Глава 14
ПОДМЕТРО
— С-с-с… Сп-п-п… с-с-сп-п-пас-с-си-и-и-и, — с трудом выдавила из себя женщина.
Кого она умоляла спасти? Себя? Ребенка?
— Спаси-и-и-и… Х-х-х-х…
Несчастная захлебнулась в хрипе.
— Спаси их, — шепнула Илье Оленька.
Трудно было понять, кого он сейчас слышит, какую Ольгу. Ту, что лежит перед ним, или ту, чье тело он закопал под крестом на Аэропорте. Но — тело, только тело…
Хрипы и шепот переплетались удивительным образом. То ли это умирающая женщина говорила с ним голосом Оленьки, то ли Оленька обращалась к нему ее устами.
— Ап-ап-ап-ап… — судорожно ловил воздух ртом мальчик. В темноте слышно было, как ребенок трясется всем телом в предсмертной агонии. — Ап-ап-ап…
— Пап, пап, — умолял Сергейка.
— Ик-х, — тихонько икнул умирающий ребенок.
— Их, — тихо и грустно сказал Сергейка.
Дальше Илья слышал только жену и сына. В темноте казалось… Нет, не казалось, он знал это, почти наверняка, что перед ним лежат теперь не незнакомые «синие», а его, родные…
— Спаси их… — Оленька.
— Пап, пап! — Сергейка.
— Спаси-и, — снова Оленька.
— Их, их, — опять Сергейка.
Потом стало тихо. Сразу, вдруг. Совсем. Словно оборвалось что-то где-то. Словно заложило уши.
Что-то изменилось. И не только вокруг него, в нем самом — тоже. Что-то лопнуло в голове. Как тогда, на Аэропорте, когда он потерял Оленьку и Сергейку. Когда потерял их в первый раз. А теперь…
Теперь женщина и мальчик, лежавшие перед ним, не издавали ни звука. Жена и сын молчали тоже. Ольга и Сергей больше не разговаривали с ним. Ни та Ольга, ни эта, ни тот Сергей, ни этот.
Потрясение от случившегося оказалось слишком велико, оно было настолько сильным, что…
«Умерли, — обреченно и отчетливо понял Илья. — Все умерли».
Он снова потерял семью. И что-то подсказывало — теперь уже навсегда, насовсем, полностью. В это не хотелось верить, с этим не хотелось соглашаться, но где-то в глубине души Илья знал: Оленьку и Сергейку он больше не услышит. Они ушли от него окончательно и бесповоротно, ушли вместе с женщиной и ребенком, которые носили их имена и свидетелем смерти, которых ему только что довелось стать.
Почему так случилось? Этого он не знал. Возможно, была тому какая-то причина. Объяснимая или нет. Или имелась некая вовсе не требующая никаких объяснений мистическая связь между погибшими тезками? Но вернее всего, связь эта пролегла через его, Ильи, разум и душу. А стресс, который он испытал, изменили в нем и то и другое.
А может быть, оно и к лучшему? Может, так и надо было? С самого начала?
Страшась увидеть и узнать, кто же на самом деле лежит сейчас перед ним, Илья попятился из темного закутка. Отошел туда, где мелькали отблески света и гомонили люди. Он оставил мертвых, потому что мертвые от него хотели именно этого.
А еще они хотели уйти. По-настоящему. И они ушли, Сергейка и Оленька. Они покинули его. Но прежде обратились к нему с последней просьбой. Спасти… Их спасти… Не себя — их… Их… Кого их?
Илья осмотрелся. И понял. Все понял. На Пушкинской сновали люди и светили фонари. Звучали негромкие приглушенные разговоры. Жизнь продолжалась. И именно этих живых людей ему надлежало спасти. Вот о чем его попросили перед расставанием Оленька и Сергейка.
— Роют! — раздался вдруг чей-то встревоженный крик. — Они роют ход!
На станции стало тихо, как в большом склепе. Сразу несколько фонарей осветили неглубокую нишу обвалившегося технического хода.
* * *
В нише, скрючившись, лежал человек. Кто-то из жукоедов. Прильнув ухом к завалу, он прислушивался к звукам, доносившимся с той стороны.
Потом человек поднял голову и, щурясь от направленного на него света, сказал только одно слово:
— Муранча.
— И здесь тоже! — послышался неподалеку знакомый голос.
Лучи фонарей уперлись в обрушенный переход между ветками. Илья увидел Алексея Кирилловича. Навалившись всем телом на земляную стену, энтомолог тоже слушал.
— Да, — кивнул он, — точно роют…
Это было совсем скверно. Если узкий технический лаз еще можно попытаться оборонять, то как удержать переход, когда муранча попрет оттуда? Илья подошел к Алексею Кирилловичу.
— Вы уверены? — тихо спросил он.
— В том, что муранча пробивается к нам? Да, уверен, — вздохнул энтомолог. И зачем-то добавил: — Извините…
Алексей Кириллович растерянно и виновато развел руками. Будто именно он являлся причиной того, что смерть разгребала завалы с той стороны.
— Собственно, это неудивительно, — вновь заговорил энтомолог. — Для любого муравейника безопасность матки — превыше всего, а мы пытались добраться до муранчиной «королевы». Вот и разворошили логово… Теперь муранча знает, что мы здесь и что мы опасны. Значит, и она тоже скоро будет здесь. Вопрос лишь в том, как скоро это произойдет.
— И как скоро?
Алексей Кириллович пожал плечами:
— Не могу сказать. У меня сложилось впечатление, что муранча более приспособлена к передвижению на поверхности, чем к землеройным работам. Иначе она не стала бы захватывать и приспосабливать под свои нужды метро, а сама выкопала бы и обустроила родильную камеру и нору для матки в наиболее подходящем для этого месте. Но…
Алексей Кириллович вздохнул и отвел глаза.
— Но? — потребовал продолжения Илья.
— Когда собирается много землекопов — пусть не очень умелых, но хорошо организованных… В общем, я думаю, у нас осталось не очень много времени.
Илья кивнул, давая понять, что все понял. Если времени у них немного, значит, надо торопиться. Спасать. Их… Всех. Как просили. А путь к спасению виделся теперь только один. На этот путь Оленька и Сергейка указали Илье в самом начале муранчиного нашествия.
Подметро. Только там можно будет укрыться, когда муранча прорвется на синюю ветку. Наверное, можно будет…
Энтомолог покосился в ту сторону, где лежали мертвые мать и ребенок, покрытые плотным саваном мрака. Алексея Кирилловича заметно передернуло:
— Знаете, не хотелось бы кончить, как они. Лучше уж сразу.
Что ж, сразу оно, конечно, лучше, проще и легче. Но не всегда правильнее.
— Потрепыхаемся еще, — сказал Илья.
Он шагнул в сторону туннеля, ведущего со станции.
— Вы куда? — устало спросил Алексей Кириллович. — Еще надеетесь спастись?
— Надеюсь, — буркнул Илья. — Спасти.
И вспомнив кое-что, остановился на полушаге.
— Да, Алексей Кириллович. Один вопрос. Вы случайно не встречали человека с тремя пальцами на правой руке?
— Не знаю такого, — рассеянно пожал плечами энтомолог. — Он откуда?
— Вроде бы живет где-то здесь, на синей ветке. «А, скорее всего, прописался у меня в воображении», — мысленно добавил Илья.
Алексей Кириллович задумался. Покачал головой:
— Не припоминаю. Я ведь больше не с людьми, а с насекомыми общаюсь.
— Что ж, не припоминаете — и ладно. И хорошо.
Оставив озадаченного энтомолога в одиночестве, Илья двинулся дальше. Больше его ничто не держало и не сковывало. Ни ненависть, ни любовь. Сапер — мертв. Оленька и Сергейка — мертвы. Сам он — жив. Илья испытывал странное чувство печали и радостного освобождения одновременно.
Он словно очнулся от затяжного сна и вернулся, наконец, в реальность. Реальность была страшна, она была ужасна, но не безнадежна. И он еще мог кое-что сделать с этой реальностью. Во всяком случае, ему хотелось верить, что он способен на это. Спасти. Их.
Помочь тем, кому еще можно было помочь. Помнится, его приглашал Метрострой. Илья намеревался воспользоваться этим приглашением.
* * *
И снова ЦГБ. И опять Мосол.
— Метрострой сейчас занят.
Костлявый автоматчик на этот раз смотрел на Илью без враждебности. Даже приветливо скалился. Заступничество и покровительство командиров порой творит чудеса с подчиненными.
— Вообще-то мне срочно, — попытался объяснить Илья.
— Ничем не могу помочь, — развел руками Мосол. — Метрострой ушел. Да ты не дергайся, как там тебя… Колдун, да? Он скоро должен вернуться. Пойдем, в каптерке подождешь.
Каптеркой оказалась забитая каким-то хламом небольшая нора на входе в знакомый уже Илье боковой туннель, резко уходящий вниз. На свободном пятачке поместились только пара колченогих табуреток и узкий высокий ящик, выполнявший здесь функции стола. В центре импровизированного «столика» из застывшей парафиновой лужи торчал свечной огарок. Рядом лежал спичечный коробок, и стояла закопченная треснувшая колба от керосиновой лампы.
Мосол зажег свечку, потушил спичку накрыл слабый огонек колбой.
— Пожарная безопасность, — хмыкнул он, — за этим Метрострой у нас следит строго. Да ты садись-садись, Колдун. Рассказывай, чего пришел и к чему такая спешка?
Илья осторожно сел на шаткую табуретку. Мосол занял другую.
— Муранча роет завал на Пушкинской, — сказал он. — Скоро появится на ветке.
Мосол изменился в лице:
— Оба-на! А я-то думал, чего народ табуном попер с «Пушкинки»? Сначала шороху навели: говорят, прорвалась муранча, потом говорят — вроде нет, не прорвалась. А теперь вот оно как выходит. Поэтому, наверное, и Метрострой со своим комбайном возится теперь как проклятый.
— С каким комбайном? — не сразу въехал Илья.
— Туннелепроходческим. Видал машину в туннеле?
— Ну.
— Она здесь с Войны стоит. Когда строили нашу вторую — синюю — ветку, сразу хотели провести участок из ЦГБ на Театральную для третьей линии. Ее планировали протянуть от Военведа до Александровки. Но во время работ комбайн провалился в подземные пустоты. Достать не успели — Война началась. Короче, Метрострой откопал машину. Потом долго ремонтировал ее, приводил в рабочее состояние, собирал горючку.
— Зачем?
— Хотел, как было задумано, к красной ветке пробиться. На «Театралку» или, если очень повезет, — на Карла Маркса, прямо к вашим базарам. Это нам здорово расширило бы жизненное пространство. Да и еще один выход к «красным» не помешал бы. А то ворошиловцы и пушкинцы всю торговлю между ветками под себя подмяли.
— Вашего начальника поэтому Метростроем прозвали?
— Не-е, — замотал головой Мосол. — Он вообще-то реальный метростроевец. Потому и в туннелепроходческих комбайнах шурупит и как туннели рыть знает.
— Ну и что, запустил он свой комбайн?
— А ты думаешь, как мы с ЦГБ этот ход откопали? — Мосол кивнул на выход из каптерки — туда, где начиналось боковое ответвление со станции. — Комбайн-то заработал. Прорыл небольшой туннель и наткнулся на подземелья.
— Подметро?
— Ага! Теперь у Метростроя идея фикс: все ходы изучить, расчистить и пробуриться за город. Только… — Мосол понизил голос, — только мало кто теперь в подметро спуститься рискнет.
— Потому что люди там пропадают?
Мосол кивнул и вовсе перешел на шепот:
— Когда комбайн Метростроя пробил ход в подземелья, туда отправили группу разведчиков.
— И что?
— И все. И — с концами. Послали другую — тоже ни слуху, ни духу. А ведь с оружием были, с гранатами, опытные сталкеры, лучшие бойцы. С тех пор кто спускался в подземелья — уже не возвращался.
— Что, вообще никто не выходил?
— Вообще. Хотя нет, был один вернувшийся. — Мосол хмыкнул, вспомнив о чем-то. — Тютя.
— Приблажный?
— Он самый. Недавно дурачок пришел к нам — типа, проповедовать. Ну, мы его гнать не стали. Зачем обижать убогого? Да и развлечение какое-никакое. Посмеялись над ним немного, а он разобиделся и — шмыг в подземелья. С тех пор, как разведчики пропали, мы подметро закрывать стали, но Тютя засов на двери быстренько отодвинул и — поминай, как звали. Там все-таки не гермоворота. Да и кто знал, что найдутся желающие лезть туда из метро? Ушел, короче, один, со свечкой только. Никто за ним, конечно, не побежал. Думали все, кранты нашему Тюте. А он, прикинь, потом стучит с той стороны. Мы его впустили.
— После подметро Приблажный как будто совсем умом тронулся. Зато целехонький вернулся. То ли везет дуракам, то ли Тютя просто глубоко не спускался, а так, отошел чуток от входа, посидел в темноте и назад.
— И что рассказал Приблажный?
— Ничего нового, — пожал плечами Мосол. — Только проповеди свои идиотские читал, как будто конец света вот-вот наступит. Хотя его никто особенно и не расспрашивал. Что с Тюти взять-то? Он выдумывает больше, чем правды говорит. Потом Приблажный ушел. Вроде бы к вам, на красную на ветку подался. А мы вообще дверь в подметро досками заколотили. От греха подальше.
* * *
Илья задумался.
— Значит, про подземелья вам ничего не известно? — спросил он.
— Ну почему же ничего, — Мосол поежился, — кое-что известно. Говорят, в подметро слышали чей-то хохот и вопли.
— Звучит зловеще, — признал Илья.
— Сейчас еще зловещее зазвучит, — пообещал Мосол.
Его туго обтянутый кожей череп с глубоко запавшими глазами выглядел в тусклом свете свечи довольно устрашающе.
— Знаешь, что у нас рассказывают о подземельях?
— Что?
— Что там мертвецы на живых нападают.
— Че-го?
Илья вспомнил сельмашевскую страшилку о зомби подметро.
— А того! Мертвецов-то теперь как хоронят? Или вообще никак — если сталкер, к примеру, погибает. Или просто вытаскивают на поверхность, будто мусор.
Илья поморщился. Да, такие нынче похороны. Но своих Оленьку и Сергейку он все же схоронил иначе. По-человечески.
— Понимаешь, Колдун, мертвых выносят из-под земли, а не закапывают в нее, как было раньше, — продолжал объяснять Мосол. — Но человек, прожив столько времени под землей, и после смерти стремится туда же. Вот только могилы у него нет, а метро, к которому он привык, уже занято живыми. Поэтому мертвецы спускаются еще ниже.
— И каким же, интересно, образом? — не понял Илья.
— Не знаю, — отмахнулся от него Мосол. — Я же еще жив.
«В самом деле, — отчитал себя Илья. — Не задавай дурацких вопросов». Как мертвецы спускаются вниз?.. А как Оленька и Сергейка прошли с ним полметро?
— Короче, говорят, что мертвые вырыли под нашим метро свое. И не прощают, если их там беспокоят.
А вот это уже слишком! Илья только покачал головой:
— Их что, так много, что понадобилось строить целое метро?
— А ты подумай сам, сколько народу уже умерло после Войны. Скольких убили мутанты на поверхности. Сколько погибло от голода, болезней, ран и старости.
Наверное, немало. И все же такое объяснение Илью не устраивало. Такое объяснение больше смахивало на те неправдоподобные байки, которые рассказывали ему сельмашевцы. Ну да, все правильно: на красной ветке рассказывают страшилки о синей, а здесь — своя мифология. «Синие» пугают друг друга сказками о подметро.
Хотя… Илья вздрогнул от внезапной пугающей догадки. Хотя такие ли уж это сказки? Сапер ведь мертв. А он его видел. И видел именно здесь, неподалеку от ЦГБ и входа в подземелья.
Илье стало не по себе. Потом вдруг возникла еще одна неожиданная мысль. Если он видел Сапера, которого давно нет в живых, может быть, удастся увидеть и Оленьку с Сергейкой? Только ради этого стоило заглянуть в подземелья!
А впрочем, нет, их он увидит вряд ли. Даже если та чушь, которую несет Мосол, окажется правдой. Оленька и Сергейка похоронены в метро — там же, где они жили. И на Аэропорте их никто не потревожит. Так что им незачем спускаться ниже.
— В общем, Метрострой никак не может собрать новую команду разведчиков, — закончил Мосол. — Я слышал, он вроде бы даже на вашей красной ветке искал добровольцев.
— Искал, — кивнул Илья, вспомнив рассказ Казака. Они помолчали…
— Вот такие дела творятся, — со вздохом посетовал Мосол. Глаза его погасли. Голос стал глухим и отстраненным. — Мертвых выносят наверх, а они сами находят дорогу вниз. Синяя ветка ищет разведчиков на красной, а «красные» бегут спасаться на синюю. Насекомые перестают быть пищей, и сами начинают пожирать людей. Мир совсем свихнулся. Все миры сошли с ума…
«Какие все?» — не понял Илья. Но спросить не успел.
— Верхний, срединный и нижний миры сдвинулись с оси, которую разбила Война. Срединный мир, в котором раньше жили люди, стал верхним и наполнился кошмарами. Нижний опустился еще ниже и тоже, конечно, не сделался от этого более приятным местом. А срединный… Наш мир и наша жизнь теперь — метро. Со всеми вытекающими…
«Ерунда какая-то, — подумал Илья. — Верхний, срединный, нижний мир… Что за шаманские бредни?!»
— А ты сам-то как, Мосол, готов идти в подметро? — вернул Илья разговор в прежнее русло.
Мосол передернул плечами:
— Не хотелось бы, вообще-то. Очень не хотелось бы. Но если по-настоящему прижмет, то придется. Я Метрострою так и сказал.
— А ведь прижимает уже. По-настоящему прижимает.
— Так в том-то и дело, — с тоской проговорил жукоед. И повернулся на шум:
— А вот и Метрострой.
* * *
— Колдун? — В дверях каптерки действительно возникла седая голова Метростроя. — Ты здесь?
— Я-то здесь, — вздохнул Илья, — а вот Казак прийти не смог. И не сможет уже.
Метрострой понимающе кивнул:
— Ладно, побазарим с тобой сейчас. А ты, Мосол, — он повернулся к тощему автоматчику, — собирай всех, кто подписался на разведку.
— Так их же всего… — начал, было, тот.
— Сколько есть, столько и собирай, — оборвал его Метрострой. — И сам собирайся, если не передумал. Скоро выходим.
— Значит, уже, — почти простонал Мосол.
— Больше ждать нельзя, — отрезал Метрострой.
Жестом позвав Илью, он вышел из каптерки.
Метрострой направился в глубь уходящего вниз туннеля — туда, где виднелся силуэт подземного комбайна. Илья шел рядом.
Туннель весь оказался уставлен подпорками. Наверху тоже имелась крепь из досок и балок. Видать, не очень надежно было в этом ответвляющемся от метро послевоенном аппендиксе.
— Что, Мосол уже рассказал тебе паши сказки? — заговорил Метрострой.
— Рассказал.
— Ты им веришь?
— Не знаю.
— Не верь. Страшным сказкам верить нельзя, иначе они поверят в тебя. Тогда — беда.
Метрострой говорил с серьезным видом, но что он хотел этим сказать, Илья не понял.
— Страшные сказки уже овладели всей синей веткой, — пояснил Метрострой. — Люди бояться спускаться вниз. А выбора-то нет. И время уходит.
— Да, — спохватился Илья. — Муранча…
— Я все знаю, — взмахом руки остановил его Метрострой. — Рассказали уже. И про Казака с его командой, и про муранчу.
— Кто рассказал?
— Люди уходят с «Пушкинки». И все идут через нашу станцию. Хотя куда идти? Зачем? Идти-то все равно больше некуда, кроме как в подметро.
Метрострой немного помолчал. Затем заговорил снова:
— В «пушкинском» туннеле сейчас складывают большой костер. Говорят, это может задержать муранчу.
— Может, — подтвердил Илья. — На некоторое время.
Метрострой невесело усмехнулся:
— Эти глупцы готовы сжечь всю ветку и сгореть сами, лишь бы не спускаться в подметро.
Метрострой в сердцах сплюнул на плотно утоптанный земляной пол.
— И что теперь будет? — спросил Илья.
— Не знаю. Подземелий здесь боятся не меньше, чем муранчи. Но и муранча внушает ужас. Так что страх давит с двух сторон. И чтобы победить один страх, нужно преодолеть другой. Беда в том, что времени на борьбу со страхами почти не осталось.
— Неужели и сейчас нет желающих идти в подземелья?
— Есть, — пожал плечами Метрострой, — но их слишком мало даже для разведки.
— Но почему? — никак не мог взять в толк Илья. — Почему мало? Ведь муранча вот-вот прорвется на вашу ветку!
— А почему Казак так и не смог собрать нормального отряда, чтобы пробиться к муранчиной матке? — Метрострой вздохнул. — Видишь ли, жизнь под землей не идет нам на пользу. Люди начинают превращаться в крыс и стараются держаться подальше от любой опасности. Даже если удаление это иллюзорно. Я, сказать по правде, и сам был таким. До сих пор лично в разведке не участвовал. Всякий раз находил себе оправдания. Но теперь этот номер не пройдет. Муранча из некоторых крыс делает героев.
Он неожиданно остановился и пристально взглянул в лицо Ильи:
— А ты, Колдун? Ты останешься крысой или все-таки спустишься с нами в подземелья?
— Если бы я не собирался спускаться, меня бы здесь не было, — ответил Илья.
— Собственно, я так и подумал, — улыбнулся Метрострой, — но должен был убедиться.
* * *
Они вышли в самый конец туннеля. Здесь проход наглухо перекрывали сбитые друг с другом дощатые щиты, в нагромождении которых едва угадывалась махонькая калитка, также, впрочем, заколоченная досками.
Перед прочной деревянной стеной стояла футуристического вида машина, загораживавшая большую часть туннеля.
Неподалеку горел костер дозорных, и Илья смог разглядеть туннелепроходческий комбайн как следует.
Это был гусеничный агрегат с мощной силовой установкой, закрытой ржавыми стальными листами. Из его передней заостренной части выступал подвижный бур, густо усеянный резаками и сверлами. Похожая на бронекупол маленькая кабинка с узкими окошками, закрытыми многослойным противоударным стеклом, терялась в нагромождении металла.
Справа от кабины в свете костра поблескивала забранная мелкой решеткой подвижная фара — большая и мощная, напоминающая, скорее, прожектор. Какой-то жукоед менял вторую — такую же огромную, но разбитую вдребезги — фару-прожектор под смятой защитной решеткой с левой стороны кабины.
Сзади возились еще два человека, приспосабливавшие на кустарно изготовленную кормовую металлическую полку с креплениями объемные канистры, то ли заменявшие, то ли дополнявшие топливные баки, От комбайна сильно пахло соляркой и маслом.
Насколько было известно Илье, машина, перед которой он стоял, относилась к разряду передвижных буровых мини-комплексов, но сейчас, при осмотре железного монстра вблизи, уточняющее слово-приставка «мини» казалось крайне неуместным.
— Кто-то так сильно боится подземелий, что пытался сломать комбайн, — снова заговорил Метрострой.
— Как сломать? — удивился Илья.
— А вот так. Сегодня к буру прицепили бомбу и рванули.
— Ничего себе! — покачал головой Илья.
— Хорошо, все важные агрегаты закрыты сталью. Чтобы до них добраться — надо повозиться. И топливные баки — сняты. Проржавели насквозь. Я вместо них канистры использую. А бур — вот он на виду торчит. Если его повредить — от комбайна проку не будет.
— А куда ж охрана смотрела?
— Охрана? — Метрострой фыркнул. — Когда прошел слух, что муранча прорвалась, по ЦГБ такая орда пронеслась! В суматохе за всеми не уследишь. Да и половина моих охранничков тоже дернула с перепугу. Ну, вот кто-то и подсуетился. Подложил мину под шумок.
— Починить удалось?
— Да удалось, удалось, — отмахнулся Метрострой. — Диверсант наш в туннелепроходческой технике ни хрена не смыслит. Бур-то на твердую породу рассчитан, так что взрыв выдержал. Да и бомбочка была маломощная. Самоделка, видать, кустарная. Повредила пару-тройку резцов только да разбила фару. Слава богу, есть запчасти с других машин. Но пока я за ними сходил, пока вернулся…
Вот, значит, куда отлучался Метрострой. За запчастями для подземного комбайна. Илья еще раз осмотрел мощную машину.
— Слушай, Метрострой. Если такая штука может рыть туннели, она, наверное, сможет и заваливать их? — спросил Илья.
— Это ты к тому, чтобы обрушить туннель на Пушкинскую? — догадался Метрострой. — Предлагали мне уже такое. Но знаешь… Туннель туннелю рознь. Закупорить вот этот, к примеру, ход, — Метрострой обвел глазами туннель, в котором они находились, — можно влегкую. Между метро и подметро грунт мягкий, на подпорках, видишь, держится. Поочередно устроить несколько обвальчиков и отгородиться от муранчи — не проблема. А вот метро рушить — совсем другое дело. Там слой бетона — ого-го! А комбайн старый, машина может и не выдержать, если сверху начнут сыпаться обломки туннельных сводов. Это будет поопаснее бомбочки на буре, и я тут никаких гарантий уже дать не могу.
* * *
— Метрострой, — из-за комбайна послышался голос Мосла, — мы готовы.
За туннелепроходческой машиной стояло с полдюжины вооруженных «синих». С фонариками — пока еще выключенными — в руках.
И это вся разведка? Действительно, маловато оно как-то будет для обследования и тем более зачистки опасных подземных лабиринтов. Даже если учесть, что три жукоеда, возившихся с комбайном, тоже присоединятся к группе.
Присоединился только один из трех. Заменив левую фару, он вытер руки замызганной тряпкой, взял старенькую раздолбанную берданку и встал возле Мосла. Двое других «синих», крепивших канистры с топливом, закончив работу, молча убрались из туннеля. Илья вдруг обнаружил, что куда-то подевались и часовые, дежурившие у костра. Не осталось никого, кроме разведчиков. Да и у тех на лицах читалось сомнение и плохо скрываемое желание двинуть отсюда подальше. Ясно было: страх перед подземельями уже засел у «синих» в печенках.
Метрострой не стал испытывать судьбу и тянуть время. Ограничился краткой воодушевляющей речью:
— Комбайн возьмем с собой. Возможно, придется пробиваться через завалы. Да и вообще… на всякий случай… в качестве танка.
Речь эта, впрочем, никого особо не вдохновила, и Метрострой отдал простую, короткую и всем понятную команду:
— Оружие к бою.
— У меня оружия нет, — напомнил Илья. И обвел глазами разведчиков: — И фонарика, кстати, тоже. Может, поделится кто?
Никто делиться не спешил. Не тот случай и не то время. А требовать этого от своих и без того ненадежных бойцов в приказном порядке Метрострой не решился. Но из ситуации все же выпутался.
— Залазь в кабину, Колдун, — велел он. — Посмотришь пока, как с техникой управляться.
Илья без особого труда раскусил скрытый смысл слова «пока», прозвучавшего из уст Метростроя. Будут потери — будет и оружие, вот что оно означало.
Забравшись вслед за Метростроем под тесный купол туннелепроходческого монстра, Илья запоздало сообразил:
— Надо бы щиты в туннеле разобрать.
— Некогда возиться, — прозвучало в ответ.
Метрострой включил зажигание, дернул один рычаг, второй…
Машина взревела. Вспыхнули габаритные огни и мощные фары-прожекторы. Гулко зарокотал двигатель. Кабину затрясло.
Бур поднялся, словно танковая пушка, наводимая на Цель.
Массивная головка с вращающимися сверлами и резцами мелко вибрировала и подрагивала. Фары светили в дощатую стену, закрывавшую вход в подземелья. Работающий бур был направлен на пятно света.
В памяти вдруг всплыл рассказ Бульбы о дрезинщике Погремуне. Илья улыбнулся: может быть, этот туннелепроходческий комбайн как раз и является источником слухов о дрезине, которой не нужны рельсы и которая способна проезжать сквозь стены. Ну а Метрострой тогда, выходит, и есть тот самый Погремун…
Лязгнув широкими гусеницами, комбайн дернулся с места.
Бур вонзился в преграду. Во все стороны полетела щепа и труха.
Резаки, словно зубы пираний, изгрызли дерево за пару мгновений. В дощатой стене появился пролом размером с канализационный люк.
Метрострой двинул бур по кругу. Брешь расширилась. А еще секунду спустя комбайн, наехавший на преграду, развалил остатки деревянной стены.
Путь в подметро был открыт.
