Глава 12
ХОД
Их беседу прервал встревоженный гомон голосов. Неподалеку от заваленного перехода возникла непонятная суета. Туда уже стягивались обитатели станции. Илья и Алексей Кириллович тоже поспешили на шум.
В смешанной толпе «красных» и «синих» Илья увидел Казака и протолкался к нему:
— Что случилось? Опять муранча лезет?
— Пока нет, — как-то неопределенно ответил Казак.
— Что значит «пока»? Разве переход не разрушен?
— С переходом-то все в порядке, — вздохнул Казак.
— Тогда в чем дело?
— Уцелел технический ход.
— Какой еще ход?
— Возле перехода. Он проложен между Пушкинской и Ворошиловской. Ведет на красную ветку понимаешь?
— И что? — Илья похолодел. — Ход открыт?
— Закрыт. Был. И с этой стороны и на Ворошиловской тоже.
— А теперь?
— Наш люк высадило взрывом. Ворошиловский — тоже поврежден. Я уже проверил. Там щель такая, что муранчу видно.
— И ты… — Илья поежился. — Ты ее видел?
— Ну да, кое-что видел: на станции еще горит свет.
— А муранча тебя?
— Надеюсь, что не заметила. Но если она все-таки сорвет люк с той стороны… В общем, лучше бы нам этот ходик завалить, и поскорее. Думаю, это будет не трудно. Там и так все в трещинах после взрыва. Одна граната — и готово. Интересно, есть у «синих» гранаты?
— Я могу достать, — неожиданно вмешался в их разговор Алексей Кириллович.
Илья удивленно посмотрел на энтомолога:
— У вас что, в ящиках с жуками припрятан склад боеприпасов?
— Нет. Но я уважаемый человек на этой станции.
— Ну да, конечно… Главный эксперт по продовольственным ресурсам.
— Я найду гранату. Только при одном условии.
— Слушаю? — Казак был весь внимание.
— Я должен увидеть муранчу своими глазами.
— Что? — Казак нахмурился.
— Вы ведь сказали, что муранчу видно из технического хода. Я не могу упустить такого шанса.
Казак и Илья переглянулись.
— Пусть посмотрит, — Илья поддержал энтомолога, — хуже не будет.
— А лучше… Кто его знает, может, у ученого и возникнет какая-нибудь толковая идейка.
— Кто он такой вообще? — тихонько спросил Казак.
— Местный спец по насекомым, — ответил Илья.
Казак ненадолго задумался.
— Ну ладно, хрен с ним, пущай смотрит. Честно говоря, второй раз к Ворошиловской мне соваться не хочется, но так и быть — сопровожу. Ты с нами, Колдун?
— А надо?
— Вообще-то, если вдруг что случится или если твой спец, — Казак кивнул на Алексея Кирилловича, — запаникует, один я его могу и не вытащить.
* * *
Вывороченный взрывом люк лежал под стеной. Со стороны зияющая дыра технического хода казалась одной из жилых ниш-землянок, которую кто-то выбил прямо в бетоне. Вот только свет фонаря не высвечивал конца этой ниши. Лаз уходил в стену, словно бесконечная червоточина.
Илья заглянул внутрь. Темно и тесно… Мрак — густой, плотный, почти осязаемый на ощупь. Снова совсем не к месту вспомнились сельмашевские байки.
— Говорят, у вас на синей ветке темнота может людей убивать, — повернулся Илья к энтомологу.
— Ерунда, — замотал головой Алексей Кириллович. — Бывает, правда, что вредные газы просачиваются. Кто-то вроде бы даже потравился.
Что ж, возможно, это и было объяснением феномену, о котором рассказывали сельмашевцы. Правда, легче от этого не становилось. Какая, в конце концов, разница: удушающая темнота или газы?
— Пойдем, что ли? — без энтузиазма пробормотал Казак. И включил фонарик.
Втроем — больше желающих не нашлось — они забрались в лаз.
Пробираться пришлось на четвереньках, через проржавевшие трубы и провисшие кабеля с изгрызенной в лохмотья (Крысы? Ну да, когда-то здесь, наверное, водились крысы. А теперь — и они ушли из города) изоляцией. Внутри было грязно и пыльно.
Взрыв действительно сильно повредил ход. Фонарик Казака освещал глубокие трещины в потолке и стенах. Казалось: одно неосторожное движение — и все обвалится, заживо похоронив всех троих. Поэтому они старались избегать неосторожных движений и даже не переговаривались между собой.
Вскоре обострившееся обоняние уловило острый запах муранчи. Илья разобрал знакомое «Чири-хи-чири-хи». И шелест жестких крыльев. И шорох сильных лап. И скрежет жвал. Однако на этот раз он услышал и какой-то новый звук. Странный и протяжный. Словно тяжкие вздохи великана, переходящие в стонущее шипение:
— Ухш-шух-ухш-шух. Ухш-шух-ухш-шух…
Что это, интересно?
Они замерли, не решаясь ползти дальше. Приближаться к муранче как-то сразу расхотелось. Фонарный луч скользнул по лицу Алексея Кирилловича. В отблесках света Илья различил вопросительное выражение на лице Казака.
— Ну что? Ползем дальше? — одними губами прошептал сталкер.
Энтомолог помедлил немного, затем кивнул. С явным, слишком явным и видимым усилием. Казак вздохнул. Кажется — с сожалением.
— Тогда я выключаю фонарик, — снова послышался его шепот. — Муранча может увидеть свет. Дальше поползем в темноте. Двигаться аккуратно. Не шуметь.
Еще один кивок Алексея Кирилловича. Фонарь погас. Последний отрезок пути оказался особенно… нет, не то чтобы трудным. Страшным.
Приходилось пробираться в кромешной тьме, соблюдая тишину. Ощущение было такое, будто чудом выжил после расстрела, пришел в себя и ползешь по бесконечной братской могиле, из которой нет выхода. За шиворот постоянно что-то сыпалось. Земля под коленями и ладонями шевелилась как живая.
И все ближе, все явственнее слышались стрекот и чьи-то тяжелые вздохи-стоны. И непонятно, кто к кому приближается: они к источнику звуков или наоборот. Отчетливо ощущался резкий запах. Запах тварей, запах ужаса. Смерти запах.
А вот ободряющего присутствия людей рядом больше не чувствовалось. Спутников не было ни видно, ни слышно. И Казак, и Алексей Кириллович словно вдруг исчезли без следа. Может, отстали? Может, повернули назад? Может, потерялись в каком-то боковом ответвлении? А может, они уже мертвы? Оба? Может, их убило что-то — молниеносно и бесшумно? Удушливая темнота, ядовитый газ, муранча…
Илье сделалось не по себе. Что, если он уже ползет один, и проклятые мутанты — где-то совсем рядом?
На миг Илья почти уверился в том, что муранча тоже проникла в технический ход и пробирается навстречу. Что чернильная тьма впереди вот-вот материализуется в огромную голову с бездушными шарообразными блестящими глазами и мощными жвалами, способными откусить человеку голову. Что жвала эти вцепятся в его горло.
Воображение сыграло с ним дурную шутку. Или это не воображение вовсе? Или все происходит на самом деле? Страхи начали воплощаться в физические ощущения. Илья кожей почувствовал движение воздуха. Кто-то или что-то приближалось к нему и гнало перед собой легкую воздушную волну.
Сердце заколотилось так, что могло, наверное, обрушить ненадежные своды.
— Это только кажется, Илюша, — шепнула ему в ухо Оленька. — Все это лишь кажется. Ты же знаешь.
Сразу стало легче. Спокойнее. Да, конечно, он знал.
— Пап, здесь ничего нет, — тихонько заговорил Сергейка. — Пока — ничего.
— Тш-ш-ш! — шепнул Илья.
Он был уже в порядке, но голоса Оленьки и Сергейки могли привлечь внимание муранчи.
Кто-то тронул его из темноты. Человеческая рука — не муранчиная лапа.
— Тихо, Колдун! — на грани слышимости прозвучал шепот Казака. — Расшипелся на все метро!
Позади послышалось дыхание Алексея Кирилловича. Нет, никто из его спутников никуда не пропал.
Они на ощупь добрались до массивного люка, закрывавшего ход со стороны красной ветки. Казак был прав: люк прилегал к стенкам неплотно. Бетон под его нижним краем потрескался и осыпался. Сквозь образовавшуюся щель поддувал сквознячок. Илья улыбнулся: вот какой ветерок его напугал, вот что он принял за чужое движение. Но это даже хорошо, что сквозняком тянет от муранчи, а не наоборот. Так тварям труднее учуять людей.
Стрекот здесь был громче, звонче и истеричнее, что ли. Гулко и однообразно звучали странные вздохи — «Ухш-шух-ухш-шух».
Люк, возле которого они притаились, располагался под самым потолком станции, и через широкую щель можно было заглянуть на Ворошиловскую.
* * *
Свет на станции уже погас. Только в небольшой нише на одной из колонн еще горел масляный светильник. Разглядеть в слабо освещенном пространстве, правда, удалось немногое. Больше приходилось домысливать.
По колонне со светильником тонкими струйками сбегала вода, и было, похоже, будто барельефы оплетены маленькими сверкающими змейками. Сверху капало. На платформе и на путях поблескивали лужи. Видимо, из-за взрыва перехода была повреждена гидроизоляция, и теперь сюда просачивались грунтовые воды. Однако станцию не затапливало: вода растекалась по путям и находила выход где-то под щебенкой.
Вся Ворошиловская была облеплена копошащейся массой. Станция казалась сложенной из живой муранчи. В тусклом размазанном пятне света терлись друг о друга хитиновые панцири, шевелились крылья и лапы гигантских насекомых.
Трупов видно не было. По крайней мере, в том месте, которое освещал огонек масляной лампадки. Зато колонну, на которой находился светильник, украшали темные потеки, которые вряд ли могла оставить вода. А вот кровь — запросто.
«Неужели всех сожрали?» — с ужасом подумал Илья. Нет, такое количество людей не могло исчезнуть бесследно. Остались хотя бы обглоданные скелеты, обрывки одежды… Скорее всего, муранча просто расчистила станцию от трупов. Но для чего? Или для кого?
Под сводами «Ворошиловки» перепархивали туда-сюда десятки тварей. Стонал воздух, разрубаемый длинными жесткими крыльями.
— Рух-рух-рух-рух. Рух-рух-рух-рух…
И слышалось звонкое, нервирующее:
— Чири-хи-чири-хи. Чири-хи-чири-хи…
И утробное, пугающее:
— Ухш-шух-ухш-шух. Ухш-шух-ухш-шух…
Какая-то тварь, пролетавшая мимо колонны с лампадкой, задела светильник. Тот качнулся. Затрепетал одинокий огонек. Заплясали по стенам чудовищные переплетения теней. Слабый отсвет достал до противоположного конца зала. Мазнул по краю платформы.
И Илья, наконец, разглядел, откуда идет гулкий и незнакомый звук. Звук доносился с полузатопленных путей, на которых…
Невероятно!
Там, во всеобщем шевелении и копошении муранчиного племени, выделялось нечто живое, но отличное от прочих мутантов. Нечто огромное, гусеницеподобное, медленно вздымающееся и столь же неторопливо опадающее.
Стоп-стоп-стоп! Илья вспомнил, что наблюдатели с Сельмаша видели, как муранчиный рой переносил по воздуху некую огромную гусеницу. Неужели это она и есть?
Что ж, теоретически, муранча могла дотащить того монстра до метро. И гусеница-переросток могла заползти под землю через открывшиеся после диверсии Тюти орджоникидзевские гермоворота. Да, в такие широченные ворота она бы, пожалуй, пролезла. И добраться до Ворошиловской по тоннелям метро вслед за передовыми отрядами муранчи или с их помощью гигантская гусеница могла бы тоже. Но зачем?
И почему муранча до сих пор не сожрала такого жирного аппетитного чужака?
Огонь светильника качнулся еще раз. Глаз снова различил что-то округлое, блестящее то ли от водяных капель, то ли от выделений, что-то поднимающееся над краем платформы… Форму и размеры существа определить было трудно. Нельзя было даже понять, разместилось ли оно на станции целиком или только частично высунулось из туннеля.
— Вы видели? — раздался сдавленный голос Алексея Кирилловича. — Ведь это же…
— Тихо, — шикнул на него Казак.
Но энтомолог уже не мог совладать с волнением.
— Это же их матка! Муранчиная «королева»!
Матка? «Королева»? Ну да, конечно! Это могло бы все объяснить. И то, что муранча таскает этого монстра с тобой, и то, что не пожирает его, и то, что запихивает на время зимовки в укромные тоннели ростовского метро. Гигантская гусеница, правда, мало походила на обычную муравьиную матку. Но ведь и притащившие ее мутанты — тоже не простые мураши. Впрочем, толком поразмышлять на эту тему Илье не удалось.
Кажется, их услышали.
С верхней части освещенной колонны — откуда-то с теряющейся во мраке раскидистой барельефной капители — сорвалась муранча. Стремительно приближающееся темное пятно на миг закрыло обзор. Мелькнули крылья. Растопыренные лапки насекомого…
Потом — удар в люк. Сильный удар, заставивший людей отпрянуть и отозвавшийся гулким звоном по всей станции.
Задетый муранчинным крылом светильник упал, разбился и погас. Ворошиловская потонула во мраке.
— Назад, — процедил Илья. — Нас заметили.
И точно. По люку грянул еще один удар. И еще… Шелест крыльев заполнил станцию. Муранча снова и снова бросалась на ненадежную преграду.
Похоже, они не на шутку разворошили этот муравейник.
Казак включил фонарик. Не думая больше о скрытности и осторожности и уповая только на скорость, они выбирались из технического хода.
Сзади яростно билась о люк муранча. С потрескавшегося потолка на головы снова сыпалась земля. Пыль забивала глаза, нос и рот. Луч фонаря выхватывал пугающие переплетения кабелей и труб.
* * *
Они вывалились на Пушкинскую грязные, ошалевшие и перепуганные. Эхо доносило из темноты гулкие звуки ударов и скрежет жвал о железо. Муранча рвалась в погоню.
Возле хода уже толпились встревоженные люди. «Красные», «синие» — все вперемежку.
— Что там? — послышались вопросы. — Что случилось? Муранча?
— Нужно завалить ход! — выпалил Казак. — Немедленно взорвать к едрене фене!
— Погодите-погодите, — замахал руками Алексей Кириллович. Глаза энтомолога горели. — Там же матка! Поэтому муранча так возбудилась. Она просто защищает свою «королеву».
— «Просто»?! — взорвался Казак. — Так тем более нужно закупорить ход! Пока всех нас здесь «просто» не сожрали!
— Нет, нет, вы не понимаете! — яростно замотал головой Алексей Кириллович. — Если мы сейчас окончательно отгородимся от красной ветки, то не решим, а лишь усугубим проблему. Муранчиная «королева» появилась на Ворошиловской не случайно. Видимо, темная, влажная и теплая станция идеально подходит для родильной камеры.
— Хотите сказать, муранча будет там размножаться? — вмешался в спор Илья.
— До зимы у нее полно времени. Тварей станет еще больше.
Казак выругался сквозь зубы.
— Есть какие-то предложения, Алексей Кириллович? — спросил Илья.
— Есть, — кивнул энтомолог. — Нужно вернуться на красную ветку.
— Что?! — Казак удивленно вытаращил глаза.
— Вернуться и уничтожить матку.
Повисла пауза. Люди молча смотрели на Алексея Кирилловича.
— В обычном муравейнике «королева» является смыслом существования колонии, — быстро-быстро заговорил тот. — Погибает матка — погибает весь муравейник. И есть все основания полагать, что без «королевы» сообщество муранчи тоже либо распадется и вымрет, либо отправится на поиски новой матки. И в том, и в другом случае колония покинет метро.
Илья и Казак переглянулись. Возможно, энтомолог был прав. Возможно, это был их шанс. И очень возможно, что единственный.
Казак опомнился первым.
— Придется возвращаться на Ворошиловскую. Кто со мной?! — Луч фонаря в его руке полоснул по лицам.
Обступившая их толпа отшатнулась от света, как от пулеметной очереди. Желающих лезть в логово тварей не было ни среди «красных», ни среди «синих».
— Да быстрее же! — торопил Казак. — Решайтесь!
Луч фонаря метался по кругу. Люди закрывали лица и отводили глаза. Из технического хода доносились отзвуки глухих ударов. Крылатые охранники муранчиной матки все еще ломились в запертый люк. И вряд ли он удержит их надолго.
— Мы должны добраться до муранчи первыми! — взывал Казак. — Пока она не добралась до нас!
Илья молча подошел к дыре, из которой так спешил выбраться. Сейчас здесь было пусто и темно: люди пятились от опасного хода. Фонари, свечки и светильники горели сзади — в толпе.
Илья снова заглянул во мрак, наполненный скребущими звуками и гулким стуком. Страшно было. Очень. Страшно даже смотреть туда, не говоря о том, чтобы снова вползать в эту могилу.
— Нет, Илюша! — раздался из темноты голос Оленьки. — Хватит. Не надо. Больше тебе идти туда не надо. Теперь это — верная смерть.
— Пап, не нужно, не ходи, — захныкал Сергейка.
— Я попробую, — пробормотал Илья. — Я должен. — Возможно, так он сумеет спасти и себя, и вместе с собой — их. — Должен…
— С кем вы разговариваете? — За спиной Ильи стоял Алексей Кириллович. Еще один доброволец.
Илья ничего ему не ответил.
— Мало! — звучал за спиной зычный голос Казака. — Этого мало. Нужны люди, умеющие обращаться с оружием. Нужны хорошие стволы. Нужны гранаты! Не тормозите! Кому-то придется идти, иначе подохнем все.
— Я пойду, — неуверенно сказал кто-то. И с секундной заминкой…
— Я тоже, — еще кто-то.
— И я…
— Кто еще?! Мы видели матку, значит, сможем расстрелять эту тварь, не спускаясь в Ворошиловскую. Ну?! Кто?! Еще!
В запертый люк на той стороне хода стучали, как в сигнальный гонг.
«Как долго выдержит крышка люка? — гадал Илья, заглядывая внутрь. — Это все-таки не сельмашевская туннельная перегородка. Да и взрыв ее здорово расшатал».
— Не надо, Илюша, не ходи! — все еще пыталась докричаться до него Оленька.
— Папа, папа, пожалуйста… — умолял Сергейка.
Ныло сердце.
Илья отошел подальше от черного отверстия в бетонной стене. Поближе к людскому гомону и свету. Так, чтобы не слышать больше голосов жены и сына. Жена и сын замолчали.
— Еще кто?! — орал Казак. — Ты?! Ты?! Ты?! Может быть, ты?!
* * *
Возле служебного хода топталось четыре человека. Всего-то. Оружие было только у двоих. Казак продолжал поиск добровольцев. Перед ним молча расступились передние ряды, и Сталкер толкался теперь где-то в задних.
— Кто еще?!
Луч фонаря бил в плотную массу людей. Но никто больше не выходил на зов. Люди жались друг к другу и прятались за спины друг друга.
— Кто?! Кто?!
Сноп света выхватил чью-то голову с надвинутым до самого носа капюшоном. Капюшон — большой, из толстой прорезиненной ткани, от сталкерского плаща. Лица в тени плотного тяжелого башлыка Илья не разглядел. Зато он увидел кое-что другое.
Человек в капюшоне поспешно, даже, пожалуй, слишком поспешно прикрылся от света рукой. В фонарном луче мелькнула изуродованная правая ладонь, на которой не хватало двух пальцев.
Илья застыл. Показалось?
Или все же нет?
Тютя Приблажный рассказывал о трехпалом человеке. Правда, еще Тютя говорил, будто тот человек мертв. Бред? А вдруг — нет? Что, если от фонарного света сейчас прикрывается восставший из мертвых Сапер?
Да хоть трижды восставший! Да хоть десятижды! Илья сжал кулаки. Если это действительно Сапер, он его не упустит. Он отправится за ним и в могилу, и в ад. И он поквитается с ним хотя бы там.
Илья забыл обо всем остальном. Сразу. Вдруг. Совсем.
— Стой! — Он вклинился в толпу. Рванулся вперед, расталкивая попадающих под руку «красных» и «синих».
Илья видел, как человек в капюшоне повернулся и отступил в темноту.
Фонарь Казака светил уже в другую сторону.
— Сто-о-ой! — во весь голос закричал Колдун, пугая толпившихся вокруг людей.
От Ильи отпрянули как от буйного. Его теперь сторонились так же, как и Казака. И это было хорошо. Очень хорошо, что толпа расступалась сама, что не приходится пробиваться сквозь нее с кулаками.
Илья бросился за едва угадывающимся в полумраке капюшоном. Капюшон удалялся. И непонятно было: то ли его обладатель проталкивается силой, то ли проходит сквозь толпу, как и подобает призраку. Вокруг шумело и гудело людское море.
— Колдун, ты куда?!
Чья-то рука вцепилась в плечо. Казак? Судя по голосу — да.
Илья не стал оборачиваться, боясь упустить из виду смутные очертания островерхого капюшона. Он просто стряхнул удерживавшую его руку.
— Без меня! — бросил Илья на ходу. — Я — пас!
И плевать, что о нем подумают. У него теперь появилось дело поважнее, чем вылазка в муранчиное логово. Ему теперь нужно догнать Сапера, по вине которого мертвы Оленька и Сергейка. Позарез нужно. Догнать! Ублюдка! Прямо сейчас!
И убить, если бывший начальник Аэропорта каким-то чудом остался жив. А если нет, если он мертв — все равно убить. Еще раз. Или хотя бы выяснить наверняка, что этот трехпалый в сталкерском плаще с капюшоном — не Сапер.
А все остальное — потом. Потом. Потом…
Люди, которых задевал и толкал Илья, вроде бы что-то кричали ему, но смысл доносившихся фраз куда-то улетучивался. Понимание ускользало.
Проклятый капюшон вот-вот растворится во мраке. И чтобы настичь его, требовалось приложить все силы и сосредоточить все свое внимание только на нем.
Илья отключил сознание от посторонних раздражителей. Он слышал теперь только стук собственного сердца, а сузившийся зрительный коридор незримой нитью соединил его со сталкерским капюшоном, то исчезавшим, то вновь появлявшимся впереди. Только нить эта была слишком ненадежной. Нить могла оборваться в любой момент.
