает парню напильник.

Сухов вздрагивает. С мольбой в глазах смотрит на Винта, но точно спотыкается о камень.

– Бери, – цедит Винт, – ты же помнишь, как тогда стрелял в выродков на свалке, здесь то же самое. Или ты, или он.

Слова бьют молотом по ушам. Сергей, заставив себя взять заляпанный слюной и кровью напильник, становится противен сам себе. Инструмент пляшет в руке, становится тяжелым, словно налитый свинцом.

– Давай! – орёт Седой. – Задолбал уже ломаться как девка. Пили его, я держу. Не боись, не укусит, правда Митяй?

Парень ржёт.

– Я же говорил, что он слабак, только и может, что издалека пулять. Чё, сыкотно, когда глаза в глаза, да?!

Сухов смотрит на Митяя, затем переводит взгляд на мародёра. В душе Сергея клокочет ненависть. К себе, к каннибалу, к чистильщикам. Адреналиновая злость разливается упругими толчками по телу. Напильник уже не дрожит в руке. Хочется выплеснуть ярость.

Сухов склоняется над каннибалом. Придерживая левой рукой подбородок мародёра, ставит напильник на уже сточенные передние зубы и резко проводит по ним плоскостью инструмента.

Раз!

Мастерская наполняется сдавленным криком.

Два!

Напильник, цепляя кровоточащие дёсны, вгрызается насечками в эмаль.

«Это просто долбаная тварь! – мысленно орёт сам на себя Сергей, словно пытаясь отгородиться словами от вопящего от боли собирателя. – И они жрут людей!»

Три!

Напильник двигается всё чаще. Сухову кажется, что по зубам водят ему. Ломая мародёра, Тень одновременно ломает себя, оставив где-то там, уже в прошлом, ещё одну частичку от человека и всё больше становясь зверем.

Внезапно, Сергей ловит себя на мысли, что от угрызений совести не осталось и следа. Появилось ощущение сродни азарту, как тогда, когда он стрелял в бегущих по улице мародёров. Точно в голове что-то щёлкнуло и перед тобой уже не человек из плоти и крови, а бездушный манекен, к которому нет жалости. Главное – избавиться от нестерпимой боли, которая терзает твоё нутро, а для этого надо рвать и кромсать, пока жертва не превратится в кусок мяса, из которого можно вылепить всё что угодно…

– Хватит! – Винт поднимает руку. – Я сказал, остановись! – слова долетают до Сергея точно издалека.

Сухов останавливается, смотрит на раззявленный окровавленный рот мародёра, тонкую нить слюны, капающую на пол и молящие обезумевшие глаза. Затем подносит ладони к лицу, словно не веря, что это сделал он.

– Что, во вкус вошёл? – Седой хлопает Сергея по плечу. – Хорошо ты его отделал!

К горлу Сухова подкатывает тошнотворный ком. Хочется блевануть, но Сергей давит в себе этот порыв, на мгновение представив, какой начнётся ржач, если его вырвет прямо в противогаз.

Сухов молча отходит в сторону, прислоняется к стене, опускает голову, надеясь, что никто не заметил, как по его щекам текут слёзы. Сергей чувствует, что на него кто-то пялится. Сухов поднимает глаза. Встречается взглядом с выродком. Парень хочет отвернуться, но замечает, что в глазах измождённого, забитого существа нет страха. Выродок улыбается. Затем, точно оскалившись, вытягивает иссохшую, покрытую вздувшимися буграми вен руку, сжимает кулак и поднимает большой палец вверх.

Со стороны кажется, что под столом сидит кукла с переломанными ногами и руками, которую дёргают за ниточки. Сухову становится жутко и одновременно спокойно на душе. Сергей смотрит на выродка, улыбается ему в ответ. И хотя парень понимает, что из-за противогаза урод не может этого видеть, Сухов чувствует, как внутренний червь, лихорадочно грызущий совесть, замирает, перестав рвать острыми челюстями душу на части.

– Тень! – окрик Винта выводит Сергея из ступора. – Не тормози, мы ещё не закончили. Митяй! – Винт смотрит на бойца, крепко держащего мародёра. – Вынь рукоятку у него изо рта, а то разговор не пойдёт.

Митяй хмыкает. Ослабив хватку, парень протягивает молоток Винту.

– Не мне – ему! – Винт смотрит на Тень. – Бери! Десертом пойдёт.

Сергей, подойдя к Митяю, берёт молоток.

– Так, теперь ты, – Винт переводит взгляд на мародёра, – поговорим?

Каннибал, тяжело дыша, едва заметно кивает.

– Так бы сразу, – Винт обводит чистильщиков взглядом, – игра у нас простая. Я задаю вопросы, ты отвечаешь. Если мне покажется, что ты врёшь, я говорю Сухову, и он разбивает тебе пальцы. Если скажешь правду, получишь промедол. Усёк?

– Да… – с трудом выдавливает мародёр.

– Тогда вытяни левую руку, положи её на стол и растопырь пальцы, – приказывает Винт.

Мародёр подчиняется.

– Тень, готов?

– Угу, – мямлит Сухов.

– Отвечай чётко! – рявкает Винт.

– Готов!

Сергей пытается скрыть, что его голос дрожит.

– Не боись, если что, я помогу, – Седой хлопает Сухова по плечу, – да и Митяй подсобит.

– Может быть сразу я? – предлагает Митяй.

– Разговорчики! – осекает Винт.

Чистильщик садится на второй табурет рядом с мародёром. Светит налобным фонарём ему в глаза.

– Ваши были в деревообрабатывающем цеху, на выходе из города?

Мародёр кивает.

– Дроп… его люди… – с трудом ворочая языком, отвечает собиратель.

– Зачем? – продолжает Винт.

– Ходили… в город и… заблудились… Решили на ночь укрыться.

– Сколько человек в группе? – Винт внимательно смотрит за реакцией мародёра.

Мародёр задумывается. Силится что-то ответить, но закашливается. Лицо человека искажает гримаса боли, на губах выступает кровавая пена.

– Если трудно говорить, покажи на пальцах! – Винт ухмыляется. – Прямо как в детском саду.

Чистильщики, кроме Сухова, смеются. Мародёр поднимает правую руку, растопыривает пятерню.

– Пять? – уточняет Винт.

Мародёр кивает.

Винт переглядывается с Седым.

– Что дальше?

– Напали… кто-то… – мародёр давится словами, – промедол!

– Ишь ты, какой резвый! – бубнит Седой. – А понтов-то сколько было! Да, командир?

– Обезболивающее потом, – Винт пропускает слова Седого мимо ушей, – продолжай.

– Какая-то огромная тварь! – надрывается мародёр. – Я не знаю, типа собаки! – собиратель обводит затравленным взглядом чистильщиков. – Ребята прибежали, рассказали. Дылду схавали.

– Собака говоришь? – в голосе Винта сквозит недоверие. – Ты хочешь сказать, пять вооруженных человек драпали от одной шавки?! Ты за кого нас принимаешь?!

«Хитро ведёт, – думает Сергей, – проверяет на мелочах то, что мы и так знаем».

Мародёр исподлобья смотрит на Винта.

– А ты сходи туда и сам проверь!

Чистильщик меняется в лице.

– А вот грубить не надо! Сухов!

Тень вздрагивает. Недоумённо смотрит на Винта.

– Прочисти ему мозги!

– Чего?

– Расхерачь ему палец! – чистильщик теряет терпение.

Сергей колеблется. Переводит взгляд на мародёра, затем на Винта.

– Смотри как надо, – встревает Седой, – Митяй, держи его! Берёшь молоток, – чистильщик стискивает руку Сергея, – размахиваешься, – молоток поднимается, – главное – не дрожать и попасть куда надо. Лучше всего сначала вдарить по ногтю, чтобы сразу весь палец в расход не пустить, – Седой лыбится, – ещё пригодится, готов? – Сухов не успевает опомниться, как Седой, резко опустив его руку, грохает бойком об стол.

От вопля мародёра закладывает уши. На столешницу брызжет кровь. Сергей вздрагивает, озирается по сторонам. Лица чистильщиков плывут перед глазами. Винт что-то говорит, но парень его не слышит.

– Молоток убери, дурень! – шипит Седой на ухо Сергею.

Стараясь не смотреть на размозжённый палец собирателя, Сухов поднимает инструмент.

– Ошмётки со стола соскреби! – продолжает Седой. – Пока не засохли.

– Привыкай в дерьме возиться! – Митяй хлопает Сухова по спине. – Как раз работа по тебе! – парень смеётся.

Сергей захлёбывается злостью, но решает промолчать.

– Митяй, заткнись! – рявкает Винт. – Продолжим? – чистильщик смотрит на белого как снег мародёра.

Каннибала бьёт частая дрожь. Тихо скуля как побитая собака, он засовывает изуродованную руку под мышку и начинает раскачиваться из стороны в сторону.

– Если ты не прекратишь кадыбаниться, – сатанеет Винт, – то пальцем ты не отделаешься, хочешь, я тебе ухо отрежу? – чистильщик вытягивает нож. – А? – лезвие тускло блестит прямо перед лицом мародёра. – Или глаз вырезать? Выбирай!

Собиратель мотает головой, затем замирает.

– Ты сам видел эту собаку?

– Н…е…т… – по буквам выдавливает мародёр.

– Какие повадки? Что ребята говорили?

Собиратель кривит рот, на губах выступает пена. Сухов, стараясь не смотреть в глаза человека, почти ощущает его боль.

– Выслеживает… нападает… Иногда в группе… с псами…

– Как охотник? – уточняет Винт.

– Да…

– Вы же не местные? – резко меняет тему допроса Винт. – Откуда вы? Где находится база?

Мародёр мотает головой.

– Нету? – удивляется Винт.

– Мы… – начинает мародёр, еле шевеля губами, – постоянно в пути… Ищем, где что взять… Точки нет… Есть только головняк… Заметив удивлённый взгляд Винта, – собиратель поспешно добавляет: – основная группа… далеко отсюда. Мы… передовой отряд… – мародёр закашливается.

– Дай угадаю, – предлагает Седой, – вы действуете как кочевники. Нашли поселение, взяли, сидите там, пока есть ресурс, а потом едете дальше, искать новое. Кого-то из жителей берёте с собой, на пожрать. Так?

Каннибал кивает.

– Только с нами вы обломились! – ярится Седой. – Тварь! Не туда вы полезли! Понял?! – чистильщик поднимает РПК.

– Ща! – Винт поднимает руку. – Погодь дизелить! – чистильщик внимательно смотрит на мародёра. – Ты сказал передовой отряд, так? Вас, вместе с уродом, тут двое, три трупа в гараже. Это пять. Пара тел в сауне, тех бедолаг, которых вы расчленили, и мы постреляли изрядно твоих дружков в «буханке». Итого, выходит больше, чем влезет в «таблетку». Как ты это объяснишь? На чем вы приехали?

Мародёр втягивает голову в плечи. Дрожит. Затем, глубоко вдохнув, отвечает:

– Ещё «козёл» есть. Мажорный такой, тюненный весь, на дизеле.

– Опа! – восклицает Седой. – А чего молчал! Чего сразу не сказал! Ну-ка колись, где такой пепелац заныкали?

– Спрятали, – нехотя отвечает мародёр, – на краю посёлка, там же, где и урода этого случайно нашли, – каннибал смотрит на выродка.

– Ну? Рожай уже! – орёт Винт. – Где?

– Возле дома… с зелёной крышей… – торопится ответить собиратель, – сломался он… быстро завести не смогли… загнали во двор… там ещё дерево сломанное. Давнишнее совсем…

Винт буравит взглядом собирателя.

– Знаю, где это. Смотри, если соврал!

Мародёр лыбится.

– Какой мне резон сейчас вам туфту втирать? Все одно – конец.

– Ущербного из себя не строй, – Винт буравит взглядом мародёра, – сколько вас? Отвечай быстро!

– Если в «буханке»… было девять… то все… – торопится ответить собиратель.

Винт быстро переглядывается с Седым. Затем переводит взгляд на Сухова.

– Хорошо, а что не так с посёлком? Что за хрень здесь творится? Раньше такого не было. Почему он, – Винт тычет пальцем в Сергея, – говорит, что приходил сюда и никого не увидел, пока они, – чистильщик кивает на Седого, – зачищали вашу точку?

Сухов замечает, как при этом вопросе мародёр вздрагивает.

– Не знаю… – начинает собиратель, но поймав гневный взгляд Винта, спохватывается:

– Здесь… в этом месте… точно кто-то влезает тебе в голову… какая-то хрень…

«Словно нашёптывает», – думает Сухов.

– И ты сходишь с ума… – заканчивает мародёр.

– Слышь, Винт, – бросает Седой, – видно не вся дурь с него вышла, может добавить?

– Нет, – Винт внимательно смотрит в глаза мародёра, – здесь жил старик, вы его видели?

Собиратель кивает.

Винт чувствует, как кровь приливает к голове.

– Что вы с ним сделали?

Мародёр внезапно лыбится.

– Мы… не убивали его… нашли… в доме… повесился…

– И?! – орёт Винт. – Что дальше?

– Съели… – каннибал начинает ржать. – Зажарили на костре! И знаешь, что… – Сухов замечает, что в глазах человека сквозит безумие, – он жутко вонял, тухлятина ваша и…

Мародёр не успевает договорить, как удар кулаком в ухо валит его на пол.

– Дерьмо собачье! – орёт Винт. – Тварь!

Чистильщик нависает над хрипящим мародёром. Пинает его в живот. К Винту присоединяются Седой и Митяй. Чистильщики избивают свернувшегося калачиком собирателя. Сергей слышит глухие удары и стоны. Седой, со всей дури, пинает носком ботинка мародёра в лицо. Слышится хруст, челюсть сворачивается на бок. Пол заливает кровью.

– Мудила! – вопит Винт. – Как теперь его дальше допрашивать?!

– Да пошёл ты! – взрывается чистильщик. – Только время терять!

– Поднимите его! Тень! – рявкает Винт.

Сухов с трудом поднимает стонущего мародёра. Каннибал облокачивается на стол, поворачивает голову. Со стороны кажется, что на людей пялится живой мертвец, лицо которого напоминает кровавое месиво.

– Куда его теперь? – спрашивает Митяй. – В расход?

Винт задумывается, смотрит на мародёра.

– Нет, выдвигаемся, его с собой.

– С какого хера? – удивляется Седой. – Эту падаль тащить? Да грохнуть его и дело к стороне!

– Я сказал… – в голосе Винта звенит сталь, – с собой и этого… – чистильщик смотрит на выродка, – тоже. Он нам ещё…

Винт не успевает договорить, как сверху грохает выстрел. Затем ещё один.

– Это Хлыщ палит! – кричит Митяй.

Вслед за одиночными, со второго этажа доносятся автоматные очереди, в грохоте которых тонет отчаянный вой.

Чистильщики переглядываются.

– Митяй! Смотришь за ними! – приказывает Винт. – Тень, Седой, за мной!

Не дав опомниться опешившему Митяю, Винт срывается с места. Сухов и Михаил бегут за ним.

– Во мля, фортануло! – злится Митяй. – А ты чего пялишься? – чистильщик смотрит на выродка. – Тебе тоже вломить?

Выродок мотает головой, затем переводит взгляд на мародёра и незаметно, так чтобы в сумраке, царящем в помещении, не заметил Митяй, беззвучно смеётся…