Глава 5
Пожар

Женя очнулся, облизал сухие губы, не открывая глаз.

– Живой, – выдохнул знакомый голос.

– Кто здесь?! – парень резко вскочил, но пошатнулся и едва не упал. В голове гулко стучала кровь, мир казался размытым настолько, что не было видно ничего на пару метров вперед.

Марина поймала его под локоть и скривилась от боли.

– Скорее! – шепнула она, потянув его за собой.

Они бежали, как в последний раз в жизни. Евгений, плохо осознававший действительность, хватался за руку женщины, как за свою последнюю надежду. Он не видел, куда его ведут, не ощущал своего тела, оно казалось чужим и странным. Пару раз он оступался и падал, но Марина поднимала его и вновь тянула за собой.

Наконец впереди показался знакомый бетонный забор. Женщина влетела в одно из зданий, бывших когда-то конструкторским бюро, и остановилась. Женя рухнул на колени, пытаясь отдышаться. В голове начало проясняться, зрение сфокусировалось.

Его спутница сидела у стены, стиснув зубы, бледная, усталая. У нее на лбу, несмотря на холод, выступили крупные капли пота, мокрые волосы липли к щекам.

– Марина, – позвал парень.

– Тебе лучше? – тихо спросила женщина.

– Что произошло? Где противогаз, где наши автоматы?

– Ты ничего не помнишь? Когда тень коснулась тебя, ты стащил с себя противогаз, начал смеяться, как безумный, попытался выстрелить в воздух, кричал что-то странное не своим голосом. Я не помню, как я тебя оттуда вытащила, ты сопротивлялся. А потом упал на землю и потерял сознание.

– Твои руки… – прошептал парень, глядя на окровавленные повязки.

– Ерунда, – прошептала Марина, закрывая глаза. – Я догадываюсь, что это за тени. Но нужно проверить. Очень похоже на споры грибов. Вызывают что-то типа галлюцинаций. Твое состояние похоже на наркотическую передозировку. Видел бы ты себя. Глаза огромные, волосы дыбом.

Она усмехнулась, но ее попытки ободрить товарища были жалкими, неутешительными.

– Нам надо спуститься в бункер. У нас получилось, мы дома, – Женя тоже улыбался, но у него получалось еще хуже, чем у его спутницы.

Парень помог Марине подняться.

– Я забыл условный стук, – вдруг сказал он, останавливаясь перед тяжелой внешней гермодверью убежища, и глупо хихикнул. Истерика подступала к горлу, сдавливала его холодными пальцами, хотелось рыдать и смеяться одновременно, выпустить наружу безумное напряжение и ужас последних часов.

Женщина подошла к двери и трижды повторила сигнал SOS, морщась от боли. Потянулись томительные минуты ожидания, за дверью долго думали, открывать ли незваным гостям. Наконец створка приоткрылась, показалось дуло автомата, выглянул бледный, изможденный часовой. Он в упор смотрел на Женю, с трудом узнавая, но когда узнал, его лицо озарилось искренней улыбкой.

– Жека? – недоверчиво спросил он. – Ты?

Дверь распахнулась, и беглецы вошли внутрь.

– Я глазам не верю. Егор считает тебя мертвым. Вот счастья-то будет! – радовался охранник.

– Борька, – с трудом выговорил Женя, силясь улыбнуться. Силы его покинули, и он осторожно сполз на пол.

– Откуда ты вернулся, кто это с тобой? – сыпал вопросами его товарищ, но юноша уже не мог отвечать.

– Оставь его, пожалуйста. Мы все тебе расскажем, – мягко попросила Марина, стягивая с себя насквозь мокрую куртку.

Часовой торопливо закивал, помогая Жене расстегнуть защитный костюм.

Спустя полчаса Коровин-младший и Алексеева вышли из камеры дезактивации в коридор. Вымытые, в старенькой, но чистой одежде, усталые до невменяемости.

Их уже встречали Егор Михайлович и старший разведчик Николай, за их спинами стояла Светлана.

– Я не верил, что ты вернешься, – прошептал Коровин-старший, заключая сына в объятия.

Женя уткнулся лицом в плечо отца и плакал. Накопившиеся эмоции, разрывавшие грудь, нашли себе выход, пролились бесконечным потоком.

– Ну-ну, ты же мужчина! Прекрати реветь! – строго приказал Егор, отстраняя сына от себя. Юноша хотел ответить, но не сумел, задыхаясь от слез.

Марина шагнула вперед, обняла Женю за плечи. Несчастный дрожал всем телом, всхлипывал, мучительно пытался успокоиться, но не мог.

– Он многое пережил. Ему простительны эти слезы.

– Ты кто такая?

– Меня зовут Марина Алексеева, – представилась женщина.

В коридоре повисла гробовая тишина. Николай поперхнулся, закашлялся. Начальник бункера недоверчиво оглядывал ее с головы до ног.

– Этого не может быть, – наконец, тихо выговорил Коровин.

– Но, тем не менее, это я. Егор Михайлович, у меня к вам очень серьезный разговор. Пожалуйста, поручите вашего сына заботам медика и позвольте мне побеседовать с вами наедине, – спокойно ответила женщина, не смущенная пристальным вниманием собеседников.

– Я с тобой! – Женя вцепился в ее руку.

– Егор Михайлович, пару слов, – улыбнулась Марина, отводя Женю в сторону.

– Марина, побудь со мной, я прошу тебя! – у парня началась истерика. По его лицу градом катились слезы, огромные карие глаза были испуганными и отчаянными.

– Тише, ну что же ты, – мягко утешала его женщина, гладя по плечу. – Ты переволновался, это стресс, тебе нужно пойти поспать. Я никуда от тебя не денусь. Поговорю с твоим отцом и вернусь к тебе, ладно?

Сейчас перед ней стоял перепуганный мальчишка, совсем юный, несчастный, рано узнавший, что такое быть взрослым, а по сути – совсем еще ребенок, не знавший родительской любви и ласки. Марине было жаль его, бесконечно жаль.

– Ты не понимаешь, – проговорил Женя. – Он не рад нам. Совсем не рад. Я теперь всего боюсь. И отца тоже.

Юноша всхлипывал, держа женщину за руку. Марина прижала его к себе, баюкала, утешала.

– Все хорошо, все хорошо, – шептала она.

– Нет. Совсем не хорошо, – Женя посмотрел ей в глаза, пошатнулся и потерял сознание. Алексеева с трудом удержала его.

– Медика, скорее! – крикнула Марина.

Парня унесли подоспевшие ребята, следом за ними заторопились Николай и Светлана. Егор Михайлович остался с женщиной наедине и недовольно смотрел на свою гостью.

– Я отправлял в разведку моего сына. Парня, который не боялся ничего. А ты вернула мне нюню, который хватается за бабскую юбку и рыдает, как детсадовец, – с досадой сказал он.

– Переживите столько, сколько вынес ваш сын, тогда я посмотрю на вас, – зло бросила Алексеева, глядя командиру бункера прямо в глаза.

– Я велю выкинуть тебя вон! – разозлился Коровин, смущенный внезапным отпором.

– Как вам будет угодно. Верните мне сына и подыхайте тут голодной смертью, – женщина говорила почти без эмоций. На нее волнами накатывалась усталость.

– Иди за мной, – приказал Егор.

Женя сидел на полу камеры и смотрел в стену. В голове вертелась сотня мыслей, и ни одной связной. Третьи сутки в камере. Время можно считать по смене часовых и по мискам с жидкой похлебкой, пахнущей затхлой, плохо отфильтрованной водой. Их было всего три. Живот сводило голодом. Обувь отобрали, и босые ноги мерзли на сквозняке.

В углу была узкая дыра в полу, служившая туалетом, оттуда омерзительно несло нечистотами, но теперь уже было все равно. Настоящая тюрьма. В их бункере таких не было, для наказанных был маленький карцер, где стояло ведро, а на полу лежал грязный матрас. Здесь же была даже железная койка. Видимо, конструкторы убежища когда-то задумались о том, что здесь будут заключенные. Сколько здесь этажей? Как живут военные? Пленник не знал. Да и не важно. Хотелось забыться, но сон не шел.

Мысли двигались медленно, неохотно. В камере было тихо, тяжелая дверь не пропускала звуков. Женя считал удары сердца. Один. Два. Три. Что будет дальше? Почему полковник сказал, что ему нужен доброволец-смертник? Что это значит? Липкие лапки страха касались потаенных струн души, внутри все холодело. Какая теперь разница? В тишине собственные мысли казались голосом, далеким и безнадежным. Сердце сбилось с ритма и вновь застучало мерно – раз, два, три…

– На выход! – резкий окрик ударил бичом, заставил вздрогнуть. Углубившись в мысли, парень даже не заметил, как открылась дверь и на пороге показался солдат.

Женя поднялся, покорно позволил надеть на себя наручники и завязать глаза. Его вновь куда-то повели по коридорам. Десять шагов. Двадцать. Пятьдесят. Эхо гулко отдавалось от стен. Было слышно, как лязгнули засовы на двери. Конвоир сдернул с парня повязку.

В коридоре стоял начальник бункера и двое часовых. Полковник, как всегда, был опрятен и сдержан, лицо не выражало практически ничего.

– Знакомься, это твоя новая сокамерница. Кажется, ты очень заинтересован в ее судьбе, как и весь твой бункер. Марина Алексеева, однако, увы, не в самом разумном своем проявлении, – бесстрастно сказал Рябушев.

Парня втолкнули в камеру, и он не смог сдержать крик.

Посередине стоял стол, похожий на операционный, а к нему за руки и за ноги был прикован мутант… Выгнутая колесом спина, спутанная шерсть на загривке, вывернутые в обратные стороны колени. Омерзительный запах тухлых яиц. Но все же когда-то это было человеком.

Тварь проснулась от резкого звука, заметалась, пытаясь освободиться. Красные глаза с тонкими вертикальными зрачками смотрели с ненавистью и страхом. Монстр закричал – нисходящее глиссандо, сводящее с ума.

По спине предательски забегали мурашки, задрожали колени. Полковник смотрел спокойно, собранно, его происходящее не пугало.

– Ты будешь частью эксперимента. Твоя задача – просто находиться здесь, дать ей привыкнуть к тебе. Нашей гостье нужно постоянное человеческое присутствие, – продолжал он.

– Почему я? – прохрипел парень. Ему показалось, что горло сжали тиски, перестало хватать воздуха, перед глазами запрыгали черные мушки.

– Тебя не жалко, – просто ответил Рябушев. – Если тварь вырвется, она тебя растерзает. Это тоже будет частью нашего исследования. Если такое произойдет.

– Нет… – прошептал Женя. Ноги его не держали, он упал на колени и вздрагивал.

Полковник брезгливо посмотрел на него, кивнул часовым. Пленника подняли на ноги и заставили приблизиться к столу. Дверь захлопнулась, оставляя несчастного наедине с его ужасом и омерзительным монстром.

Мутант пристально смотрел на него затянутыми мутной пленкой глазами. Женя забился в угол, скорчился и уткнулся лицом в колени. Ему казалось, что он до сих пор спит где-то там, на поверхности, и ему снится его предсмертный бред. Такого не бывает. Так не может быть!

– Так не может быть… – чуть слышно выговорил он, не поднимая головы.

Тварь подняла чуткое ухо, прислушалась, принюхалась, задергалась в оковах. И снова закричала.

Сверху – вниз. Сверху – вниз. Тает воля к сопротивлению, в голове путаются бессвязные, полные паники мысли. Сверху – вниз. Нет сил терпеть. Сделать что угодно, лишь бы это прекратилось. Перестань. Пожалуйста, перестань… Разбить голову об стену, лишь бы не слышать. Сверху – вниз. В сознании ширится, зреет черное небытие. Еще несколько секунд страха – и спасительное забвение. Сверху – вниз. Звуки исчезли. Господи, спасибо тебе!

Женя с криком проснулся. Всего лишь сон…

Парень лежал на чистых простынях в медпункте. На щеке ощущался приятный холод компресса, тело ныло.

После ночного кошмара сердце колотилось, как сумасшедшее. Женя присел на кровати, пытаясь отдышаться. Сил не было. Тусклая лампочка под потолком светила в слезящиеся, воспаленные глаза. Парень до сих пор слышал в голове тревожное глиссандо сверху вниз. Оно что-то напоминало – очень знакомое и очень страшное. Оно предвещало беду еще до того, как пленник услышал тот крик в камере. Знакомое… Юноша силился вспомнить, ему почему-то это казалось очень важным.

И вдруг его осенила догадка. Ручная сирена. Сверху вниз, сверху вниз, сигнал тревоги. Вот почему крик твари казался таким жутким. Сирена, вестник Катастрофы.

Спать расхотелось. Женя откинул одеяло и уставился на свои ноги, неестественно худые и синюшные. Ступни опухли, растрескались и болели, на бедрах и голенях чернели старые кровоподтеки. Неутешительное зрелище. Парень встал, с трудом натянул брюки, лежавшие на стуле у кровати, накинул рубашку и вышел в коридор, морщась от боли. Было темно и тихо, бункер спал. Из приоткрытой двери кабинета отца виднелась полоска света, слышались приглушенные голоса.

Коровин-младший постучался и вошел. Егор Михайлович, мрачный и злой, сидел за своим столом, напротив него на жестком стуле расположилась Марина, бледная, усталая. Женя увидел, как неловко она держит больные руки, не зная, как их лучше устроить. Кажется, ей до сих пор не оказали помощь.

– Ты чего явился? Отправляйся спать! – жестко приказал командир вместо приветствия.

Евгений отшатнулся, поднял руки, подсознательно ожидая удара, однако не ушел.

– Отец, – начал он.

– Я сказал – иди спать! – оборвал его Коровин-старший.

– Не стоит так, – мягко улыбнулась Алексеева. – Женя, добрый вечер. Я рада тебя видеть.

– Сколько времени прошло? – спросил парень, будто не слыша никого вокруг.

– Сейчас десять вечера. Мы вернулись где-то в шесть утра. Думаю, тебе и правда стоит еще отдохнуть, – ответила Марина.

– Что ты с ним сюсюкаешься? Я тебе не только отец, но и начальство! Спать иди! – взвился Егор.

– За что, папа? – тихо спросил юноша, делая шаг назад. На его лице отразились обида и непонимание.

«За что отец так со мной? Разве я для этого сюда вернулся?» – с жалостью к себе думал Женя, отступая к дверям.

– С тобой мы потом поговорим! – резко оборвал его Егор. – Уходи.

– Мне кажется, на сегодня нужно завершить разговоры, – спокойно остановила его Марина. – Мне необходима медицинская помощь, вы можете ее организовать? И позвольте мне побеседовать с вашим сыном.

– Медик спит, – неприветливо буркнул начальник. – Пусть вот Женя тебе и оказывает помощь, раз вы такими друзьями стали. Где бинты, он знает. Идите отсюда, до утра никаких разговоров.

Женщина коротко кивнула и вышла за дверь.

– Что происходит?! – крикнул парень, оказавшись в коридоре.

– Идем. Помоги мне перевязать руку. И тише, пожалуйста. Люди спят.

Они вошли в медпункт, Марина села на кушетку и закрыла глаза.

– Объясни! – потребовал Женя.

Он устроился рядом и осторожно смазывал ладони женщины мазью.

– Твой отец не поверил мне, – тихо сказала Алексеева. – Он считает тебя предателем, думает, что полковник знает о жизни вашего бункера от тебя, что ты сознался под пытками. Осторожнее!

Парень неосознанно сжал ее руку, Марина вскрикнула.

– Но это не так!

– В бункере голод, твой отец в панике, он сознает, что впереди только смерть. Однако уходить отсюда он не собирается. «Метровагонмаш» обещал оказать гуманитарную помощь. Прости Егора, он нервничает, потерял способность мыслить критически. И… он не ожидал увидеть тебя таким.

– Таким? Сломленным? Жалким?! – Женя пытался говорить спокойно, но срывался в крик. – Мне до сих пор снится та камера! Он даже представить себе не может, что мы пережили там!

– Тише, тише. Все уляжется, все пройдет. Пойми отца, он отправлял в разведку сына, бравого парня, который не боялся мутантов и умел улыбаться. А я вернула ему… – Марина осеклась.

– Ну, продолжай! Ты вернула ему плаксу и тряпку, вот кого! Замученного, хромого, перепуганного мальчишку, лишний рот в умирающий бункер. Еще и сама с ним вместе явилась, – из глаз юноши брызнули непрошенные злые слезы, а в голосе звучало такое отчаянье, что ей стало почти физически больно за него.

– Перестань, – прошептала она. – Время покажет. Сейчас нужно отдохнуть, всем нужно отдохнуть.

Марина уложила парня на больничную койку, укрыла одеялом. Женя отвернулся к стене. Его плечи вздрагивали.

В коридоре мелькнул силуэт, на мгновение в медпункт заглянула женщина.

– Не держи все в себе. Плачь, проклинай этот чертов мир. Я подожду за дверью, пока ты успокоишься, – мягко прошептала боевая подруга, коснувшись на прощание руки юноши.

Алексеева вышла и столкнулась лицом к лицу со Светланой.

– Добро пожаловать, – как старой знакомой, улыбнулась ей та. – Успокоила его?

– Успокоила, – устало пробормотала Марина. – Спать хочу и соображаю плохо.

– Чаю – и в кровать?

– Неплохо. Пошли?

Женщины поспешили по коридору. Женя замер у приоткрытой двери. Ему вдруг показалось, что Марина и Света знакомы куда дольше, чем несколько часов, что беглецы провели в убежище. «Не верь никому в этом мире», – прозвучал в голове тихий голос его спасительницы. Может, лучше было выбрать смерть от руки полковника Рябушева? Эта мысль больно полоснула по сердцу. «Если и она предаст меня, мне незачем будет оставаться в этом мире. Можно будет возвращаться к военным и просить их о расстреле. Так будет проще. И не так страшно», – с горечью подумал юноша.

– Я непременно во всем разберусь, – сам себе пообещал он, возвращаясь в кровать.

Утро выдалось тревожным и суматошным – принимали делегацию из убежища «Метровагонмаш». Почти все жители бункера автоконструкторов высыпали в коридоры, встречая трех бравых парней, укутанных в химзащиту, тащивших за плечами огромные рюкзаки.

Марина и Женя стояли позади всех, у стены, пока Егор Михайлович рассыпался в благодарностях.

– Как думаешь, это поможет? – спросила Алексеева, скорее из желания поддержать беседу, нежели из любопытства.

– Должно помочь. Я надеюсь, отец успокоится, – пожал плечами парень. Он отчаянно зевал и мечтал снова забиться под одеяло. Сон принес долгожданное облегчение, впервые за полтора месяца Женя выспался без сновидений и чувствовал себя куда лучше.

Марина пристально посмотрела на него, но промолчала.

– Ваша неоценимая помощь спасла сотню жизней, друзья, – слышался под сводами зала зычный голос начальника бункера.

– Мы снова сможем развести кур, через пару лет поголовье достигнет прежних масштабов. Не допустим новой эпидемии, я лично проконтролирую! – вторило ему звонкое сопрано.

– Это наша старшая птичница, Ольга Юрьевна! – представил Егор.

Послышались робкие аплодисменты, и в следующую секунду бункер взорвался овациями.

– Ура соседям! Ура гуманизму и взаимопомощи! – кричали со всех сторон.

Гостей усадили за стол, женщины торопливо накрывали праздничный обед, сновали с большими кастрюлями и металлическими мисками. По случаю торжества Егор опустошил кладовые, устроив пир на весь мир. Голодные жители нетерпеливо переговаривались по углам, слышался смех и радостный гомон.

– Прошу всех к столу! – наконец, пригласил Коровин, усаживаясь рядом с разведчиками.

Обитатели убежища торопливо рассаживались, царила радостная суматоха.

– Я на минутку, – Марина улыбнулась Жене и заторопилась к разведчикам. В общей сумятице парень не успел ее перехватить, толпа отсекла его от женщины.

– Приветствую. Можно одного из вас на секундочку? Егор Михайлович, вы позволите мне лично выразить благодарность вашим… – Алексеева осеклась, но тотчас исправилась. – Нашим друзьям.

Мужчина недобро покосился на нее, однако кивнул. Командир группы отошел к стене вслед за ней и заулыбался, не подозревая подвоха. Марина обернулась к нему, суровая и строгая, и улыбка медленно сползла с лица парня.

– Я надеюсь, ваш начальник, Олег Семенович, в добром здравии и на своем посту? – голос его спутницы прозвучал очень серьезно.

– Конечно. Кто вы и что вам надо? – торопливо спросил разведчик.

– Если в этом бункере случится беда, мы будем вынуждены просить убежища у вас как у ближайших соседей, – продолжила женщина, пропустив его вопрос мимо ушей.

– Я не уполномочен дать вам ответ. Думаю, в случае чрезвычайного происшествия Олег Семеныч не откажет в помощи. Но это решать ему.

– Передайте начальнику вот это, – Марина достала из рукава сложенный лист бумаги.

– Что это? – подозрительно спросил молодой человек.

– Вы не уполномочены знать такую информацию, – съехидничала Алексеева. – Успокойтесь. Это просто записка, считайте, что привет от старых друзей. Очень надеюсь, что по пути с вами ничего не произойдет. Желаю счастливого возвращения.

– Стойте! Кто вы такая, и какого черта тут происходит? Я раньше жил в этом бункере, прекрасно знаю всех взрослых в лицо. Откуда вы тут взялись? – парень вдруг насторожился.

– Какая вам разница, откуда я взялась и кто я? Передайте записку вашему начальству. Если оно захочет – объяснит. А нет – меньше знаешь, крепче спишь, – Марина смотрела ему в глаза пристально и зло.

Разведчик попытался развернуть бумажку.

– Совать нос в чужие письма невежливо, – заметила женщина. – Впрочем, читайте. Для вас там все равно ничего нет.

«Обещанного три года ждут. За тобой должок. Гости на пороге. Прими М.А. и друзей. Три восьмерки условный. Р.», – гласило послание, написанное мелким острым почерком.

– Ничего не понятно, – почти обиженно протянул юноша.

– Вам – нет. Олегу Семеновичу все станет ясно. Поэтому и не стоит лезть туда, куда не следует, – сурово одернула его Марина.

– Честь имею! – разведчик коротко кивнул и вернулся к своим товарищам. Он был явно зол и обескуражен. Послание, однако, забрал с собой.

Алексеева подошла к Жене, встала у стены и заинтересованно разглядывала столы, на которых уже успели расставить кастрюли с супом.

– О чем ты говорила с ними? – спросил парень.

– Да ни о чем, – беспечно усмехнулась женщина. – Сказала «спасибо», как и все. Очень вкусно пахнет, между прочим. Думаю, суп у ваших поваров вышел безупречный.

Она картинно облизнулась, засмеялась, пытаясь сменить тему.

Евгений смотрел, как жители бункера поочередно подходят к гостям, благодарят, улыбаются со слезами на глазах, а разведчики Метровагонмаша улыбаются до ушей, слушая теплые слова. Ох, не с таким выражением лица отошел их командир от Марины. Не принимают благодарность с такой обидой во взгляде.

– Врешь, – констатировал парень, угрюмо посмотрев на свою спутницу.

– Если и вру, что дальше? – отчего-то раздраженно бросила Марина, делая вид, что занята созерцанием алюминиевых мисок на пожелтевшей от старости клеенке.

– И зачем ты мне врешь? – не успокаивался Женя.

– Зануда, – усмехнулась женщина. Ее взгляд потеплел. – Я вру, да. Я спросила у ребят, не осталось ли соединительного туннеля, который раньше был на заводе. До Катастрофы поезда гнали прямо с завода в метро. Разведчики сказали, что туннель давно рухнул. Вот и все.

– Зачем было врать? – грустно спросил парень.

– Юноши склонны мечтать. Еще надумаешь покорить большое метро после моих рассказов – и натворишь глупостей.

– Я уже ни о чем не мечтаю, – прошептал парень.

– За столы, садитесь, садитесь! – донесся голос Егора Михайловича, прерывая их беседу.

– Идем. Тебе стоит поесть, – Алексеева увлекла парня за собой.

Во главе стола расположились начальник бункера и гости, рядом с ними – Светлана и птичница Ольга. Дальше расселись по старшинству.

Женя сел на свободное место, почти в самом конце зала, где сажали детей. Марина присела рядом.

– Госпожа Алексеева, присоединяйтесь к нам! – окликнул ее старший разведчик Николай.

– Не стоит. Пожалуй, останусь тут, вместе с Женей, – весело крикнула в ответ Марина, внимательно взглянув на начальственный стол.

Света чуть заметно улыбнулась ей, Егор Михайлович скривился, как от пощечины.

– Тонко играет, стерва. Не нравится она мне, – сказал он на ухо Николаю. – Не пошла без Женьки. Очень уж сильно она на него влияет. Сделала из сына тряпку.

– Брось. Они вместе пережили страшные вещи, вчера же сам слышал. Твой парень еще держится, я бы от такого давно свихнулся и ходил бы слюни пускал, – товарищ успокаивающе похлопал его по плечу.

Марина повернулась к Жене. Парень уткнулся в свою миску и вяло ковырял грибы с курятиной.

– Спасибо, – наконец, уныло сказал он. – Но тебе стоило бы пойти к отцу и сесть там.

– Что за средневековье? Стол общий, мы все здесь равны. Дальше от начальства – все, не статусно, что ли? Какая разница? Ешь.

Юноша опустил глаза в тарелку.

– Еда – выше всяких похвал, – с набитым ртом проговорила Марина. – У нас в бункере выращивали картошку и свеклу. И морковь – из нее делали чай. Когда к нам попал парень из метро, он очень удивлялся пирогу с консервами из рыбы, супу с тушенкой и картофелем, да и вообще, жизнь наша ему казалась раем.

– Я бы тоже удивился. Картошку только в книге на картинке видел. А про пирог только от старших слышал. Говорят, вкусно, – ответил Женя, больше из желания поддержать разговор, чем из интереса.

– Ну, не грусти, – Марина коснулась его руки. – Все наладится.

– Отец не верит мне. Я ему больше не нужен. А я всю жизнь мечтал заслужить его похвалу, – горько сказал парень.

– Прекрати. Сегодня праздник, все веселятся, взгляни вокруг. В нашем мире нужно каждый день проживать с радостью, как последний. Кто знает, вдруг он и правда таковым окажется? Но сегодня мы будем счастливы вопреки всему, и плевать, что будет завтра. Договорились? – бодро сказала женщина.

– Прости. Я больше не буду. Хватит мне ныть, – Евгений через силу улыбнулся и отвел глаза.

Марина проснулась рано, в коридорах было тихо и темно. Ее разбудили громкие голоса, доносившиеся из-за двери кабинета Егора Михайловича.

Женщина подошла, прислушалась.

– Пропади все пропадом! Ты отправил меня на заведомо провальное задание, я полтора месяца проторчал там, в бункере военных, вернулся, а ты меня обвиняешь во всех смертных грехах! – кричал Женя.

– Ну, и что, что там с тобой такого делали? Люди переживали пытки и пострашнее, выполняли задания намного сложнее, а ты сдался, опустил лапки – пожале-е-ейте меня, несчастненького! Я растил сына! А получил черт-те что! – рычал его отец, стуча кулаком по столу.

– Ты растил?! – взвился Женя. – Ты трахался со Светкой и занимался своими делами с тех пор, как умерла мама! Я лишь хотел, чтобы ты гордился мной! Чтобы обратил внимание!

Голос парня сорвался.

– Не твое собачье дело, чем я занимался! У меня забот без тебя хватало, а мать тебя разбаловала, вырастила девчонку! Я доверился тебе, дал задание, отпустил с тобой группу! Сделал тебя командиром разведчиков! А ты погубил ребят, завалил задание и сдал все наши дела полковнику!

– Я ничего ему не говорил! Ни-че-го! – отчаянно крикнул парень. – Ты себе даже представить не можешь, что там происходило!

– Ну, давай, расскажи мне, как из мальчика сделали тряпку! – рявкнул Егор Михайлович.

– Рассказать?! Ты когда-нибудь видел, как мутант превращается в человека? Оставался наедине с кровожадной тварью?! В одной камере, раздетый, без штанов! Полковник привязывал меня к стулу и выкачивал кровь, столько, что я синий в камере валялся, не мог до сортира доползти! Он бил меня, унижал, заставил смотреть, целый месяц смотреть, как они мучили Марину! Она была мутантом, да, но разумным, страдающим! С тобой когда-нибудь говорил мутант? Она говорила, понимаешь ты, монстр с поверхности со мной говорил, просил помощи! А от ее завываний мозги плавились, и хотелось с разбегу в бетон головой, только бы это прекратилось! Ты когда-нибудь слышал, как целые сутки, не переставая, кричат и просят о помощи?! Полковник мучил ее, смотрел, как организм реагирует на боль, на страх, на меня, человека рядом с ней. Ей ставили капельницы, а я должен был держать ее за скользкую руку, руку мутанта, чтобы она не вырывалась. Я видел, видел, видел все это! Я видел хищное болото за лесом, которое сожрало бы меня, если бы не Марина. Я видел тени в лесу, от которых сходят с ума. Ты сидишь тут и обвиняешь меня, не зная, что мы с ней пережили!

Из-за двери послышались полные невыносимой муки рыдания, потом звонкая пощечина.

– Замолчи! Ты мне противен, хоть и мой сын. Который день плачешь на глазах у всех, позоришь меня. Мы, все старшие, пережили Катастрофу, а тебе такое и во сне не снилось. Бежали сюда, в убежище, тащили на руках детей, потеряли всех родных, сидели тут в темноте и холоде неделями, строили новый мир! Так что не смей обвинять меня, что я чего-то не знаю. У меня в подчинении целый бункер. Мы две недели голодали. Ты думаешь, я буду утирать тебе сопли только потому, что ты вернулся? Ошибаешься. Иди, Евгений. Завтра я дам тебе задание – пойдешь в птичник, за курами выносить. Большего тебе пока не светит, – жестко сказал отец.

– В птичник, говоришь? А чего не на поверхность без противогаза? – горько спросил парень.

– Ты все еще мой сын. Я не желаю тебе смерти. Но и разведчиком ты больше не будешь, будешь сидеть здесь и мести полы. Так нам всем будет спокойнее. Ты свободен, – коротко попрощался Егор. Потом добавил, холодно и устало: – Лучше бы ты вообще не возвращался.

– Да гори оно все огнем! Чтобы вам всем сдохнуть! – выкрикнул Женя и бросился в коридор.

Марина поймала его за руку и поморщилась от боли – ладони еще не зажили.

– Стой, – тихо сказала она.

– Пусти меня! Ты такая же, как они все! – всхлипнул парень.

– Успокойся. Не показывай людям свою слабость. Не надо. Они этим обязательно воспользуются, – зашептала женщина, поглаживая его по плечу.

Истерика отняла у юноши последние силы. Он уткнулся лицом в ее куртку и затих.

– Кто сказал, что мальчики не нуждаются в жалости? – успокаивающе говорила Марина, гладя его волосы. – Они так же, как и мы, женщины, могут быть слабыми, могут быть в отчаянии. Тише, тише, тише.

Женя посмотрел ей в глаза, отер лицо рукавом рубашки.

– Ты не предашь меня? – по-детски жалобно спросил он, ища в ее глазах сочувствие.

– Не предам.

– Ты тоже думаешь, что лучше бы мне не возвращаться домой никогда? – устало проговорил юноша, отстраняясь от нее.

– Я так не думаю. Твое место – здесь. Прости отца, он не в себе, его переполняют противоречивые чувства. Все уляжется, все будет по-другому. Ты покажешь мне ваш бункер? – с улыбкой спросила женщина.

Женя молча кивнул и пошел вперед.

Они спустились на темный жилой этаж, прошли по коридору, освещенному тусклыми резервными лампочками.

Утренняя смена дежурных уже встала, девушки мыли полы и накрывали на стол, парень сидел на скамейке и отверткой раскручивал какой-то прибор.

На верхнем этаже, как и в родном убежище Марины, располагались кабинет начальства, оружейная, склад химзащиты и комната дезактивации. Бункер был двухэтажным, внизу – два больших зала, соединенные коридором, в который выходили двери небольших комнат.

Первый зал был отведен под кухню и обеденную комнату, тут же обычно проходили собрания. Вдоль стен стояли длинные столы и деревянные лавки, занавеска отделяла кухню. Второй зал отдали под ферму, даже сквозь гермодверь было слышно кудахтанье кур. Там же длинными рядами висели огромные пакеты с влажными опилками, из них росли грибы. Таким способом хозяйки еще до Катастрофы выращивали себе свежие вешенки к столу. Неприхотливый гриб отлично рос с минимальным количеством удобрений и давал обильный урожай, кормивший весь бункер.

В соединительном коридоре по обе стороны располагались небольшие спальни на пять-шесть человек. Двадцать каморок, где почти вплотную друг к другу стояли двухъярусные кровати, напоминавшие тюремные нары, – по три штуки в каждой. Всего в убежище жило около сотни человек, больше тридцати из них – дети не старше десяти лет. Им отвели несколько комнат по центру, в каждой детской обязательно находилась женщина-нянька.

Крайняя дверь вела в уборную и душевую. Подача воды в бункере была строго ограничена, на принятие душа отводилось не больше минуты на человека, старые фильтры не справлялись с нагрузкой, их берегли и старались использовать по минимуму.

В технических помещениях второго этажа организовали небольшие кабинеты, вроде классов, где старшие занимались с малышней, пытались обучать детей в меру своих знаний и возможностей.

Жизнь в бункере была упорядочена и налажена, но сейчас эта система дала сбой. Две недели голода обессилили жителей, на дежурство выходили те, кому позволяло здоровье. По вечерам люди собирались в общем зале, переговаривались тревожно, обсуждая последние новости и размышляя о будущем, пытались поддержать друг друга в этот нелегкий момент.

Теперь же, когда голод отступил, в убежище появилась новая тема для обсуждений. Все уже знали о найденном на поверхности дневнике Марины Алексеевой, жители с опаской поглядывали на ее сына, который рос и развивался намного быстрее остальных детей. Когда Марина явилась сюда собственной персоной, да еще и притащила с собой Евгения, которого все давно считали погибшим, бункер наполнился перешептываниями и слухами.

Дежурные на пару мгновений замерли, глядя на вошедших в зал, и тотчас вернулись к своим обязанностям, делая вид, что им совершенно все равно. Но до чуткого слуха Марины долетали обрывки фраз. «Мутант… вернулись… сын ее… жуть-то какая…»

– Доброе утро! – звонко поприветствовала их женщина.

– Доброе, – откликнулась одна из девушек. Остальные предпочли не услышать Алексееву.

Женя подошел к парню, чинившему что-то за столом. Тот сделал вид, что увлечен своим делом, ожесточенно ковыряя отверткой давно закрученный винтик.

– Привет, Никита, – поздоровался юноша.

– Иди, куда шел, – недружелюбно буркнул тот.

– И в чем дело?

– А ты будто не знаешь? – Никита оторвался от работы и недобро взглянул на товарища.

– Представь себе!

– Егор Михалыч вчера при всех объявил за ужином, что теперь мы в опасности. Руководство военных знает, что происходит в нашем доме, и все из-за тебя. И как мне с тобой говорить?

– Да как знаешь, так и говори. Пошел ты! – раздраженно бросил Евгений, вставая. – Идем, Марина.

Они поднялись на второй этаж, в крохотную комнатку, которую отвел для них начальник.

– За что они все так со мной? – жалобно спросил Женя, когда женщина закрыла дверь и опустилась рядом на кровать.

– Не бери в голову. Почитай книгу, отвлекись, – посоветовала Марина.

До отбоя Женя просидел в комнате, погруженный в мрачные и гнетущие мысли. Строки книги мелькали перед глазами, но парень не понимал их смысла. В душе у него зияла черная дыра, бездонная и глубокая, юноше казалось, что внутри отполыхал пожар, оставив пепелище и выжженную пустошь. Все выглядело безнадежным и безрадостным. Даже в казематах военных была какая-то надежда, тогда Женя во что-то верил. Сейчас же ему казалось, что все кончено, впереди – ничего, прошлое недоступно, будущее туманно, а о настоящем лучше не думать.

Алексеева куда-то ушла, потом вернулась с кружкой грибного отвара. Подала парню дымящуюся паром чашку. Чай отчего-то горчил, но был таким согревающе-родным… Сразу потянуло в сон, и парень с радостью погрузился в целительное, успокаивающее забытье. Марина пожелала ему доброй ночи и растянулась на соседней кровати.

– Вот увидишь, завтра все будет по-другому, – ободряюще сказала она, но в глазах у нее почему-то промелькнула грусть.

Егор Михайлович проснулся от шума в коридоре и тотчас почувствовал запах дыма.

– Пожар, пожар, горим! – кричали на разные лады, где-то вдалеке надрывались плачем дети.

В его кабинет вбежала растрепанная Марина, ее лицо было темным от копоти, капли пота чертили на нем светлые полосы.

– Егор, горим! – торопливо выговорила она и бросилась прочь.

В коридоре Коровин столкнулся со Светланой, они вдвоем бросились вниз. В отличие от мужчины, женщина была спокойна и сдержанна, лишь слегка запыхалась от быстрого бега.

– Без паники! Выходим строем, согласно инструкции! Женщин и детей вперед, мужчины к огнетушителям, скорее! – в общей сумятице и неразберихе Света умудрилась найти висящий на стене мегафон и раздавала четкие команды. Ее голос звучал ровно и внятно.

– За главную! Командуй эвакуацией, – крикнул ей Егор Михайлович, пробираясь сквозь толпу.

Пахло паленой проводкой, заспанные жители второпях выбегали из комнат, схватив первые попавшиеся под руку вещи, бежали к выходу, поднимая на руки детей.

– Без паники! Всем на выход! На выход! – начальник метался по коридору, распахивая двери в комнаты.

Людской поток покатился по узким лестницам, началась давка.

– Дети, детей пропустите! – где-то тонко кричала женщина, срываясь на визг.

– Без паники! Пропустите женщин с детьми! Мужики, за мной! – скомандовал Коровин.

Он сорвал со стены огнетушитель и бросился к двери, из-за которой валил густой дым. Язычки пламени выбивались из-за приоткрытой двери, лизали стены.

– Сохраняйте спокойствие! Пропустите детей! На выход, на выход! – звучал усиленный мегафоном голос Светланы, перекрывая гул толпы и треск пламени.

С каждым мгновением дышать становилось все труднее, в общем зале было черно от дыма. Один из мужчин надсадно закашлялся, выпустив из рук огнетушитель.

– Егор! Сейчас рванет! – Марина поравнялась с Коровиным, пыталась перекричать толпу, оттаскивая начальника.

– Все назад! Уходим, уходим! Мужчины – на выход! – командовала Света. С каждой минутой ее голос звучал все дальше и дальше. – Егор, Марина! Уходите! Все жители эвакуированы!

Горела генераторная. Большой зал стремительно пустел, жители выбегали на улицу, кто в чем был, плакали дети и женщины. Наконец, все стихло, был слышен только треск и гул пламени. Командир задыхался от гари, замедляя шаг.

– Скорее, скорее, – поторопила Алексеева. Огонь уже вырвался из генераторной и подбирался к следующей двери, за которой хранился запас топлива.

Женщина вытащила Коровина на лестницу, захлопнула за собой люк и торопливо закрутила вентиль.

Снизу прогремел взрыв. Казалось, бункер вот-вот рухнет, посыпалась побелка, по стене пошла трещина. Марина не удержалась на ногах, упала, прикрывая голову руками, и вновь вскочила. Перед глазами поплыло, потемнело от дыма, воздуха не хватало.

Женщина бросилась к открытой двери.

– На помощь! – крикнула она.

Несколько молодых разведчиков кинулись на зов.

Егор Михайлович лежал у стены без сознания, оглушенный. Снизу слышался рев пламени, лопались лампы, взрывались пустые канистры.

– Скорее. Унесите его на воздух, хватайте оружие и химзащиту, сколько успеете! – приказала Алексеева, бросаясь в оружейную.

Она не глядя сгребала со стен автоматы и ружья, вытаскивала их за дверь и вновь возвращалась, кашляя от дыма. Воздух раскалился до предела, пот заливал глаза, волосы липли, мешали. Трещины по стенам, казалось, стали больше.

– Ребята, на выход! – крикнула Марина, пробегая мимо оружейной. Разведчики поспешили за ней.

Она выскочила из бункера последней, захлопнула за собой дверь и полной грудью вдохнула морозный ночной воздух. Тотчас закружилась голова, женщина рухнула на колени, пытаясь отдышаться, вся черная от сажи, в разорванной рубашке, растрепанная. Алексеева закашлялась, сплевывая на снег, и, наконец, встала.

Егор Михайлович уже пришел в себя, собрал женщин и детей у стены здания и выставил охрану с автоматами.

– Где мой сын? – первым делом спросил он у Марины.

– Я не знаю. Жени не было в комнате, когда я проснулась, – растерянно ответила она, избегая смотреть ему в глаза.

– Горела генераторная. Дежурный говорит, что в зале никого не было, кроме него, а потом вдруг полыхнуло. Как такое могло произойти? – Егор пытался казаться спокойным, но глаза выдавали его.

Женщина молчала, не находя нужных слов. В толпе перешептывались, слышались сдавленные рыдания, на одной ноте глухо плакал ребенок.

Из-за стены здания вышел один из часовых, отправленных патрулировать территорию.

– Егор Михайлович! – позвал он. Его голос звучал убито.

Коровин обернулся, ожидая худшего, вздрогнул, не веря своим глазам.

Двое разведчиков вели под руки Женю. Он озирался вокруг с совершенно безумным видом. В руках у одного из конвоиров была канистра, на брюках парня растеклось характерное бензиновое пятно, волосы были слегка припорошены снегом. Было ясно, что он давно уже находился на улице и отсутствовал в убежище, когда начался пожар.

– Он был возле вентшахты, ведущей в генераторную. Ствол шахты обгорел, похоже, туда налили бензина и бросили горящую тряпку. Канистру мы нашли рядом. Стоял, смотрел, как ненормальный, весь в бензине, даже не сопротивлялся, сукин сын! – разведчик говорил отрывисто, пытался отдышаться. Его переполняли эмоции, Марине показалось на секунду, что, будь его воля, он убил бы Женю прямо здесь, не дожидаясь решения командира.

– Я этого не делал, – бессильно прошептал юноша. На его лице застыла невыносимая боль.

Конвоиры отпустили его, и он упал в снег, не удержавшись на ногах. Стоял на коленях и повторял, как заведенный:

– Я этого не делал… Я этого не делал…

На него смотрели все. Женщины и дети – со слезами и немым упреком, мужчины – брезгливо, с отвращением и презрением. Никто не произнес ни слова.

Егор Михайлович остановился в паре шагов от него. В глазах начальника бункера была серая, безжалостная сталь.

– Ты мне больше не сын! – отчеканил он и пошел прочь.

Женя остался стоять на коленях, закрыв лицо руками, шепча неизвестно кому:

– Это не я. Не я. Не я.

Марина смотрела на него молча, без укора, и ее взгляд был совсем пустым, стеклянным.

Юноша поднял голову, глядел ей в лицо, ища помощи и защиты, но не находил.

– Я этого не делал! – его лицо было залито слезами, а в глазах – отчаянье и мольба. – Прошу тебя! Марина! Я этого не делал!

Женщина отвернулась и пошла прочь, так и не сказав ничего.