Глава 10
Нежданная гостья

В дверь подземной «квартирки», которую занимали Саша с Глебом, осторожно постучали.

– Да-да! – раздраженно буркнула Саша, которая решила освоить азы вязания и как раз пыталась создать первое свое творение – детский чепчик. Вот только вместо чепчика получался какой-то блин, и девушка стала убеждать себя, что это будет не чепчик, а миленький славный беретик. Ладно, пусть не миленький, пусть просто беретик. Ну, подумаешь, слегка скособоченный! Почти как у десантников – она видела такие на картинках. Только если ее вот так будут отвлекать, то и беретика не получится – выйдет в лучшем случае подставка под сковороду.

В дверь просунулась белобрысая голова охранника:

– Вы велели доложить, если Степан…

Вязание полетело в сторону. Мысли о чепчиках, беретиках и прочих подставках дружно покинули голову.

– Куда они летят? – вскочила Саша.

Вопрос не был праздным. Обычно, чтобы лишний раз не травмировать жителей, Стёпик с Марусей садились на берегу Сухоны, возле пристани. Но иногда, как, например, в прошлый раз, когда Саша почувствовала себя неважно, приземлялись и прямо в городе, поближе к собору.

– Мне передали, что к пристани. И летит один Степан.

– Один?.. – всполошилась Саша. – А что с Марусей?

– Не могу знать.

– Плохо, что не можешь, – проворчала девушка, мысленно обругав себя за это: откуда охранник и впрямь мог что-то знать о Марусе? Впрочем, сейчас всё выяснится. Саша набросила на плечи плащ и спросила: – А где сейчас Глеб, известно?

– Так точно, известно. В Резиденции Деда Мороза. Помогает с водопроводом для бассейна.

– Что, без него там помощников мало? Вечно его где-то носит! Тут жена практически рожает, а он… – Саша прикусила язычок. Да что же это такое? Почему она стала такой ворчуньей? Аж противно! Да еще и на охранника срывается. Тот, небось, уже Глебу не раз посочувствовал – какая тому стервозная дура досталась. И она, пересилив себя, улыбнулась: – Прости, Олег (хорошо хоть, имя парня вспомнила!), мы, беременные, всегда такие, не обращай внимания. Сходи, пожалуйста, в Резиденцию, скажи Глебу, что я Стёпика пошла встречать, а то разворчится опять… Тьфу! В общем, передай, ладно? И отправь ко мне пару патрульных; ведь если уйду одна, на меня тут же нападут три шайки бандитов, две стаи мутоволков, восемь бескрылых коршунов и один крылатый бурундук.

– А… разве бывают бескрылые коршуны?..

– Конечно. Ты не веришь? Спроси у Святой, она расскажет. Может даже показать. Одного, во всяком случае. Одну, в смысле. Но и одной тебе мало не покажется, обещаю.

– Да нет, я верю, – судорожно сглотнул охранник. – Я лучше к Глебу пойду. Можно?

– Нет, блин, нельзя!.. А кому я только что велела это сделать?!

На пристани было прохладно, от реки тянуло сыростью, тоненький плащ пронизывало злым осенним ветром. «Дура, – подумала Саша. – Знала, что к реке идешь, не могла теплее одеться?» Впрочем, то, что она увидела в небе, разом заставило ее позабыть о холоде. «Птеродактиль» находился уже близко, метрах в ста, и шел на снижение. И первое, что бросилось в глаза, поразило Сашу, была посадка «пассажира» – верхом на спине Стёпика!.. Нет, не Стёпика… Девушка протерла глаза. Да нет же, как бы ни были похожи Стёпик и Маруся, но уж Саша-то давно научилась их различать. И это была… да, это определенно была Маруся! И она несла на себе человека! Но такого просто не могло быть, ведь «птеродактильша» вообще к себе людей не подпускала! Да и без Степана она бы ни за что не полетела – уж, во всяком случае, сюда, в Устюг. Хотя, стоп!.. Саша вновь почувствовала холод, только теперь не от осеннего ветра. Этот ледяной холод возник у нее внутри и теперь быстро разливался по телу, покрывая кожу мурашками. Если Маруся прилетела в Устюг одна, то на это могла быть единственная причина: что-то случилось с ее крылатым другом, и она прибыла за помощью! А поскольку не умела говорить по-человечески, ей пришлось взять с собой «языка». Кстати, кто же это? На Венчика «всадник» совсем не похож. Вероятно, это кто-то из «диких»… Значит, с Венчиком тоже что-то случилось? Может, они со Стёпиком упали и разбились? Но Стёпик чувствует себя в небе, словно рыба в воде – чего ему падать? Разве что их… подстрелили!

Девушка испуганно пискнула, но тут же зажала ладонями рот. Не нужно раньше времени разводить панику, это очень вредно для Славика. К тому же Маруся уже садится.

Саша рванула к «птеродактильше» со всех ног, та даже попятилась. Но хриплый, скрипучий голос, очень, кстати, знакомый, осадил ее:

– Тпр-рру! Не балуй! Куды поперла? Чичас в реку свалимся!

Маруся замерла, испуганно вращая желтыми блюдцами глаз. А Саша наконец-то разглядела «седока», и, если бы могла, тоже завращала бы глазами, а так – всего лишь вытаращила:

– Матрена Ивановна!..

– Да уж не ведаю, я ли, нет ли, – проскрипела старуха. – На ентой кобылке шибко уж страшно кататься, себя не помню… – Тут она перевела взгляд на замерших в отдалении патрульных: – А вы што пнями встали, ироды? Пожилой женшчине слезти поможет кто, нет?

– И впрямь, что встали-то, как не родные? – насупилась Саша. – И вы бы еще дальше отошли, а то меня сейчас «птеродактиль» есть станет – вас кровью забрызгает.

Патрульные переглянулись и бросились к Саше. Заслонив ее спинами, они направили на Марусю стволы автоматов.

– Вы что, идиоты?! – взревела девушка. – Это что, специально для меня Святая вас подобрала? Умаялась, поди, – таких найти непросто.

– Так мы… это… – прогундосил один из них сквозь противогазную маску.

– Мы думали, это Степан, – забубнил второй, – а он в перечне благонадежных.

– А я у вас в котором перечне? – проворчала Матрена Ивановна. – Не в расстрельном?.. Ежели так, то скорей приговор сполняйте, а то я ужо всю задницу стерла.

– Так это… – уставились на Сашу патрульные сквозь стекла противогазов. – Она и в самом-то деле кто?

– Конь в пальто, – процедила девушка. – Вам уже было сказано: это пожилая женщина, которой нужно помочь спуститься на землю. Или забирайтесь к ней сами, чтобы документы проверить.

– А вдруг у нее их нет? – прогундел один из патрульных.

– Ага, – сказала Саша. – Как я раньше-то не догадалась? Вы ведь просто трусите к Марусе подойти. Что ж, придется невестке Святой, беременной, кстати, самой идти и ссаживать гостью. Пустяки, что я надорвусь, фигня, что у меня выкидыш случится – вам ведь за это Святая ничего не сделает, правда? Ничего не оторвет, ничего никуда не намотает, ничего ни на что не натянет…

Девушка уверенным шагом направилась к «птеродактильше».

– Не-еет!!! – в один голос завопили патрульные. – Александра Вячеславовна, стойте! Пожалуйста, стойте! Мы сами!

– Ладно, сами так сами, – остановилась Саша.

Но стоило патрульным приблизиться к Марусе, как та, вытянув шею и обнажив частокол зубов, свирепо на них зашипела. Патрульные попятились, жалобно поглядывая на Сашу.

– Твою ж ты кочерыжку! – сказала девушка и подошла к «птеродактильше»: – Маруся, ты чего? Не надо, это хорошие дяденьки. Ну, не особо хорошие, но уж какие есть. Они тебе ничего плохого не сделают. А если сделают, – обернулась она на миг к патрульным, – то тебе их даже кушать не придется, за тебя их охотно другие съедят. Пусть они ссадят Матрену Ивановну, ладно? А ты мне пока скажи: со Стёпиком что-то случилось?

Маруся вдруг так отчаянно-радостно замотала из стороны в сторону головой на длинной шее, что несчастная старушка, которая уже успела отвязаться, тревожно каркая, заскользила по чешуйчатой спине вниз.

– Ловите! – вытянув руки, бросилась к ней Саша.

Никогда еще патрульные не были так близки к испытанию перечисленных девушкой бед. Наверняка они мысленно уже успели прочувствовать, как Святая им что-то отрывает, наматывает и натягивает. А потому сотворили чудо. Вряд ли кому еще в мире удавалось совершить такой прыжок – в полной выкладке, с места, на три с половиной метра. Но у одного из патрульных это получилось (результат второго оказался на полметра хуже). Он поймал Матрену Ивановну, когда голову старушки отделяли от бетона причала сантиметра два, максимум три.

– Поставь меня на ноги, ирод! – проскрипела «ведьма», которую оцепеневший патрульный так и продолжал держать вниз головой, прижав к себе, как нечто самое дорогое в жизни.

– Не могу… – просипел тот из-под противогазной маски.

– Это еще почему? – удивилась слегка успокоившаяся Саша.

– Руки свело.

– Помоги ему, – кивнула девушка второму патрульному, странно раскорячившемуся вполуприсядку после прыжка.

– Ногу свело… – прогундосил тот.

– Твою ж кочерыжку! – сказала Саша, мельком с неприязнью отметив, что к ней откуда-то прицепилось это дурацкое ругательство. – Мне что, и впрямь Святая инвалидную команду подобрала? Вот уж спасибо, свекровушка!

Девушка подошла к первому патрульному и попыталась разжать ему руки. Ничего у нее из этого не вышло.

– Погодь, я сама, – прокряхтела Матрена Ивановна, затем что-то быстро, невнятно зашептала, и руки мужчины внезапно повисли плетьми.

Сама же старушка, ухватившись заранее за его ноги, не упала, а медленно съехала на бетон пристани. Она поднялась, покряхтывая, поводила вокруг взглядом, увидела свою клюку и попросила Сашу ее подать.

Девушка исполнила просьбу, а сама вновь спросила у «птеродактильши»:

– Так Стёпик жив?

Маруся снова затрясла головой, теперь уже сверху вниз, и Матрена Ивановна взмахнула на нее клюкой:

– Будет те мотаться-то! Сшибешь ить чичас в реку кого ни то! – Затем она повернулась к Саше и проскрипела: – Да жив твой дурень крылатый, жив! Обожди, примчится ужо – как он без своей крали-то, долго ить не утерпит.

– А почему он сразу не прилетел? Как вообще Маруся согласилась вас принести? И… зачем?

– Ты тоже угомонись-ка, тараторка! У мя ж не три головы, штоб тебе сразу всё сказывать.

– Так я же волнуюсь! – умоляюще сжала ладони девушка.

– А вот волноваться тебе-ка и негоже чичас. Робеночек ить тож заволнуется. Так што давай-ка вон в ту хибару отойдем да всё и обговорим, обсудим.

«Хибарой» старуха назвала небольшой домик, почти сарай, где несли вахту двое причальных работников – по совместительству и сторожей. Внешне они мало отличались от патрульных – те же защитные плащи, такие же противогазы, вот только автомат у них был один на двоих.

Поначалу работники категорически отказались покидать «хибару», сославшись на инструкцию, на что Саша с деланным удивлением сказала:

– Странно, я почему-то думала, что если по причалу разгуливает крылатый дракон, то инструкция приписывает хотя бы высунуть нос из каморки и посмотреть, не наделает ли чудище каких-нибудь бед на вверенной вам территории. А-аа!.. Вы, наверное, от данного факта сами уже наделали в штаны. Подгузники в служебный комплект не входят? Непременно передам Святой, что нужно пополнить вашу экипировку столь необходимым предметом.

– Нет-нет! – засуетились мужчины, а один из них чуть ли не на колени встал перед Сашей: – Не надо подгузников! Не надо говорить Святой! Мы просто не подумали, что дракон – это не по инструкции, там же про драконов не сказано. Но мы теперь поняли, что «посторонние лица» к драконам тоже относится! Сейчас мы его…

– Э-э! Стоп! – замахала руками девушка. – Не надо из одной крайности в другую кидаться. Маруся… дракониха, в смысле, – не постороннее лицо, это моя гостья. И Матрена Ивановна тоже моя гостья. Но вы ведь инструкцию всё равно свято чтите, вы же люди сознательные, о чем я Святой непременно доложу, так что идите и наблюдайте. Если вдруг что не так – сразу ко мне, не вздумайте в Марусю пульнуть, а то я вам так пульну – никакие подгузники не помогут. Всё понятно? Выполняйте!

Работников из «хибары» как ветром сдуло. Саша, попросив Матрену Ивановну подождать, тоже вышла на причал. Сначала она подошла к Марусе и, погладив «птеродактильшу» по треугольной голове (та ей это позволила, даже не зашипела, надо же!), ласковым голосом попросила посидеть тихо и мирно, дяденек не кусать и в воду не сталкивать. Затем она направилась к растерянным патрульным, которые при ее приближении заметно повеселели.

– А вы чего как неродные? – спросила у них девушка. – Руки-ноги отпустило? Вот и радуйтесь. Никто вас не тронет, стойте, где стоите, и всё.

– Мы должны защищать вас, – сказал один из них.

– Ну, так и защищайте, кто вам мешает? Если враг на меня нападет – флаг вам в руки. Лишь бы снова чего не свело.

– Так, а сейчас-то… Вы ведь там будете, нам не видно, что с вами. Нам рядом нужно быть.

– В этой каморке и двоим-то тесно, – фыркнула Саша, – вас еще там не хватало! Да и от кого меня там защищать – от столетней старухи, которая и ходит-то с трудом? К тому же мы с Матреной Ивановной – подруги. И вообще, нам пошушукаться нужно, по-женски, по-девичьи. Ваши уши там точно лишними будут. Так что у вас задача такая: стоять здесь и больше никого в эту халупу не пускать. Местных работничков – тоже. Кстати, проследите за ними, чтобы они Марусю не обидели. Если что – разрешаю легонько стукнуть. Но не стрелять! Даже в воздух. Напугаете Марусю – я вас сама стукну. Не легонько. Или Глеба попрошу.

Закончив с раздачей указаний и угроз, девушка вернулась к Матрене Ивановне. Старуха успела уже сбросить с единственного в каморке узкого дощатого лежака не первой свежести тряпки и расстелить чистую дерюжку, наверняка принесенную с собой.

– Разболокайся и ложись пузом кверху, – скрипуче проговорила она Саше.

– Зачем разболокаться? – прижала к груди руки девушка.

– Затем, што смотреть тя стану. Пошто я, думаешь, сюды приперлась – на страшилишше ентой покататься, што ль, удумала? Так я из ума-то ишшо не совсем выжила. Давай, не кочевряжься, чай я тя без одежки-то уже видала, не убыло ить ничо. И чичас не убудет, не боись.

– Но вы мне так и не рассказали, почему Стёпик с Венчиком не прилетели, и как вас Маруся до себя допустила?

– Прилетит твой Стёпик, сказано ж было! Про Венчика ли, Птенчика никакого не знаю, но ковой-то петух недоделанный ждал из деревни. Как дождется, так и прилетит, не боись.

– А Маруся?

– А што Маруся? Маруся твому Стёпику не чета – у ей ум есть.

– Так она ведь говорить не умеет!

– Это кто ж те сказал, она сама, што ль? Ежели она не по-вашему балакает, то не она дура, коли вы ее понять не можете.

– Ох, я ведь и забыла, что вы со зверями общаться умеете! – прижала ко рту ладони Саша.

– Не зверь она, – сурово проскрипела старуха. – Не чоловек, конешно, но и не зверь. Так што давай-ка енту тему закрывать, а пузо открывать. Погляжу, што там в тебе-ка за чоловек сидит. Али не чоловек, – добавила она едва слышно.

Но Саша услышала и побледнела.

– Не человек?.. Вы думаете, что…

– Ничо я не думаю! – рассердилась Матрена Ивановна. Скорее всего, на себя рассердилась за свой длинный язык, но тут же ласково зашептала: – Не слухай ты дуру старую, мелю, што ни попадя… Пошто там у тя не чоловеку-то быть? Ты ить не со зверушкой какой миловалась, а с мужиком, с мужем законным. Тока ить сама знашь, каков он, муженек твой – страшно́й да мохнатый. А хужее того, што велик шибко. А ну, как и робеночек большенький получится – как ты его рожать-то станешь? То-то и оно.

– Страшной и мохнатый?.. – побелевшими губами прошептала Саша. А потом, сглотнув, проговорила уже громко и внятно: – Ну и пусть он будет с шерсткой, пусть будет на Глеба похож, я его всё равно любить буду. Ведь Глебушку-то я люблю, пусть он другим и кажется страшным. Для меня он – самый красивый на свете!

– Худо ты меня слухала, – помотала головой старуха. – Любить-то ты его всяким станешь, то я и без тебя ведаю – сердечко у тебя шибко мягкое да доброе. Вот тока было бы кого любить, да кому… Тьфу ты, дура старая, опять мелю не знаю што!.. Вопчем, смотреть надобно, кто там у тя растет. И коли великан – мне-ка надоть роды-то принимать. Кады рожать-то?.. Ну, да я сама чичас узнаю. Разболокайся давай, кому говорено!

– В апреле рожать, – испуганно залепетала Саша, стягивая с себя одежду. – Если всё нормально… А как вы у меня роды примете? Мне ведь к вам лететь будет уже нельзя…

– Я тож зареклась уж было летать, и чичас-то думала пехом назад шкандыбать, да што уж… Коли ведьмой да Бабой-Ягой люди кличут, надобно соотвейтьствовать, привыкать. Вдруг да понравится – тады девочку Маруськину возьму на воспитание, им и парня хватит.

– Какую девочку? – опускаясь на лежанку, округлила глаза Саша. – Какого парня? Какой Маруськи?..

– А вон той, – мотнула в сторону двери головой старуха. – Какой ишшо-то?

– Она что, яйца уже снесла?! А кто же их сейчас высиживает?

– Каки ишшо яйца?.. – обалдела Матрена Ивановна. – Она те кура, што ль? Ну да, Степан-то, дуралей, как есть петух… Да тока по натуре, а не по организьму. По организьму оне, как и мы, внутрях деток носят. У Маруси двое ужо в пузе растут – девка да парень. Вот тока когда ей рожать – не уразумела я, всё ж не люди они, так што мож и зимой разродится, а мож, наоборот, к лету.

– А Маруся-то сама знает, что она беременная?

– Как ей не знать-то? Не дура ж безмозглая.

– А… Стёпик?..

– Вот тот и впрямь дурень.

– Ну почему вы так Стёпика не любите? Он хороший. Ну, запутался было немножко, но понял же всё… Но я сейчас не об этом. Он-то в курсе, что скоро папой станет?

– Откель ему знать, бестолковому?.. Ладно, ладно, не стану его боле гнобить, хошь ума в ём и впрямь не палата. Тока давай-ка, девонька, поперву тобой займемся. Ложися и лежи тихохонько, не шолохайся, покуда я дивагнозы ставить буду.

Саша легла на спину, и Матрена Ивановна, что-то неразборчиво пришептывая и приговаривая, стала гладить живот девушки, прикладывать к нему ухо, помазала его чем-то травянисто-пахучим, вновь принялась гладить, легонько надавливая то тут, то там…

Саша уже начала мерзнуть – каморка не отапливалась, а на дворе всё же стоял далеко не июль, – когда старуха, отстранившись от нее, наконец-то сказала с явно прозвучавшим в голосе облегчением:

– Вставай, одевайся.

– Так, а что у меня? – встрепенулась девушка. – Со Славиком всё нормально?

– Ну, рази што ненормально девку мужицким именем звать, а так ничо худого нету. Девка как девка. Шибко великой не вырастет, не боись. Сама родишь.

– Какая девка?! – подскочила Саша. – Что вы такое говорите? Там Славик, я же знаю!

– Енто она те сказала, што она – Славик?.. Ну, так и ты всем врала, что Сашок. В мамку девка пошла, видать.

– А вы не могли ошибиться? – едва не плача, спросила девушка.

– Я ж не дура, чай, ошибаться-то, – явно обиделась старуха. – А вот ты – как есть дура. Тебе радоваться надо, што робеночек здоровый, а ты…

– Ой!.. – села на лежанке Саша. – И правда, чего это я? Может, девочка еще и лучше. Помощницей мне станет, посекретничать будет с кем… Да и Глеб, может, девочке-то еще и больше обрадуется. Вот только я же в честь папы его… ее хотела назвать. А теперь как быть? Хотя… Есть ведь прекрасное русское имя – Ярослава. Ее ведь можно будет, пока она маленькая, Славой звать?

– Да хошь горшком зови, тока в печку не ставь, – всё еще обиженным тоном проскрипела Матрена Ивановна.

– Да вы не сердитесь на меня, – обняла ее Саша, – не сердитесь, пожалуйста! Я ведь и правда дура. Ну, не всегда, но как забеременела, так что-то сразу и поглупела… А вам спасибо большое-пребольшое! Вы такая хорошая, такая славная, лучше вас и нет, наверное, никого. Ну, кроме Глеба. И Ярославы… Я бы ей ваше имя дала, но ведь даже маленькую Матрену будет странно называть Славой, правда?

– Пусти меня, скаженная! – стала вырываться из Сашиных объятий старуха. – У мя ж косточки старые, переломишь все! – А когда девушка, испугавшись, разжала руки, добавила, с трудом пряча улыбку: – Подлиза ты хитрожопая. Ишь, запела как – «хорошая, славная»!.. Ишшо «баская» скажи. Ты мужику свому енто петь будешь да тискать его.

Не успела она это проговорить, как дверь в «хибару» распахнулась, едва не слетев с петель. На пороге стоял взъерошенный, с вытаращенными глазами Глеб.

– Что?! Кто?! Почему?! – завопил он, бросаясь к Саше. – Ты уже рожаешь?!

– Да нет пока, с чего ты взял? – целомудренно прикрыла девушка ладонями груди. – Судя по твоему виду и воплям – это ты рожаешь. Нет?

– А почему ты голая? И почему тут она?!

– А почему такая паника? – передразнила мужа Саша. – Что, нельзя уже Матрене Ивановне в гости прилететь? А то, что я голая, так не с мужиком же! Может, мне жарко стало. Если честно, мне эти твои допросы очень не нравятся. Обидно прям.

– Саша! – едва не снеся потолок, взмахнул руками Глеб. – Это не шутки! Ты беременная, тебе недавно было плохо, я волнуюсь, а тут такое!

– Да какое такое-то? – нахмурилась девушка. – Ладно, если без шуток, то Матрена Ивановна прилетела, чтобы меня осмотреть. Как раз, чтобы ты не волновался. Ну, и я тоже.

– Но мне передали, что прилетели Степан с этим… дозорным. А тут патрульные и еще двое каких-то хмырей целятся из автоматов в Марусю, Степана нигде нет, тебя тоже нигде нет…

– Что?! – забыв о стеснении, подскочила Саша. – Эти паразиты целятся в Марусю? Вот я им сейчас!..

Девушка рванулась к двери, но Глеб успел ее перехватить.

– Ты оденься сначала! Осень на дворе.

– Твою ж кочерыжку! – попыталась вырваться Саша. – Про осень он вспомнил! Скажи лучше, что мужики на дворе. И они там сейчас Марусю убьют!

– Да не убьет ее никто! Это я так сказал, что целятся, для красного словца. Они просто стоят и трясутся, вцепившись в свои автоматы. Почему, кстати, здесь только Маруся? Как она Степана одного-то отпустила?

– Это не она его, а он ее отпустил – Матрену Ивановну Маруся привезла. А ты тоже паразит, как и эти… «Для красного словца!..» А что беременную женщину пугать нельзя, это уже так, мелочи, да? Вот я тебе за это теперь ничего не расскажу, ни для красного словца, ни для зеленого.

– Сань, ну прости, – прижал Глеб к груди мохнатые руки. – Я и правда волновался очень. Сам перепугался, вот и не подумал.

– Ладно, разбирайтеся тутока, голубочки, а я домой полетела, – двинулась к двери Матрена Ивановна. – И, ежели што, – посмотрела она на Сашу, – сразу меня зови. Тока всё у тя ладно будет, не боись шибко-то. Да, и штоб Матреной не удумала называть, не то осерчаю.

– Не стану, Матрена Ивановна, обещаю. И спасибо вам еще раз за всё. До свидания. Счастливого полета!

Когда за старухой закрылась дверь, девушка принялась неторопливо одеваться. И пока она это делала, Глеб стоял с разинутым ртом и моргал так, словно пытался взлететь, надеясь на подъемную силу ресниц. Это ему не удалось, зато он сумел, наконец, выдавить:

– Но почему?.. Почему Матреной?

– Ерунда, – отмахнулась Саша. – Ты же слышал, что я обещала этого не делать. Я придумала другое имя, очень хорошее – Ярослава.

– Но я не понимаю! – взмолился мутант. – С чего ты вообще решила поменять ребенку имя?

Девушка окинула мужа полным искреннего разочарования взглядом.

– А ты догадайся с трех раз.